Дети Лилит взмыли ввысь и взяли курс на восход жёлтой звезды. Я устроился за ними и, окутав нитями своей сущности тело ребёнка, чтобы потоки воздуха его не беспокоили, лёг на текущие сквозь Мир Богов силы. Упыри летели, полагаясь исключительно на воздушные массы, потому наш полёт был не столь быстрым. Но меня это не беспокоило, так как торопиться было некуда. Лишь бы высший разум, о котором говорил Квит, оказался Творцом.
Упыри общались мысленно. Эвор внимательно, не перебивая, слушал брата о причине возвращения в земли Ра. Младшему сыну Лилит очень понравилось моё предложение об использовании опустевшего города. Ферма по разведению людей воодушевила ненасытного упыря и, предавшись мечтаниям о ближайшем беззаботном будущем, он был уже готов лететь хоть на край Света.
К брату Квита я испытывал чувство неприязни и чем больше наблюдал за ним, тем сильнее меня одолевало желание свернуть этой ненасытной твари голову. Не из-за того, что Эвор убил мать Ломиры – это удел хищника, а скорее по причине его безудержной ненасытности. Младший из упырей совершенно не стремился в отличие от своего брата контролировать жажду и являлся тем, кем должен быть с рождения, повинуясь пороку. Но Квит однозначно виделся недовольным доставшейся ему участью упыря и пытался подчинить жажду своей воле. В связи с этим братья настолько сильно отличались друг от друга, что создавали впечатление принадлежности к разным столпам Сущего. Обладая одинаковыми ипостасями, дети моей сестры оказались совершенно разными по духу. Словно плоть упыря для них – не суть, а клетка, наказание. Только один смирился со своей участью, став кровожадным убийцей, а другой противился и убивал только из-за необходимости остаться в живых. И единственное, что их делало братьями, так это предпочтение в пище. Оба охотились исключительно на своих более слабых прародителей. И ирония заключалась в том, что привычку поедать себе подобных Квит с Эвором унаследовали у своих же жертв, подаривших им жизнь и продолжающих её поддерживать ценой своей крови.
Лилит, породив упырей, оригинально пошутила то ли над людьми, то ли над самой жизнью. И я склонялся больше к первой версии, вспоминая, с каким наслаждением моя сестра пила кровь и с каким равнодушием относилась к человеческой смерти. Но, по сути, она посмеялась над Творцом и его замыслом, за что, возможно, и поплатилась своим бессмертием. Дый оказался прав, назвав порождений нашей погибшей сестры ошибкой. Но ошибкой всё же весьма забавной и поучительной для тех, кто осмеливается презреть жизнь. И причиной такой неосторожной и глупой насмешки над жизнью опять таки был порок.
Не страсть, а похоть поглотила Лилит и заставила предаться безумному, извращённому соитию, следствием которого стали летящие впереди меня упыри. Страсть должна всего на всего заставлять существа размножаться и не более того. Но, поглощая душу существа, заставляя его забыть о роде и законах продолжения жизни, страсть превращается в похоть, разрушающую разум, впрочем, как и другие пороки. Последствия печальны. Дети, как потомки выродков, становятся ущербными, вынужденными не жить, а влачить жалкое существование. Как Эвор, неспособный усмирить ненасытность, или, как Квит, постоянно борющийся с этим недугом, но всё равно вынужденный повиноваться своей жажде. Они ошибка… И, вспоминая слова таинственного голоса из Пустоты во время казни освобождённых мучеников ада, я чувствовал в душе, что обязан исправлять ошибки, причём не свои, а чужие. Это удручало. Я хотел жить, а не исправлять последствия чужих жизней. Я хочу жить! От этой мысли стало тепло. Я впервые осознал это желание. Возможно, благодаря миру, ставшему моим домом. И в этот момент понял, как устранить чужие ошибки, не прибегая к способам присущим палачу, уделу которого продолжал противиться.
Причина проступков разума кроется в его воле. Словно чья-то еле ощутимая сущность подсказала мне: каждое разумное существо само выбирает себе путь и соответственно, сбиваясь с него, само же и судит себя, решая жить или сгинуть. Быть может, Творец и воплощает свой замысел через души существ, но он не посягает на волю их разумов, позволяя им самим сделать выбор. Это право, наверное, вкладывается в разум всякой твари, рождающейся в Сущем. Только, чтобы жить, а не влачить жалкое существование, эту тайну необходимо отыскать в дебрях своего разума или раскрыть душу и внимать еле уловимому голосу мира, который, скорее всего, и подсказал мне эту истину.
Я взглянул на Ломиру. Она мирно спала, витая в своих снах. Глядя в её сущность, никак не мог понять, что заставляет обладателей столь чистых и непорочных душ, вырастая, отказаться от Света и предаться порокам. Ведь желание пожирать подобного себе упыри унаследовали явно от людей. Дети Лилит, конечно, не трапезничали друг другом, но всё же охотились на прямых родственников. Эту мерзкую особенность породила именно человеческая сущность, от чего люди были столь нетерпимы и богами Света, и демонами Тьмы. Наверное, столпы Сущего могут порождать не только жизнь, но и то, что способно её уничтожить. Возможно, верховные правители именно по этой причине запрещали связи между представителями Тьмы и Света. Но запретный плод сладок, и устоять пред ним невозможно, особенно под влиянием похоти. Подтверждением тому являлась спящая у меня на руках пока непорочная сущность человеческого отпрыска, способная стать отвергающим жизнь монстром. В это верилось с трудом, но увиденное жертвоприношение в каменном городе не оставляло сомнений. Скорее всего, именно Мир Богов подсказал тогда спасти эту девочку, чтобы я мог сам воочию увидеть превращение совершенного творения жизни в отвратительное чудовище смерти; как она, делая добровольно неверный выбор, сбивается со своего предначертанного пути и отвергает жизнь. И замысел об устранении ошибок прочно утвердился в моём сознании, давая чётко понять, что создавать никаких законов не надо. Закон уже есть и всего один. Его надо только осознать. И возродить ад необходимо в соответствии с этим законом.
От размышлений меня отвлекли резко спикировавшие упыри. Мы пролетели достаточно большое расстояние, но моим проводникам усталость была неведома, и я продолжил полёт на той же высоте, предполагая, что они вернутся. Только братья возвращаться не торопились. Они внимательно осматривали твердь мира и вскоре скрылись под кронами деревьев.
– Скоро восход Ра, – услышал я мысленное объяснение Квита своего неожиданного манёвра. – Нам надо найти укрытие, чтобы переждать день.
– Хорошо, – ответил я. – Встретимся следующей ночью.
Мы летели на восход, чем сокращали для себя продолжительность ночи, и от того наш путь требовал больше времени, чтобы достигнуть намеченной цели.
«Что ж, лететь к землям Ра будем ночами, а дни можно будет посвятить более тесному знакомству с этим удивительным миром, – сказал я себе. – Всё, что не происходит и как не складывается, только к лучшему».
На руках проурчала Ломира, давая понять, что скоро проснётся. «Однозначно, это прожорливое существо захочет есть!» – пробежала мысль. Надо срочно найти для ребёнка еды – и я стал снижаться, но постепенно, чтобы не причинить вреда своей хрупкой спутнице.
Начав плавное снижение, сразу обнаружил раскинувшийся на тверди огромный живой организм. Подо мной текла извивающаяся река с множеством притоков. Окинул её взором и был шокирован. То, что предстало предо мной, оказалось настоящим вместилищем жизни. С высоты оно походило на ветвистое дерево, растущее в плоти мира, неся по своим жилам воду, дающую возможность жить многочисленным тварям, чьё многообразие обескураживало.
Птицы, звери, насекомые, рыбы сбивали с толку своей неповторимостью и способностью уживаться друг с другом, находясь в гармоничном сосуществовании. Немыслимое разнообразие существ лишало возможности охватить за короткий миг их всех до единого, чтобы понять их отдельные, и, скорее всего, огромные роли, благодаря которым этот единый организм имел место быть. Насколько же скудны миры Тьмы и Света по сравнению с этим кишащим жизнью клочком Сущего! Его размеры были ничтожно малы, но он успешно вмещал в себе столь огромное количество форм жизни. Поглощённый любопытством я стремительно нырнул в этот не иссякающий источник жизненной энергии.
Достигнув речной глади, продолжил полёт над ней в поисках удобного места для ребёнка, чтобы оставить его, и окунуться в мир вечно кипящей жизни. Берега и часть водной кромки покрывались плотно растущими, разнообразными кустарниками и деревьями, не дающими возможности остановиться, заставляя лететь дальше. Словно они безмолвно предлагали удалиться, дабы я не беспокоил своим присутствием. Теряя терпение, ускорился и, покинув основную реку, полетел над первым попавшимся притоком. Здесь свободных от деревьев мест оказалось также немного, но всё же одно подходящее обнаружить удалось. Опустившись на твердь, положил ребёнка, освободив его от своих духовных нитей, и сразу же ощутил на себе множество настороженных взглядов.
Попав в утробу проглотившей меня жизни, я стал объектом её внимательного изучения. Она делала это мириадами глаз своих разумов. Чувствуя во мне чуждое существо, основная часть тварей поторопилась спрятаться, но некоторые проявили недюжинное любопытство и продолжали пристально рассматривать незваного гостя. Причём во многих, следящих за мной животных я почувствовал угрозу. Не к себе, а к ребёнку, который был беззащитен, являясь лёгкой добычей для хищников. Поэтому от мысли: оставить девочку наедине с затаившимися любителями плоти – сразу отказался. Находясь с ещё спящей Ломирой, окинул взором всю реку, несущую в своих водах огромную жизненную силу.
Пробравшись в её сущность, я распространился по всей водной плоти. Река, подобно порождению Тьмы с множеством щупалец, расползлась по тверди мира, пополняя себя из всевозможных источников. Как ненасытный упырь, эта водная система впитывала в себя каждую каплю воды, стекающую с заснеженных гор, выбивающуюся из чрева мира, падающую с небес. Только в отличие от тёмных тварей река вмещала в себя живительную влагу, чтобы жизнь не забирать, а напротив – отдавать. И делала это безудержно, с размахом, не жалея заключенной в себе животворящей силы. От того столь бесподобное творение и было полно благодарных тварей, живущих по тому же принципу, что и порождения Тьмы – выживает сильнейший. И твари старались быть сильными, хитрыми, изворотливыми, лишь бы доказать своё право существовать в этом вместилище жизни.
Закрадываясь в каждое живущее рекой существо, став неощутимой для него частью, я посмотрел на мир другими глазами. Превратившись в обладателя мириад взглядов, мой разум вспыхнул от втекающей визуальной информации. Поначалу я ослеп, но затем привык к многогранности видения и поразился, насколько не похожими могут быть взгляды на бытие. Мир предстал совершенно в незнакомом обличии и под другими ракурсами. Моя демоническая способность видеть позволяла полностью оценивать Сущее, а сейчас она разделилась на бесконечное множество картин, давая возможность разуму визуально прикоснуться выборочно к какой-нибудь исключительной черте окружающего мира, доступной только одному существу и закрытой для другого. Цвета и их оттенки пестрели, сводили с ума, пожирая разум своими немыслимыми переливами и смешиваниями. Индивидуальное строение органов зрения каждой твари дарило восприятие мира в определенном формате, весьма изысканном и чаще всего необычном, к которому приходилось некоторое время привыкать. Многие существа видели окружающую среду не одной картиной, а несколькими, благодаря чему контролировали большую часть пространства. Если я таким же образом контролировал Сущее по средствам постоянного восприятия тёмной души, то твари реки это делали, всего лишь пользуясь зрением. И это поражало! Насколько щедро мир одаривал своих жителей, чтобы они могли существовать в нём. В каждом организме чувствовалась заботливая рука Мира Богов, который холил и лелеял своих подопечных, постоянно их совершенствуя.
Все организмы реки вместе были подобны богам, так как могли осознать и ощутить не только окружающий мир, но и всю вселенную, посредством объединяющего их вместилища. И они чувствовали её, понимали. Это я ощутил всей своей духовной сутью, благодаря хлынувшим в неё чувствам, переживаниям, эмоциям. Даже ничтожное по размерам насекомое испытывало эти самые переживания, словно специально предоставляя мне возможность поразиться неповторимостью именно своего восприятия мира. И всё это благодаря душе, которой обладало каждое существо, являющееся частью вселенной.
