Было… Не было… Рассказы о юности…
Димка слушает меня без особого энтузиазма, но соглашается на эксперимент.
– Лучше бы, конечно, твои джинсы сварить, – ворчит он.
Варку решаем проводить у Димки завтра, пока его родители на работе.
Школу, соответственно решаем прогулять.
Утром делаю вид, что иду в школу, выхожу из дома и направляюсь к другу.
Штаны и куртку принес ещё вчера.
Димка открывает дверь и жестом приглашает идти за ним на кухню.
На плите огромная кастрюля, в такой мой дедушка варит кашу поросятам.
Вода в кастрюле бурлит сотней водоворотов. Душно.
– Надо робу подготовить! – поучает Димка.
Вяжем узлами рукава и штанины. Там, где не получается завязать узел, скручиваем материю и перевязываем толстыми нитками. Дедушка такими прошивает обувь.
Высыпаем в кастрюлю три пакета хлорки, от испарений становится трудно дышать.
– Мало, наверно, – Димка чешет затылок и морщит нос. Идёт в ванную и приносит какой-то флакон.
– Это «Белизна» – жидкая хлорка, – поясняет он и выливает весь флакон в кастрюлю, – Валёк сказал, что хлорки жалеть не надо.
Меня терзают смутные сомнения в правильности наших действий, и я очень рад, что в эксперименте не участвуют мои джинсы.
Димка продолжает колдовать над кастрюлей: льет туда уксус из бутылки, потом сыплет соль.
– Зачем соль? – спрашиваю я и, высунув голову в форточку делаю несколько глотков свежего туманного воздуха.
– Точно не знаю, – отвечает мой друг, перемешивая воду в кастрюле большими деревянными щипцами, – Думаю, что не помешает.
Мы опускаем одежду в кипящую воду, умудряемся при этом ошпарить себе руки. Ругаемся по-взрослому – матом. Выходим на балкон – отдышаться. Снова идёт мелкий противный дождь.
– Надо всё время перемешивать, – Димка ныряет в хлористый туман, полностью заполнивший кухню.
Делаю последний большой глоток воздуха, закрываю глаза и отчаянно следую за другом.
Врезаюсь ему в спину, он в это время ковыряется щипцами в кастрюле.
Нецензурная брань даёт понять, что он снова ошпарился.
– Извини, – говорю я, и тут же меня начинает душить жуткий кашель. Мне кажется, что мои лёгкие выворачивает наизнанку.
Димка кроет меня матом и почему-то не кашляет.
Оба выбегаем на балкон.
– А сколько ещё варить? – спрашиваю моего всезнающего друга, перестав кашляет.
– Валёк говорил не меньше четырех часов, – Димка дует на покрасневшие пальцы правой руки.
Я смотрю на часы, мы варим от силы минут двадцать. Блин! В таком темпе через пару часов мы станем полными инвалидами.
– Давай не будем так часто перемешивать? – прошу я своего технического руководителя.
– Давай! – с азартом соглашается он и снова дует на пальцы.
Мы плотно закрываем дверь в кухню, идем в Димкину комнату. Валяемся на диване и слушаем музыку.
Через час наше терпение заканчивается.
– Может хватит? – робко спрашиваю я великого изготовителя варенок.
– Наверно, хватит, – соглашается мой друг, – Запарился ждать уже, пойдем посмотрим.
Из-под кухонной двери ползут струйки пара и запах, от которого сразу хочется выпрыгнуть в окно.
Набираем полные легкие воздуха и, ворвавшись в кухню быстро снимаем кастрюлю с плиты. Тащим ее в ванную. Снова обжигаем пальцы о горячие ручки. Хотя вскоре замечаю, что обжигаю пальцы только я. Хитрый Димка обмотал ручку вафельным полотенцем.
Переворачиваем кастрюлю и выливаем воду в ванну, следом шлепается варенка, обдав нас фонтаном горячих брызг.
Снова кашляю от запаха хлорки, Димка не кашляет, только ругается. И опять нецензурно.
Открываем холодную воду, чтобы быстрей остудить продукт нашего эксперимента. Но ткань остывает очень долго. Снова, обжигая пальцы развязываем узлы и рассматриваем, что же у нас вышло.
– Очень симпатично! – смеется Димка, – Будет твой отец на шахте самый модный!
Я радуюсь, что не позволил сварить свои джинсы.
Штаны стали серо-буро-покарябанного цвета, с грязными белыми разводами на коленях и на поясе. Куртка приобрела такую же неповторимую окраску. На всю спину растеклось большое пятно, своими очертаниями напоминающее Советский Союз, как его изображают на контурных картах мира. Рукава выглядят так, словно по ним водили белильной щеткой, измазанной в побелке.
– Не думаю, что папа захочет в этом ходить, – говорю я, разглаживая остывающую ткань.
Димка открывает все окна, чтобы к приходу родителей выветрился запах хлорки.
Папа долго рассматривает штаны, потом так же долго куртку.
– А что, нормально вышло, – наконец говорит он, – Завтра на работу одену. Все равно в шахте через полчаса все черным станет.
Вечером приходит Димка. Под мышкой он держит какой-то сверток.
– Тебя что родители из дома выгнали? – шучу я, кивая на сверток.
– Не, выгнать не выгнали, – морщит нос мой друг, – но весь мозг вынесли за тот бардак, что мы оставили.
– Мы же вроде бы все убрали! – сомневаясь в своих словах, говорю я.
– Я тоже так думал! – смеется Димка, – Да ладно, покричат и перестанут. Я сказал, что к тебе с ночевкой. Пустишь?
– Пущу, конечно! – с кислой миной отвечаю я, в предвкушении очередной ночевки на полу.
– Меня Валёк научил, как шмотки красить можно! – глаза у моего друга загораются, как два маленьких фонарика, – Я уже и краситель анилиновый купил. Две таблетки. Давай завтра, когда твои на работу уйдут, мои техасы покрасим? Валёк сказал, что от «левайсов» не отличишь! У тебя же есть большая кастрюля?
За окном дождливая осенняя ночь медленно, с садистским наслаждением душит ленивый ноябрьский вечер. В динамике старенькой радиолы «Урал» похрюкивает «Модерн Токинг».
Димка храпит на моей уютной кровати.
Я ворочаюсь на неудобном ложе из подушек от софы и думаю, как бы отмазаться от покраски старых Димкиных штанов на моей кухне, в моей кастрюле…
Герой асфальта…
1
– Слыхал? – Димка растянулся на моей кровати, словно на своей собственной, – «Ария» пласт выпустила? «Герой асфальта» называется».
– Что пласт выпустила, слыхал, точнее в «Комсомолке» читал, – я, отодвинув его ноги, присел на краешек кровати, – А вот удастся когда нибудь его послушать, это вопрос. В наш город такие пластинки не доходят.
– Ну, не скажи, – Димка с хрустом потянулся и так сладко зевнул, что мне самому захотелось спать, – Вон «Черный кофе» год назад дефицитом был, а сейчас пласты валяются в магазине, никому на фиг не нужны. Все уже накупились.
– У «Кофе» новый пласт уже вышел, – я никак не мог справиться с зевотой, – в «Молодежном канале» Гробовников две песни включал. «Вольному Воля» и «Брожу по городу один». Одна на «Европу» похожа, другая на – «Бон Джови». Я даже записать успел, правда первая не с начала. Сейчас включу.
Я нажал клавишу воспроизведения на магнитофоне, и мой многострадальный «Маяк» со скрипом и свистом изрыгнул из своего динамика нечто похожее на музыку.
Димка наигранно сморщил нос и заткнул уши.
– Не надо! – резко сказал он, – Выключи, все равно ничего не поймешь. Когда ты себе нормальную аппаратуру заведешь?
Недавно Димкины родители купили ему новый магнитофон – кассетную «Ноту» и две колонки по пятнадцать ватт. Димка ранее слушавший музыку на скрипучей «Электронике» вдруг превратился в ценителя чистого звука. Он не упускал случая козырнуть новым магнитофоном, особенно перед теми, у кого аппаратура давно просилась на помойку. Как у меня, например.
– Папа обещал купить к дню рождения, – словно извиняясь, пробормотал я, – Дорого стоит, да и найти пока не можем то что надо.
– Ну-ну! – Димка ухмыльнулся, – Пока купят, ты все пласты убьешь своей моновской вертушкой. Хотя бы «Модернов» не крути пока…
Летом мама привезла мне из Болгарии две пластинки группы «Модерн Токинг», таких не было ни у кого в школе.
– Вот поедем на каникулах в Ленинград, – я мечтательно закрыл глаза, – может там получится купить пластинки «Арии» и «Черный кофе» новый!
– Я не буду пласты покупать, – отрезал мой друг, – я хочу кассет чистых купить, японских.
– Я буду покупать, если попадутся, – сказал я, – может еще повезет Цоя встретить!
– Нужен он тебе, – улыбнулся Димка, – Цой, как Цой. Встретишь, а дальше что?
– Ну, не знаю, – замялся я, – просто подойду, спасибо скажу за музыку, руку пожму. У меня вон в фотике пленка новая заряжена. Сфоткаю его, попрошу, пусть кто-нибудь нас вместе сфоткает. Это же Цой!
Димка фыркнул.
2
Питер встретил нас сырой погодой: серое низкое небо затянуто мрачными тучами, ветер гонит неуютные свинцовые невские волны. Всё это создавало ощущение какой-то обречённости.
– Не хотел бы я тут жить, – пробормотал Димка, кутаясь в пушистый разноцветный шарф, – сыро, холодно, брр!
Я молча смотрел по сторонам, цепко всматриваясь в лица и фигуры прохожих.
– Всё Цоя ищешь? – Димка усмехнулся, – Ну-ну…
Полдня автобус катал нас по историческим местам города-героя Ленинграда: Дворцовая площадь, Эрмитаж и знаменитые атланты, Марсово поле, Смольный, Аврора, Медный всадник. Всё это проплывало мимо меня, как во сне, и совершенно не интересовало.
Несколько раз мне чудилось, что я вижу высокого худого парня с азиатским лицом, одетого во все черное, и этот парень нес на плече черный чехол с гитарой.
Потом экскурсии закончились, и нам дали несколько часов на разграбление города.
Все разбежались по своим делам, Димка умотал на поиски чистых кассет, а я с несколькими ребятами пошел по магазинам грампластинок.
Три или четыре магазина не оправдали надежд, Цой тоже не хотел встречаться на моем пути. Хорошее настроение испарялось с каждым шагом.
Прямо перед нами возник большой магазин с вывеской «Мелодия». Это был последний шанс.
Я с трудом протолкался к прилавку.
– «Ария» есть?
– Классика на втором этаже, – сухо ответила пожилая продавщица.
– Нет, вы не поняли, – принялся я объяснять дремучей тетке, – Это рок-группа такая – «Ария» называется. У них пластинка недавно вышла. Я ее ищу.
– Нет у нас такой пластинки, – равнодушно ответила продавщица.
Я стоял посреди магазина и не знал, что мне делать.
– Парень, – кто-то дернул меня за рукав, – Ты «Арию» ищешь?
– Я!
Передо мной стоял странный тип неопределенного возраста, весь какой-то неопрятный и липкий. В его руках была большая хозяйственная сумка.
– Пошли на улицу, поговорим, – полушепотом сказал тип и зашагал к выходу.
Я потащился следом.
– Есть то, что ты ищешь, – сказал он, когда мы вышли из магазина.
– Что есть?
– Ты что, тупой? «Ария» есть! Надо?
– Надо!
– Так бери!
– Беру! Сколько?
– Четвертак!
– Сколько? Сколько?
– Двадцать пять рублей, чего не понятно?
Я застыл с открытым ртом. Конечно же было ясно, что за пластинку которую не найти в магазине, придется заплатить дороже, но не столько же!
Это же четвертая часть зарплаты моей мамы! И, наверно половина бабушкиной пенсии.
– А чего так дорого? – промямлил я, – Ведь в магазине пластинки два с половиной рубля стоят.
– Ха! – хохотнул тип, – Ты откуда такой взялся? Иди и покупай «Арию» в магазине, за два с полтиной!
Тип повернулся ко мне спиной, собираясь уйти.
– А можно на пластинку посмотреть? – спросил я, боясь, что тип сейчас уйдет и навсегда унесет эту бесценную для меня пластинку.
– Ты что в музее? – скривился он, – Покупай и смотри, сколько влезет. Будешь брать?
– Я – буду!
Рядом с нами стоял мой друг Санек, меломан еще тот. Разбуди его среди ночи и задай любой вопрос из области рок-музыки, особенно западной, получишь правильный ответ в течении двух секунд.
– Я буду брать! – Санек протянул липкому типу сиреневую купюру и получил в руки пакет с вожделенной пластинкой.
– Я тоже буду брать! – крикнул я, – и мне тоже давайте, вот деньги.
Я принялся совать в руки типу две десятки и пятерку.
– Убери свои бабки! – тип отмахнулся от меня, словно от назойливой мухи, – Нет больше пластинок, одна была, последняя. Приходи в понедельник, может, еще будут! Ха-ха!
– Ну, пожалуйста! – канючил я, – мне очень надо!
– Ну нет у меня «Арии», нет! – тип посмотрел на меня и внезапно сжалился, – Вон видишь мужик прогуливается на той стороне улицы, пойди спроси, у него вроде что-то было.
– Спасибо! – я, размахивая рукой, в которой были зажаты деньги, кинулся через дорогу, рискуя быть сбитым проезжающими автомобилями.
– Дайте! Мне! «Арию»! – задыхаясь крикнул я высокому бородатому дядьке с большой спортивной сумкой на плече, – Вот деньги!
– Тише, чего орешь? – испуганно зашипел дядька и принялся озираться по сторонам, – Чего тебе надо?
– У вас есть «Ария»?
– Есть
– Я беру! Давайте! Двадцать пять рублей?
– Да нет, дружище, двадцать пять у Виталика было, а у меня тридцать! И то последняя осталась. Следующая партия уже по тридцать пять будет. Берешь?
– Как тридцать? – я чуть не заплакал, ведь за этот пласт мне приходилось отдать почти все деньги которые у меня были.
– Вот так, дружище, вот так! Будешь брать?
– Буду…
Я добавил еще пятерку и отдал мятые деньги бородатому дядьке.
Тот сунул их в карман, усмехнулся и протянул мне пластинку, завернутую в газету.
– Держи!
Я хотел рассмотреть конверт такой дорогой во всех отношениях пластинки, поэтому принялся разворачивать газету.
– Прекрати и спрячь сейчас же! – шикнул бородатый, – Тут ментов, переодетых полно! Хочешь, чтобы тебя арестовали?
– За что?
– Потом узнаешь! Спрячь!
Я снова завернул пластинку в газету и сунул сверток в пакет. Друзья поджидали меня у дверей магазина.
Пришло время выдвигаться к месту сбора.
По дороге Санек заглянул в неприметный подвальчик, в котором расположилась приличная студия звукозаписи, и накупил там кассет с записями последних альбомов западных групп.
– У нас в городе такое через год только появится! – радовался он, – А тут! Вот повезло! Да еще и «Арию» отхватил! Недорого!
Я на оставшиеся деньги купил пластинку Саши Барыкина «Букет» и две пачки сигарет «Ленинград» в подарок папе.
Когда мы стояли у Московского вокзала и курили, к нам подошла женщина средних лет, одетая в джинсовую курточку на меху. Она попросила прикурить. Ее лицо показалось мне очень знакомым.
– Где-то я ее видел, – сказал я, когда женщина ушла.
– Ты чего! – воскликнул Димка, – Это же Тамара Максимова!
– Какая Тамара Максимова? – не понял я.
– Какая? Да та, что «Музыкальный ринг» ведет! – Димка хлопнул меня по лбу, – Вот ты, слепондя! Не удивлюсь, если ты и Цоя прозевал!
Я достал из газеты пластинку.
– Ух ты! – Димка выхватил драгоценный пласт из моих рук, – Я же говорил, что в Питере в магазинах все есть!
– Ага, в магазинах, – я осторожно вытащил пластинку из не очень чистых пальцев друга, – я за нее тридцатку отвалил. Родители узнают – убьют!
– Ни фига себе! – присвистнул Димка, – Я бы никогда такие деньги бы за винил не заплатил! Я кассет набрал, правда советских, но ничего, и они сойдут пока.
Через час мы погрузились в плацкартный вагон поезда «Ленинград – Ростов» и под мерный стук колес принялись рассматривать свои покупки.
Я вертел в руках конверт, читая все, что там было написано, и рассматривая фотографии музыкантов.
Выяснилось, что я до сих пор, не знал их имен. В газете писали, что гитариста зовут Владимир, а на пластинке было написано Валерий Холстинин, то же самое с барабанщиком: я считал, что его зовут Максим, но на пластинке утверждали, что это Михаил Удалов. (Справедливости ради надо отметить, что настоящие имена музыкантов Владимир и Максим. При оформлении конверта были написаны неправильные имена)
Вот так, если бы не пластинка, я бы так и продолжал заблуждаться в этом вопросе.
Правда, оказалось, что здесь записано на одну песню меньше: я не досчитался «Дай руку мне». Это немного огорчило меня, но еще больше огорчил Димка пришедший из соседнего купе.
– Дела! – возбужденно сказал он, – Гоша у цыганки рубашку купил модную, двадцать рябчиков отвалил, сейчас достал ее, хотел примерить, а в пакете наволочка лежит и дырки для рук прорезаны. Прикинь!
Я молча вздохнул и покачал головой.
– Да, – вдруг ухмыльнулся мой друг, – не хотел тебе говорить, чтобы не расстраивать, но видишь какие дела…
– Что еще?
– Да ничего, просто я читал, что на черном рынке часто пластинки подделывают.
– Как это?
– А так, берут пластинку Кобзона за полтора рубля, переклеивают бумажки с фирменного пласта, и все. Впаривают лоху, типа тебя, за бешенные деньги. Но ты не волнуйся, может тебе повезло, настоящий пласт продали. Ладно, пойду к девчатам в карты играть. Ты идешь?
– Нет, – теперь мое настроение было безвозвратно испорчено. Когда Димка ушел, я вытащил пластинку и при тусклом свете потолочного светильника принялся ее разглядывать, пытаясь найти следы клея или еще чего-нибудь. Но ничего не смог обнаружить, пластинка была идеально чистой. Однако поселившийся внутри меня червь сомнений точил меня всю дорогу, лишив покоя и сна. Уже подъезжая к городу, я немного успокоился, решив, что в любом случае у меня будет конверт от пластинки. А уж за сколько я его купил, это мое личное дело.
Домой мы приехали поздно вечером, почти ночью, но родители не спали.
После всех обниманий и поцелуев папа повел меня в мою комнату и щелкнул выключателем.
Я ахнул, на тумбочке стоял новенький проигрыватель «Вега 109», и такой же новенький кассетный магнитофон «Радиотехника».
У меня не было слов. Я бросился снова обнимать и целовать родителей.
– Это тебе ко дню рождения, сынок! – сказал папа – К шестнадцатилетию!
– Но ведь день рождения только через месяц! – удивился я.
– Если хочешь, давай уберем в шкаф, и подарим через месяц, – предложила мама, но увидев испуг в моих глазах, улыбнулась, – Шучу! Шучу!
Надо ли говорить о том, что в эту ночь я так и не уснул. С дрожью в руках я поставил на проигрыватель пластинку, доставившую мне столько волнений. И даже когда послышались звуки вступления к первой песне, я все еще сомневался. И когда отыграла первая сторона пластинки, я все еще сомневался. Только когда отзвучали последние аккорды «Баллады о древнерусском воине», только тогда я поверил в то, что пластинка настоящая. После этого я включил ее заново, надел наушники и прослушал еще раз, теперь наслаждаясь самой музыкой. Потом еще раз, еще раз и еще раз. Следом пришла очередь болгарских «Модернов», потом еще раз «Ария».
Потом наступило утро…
Хорошо!
Вот только жаль, что Цоя не встретил…
Гуковский козёл или Как забурить урок химии…
В школе стало модно играть в «козла». Это такая карточная игра. Причем все играют в настоящего «козла» – по восемь карт.
В народе эту игру называют – «Шахтерский козёл» или даже «Гуковский козёл».
Мы сидим в школьном дворе на скамейке и смотрим на разгуливающих по двору десятиклассниц. Они очень серьезны, ведут между собой неторопливые беседы и не обращают на нас никакого внимания.
Мы для них – малолетки.
Скупое апрельское солнце наконец расщедрилось, и сегодня впервые по-настоящему тепло.
До конца девятого класса осталось чуть больше месяца, потом условные экзамены, потом две недели военных сборов, потом – колхоз. А потом – целых два месяца честных каникул! Последних школьных каникул в нашей жизни.
Но это все потом, а сейчас вот-вот закончится большая перемена и начнется никому не понятная, никому не нужная, а оттого и не очень любимая, химия.
– Давайте химию забурим? – предлагает Леха, – Лучше в козла поиграем!
– А куда играть пойдем? – спрашивает Димка. Он единственный разбирается в химии, но идти на урок явно не собирается.
– Может на «поляну» пойдем? – говорю я, – Там скамейки и столик.
– Чтобы нас твоя бабуля спалила? – фыркает Саня, – А потом моей настучала, что я школу прогуливаю и курю!
– А ты не кури! – усмехаюсь я.
– Сам не кури! – огрызается Саня.
Мы смеемся. В начале девятого класса почти все пацаны в классе начали курить. Хотелось выглядеть повзрослее. И почти все бросили. Не понравилось. А Саня не бросил. Он втянулся и уже курит, как взрослый. И Леха не бросил. В нашей компании курят только они.
Моя бабушка живёт рядом с «поляной» (так называется детская площадка) и часто ходит мимо. Когда идет в магазин или, когда просто гуляет. Поэтому действительно есть риск, что она может заинтересоваться, почему ее любимый внук, вместо того чтобы грызть гранит науки, играет в карты в компании таких же обалдуев, которые мало того, что прогуливают уроки, так ещё и курят.
– Не, на «поляну» не пойдем! – заявляет Леха, – Вон, у Антохи мамка на работе, пошли к нему!
Антон на несколько секунд задумывается.
– Если в холодильник не полезете, как в прошлый раз, то пошли! – соглашается он после трех секунд раздумий, – И чур, на балконе не курить!
– Ты чего, Антоха? – смеётся Леха и подмигивает Сане, – Нужен нам твой холодильник, мы вон по три коржика слопали! Теперь до вечера есть не захочется!
– Курить не будем! – заверяет Саня и подмигивает Лёхе.
Они смеются.
Антон качает головой, но задний ход давать поздно.
Желающих забурить химию набирается шесть человек: Леха, Саня, Димка, Витёк, Антоха и я. Как раз три пары. Это хорошо, играть на вылет интересней.
Звенит звонок на урок. У нас есть отработанная схема бурения химии: учительница Анна Федоровна не впускает в класс никого, кто приходит после неё.
Мы стоим за углом и наблюдаем, как от учительской, слегка прихрамывая Анна Федоровна идёт через весь коридор к двери нашего класса. В одном руке – черная сумочка, в другой – классный журнал. Она идёт не торопясь, погруженная в свои мысли. Возле двери останавливается и оглядывается по сторонам.
Леха едва успевает спрятать свою кучерявую голову.
Анна Федоровна входит в класс, прикрывает за собой дверь.
Наш выход! Мы делаем вид, что очень спешим, и, запыхавшиеся, врываемся следом, забыв постучать в дверь.
– Можно, Анна Федоровна! – переводя дыхание спрашивает Леха. У него даже пот на лбу выступил. Вот артист!
– У меня часы остановились! – Димка стучит пальцем по стеклу своих электронных часов.
– Вон отсюда! – спокойно говорит Анна Федоровна.
– Ну, пожалуйста, Анна Федоровна! – канючит Саня, – Пустите нас! Мы больше не будем опаздывать!
– Вышли! Все! Вон! – не повышая голоса повторяет учительница.
Мы едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, выходим из класса. Дверь остаётся приоткрытой, Анна Федоровна с грохотом ее закрывает.
Беззвучно смеемся и быстро покидаем здание школы, чтобы случайно не нарваться на директора.
– Вы покурите по дороге, – просит Антон наших курильщиков, – чтобы не хотелось потом.
– Точно! – подхватывает Саня. Они с Лехой прячутся за огромный тополь и курят.
Антон живёт рядом со школой, только дорогу перейти.
– Не шумите на лестнице, – предупреждает он нас, когда мы входим в подъезд, – соседи услышат, мамке расскажут.
Дверь на первом этаже со скрипом открывается, на лестничную площадку выходит небритый мужик в грязной белой майке и обвисших на коленях трикошках.
– Привет, Антоха! – басит мужик, – а ты чего не в школе? Каникулы уже?
– Здравствуйте, дядя Слава! – заискивающе улыбаясь отвечает Антон, – Нет, до каникул ещё далеко! Просто я учебник дома забыл, вот на перемене прибежал!
Дядя Слава оглядывает нашу компанию мутными глазами.
– Ну-ну, – говорит он.
Мы поднимаемся на второй этаж.
– Теперь точно матери расскажет! – бубнит Антон, доставая ключи от квартиры.
– Алкаш какой-то, – говорит Димка.
– Не, ты что! – Антон делает круглые глаза, – Он с зимы не пьет! А раньше пил. Всем тошно было. А сейчас завязал. Только квас.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги