– Почему я тебе должен верить? – Ян недоверчиво повертел в руках камень.
– Не должен, – согласился дядя, – у тебя есть выбор. Ты можешь вернуться, а можешь остаться и сесть в тюрьму. Выбирай.
«Выбор есть всегда, – вспомнил Ран. – Даже если выбираешь смерть, это тоже выбор».
Ран секунду колебался и бросился к лестнице. Он быстро забрался на трубу, вставил камень и заглянул вниз. В дымоходе клубился то ли белый туман, то ли дым. Юноша сел на край трубы, свесил ноги вниз и прыгнул.
Глава 16.
Участковый задумчиво стоял над телом бомжа.
– Документов нет! – доложил полицейский, что прибыл раньше.
Демин бросил взгляд на труп и замер.
– А я его знаю, – задумчиво произнес участковый, – это Малыгин Сергей Петрович. И кто же тебя так?
Демин сел на корточки, оглядел бомжа.
– Одежда та же, волосы, но…– что-то во внешнем облике убиенного не нравилось участковому.
Демин надел перчатки и развернул руку бомжа. Пальцы неизвестного были в ссадинах, в заусеницах , а под ногтями грязь. Участковый сразу вспомнил, как Малыгин давал ему грязное, рваное свидетельство о рождении своего племянника. И руки у него тогда были чистые, ухоженные, аристократические. Такой резкий контраст невольно бросился в глаза и запомнился.
– Очень похож, но не он, – уверенно вынес вердикт участковый и встал.
– Почему не он то? – тут же заинтересовался полицейский.
Капитан только усмехнулся. Он не собирался ничего объяснять, так как, сначала нужно проверить. А то наговорит сейчас лишнего. На смех поднимут. И Демин поехал на квартиру к Малыгину.
Квартиру вскрывать не пришлось. Там находилась родная сестра Сергея Петровича – молодая женщина по имени Лиза. Участковый внимательно изучил паспорт сестры и только после этого решил сообщить тяжелую новость.
– Елизавета Петровна…. Ваш дядя, Сергей Петрович, умер.
Елизавета ничуть не удивилась.
– Я знаю, – ответила она, – еще три недели назад он умер в Новосибирске. Он там был в гостях у двоюродного брата.
– Как умер три недели назад? – не сдержал эмоций участковый.
– Ну, так. Инфаркт, сказали, – Елизавета решительно не понимала, в чем дело.
– Точно инфаркт? – Демин, словно гончая, почувствовал след.
– Да, – твердо ответила женщина, – я приезжала в Новосибирск, там же его и похоронили. Это точно мой брат. А что случилось?
– Да мы нашли похожего на вашего брата… Скажите, а паспорт вашего брата где сейчас?
– Как, где? – удивилась Лиза, – так ведь, в морге забрали.
– Забрали. Ага. Если что, я зайду.
И Демин отправился в участок думать.
Глава 17.
– Эй, ты! Что разлегся? Денег нет на ночлег? Пошел на улицу!
Кто-то ткнул Рана в бок. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу какой-то старой таверны. Юноша сел и посмотрел на пинающего его человека. Это был толстый мужчина средних лет, по виду – хозяин заведения. Трактирщик смотрел на юношу брезгливо, как на пьянчужку, что валяется на полу и мешает посетителям.
– А где я нахожусь? – Ран никак не мог узнать таверну. Она ему была незнакома.
– Пить надо меньше! В Таверне ты, – брезгливо процедил хозяин.
– Далеко до города? – Ран попытался задать нейтральный вопрос, чтобы узнать хотя бы город поблизости.
– Смотря какого… Что-то я тебя не припомню, – хозяин почесал в затылке.
Ран встал с пола и попытался улыбнуться. Все тело болело. И тут хозяин увидел ярко-зеленые глаза Рана.
– Так ты дэкас?! – он отшатнулся и даже слегка поклонился. – Простите, простите, – промямлил он и начал пятиться назад, приговаривая:
– Не понял сразу. Видать, дэкасы и через наш пригород едут в Таванлат. Да не иссякнет казна Дэтера! Да защитят его Боги!
– Дэтера?! – Ран чуть не поперхнулся. Это же четыреста лет до его рождения. Если только это не другой Дэтер.
– Да, Дэтера, – непонимающе повторил хозяин, – и детей его: Лиона, Тиаса и Диена.
– Диен… – задумчиво повторил Ран. Его сердце бешено колотилось. Он оказался не просто в далеком прошлом, а именно тогда, когда не было еще проклятия трона и короны.
Тогда, когда казалось незыблемым существование единой земли людей и дэкасов в Дэварнии.
Ран криво усмехнулся, встал и облокотился на стену – сводило живот, нога занемела – видимо, прыгнул он неудачно. Единственное, что обрадовало юношу, – это то, что он вспомнил родной язык и даже то, кто он. Но что касается мастерства, то память так и не вернулась. Да, он помнит некоторые моменты и совсем не помнит древнего наречия. Годы обучения просто выпали у него из памяти. И что теперь делать? На нем больничная одежда, и у него нет денег. Как вернуться в свое время? Ран, ковыляя, направился к хозяину таверны. Тот слегка поклонился и еще раз пробормотал:
– Простите, я не знал, что вы дэкас. Сидите, сидите, сколько захотите, – хозяин таверны еще раз учтиво склонил голову.
– А куда, вы говорите, дэкасы едут? – как можно равнодушнее поинтересовался Ран.
– В Таванлат. Нынче много турниров там. Самые сильные останутся при дворе и будут очень богаты. Как раз утречком обоз с товарами мимо нас туда идет, – хозяин выглядел удивленным. Как можно этого не знать?!
Ран посмотрел в глаза управляющему и почувствовал уже знакомое ощущение захвата контроля над другим человеком – легкое покалывание кончиков пальцев.
– Мне нужны одежда и деньги. Я все верну, – четко и тихо произнес Ран. Хозяин смотрел на него, не мигая.
– Возьми, – управляющий достал деньги и тут же забыл об этом.
Глава 18.
Рано утром Ран пристроился к обозу, идущему в Таванлат. На лошадь у него денег не было, и пришлось идти пешком. Оружие юноша также решил не покупать, а сэкономить деньги, данные ему хозяином таверны, на еду.
Через некоторое время пути Ран почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Юноша обернулся и попытался мысленно поймать его, но не почувствовал живого человека, словно перед ним была стена. Ран занервничал, липкий пот потек по спине, и накрыло ощущение опасности. Быстро маневрируя между людьми, он перешел вперед, но ощущение взгляда в спину не пропало. Тот, кто наблюдал, установил контроль издалека. Тогда Ран вышел из колонны и пошел в ее конец, чтобы неизвестный начал перемещение и выдал себя. Почти тотчас юноша заметил, что за ним, уже не таясь, перемещается всадник на черном коне.
Ран бегло рассматривал воина и пытался понять, кто он. Воин на коне одет обычно, как все: в зелено-коричневую походную одежду, никаких знаков отличия – ни лекарских нашивок, ни военных знаков, ни украшений, из чего юноша заключил, что это не князь и не лекарь, но также и не наемник королевской армии. Просто воин, как любой из них.
Лицо путник прятал под глубоко надвинутым капюшоном. Значит, дэкас. И что ему нужно? Ран усилием воли подавил тревожное чувство и попытался напустить на себя спокойную уверенность.
Воин тем временем подъехал к юноше вплотную. Ран поднял глаза и увидел ярко-зеленые глаза, такие же, как и у него самого. Это плохо. Он не просто дэкас, а сильный дэкас.
Юноша не смог отвести взгляд и, почти сразу, почувствовал головокружение, споткнулся и оперся на лошадь. Всадник наклонился и придержал Рана, чтобы тот не упал.
– Не паникуй. Вижу, память тебе основательно стерли. Кто? – тихим спокойным голосом поинтересовался всадник.
Ран решил ответить честно, тем более что незнакомец сразу увидел его проблему.
– Я не знаю. А кто вы?
Воин подавил смешок, словно его это забавляло.
– Не догадываешься?
Вот уж чего Ран терпеть не мог, так это ответ вопросом на вопрос.
– А должен? – вызывающе ответил юноша.
Всадник громко рассмеялся. Люди, идущие рядом, с любопытством посмотрели на него, но воин даже не удостоил их взглядом. Он выжидающе смотрел на Рана и, казалось, чего-то ждал. Юноша поднял на него глаза и тотчас почувствовал легкое прикосновение чего-то невидимого. Ран вздрогнул от прикосновения, и тотчас его тело обволокла невидимая пелена: мягкая, прохладная, усыпляющая. Юноша покачнулся и зевнул, но он также ясно чувствовал исходящую от пелены мощную силу, которая легко может его убить. Ран дернулся и инстинктивно попытался отойти в сторону от всадника, но тот тотчас остановил его, схватив рукой за плечо.
– Я не причиню тебе вреда, успокойся и расслабься, – прошептал воин, – вижу, мастером миража ты был или мог бы быть им. Тебе стерли память о мастерстве. Да и о себе ты помнишь немногое. И теперь тебе нужна помощь, так?
Всадник говорил мягко, спокойно. С ним сразу хотелось согласиться и подчиниться.
– Нужна. Но, возможно, не ваша, – Ран дернул плечом и сбросил руку воина.
Юноша был в смятении. Всадник был не просто дэкасом, он был очень сильным дэкасом. И опасным. Ран чувствовал себя беспомощным перед ним и понимал, что он от него не сбежит.
– Не доверяешь. Правильно, – всадник хмыкнул, – но мы договоримся. Скажем так, я помогу тебе, но и ты выполнишь услугу для меня. Идет?
– Вы ведь мастер миража? – наконец догадался Ран.
– Именно, – подтвердил всадник, – и я смогу помочь тебе. Я восстановлю тебе память.
– Какого рода услуга? – начал торг юноша.
Воин рассмеялся.
– Нет на тебе пятна убийства. Ты никогда никого не убивал, ни ради денег, ни ради мести. Так?
Ран настороженно кивнул, и хотел было уже что-то сказать, но всадник опередил его:
– Не беспокойся, убивать тебе никого не придется. Устроишься художником туда, куда я скажу. Только вот волосы перекрасишь в темный цвет, чтобы никто не думал, что ты мастер миража. Понял?
Ран кивнул.
– Сумеешь устроиться – скажу, что дальше делать. Когда выполнишь мою просьбу, восстановлю тебе память.
– Однако, вы же ведь можете не выполнить обещание, – ответил Ран и попытался рассмотреть лицо мастера под капюшоном, но увидел только нижнюю часть лица.
Легкая щетина – значит, воин в таверне не останавливался, а примкнул к обозу в пути. Случайно ли? Заостренный подбородок – умный, хитрый воин, от такого не стоит ждать таких примитивных приемов, как от наемника с квадратной челюстью. Тонкие, плотно сжатые губы – обычно, такие воины не шутят и бывают очень жесткими, даже жестокими. Ран задумался.
Стоит ли доверять тому, кто убежден, что все средства хороши для достижения своей цели? А если еще учесть, что всадник – не просто дэкас, а мастер миража, то в другое время он сам себе дал бы совет – не связываться и бежать, пока возможно.
– Думаешь о том, что в другое время лучше бы от меня убежать? – воин прервал мысли Рана.
Ран вздрогнул. Мастер смотрел на него и улыбался, словно читал его мысли.
– Ты же знаешь, как люди говорят: если дэкас о чем-то просит, лучше сразу подчиниться, – верно? Сейчас ты – почти обычный человек. Но я не стану настаивать. Если сейчас скажешь «нет» – я уйду, и ты никогда меня не найдешь. Скорее всего, так и умрешь здесь. Выбирай.
– Я согласен, – со вздохом ответил Ран, – и куда я должен устраиваться?
Мастер рассмеялся.
– Во дворец. И помни: на экзамене тебя будут провоцировать в разных направлениях. Прежде чем что-то сделать или сказать – думай, думай. Не лги. Говори правду, но не всю. Ты далеко не глуп. Ты должен получить эту должность.
– Во дворец?! Меня могут не взять. Я не настолько талантлив. И что тогда?
Мастер улыбнулся.
– Придворный художник должен быть не только талантлив. Все просто талантливые уже были и получили отказ, – мастер рассмеялся, – ну а если ты и этого не сможешь, то зачем тебе память о себе? Тихо умрешь в неведении.
Всадник коротко кивнул, показывая, что разговор закончен, и повернул коня в сторону, чтобы уехать.
– Почему вы не можете устроиться туда художником сами? – спросил Ран вслед.
Мастер придержал коня и обернулся. Лица его юноша по-прежнему не видел.
– Есть причина. Посчитаю нужным – объясню. И я сам тебя найду.
Он пришпорил коня и ускакал в ближайший перелесок. Ран проводил коня взглядом и подумал, что всадник заметил его где-то раньше и примкнул к обозу именно из-за него. Плохо это или хорошо?
Глава 19.
Все оказалось гораздо проще. Как раз ее величество королева искала художника, дабы он запечатлел ее семью для потомков. Ран пришел в здание казначейства. Именно там нанимали на работу в замок.
Служащий указал, куда ему идти, и Ран вошел в большую, почти пустую комнату с каменными стенами и толстыми колоннами. По залу сразу полетело эхо от шагов Рана, хотя тот ступал практически бесшумно. Юноша остановился, осторожно сделал шаг и прислушался. Тотчас шелестящий звук полетел к стенам и эхом прокатился по залу. Ран подумал, что с такой системой пола вряд ли можно пройти незамеченным по залам дворца и, если его задание состоит в том, что нужно что-то украсть, то он неминуемо попадется.
Ран дошел до стола, сел на деревянную лавку. Напротив него стояло пустое кресло. Харгвард – так называется должность того, кто набирает прислугу в замок, – еще не пришел.
Ран повертел головой и увидел в боковой стене приоткрытую дверь. Через нее был виден мольберт, пустой холст, краски и палитра. Юноша почувствовал волнение и даже немного страх. Именно там он будет сдавать экзамен.
– Вижу, дэкас. Имя? – неожиданно раздался голос с противоположного конца стола.
Ран вздрогнул, но повернулся спокойно, с достоинством.
– Ран, – ответил он и посмотрел на харгварда. Дэкас, несомненно, тоже дэкас. Кто бы сомневался.
Темноволосый зеленоглазый харгвард что-то быстро отмечал в бумагах. Ран попытался незаметно подсмотреть, но прочитать не смог. Харгвард писал шифром.
Юноша вдруг вспомнил, что у каждой важной касты служащих – свой шифр. Все шифры знают только король и судья. Дэкас оторвался от записей, посмотрел на Рана и улыбнулся.
– На языке дэкасов читать, писать умеешь?
– Да, – Ран решил не улыбаться в ответ.
– Кто учил?
Ран заранее продумал возможные вопросы и ответы, потому ответы составил короткие и точные, чтобы ни один из них не был ложью.
– Старый писарь. Мир ему.
Это было истинной правдой. Мама нанимала старого писаря, который учил Рана и его братьев письму и чтению. И писарь действительно давно умер. В его будущем, конечно. Ран подумал, что любопытно осознавать, что тот писарь здесь еще даже не родился. Но юноша быстро пресек мысли о будущем и сосредоточился на воспоминаниях о старом писаре: неизвестно, улавливает ли мысли этот дэкас, хоть он и не мастер миража. А если да?
Ран почтительно коснулся лба тыльной стороной ладони, сложенными пальцами правой рукой, потом коснулся своих губ и склонил голову в знак скорби об умершем. Харгварда, кажется, ответ устроил – он что-то пометил в бумагах и задал следующий вопрос:
– Кто учил рисовать?
– Никто. Я смотрел, как рисует отец, и учился сам из любопытства.
Харгвард приподнял брови и вдруг резко спросил:
– Кто был твой отец?
Ран был готов к этому вопросу. Нельзя отвечать, что он был мастером миража, хотя, строго говоря, он им и не был, так как сам не хотел.
– Дэкас. Он рисовал и продавал картины на рынке.
Это было правдой. Райот действительно продавал картины – остановленные миражи. Настоящий мастер никогда не станет продавать миражные картины. Как Ран и рассчитывал, харгварда ответ удовлетворил.
– Хорошо. Где живешь? Поселение и твой род?
Ран сосредоточился: это тоже трудный вопрос – ни в коем случае нельзя даже намекать, что он пришел из будущего. Юноша понимал: если узнают, что Рану известно о будущем, то допросы неминуемы. Понравится ли королю узнать о проклятии, смертях в королевской династии? Навряд ли.
– Жил я далеко. Отец умер, когда я еще мал был. Я почти не помню его. Мать – человек. Дом был в лесу, сейчас его нет. К знатному роду не отношусь. Родных у меня здесь нет.
Харгвард внимательно смотрел на Рана, пытаясь уловить хоть каплю лжи. Ран говорил правду.
– Правду говоришь, – наконец подвел он вердикт. – Ну ладно, сейчас придет натурщица. Краски, мольберт видел?
Харгвард посмотрел в сторону открытой двери. Ран кивнул. Нет смысла отрицать то, что он рассматривал, пока харгварда не было.
– Там три полотна. На одном рисуешь натурщицу в той позе, какую сам определишь, по пояс. На втором – портрет, на третьем рисуешь в полный рост, без одежды. Девушка должна быть узнаваемой и красивой. Понятно?
Ран медленно кивнул. Без одежды? Зачем? Неужели королева…
– Могу я спросить? Зачем…
– Не можешь. Видишь, свеча стоит? – резко оборвал его харгвард.
Ран повернул голову к открытой двери, посмотрел на массивную свечу в тяжелом подсвечнике у мольберта и кивнул.
– Вот как она догорит, так твое время истекло.
Глава 20.
Конечно, Ран был готов увидеть всякую натурщицу, но только не такую. Она оказалась невысокой, полноватой и очень молодой. И она не была красавицей, только огромные печальные глаза были по-настоящему красивы. Шнуровка на платье спереди утягивала грудь настолько сильно, что это было заметно. Зачем? Кроме того, ей самой было явно некомфортно в таком корсете, девушка двигалась скованно, лицо все время было недовольным.
Разглядывая ее, юноша пытался понять, почему именно такая натурщица. Зачем нужна такая юная девушка с проблемной фигурой и проблемным лицом? Нельзя было найти постарше и посимпатичнее? Как ее рисовать?
На одной щеке большая родинка, на другой – темное родимое пятно. Конечно, на картине все это можно убрать, но нужно ли это делать?
И тут Ран догадался и радостно улыбнулся: если он все недостатки уберет, то девушка будет красивой, но неузнаваемой. Если оставит недостатки, то она будет узнаваемой, но некрасивой.
Юноша усмехнулся про себя: значит, ищут художника, который сможет нарисовать красиво, но правдиво или, скажем так, улучшая оригинал в меру. Потому и натурщица такая, странная, скажем.
– Хорошее настроение указывает на понимание. Я прав? – заметил харгвард, увидев улыбку Рана.
– Надеюсь, – юноша подавил улыбку.
Харгвард подошел к свече и щелчком пальцев зажег фитиль.
– Время пошло, и я в соседней комнате, – сообщил он и вышел из помещения.
Глава 21.
Натурщица со скучным лицом встала перед Раном, опустив руки и плечи. Ее поза и лицо совершенно не располагали к рисованию. Ран подумал, что настроение девушки придется корректировать. Ну что ж, он знает, как это сделать.
Ран быстро оглядел помещение: огромное витражное окно, в дальнем углу – деревянная тумба, на полу валяются большой деревянный подсвечник на четыре свечи и скомканные в кучу шторы. Странный набор. Но ведь он зачем-то нужен? Юноша принялся быстро соображать.
– Окно северное. Уже хорошо, – прокомментировал он и бросил взгляд на натурщицу.
Девушка смотрела в окно с тоскливым видом грустной птицы, сидящей в клетке. У Рана мелькнула мысль, что она не натурщица, а девушка из таверны. Но вряд ли она шобонница, то есть, проститутка. Скорее всего, поломойка. Кто на нее польстится? Что ей пообещали за эту работу? Добровольно ли она тут? А если нет?
С этими мыслями Ран сходил в угол комнаты, принес тумбу и установил ее на некотором расстоянии от окна. Затем перенес мольберт так, чтобы он был между тумбой и окном, в стороне, но так, чтобы натурщица была под углом к нему.
– Как тебя зовут? – художник прервал тягостное молчание.
– Кея, – девушка чуть улыбнулась.
Юноша принялся готовить краски, а между тем заговорил с натурщицей.
– Красивое имя. Ты в Таванлате живешь?
– Да. То есть, нет, – запуталась девушка и занервничала.
Ран кивнул. Значит, он прав. А вот добровольно она здесь или нет – не его дело.
– Сколько тебе лет?
Девушка опустила голову и не ответила. Ну что ж, не хочет говорить – не надо.
– Я прошу тебя сесть сюда, – Ран указал на тумбу, – я тебя посажу так, как нужно мне. Постарайся не двигаться, пока я рисую, – юноша говорил спокойно, размеренно, успокаивая девушку.
Кея расслабилась, улыбнулась и села на тумбу, сперва грациозно, как полагается даме, но не молоденькой девушке. Ран только подметил это, как она, словно спохватившись, села как старая бабка или ребенок, свесив руки по бокам.
Ран усмехнулся, подумав, что она невольно себя выдала. Ее специально так учили садиться. И она старше. Уже хорошо. Для чего? Вывести художника из себя? Юноша поймал ее испуганный взгляд. Он ее не выдаст.
– Кея, представь себе прекрасный вечер, ты отдыхаешь и смотришь в окно. – Ран подошел к ней и, убаюкивая описаниями заката, ловко, едва касаясь руками, скорректировал позу натурщицы так, чтобы скрыть недостатки фигуры и подчеркнуть достоинства. Он выпрямил ей спину, сложил нужным образом руки и повернул девушке голову. Кея послушно, словно глина, под руками Рана принимала нужную позу.
Юноша отошел, посмотрел на девушку и подумал, что не хватает блеска в ее глазах и ей тяжело дышать в таком корсете. От стягивания спереди очень быстро заболит спина. Какой изверг это придумал? Ран решил ее тоже спровоцировать. Это было рискованно, но зато он кое-что узнает.
Ран подошел к девушке и начал сам ослаблять шнуровку спереди ее платья, но при этом старался не касаться ее тела. Кея в первый момент замерла, а потом вдруг схватила руки художника и прижала к пышной груди. Ран от неожиданности растерялся, но потом быстро пришел в себя:
– Не нужно этого делать, – юноша мягко убрал руки девушки и, все так же, с непроницаемым лицом, продолжил регулировать натяжение шнуровки, словно ничего не произошло.
Девушка чуть зарделась, она казалась удивленной и немного смущенной. Ран отстраненно подумал: а проделывала ли она похожий трюк с другими художниками? И как они реагировали? Кея не так проста, как он подумал вначале.
– Замри, – приказал ей Ран, наконец добившись нужного результата в ее позе.
Девушка послушно замерла, а юноша бросился к мольберту – он старался не упустить нежный румянец и удивленный взгляд. Натурщица смотрела туда, куда ей указал Ран, но думала она явно не о вечере и не о той части стены, на которую смотрела. Ран видел, как усиливается румянец на ее щеках, и подумал, что либо она очень впечатлительная, обделенная вниманием, либо это часть ее задания. И то и другое для него плохо.
Ему следует начать рисовать портрет и подумать, как себя вести, когда девушке придется раздеваться. Она вполне может сделать что-то неадекватное, и он должен быть готов к этому.
Ран отошел чуть от картины и посмотрел, что получилось. Да, он не прорисовывал детали – на это нет времени. Картина выглядит несколько размытой, однако девушка узнаваема: она сидит в трепетном волнении, с румянцем на щеках, родимое пятно скрыто тенью, большая родинка чуть уменьшена в размере и совсем не портит лица. Тон платья он сделал чуть светлее, и девушка смотрится нежной и очень романтичной на фоне однотонной темной стены.
Юноша кинул взгляд на свечу – прогорело больше трети. Пора приниматься за портрет. Большую часть времени он хотел оставить для третьего задания, так как пока не представлял, как ему рисовать и как на это будет реагировать Кея. Пускай она и старше, чем кажется. Что-то подсказывало ему, что тут возникнут сложности. Большие сложности.
Юноша решительно отставил нарисованную картину в сторону и подошел к натурщице. Девушка сидела, думая о чем-то своем.
– Встань, милая. Я перенесу тумбу в сторону, – мягко сказал Ран.
Натурщица поспешно вскочила и залилась румянцем. Юноша сделал вид, что не заметил этого. Он сходил за подсвечником с четырьмя свечами, поставил его чуть дальше от окна, перенес туда же тумбу и зажег свечи так же, как и харгвард, – щелчком пальцев.
– Кея, теперь портрет. Садись здесь. Смотри на свечи. Я прошу тебя подумать о том, кого ты любишь. Сейчас я поверну твою голову так, как нужно.
Ран повернул голову Кеи так, чтобы на переднем плане была часть лица с родинкой. Натурщица снова мечтательно задумалась, смотря на теплое мигающее пламя свечей.
Ран рисовал быстро, иногда прорисовывая детали, а сам продумывал, как поставить девушку так, чтобы скрыть недостатки фигуры.
Почти закончив рисовать, Ран отошел от картины и скептически посмотрел на свою работу: лицо натурщицы смотрится еще моложе, в глазах – задумчивая грусть, глаза подернулись слезой, на лице нежный свет от свечей, родинка слегка уменьшена в размерах и не смотрится ужасающе.
Ран бросил взгляд на свечу – та прогорела чуть больше чем наполовину, значит, пора заканчивать с этой картиной и приниматься за новую. Юноша поставил картину к стене и пошел за чистым холстом. Осталось последнее задание. Девушка заметила действия Рана, встала с тумбы и неожиданно с вызовом произнесла:
– Я не хочу раздеваться! Если ты хороший художник, ты меня нарисуешь и так.
Но Ран был уже внутренне готов как к сопротивлению Кеи, так и, наоборот, к излишней раскованности.