Философский калейдоскоп повседневности

Боль

«Чтобы жить «хорошо», человек не должен страдать – идеология тотальной анестезии постепенно овладевает всем западным обществом, и все обыденное пространство жизни оказывается в плену этой привычки не-страдания, равно как разнообразных искусств уклонения от встречи с болью и, следовательно, со смертью».

Стоит принять, что современное общество сегодня – это не только информационное общество, общество знаний, но в то же время оно является «обществом потребления». Рассматривать «общество потребления» сегодня считается моветоном, так как достаточно широко данную проблематику освещали философы Франкфуртской школы, постмодернисты и неомарксисты. Тем не менее, мы находимся внутри «общества потребления» и те тенденции, которые были описаны в трудах философских школ, указанных выше, требуют существенной доработки и переосмысления в результате совершенно новым скоростям развития общества, которые возникают в XXI веке. Мы можем наблюдать, что бытийственность общества модерн, которое предполагало следование определенным нормам и правилам, было ориентированно на принятие авторитетов, которые утверждались не сакрально, а в результате их объективных достижений в определенной области, создавало, так называемый образ «железной клетки», который был описан М. Вебером[13]. Данный образ уже в XX веке, начинает трансформироваться в концепт «резиновой клетки», так как было отмечено, что желание людей все больше направлено именно на удовлетворение своих личных форм досуга, авторитет и правила размываются, растет тяга к развлечением, возникает нежелание выходить из определенной области комфортного существования[14]. Тем самым мы можем наблюдать, что понимание своей боли, как следствие ощущение боли «Другого», определенная эмпатия к «Другому» вытесняется на задворки современного общества, и повсеместно применяется анестезия, к которой человек прибегает осознанно либо не осознанно при первичных признаках ощущения боли.

В архаическом обществе ощущение боли сопровождало человека повсеместно. Боль сопровождала человека дома, на охоте, в результате его наказания перед племенем. Боль граничила со смертью или являлась ее предикатом, в результате чего долгое время жизнь не рассматривалась отдельно от смерти. Сознание архаического общества, как и традиционного, было подвластно жесткой установке о нерасторжимости жизни и смерти, боли и ее избавления. Воздействие на человека за его проступок или вину, нарушение первых табу было совершенно именно в результате акта причинения боли. Будь-то племена Майя с их жуткими жертвоприношениями, публичными казнями в извращенной форме, ритуалами, когда у живых людей вырывали сердце на глазах тысяч наблюдающих, либо палачи с виселицами на Европейских площадях средних веков. Все это выглядело не только как спектакль, разыгрываемый власть имущими для демонстрации своей силы и неизбежности наказаний, данный акт прививал обществу определенное сознание неотвратимости телесного наказания, вплоть до полнейшего умерщвления за свершение определенного проступка.

М. Фуко в своей работе «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» писал: «Наше общество – общество надзора, а не зрелища. Под поверхностным прикрытием надзора оно внедряется в глубину тел; за великой абстракцией обмена продолжается кропотливая, конкретная муштра полезных сил; каналы связи являются опорами для накопления и централизации знания; игра знаков определяет «якорные стоянки» власти; нельзя сказать, что прекрасная целостность индивида ампутируется, подавляется и искажается нашим общественным порядком, – скорее, индивид заботливо производится в нем с помощью особой техники сил и тел»[15]. Тем самым причинение боли заменяется на акт надзора, надзора, который осуществляется представителями власти над заключенными не в результате физического причинения боли, а вследствие наблюдения за ними. В современном обществе в результате вживления данного концепта надзора, мы можем наблюдать создание определенного «послушного тела», в роли которого выступает сегодня не только заключенный, а мы с Вами, данная динамика будет рассмотрена во второй части.

Мы проследили, что феномен боли неразрывно включен в бытийственность человека от архаического общества, до современного. Интересен, тот факт, что в средние века существовали так называемые анатомические театры, где для зрителей демонстрировалась препарация человеческих трупов. Прозектор-хирург совершал манипуляции, а анатом комментировал происходящее. «В эпоху, незнакомую с анестезией, ремесло хирургов выступает как нечто преступающее все законы морали и человечности»[16].

Тем самым в средние века не только изучали строение внутренних органов. Мы видим, что верхушка общества владела человеком и после физической смерти, а именно: его трупом, и исследование его строения несли позитивное значение для общества. Сегодня значение роли хирургов тяжело переоценить они избавляют нас от боли, делают сложнейшие многочасовые операции, хороший хирург сегодня имеет высокий социальный статус в обществе. Но сейчас речь не об этом, мы наблюдаем, что с течением времени благодаря развитию медицины была применена анестезия для проведения операций, получены различного рода анальгетики для снятия спазмов, седативные вещества, которые успокаивают, снимают так называемую «внутреннюю» боль людей, которые имеют психические расстройства.

Таким образом, я бы хотел проанализировать ощущение боли, которое сопровождает человека в повседневности, не затрагивая пограничные состояния такие, как операция или другие вмешательства в его тело.

Ощущение боли навязывается нам повсеместно. СМИ работают и паразитирует на наших ощущениях, с экранов телевизоров, мониторов, радиоприемников нам постоянно демонстрируют негативные черты жизни в мегаполисе (как пример), того ритма, скорости, который он предлагает для своих жителей. В результате чего современный житель мегаполиса чувствует спазмы, ощущает тревожное состояние, испытывает различные проблемы, связанные с ЖКТ либо с потенцией и множество других примеров. Но выход предлагается моментально – это спасительная пилюля, которая мгновенно снимает ощущение боли: герой рекламного ролика, который секунду назад корчился от неприятной боли уже полон прежних сил и энергии и в прекрасном расположении духа спешит дальше по своим делам. Чудесное избавление от первичных симптомов боли, «не следует терпеть, не следует переносить и ждать, когда пройдет очередной спазм, просто примите волшебное лекарство… И все наладится!», гласит очередной рекламный ролик. Безусловно, в любое время болезнь рассматривалась как нарушение человеческой полноты, воспринималась его ущербностью, но в традиционной культуре, как и в обществе модерн главным лекарем для человека выступала природа, которая возвращала человека к его первоначальному проекту. Тем самым лекарственные средства, главной составляющей которых являлись растения и животные дополняли физическую полноту человека, возвращали его витальную сущность, человек и природа были неотделимы друг от друга. Сегодня мы видим, что задача современной медицины состоит в снятие первых признаков боли, а не в излечении человека, а делает это она уже не с помощью традиционных средств медицины. Для этой цели работает целая химическая промышленность, фармакологические заводы, которые производят множество лекарств уже на химической основе, а не на природном материале. Если в традиционном обществе лекарственные средства дополняли человеческую природу, то сегодня химически созданные лекарства вторгаются в плоть, снимая болезненные ощущения в одном месте, накапливаются в другом органе человеческого организма, принося ему вред (думаю, говорить о злоупотреблении лекарственными препаратами и анализировать тот вред, который они несут в данной статье не имеет смысла).

Тем самым болезнь можно рассматривать не только как физическое состояние человека, но и как социальный феномен, отношение к лечению которого отличается в исторических эпохах, и как следствие этого, понятия больного и здорового человека различаются не только в разное время, но и в различных культурах.

Так и понятие боли, которое было присуще традиционному человеку, отсылало его к различным модусам человеческого бытия, которыми выступали наслаждение жизнью, едой, водой, природой, родными и близкими людьми, то есть теми традиционными установками, благодаря которым человек идентифицирует себя с окружающим миром, следовательно, с «Другим» и с самим собой. Ощущение боли – есть опыт, который человек ставит себе на службу в течение всей своей жизни так как «опыт – вещь невыводимая»[17]. Опыт боли дает возможность анализировать и сравнивать различные ситуации жизни, переносить мужественно различные обстоятельства и удары, которые зачастую преподносит человеку жизнь. Повсеместная анестезия реальности как физического тела, так и его душевных составляющих рождает человека, который лишается витального ощущения себя, своей плоти. Повторюсь еще раз, я не имею виду тех состояний, когда человек действительно нуждается в лечении физически либо психически, но зачастую мы наблюдаем, что совершенно здоровый человек пытается избавиться от ощущения боли, от малейшего повреждения кожного покрова, спазма, головокружения. Думается, что феномен боли заслуживает отдельного большого исследования, но применимо к современному обществу, я бы хотел обозначить такой феномен, как медиа-боли, которые рождаются в современном человеке. Медиа-боли завладевают нашим сознанием, психикой, в результате чего рождаются различного рода зависимости. В современном информационном обществе боль является не только чем-то внешним и характеризуется не только физическим воздействием извне либо изнутри. Сегодня боль это нечто психическое, то, что поражает не только ситуации реальной жизни, но также и то, что рождается в результате влияния медиа на человека. «Отказ от любого страдания означает отказ от человеческих потребностей, оскуднение способностей чувствовать. Кроме того, это означает возвращение вспять процесса гуманизации, утверждение безразличия и бесстрастия»[18]. Боль имеет свое значение, она дает мне знать, что-то идет не так, она сигнализирует мне о том, что идет не так во мне.

Не правда ли опыт боли – один из самых традиционных переживаний человеческого сострадания и здесь я не имею виду мазохизм или садизм, я имею виду витальность живого, чувствующего, настоящего человека…

Героя отменить[19]

«Нашей литературе необходим сильный герой джек-лондонского типа, человек, не боящийся преград. У нас такого героя нет, а нам он необходим. Именно сильный, волевой человек, знающий, чего он хочет, и достигающий именно того, что ему надобно»[20]

В современном обществе мы можем наблюдать следующую тенденцию – это отказ от героя, я имею в виду витального, сильного, харизматичного, морального и настоящего. Герои прошлого давно забыты, настоящие герои находятся здесь и сейчас они молниеносно занимают вершины олимпа популярности и известности. Безусловно, собирательный образ героя (в древности пропагандируемый через мифы, саги, оды) сегодня невозможен, современный человек мыслит и живет именно здесь и сейчас. Для нас герой сегодня – это популярный актер, ведущий, блогер, музыкант, а главной преамбулой его востребованности должна быть его известность и актуальность именно в данный момент времени. Так же мы наблюдаем нацеленность на естественность, со стороны современного героя, так как он должен быть таким же как и все, только немного более удачливым в музыке, актерском мастерстве или в блогерстве. Он не должен иметь выдающейся силы, харизмы, он может, и даже наверняка должен быть обделен интеллектуально, так как для массы, которая оценивает его и присваивает ему статус героя, данный критерий возможно даже лишний. Его моральный облик так же не имеет никакого значения, главное он должен быть таким же как и Я, просто немного успешнее, так как нам некогда задумываться о том, что это имя, возможно, попадет в историю, нет, если он не актуален в данный момент, он не угоден. Герой прошлого[21] в своей акцидентальности вызывает непонимание у современного человека, устремление к высшей цели, прославление бережливости и аскетизма сегодня не востребовано. В результате этого, индивид воспринимает себя в качестве существа конечного, подвластного страстям, желаниям и, в конечном случае, смерти. Конечность бытия обусловлена осознанием того, что все современные изобретения были созданы, чтобы служить жалким потребностям людской плоти и всем исходящим из этого идеям.

Мартин Иден – герой не только литературный. Приведя в качестве эпиграфа слова замечательного советского и российского писателя, я бы хотел отметить, что сегодня герой должен присутствовать именно в настоящем. Он нам необходим, герой дарит надежду, он не только спасает, но и заставляет поверить в себя, в Другого, в нас. Настоящий герой не делает человека безликим, он озаряет и служит примером нравственного и морального, отваги, чести и достоинства. Таким героем сегодня, безусловно, адаптированным к современным реалиям, по-моему мнению, мог бы являться литературный герой Мартин Иден, который продемонстрировал бы на собственном примере, своими действиями, жизнью прописную максиму современности: современные достижения цивилизации не должны всецело приниматься людьми, так как они все дальше отдаляют нас друг от друга, создают пропасть непонимания и труднопреодолимые преграды. Наверное, так бы сказал наш герой сегодня, который являлся целостным человеком и был гуманнее и справедливее порядков царивших в обществе буржуа.

Мартин Иден, простой американский моряк, молодой, крепкий, который живет ради того, чтобы прокормить себя и иногда помогать своей сестре и племянникам, свои выходные он проводит в барах за кружкой пива, а после непременно прекрасное завершение вечера – это грандиозная драка. Джек Лондон рисует нам пример типичного пролетария, тяжелый труд которого заставляет проводить свой отдых в праздности и забытьи (вспомним К. Маркса[22]), он не имеет образования, никаких интересов, кроме работы, алкоголя и драк. На первый взгляд, он совершенно такой же как и все, но его меняет любовь к Руфи Морз («хрупкий золотой цветок») – девушке из обеспеченной семьи, и он дает себе слово измениться ради нее и завоевать ее расположение. Он решил для себя стать образованным, духовным человеком и попасть в круг буржуа, но по своей юности он заблуждается и переоценивает высшее общество: «Ему казалось, крахмальный воротничок – верный признак культуры, и он, введенный в заблуждение, верил, будто высшее образование и духовность – одно и тоже»[23], но к этому выводу он придет, к сожалению, очень поздно.

Вследствие волевого своего характера и целеустремленности он бросается в пучину знания, читает книги по философии, математике, этикету, решает полностью изменить свою жизнь, бросает пить, отказывается от старых знакомств, снимает себе отдельную комнату и читает, читает, читает, он жалеет из-за того что ему приходится спать по пять часов в день, так как это время он мог бы употребить с пользой, он засыпает с мыслью о Руфь и самообразовании. Он сильнейший, волевой человек, которого захлестнула любовь и тяга к прекрасному. Но средства к существованию заканчиваются очень быстро, и ему приходится снова уходить в море, по прибытии он узнает, что журналы платят приличные гонорары за статьи, поэмы и стихи, и он твердо решает стать писателем, чтобы быстрее выбиться в высший свет и завоевать Руфь. Он пишет, как сумасшедший, стихи, прозу, поэмы, оды, мясом мыслей и фактов для этого ему служит его большой жизненный опыт, несмотря на юный возраст, он побывал во множестве стран, видел ураганы и штормы, необитаемые острова. В его произведениях переплетаются его жизненный опыт, знания, подчеркнутые из книг, и неутомимая воля и стремление писать, завоевать расположение и любовь. Деньги и успех для него не цель – это его карт-бланш для того, чтобы его признало высшее общество, и полюбила Руфь, как равного себе. Он совсем исхудал, вместо того, чтобы покупать себе еду, он покупает марки и отправляет свои произведения во все известные и не очень журналы, он ждет признания, он верит в него, но, к сожалению, в него совсем не верит Руфь. Неважно, что в него никто не верит, над ним даже смеется единственная родственница, его родная сестра, но это не важно, в него не верит его любимая Руфь… Она советует ему заняться чем-то более серьезным, но дискутируя с ней на тему своих произведений, он не хочет верить самому себе: она интеллектуально явно слабее его самого, но считает, что образование – это главное мерило интеллекта и нравственности в их обществе. По крайней мере, она не видит ничего выдающегося в его произведениях. Но Мартин Иден – это не тот человек, который может сдаться на пути к своей цели. Он закладывает свои последние вещи в ломбард, чтобы купить марки и четыре килограмма картофеля и пишет, пишет и пишет, но деньги снова заканчиваются и ему приходится работать практически год в ужасающих условиях прачкой, по 18–20 часов в день. Очередное испытание воли для Мартина Идена, очередной предел, до которого дошел невостребованный писатель, он практически ломается в сложившихся условиях: «Но подумать удавалось лишь в редкие минуты. Жилище мысли было заперто, окна заколочены досками, а сам он – только призрачный сторож. Всего лишь тень»[24]. Но Мартин Иден не был бы тем, кем является, он снова восстает, возвращается к Руфь и пишет, пишет и самообразовывается. Его не признают, считают его произведения наивными и неубедительными, над ним посмеиваются, не воспринимают его всерьез, так как он не имеет высшего образования: «так с чего этот неотесанный моряк решил, что может быть писателем?». На обеде в доме Руфь он конкурирует со своими образованными оппонентами на уровне преподавателя института и студента первокурсника, он не понимает, как люди с таким образованием могут не осознавать тем разговора, которые поднимают те самые книги, которые они должны были читать. «Нужда, разочарование и непомерная напряженная работа издергали его, он стал раздражителен, и разговоры этой публики его бесили. И не потому, что он слишком сильно возомнил о себе. Узость их ума очевидна, если мерило – мыслители, чьи книги он прочитал»[25]. В один из таких вечеров он спорит с одним важным гостем, за что Руфь обижается на него. Мартин Иден разбит, Руфь его отвергла, рукописи не принимают в печать, он голоден и беден, но светлым лучом для него является знакомство с Бриссендоном, с которыми они становятся друзьями, их взгляды на общество буржуа идентичны. Так Бриссендсон говорит о них: «Гнилые души – это еще мягко сказано. В такой среде нравственное здоровье не сохранишь. Она растлевает. Все они там растлённые, мужчины и женщины, в каждом только и есть что желудок, а интеллектуальные и духовные запросы у них как у моллюска…»[26].