«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть III. Пермская духовная семинария начала XX века

265

Базаров Евгений Васильевич – персонаж романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». Лопухов Дмитрий – персонаж романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?»

266

Пермский научно-промышленный музей на ул. Петропавловской, 38.

267

Sit tibi terra levis! – по-латински «Пусть земля тебе будет пухом!».

268

В очерке «Павел Николаевич Серебренников» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор существенно переработал информацию о П. Н. Серебренникове, вероятно, не без влияния статей В. П. Бирюкова. Так, он включил в него следующие размышления:

«Этот шаг П. Н. [поступление в медико-хирургическую академию – ред.], определявший в дальнейшем работу его по линии гражданской, а не по линии духовной, был не просто переменой профессиональной линии, а свидетельствовал об отрыве его и уходе психологически-нравственно из сословия, из которого он происходил. Это была активная переоценка им своей социальной позиции. Свидетельством этого являются неоднократные критические замечания П. Н. в адрес русского духовенства, которые он иногда – кстати и некстати – делал при чтении семинаристам лекций по гигиене и медицине. Так, подчёркивая во многих случаях многодетность духовенства, он относил его к сословным чертам духовенства и трактовал эту черту как признак низкого культурного уровня этого сословия, признак чисто растительной жизни его. В 1909 г. я встретился с П. Н. на пароходе, направлявшемся в Казань. Когда я поделился с ним своим намерением поступить в духовную академию, он заметил: «лучше бы в университет». В этом замечании П. Н. нельзя было не прочитать его тезиса: если рвать с духовным миром, то рвать под корень, т. е. со своим сословным происхождением. Эту черту П. Н. необходимо учесть для понимания того противоречивого положения, в каком он был на работе в семинарии…» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 88-91.

Там же: «Школьные врачи обычно в учебных заведениях выполняли только узко врачебные функции и не участвовали непосредственно в учебном процессе наряду с учителями, являясь в этом отношении чужеродным телом. П. Н., в отличие от прочих школьных врачей, принимал непосредственное участие в учебном процессе: он читал лекции в пятом и шестом классах по гигиене и медицине. Особенно же значительной была его роль в воспитании семинаристов. Для авторитета его среди семинаристов имело большое значение то, что он сам кончил Пермскую семинарию около тридцати с лишним лет тому назад, был выразителем лучших черт семинариста прошлого и был свидетелем того, что семинария за всю свою историю не замыкалась в узкопрофессиональное учебное заведение духовного ведомства с подготовкой только лиц духовного звания, а открыла многим своим питомцам широкую дорогу для работы на самых разнообразных поприщах гражданских ведомств» // Там же. Л. 85-87.

Там же: «Как лектор по гигиене и медицине П. Н. находился в выгодном положении: среди богословских предметов, таких как гомилетика, литургика, догматическое богословие и пр., его предметы да ещё педагогика и дидактика были отдушиной, а самая форма преподавания им – лекции – были преддверием к обучению в высших учебных заведениях» // Там же. Л. 105-106.

Там же: «Нельзя не отметить воспитательную сторону его лекций. Семинаристы были в таком возрасте, когда половой вопрос для них был актуальным. Они или сами его поднимали перед кем-либо из своих учителей и воспитателей, или кто-либо из последних по какому-либо поводу затрагивал перед ними этот вопрос. … П. Н., конечно, не мог обойти этот вопрос, тем более, что он знал, что среди его питомцев тайно передавался из рук в руки, как «запрещённый плод» «Половой вопрос» Фогеля (Догеля?). Знал он и о том, что кое-кто из них читает и «Женщина и социализм» Бебеля. Он говорил о назначении половых отношений и о том, что люди, в отличие от животных, исказили назначение половых отношений как акт деторождения, и сделали половой инстинкт орудием наслаждений. Он предупреждал своих питомцев о том, что бы они никогда не должны смотреть на женщину как на предмет для наслаждения, а видеть друга, участника в создании семьи. Легко заметить, как высоко стоял П. Н. в глазах семинаристов по линии воспитания их в половом вопросе по сравнению с другими «воспитателями», которых нужно назвать «пошляками от богословия». [Автор, вероятно, имеет в виду А. П. Миролюбова и Т. П. Андриевского – ред.] // Там же. Л. 106-109.

Там же: «Противоречивость [положения П. Н. в семинарии – ред.] была и субъективной и объективной. Преподавание гигиены и медицины было введено их тех соображений, что будущему священнику, работающему в глуши, придётся встречаться с такими случаями в жизни, когда необходимо будет советом и делом оказывать помощь по линии гигиены или медицины. Таким образом, П. Н. volens-nolens [по-латински – волей-неволей (ред.).] становился участником профессиональной подготовки людей того сословия, от которого он оттолкнулся. Это противоречие как-то разрешалось, или компоненты его как-то «сосуществовали» в психологии П. Н. и поэтому и названо мною условно субъективным. Объективно противоречивое положение П. Н. в семинарии состояло в том, что деятельность его в ней приводила к противоположным результатам по отношению к задаче, которая перед ней ставилась: задача состояла в подготовке служителей культа, а деятельность его приводила к тому, что под влиянием его лекций многие семинаристы, наоборот, отталкивались от этой задачи. Своими лекциями П. Н. объективно агитировал за то, чтобы питомцы его именно не шли в служители культа. Это противоречие условно и названо мной объективным. Здравствующий по ныне профессор Пермского медицинского института, доктор медицины Б[огословский] И. С. признавался мне в том, что лекции П. Н. привели его к выбору для себя медицинской профессии. Есть основания полагать, что он в этом случае был не единичным, а типичным для многих выпускников Пермской дух[овной] семинарии. Известный уральский краевед В. П. Бирюков в краткой заметке, помещённой в его «Записках уральского краеведа» (Южно-уральское книжное издательство, г. Челябинск… 1964 г.) замечает: «Семинарское начальство, главным образом, ректор Добронравов, не особенно жаловали его, Павла Николаевича, за его вмешательство в общественную жизнь, за заступничество и защиту городской бедноты, за стремление просветить её, пробудить в ней чувство собственного достоинства». Но главным мотивом, по которому ректор Добронравов «не особенно жаловал» П. Н. было именно противоречивое положение и противоречивая деятельность его в семинарии. Семинария год за годом всё меньше и меньше выпускала кандидатов во священники, в чём в известной доле был «повинен» и П. Н. Добронравов, как передавали, в конечном счёте отстранён был от работы в семинарии за это его «преступление» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 109-114.

Там же: «П. Н. принадлежал к той группе русской интеллигенции, которая воспитана была на идеях русских революционеров-демократов и проводили эти идеи в жизнь. Но он отразил и в своём мировоззрении, и в своей деятельности те противоречия, которые присущи были русской интеллигенции, а особенно выходцам из духовного сословия. Главное противоречие состояло в расплывчатости и непоследовательности, расплывчатости взглядов, отсутствии чёткого мировоззрения и политической платформы, что и обнаружилось в революцию 1905 г. В семинарии был один случай, когда эта именно черта непоследовательности в своих действиях ярко обнаружилась у П. Н. Очевидно, по предписанию свыше учителя в 1906 или 1907 г. на первой неделе Великого поста говели вместе с семинаристами в семинарской церкви. Среди них не видно было только влившихся в коллектив учителей молодёжи, а из стариков выделялись В. А. Фаминский и П. Н. Странно было видеть его в этой обстановке так же, как если бы И. С. Тургенев в своём романе «Отцы и дети» изобразил бы Базарова на исповеди перед смертью. А было так!» // Там же. Л. 116-118.

Там же: «Ничто так не увековечивает память о человеке, как следование по его стопам. Известно, что семинаристы посещали музей, созданный П. Н., и это не прошло для них бесследно. Можно указать на многих из них, которые «заразились» через музей увлечением изучать историю своего края. Можно в этом отношении указать на целое семейство Богословских в Перми. С большим основанием надо думать, что уральский краевед В. П. Бирюков получил путёвку на свою профессию в этом же музее, продолжив дело Павла Николаевича Серебренникова» // Там же. Л. 119-120.

269

Можгинский Виктор Михайлович – сын диакона Вятской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1903 г. С 4 сентября 1903 г. преподаватель латинского языка в Пермской духовной семинарии // «Пермские епархиальные ведомости». 1908. № 32 (11 ноября) (отдел официальный). С. 251.

270

Дроздов Арсений Алексеевич – сын священника Симбирской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1903 г. С 21 августа 1903 г. преподаватель греческого языка в Пермской духовной семинарии // «Пермские епархиальные ведомости». 1906. № 27 (21 сентября) (отдел официальный). С. 438.

271

Струминский Василий Яковлевич (1880-1967) – сын псаломщика Каменец-Подольской губернии. Кандидат богословия Московской духовной академии 1903 г. В 1903-1907 гг. преподаватель церковной и библейской истории и истории русской церкви в Пермской духовной семинарии. Советский теоретик и историк педагогики, профессор (1926), член-корреспондент Академии педагогических наук РСФСР (1945), доктор педагогических наук (1961), в 1944-1967 гг. научный сотрудник Института теории и истории педагогики Академии педагогических наук РСФСР.

272

Книжный магазин Ольги Платоновны Петровской на углу улиц Покровской (Ленина) и Сибирской.

273

Морозов Николай Александрович (1854-1946) – русский революционер-народник, участник покушений на Александра II, до 1905 г находился в заключении в Шлиссельбургской крепости. Автор ряда книг, в которых пытался пересмотреть некоторые проблемы всемирной истории, в частности истории христианства. Его произведения подвергались резкой критике со стороны профессиональных историков и представителей других наук, его историческая концепция и методология исследования были признаны ошибочными. В конце XX века идеи Морозова нашли своё продолжение в так называемой «новой хронологии» – псевдонаучной теории радикального пересмотра истории, созданной группой авторов под руководством А. Т. Фоменко.

274

Последняя книга библейского Нового Завета «Откровение Иоанна Богослова» с описанием катаклизмов и чудес, предшествующих Второму пришествию Иисуса Христа на землю.

275

Н.А. Морозов в книге «Откровение о грозе и буре» (1907) сделал предвзятую попытку датировать Апокалипсис на основе астрологической интерпретации его образов.

276

Юлиан Отступник – в христианской историографии имя последнего языческого римского императора в 361-363 гг. Юлиана II (331/332-363).

277

Имеется в виду третий роман трилогии русского писателя, религиозного философа и общественного деятеля Дмитрия Сергеевича Мережковского (1865-1941) «Христос и Антихрист» – «Антихрист. Пётр и Алексей».

278

Бебель Август (1840-1913) – деятель германского и международного рабочего движения, марксистский социал-демократ. В своих сочинениях А. Бебель показывал, что церковь и государство в антагонистическом обществе выступают союзниками в эксплуатации народных масс, пропагандировал атеистические взгляды и рассматривал борьбу с религией как часть классовой борьбы пролетариата.

279

Ренан Эрнест (1823-1892) – французский философ и писатель, историк религии. В «Истории первых веков христианства» Э. Ренан отрицал Божественное происхождение Иисуса Христа, Непорочное зачатие Пресвятой Богородицы, Воскресение и Вознесение Христа.

280

Штраус Давид Фридрих (1808-1874) – германский философ, историк, теолог и публицист, который развивал теорию образования мифов и находил, что большая часть представлений об Иисусе Христе имеет позднейшее происхождение, пытался выяснить, из каких греческих, еврейских и восточных элементов составились эти представления.

281

Делич Фридрих (1850-1922) – немецкий ассириолог, автор книги «Вавилон и Библия», в которой утверждал, что многие ветхозаветные сочинения не Божественного происхождения, а заимствованы из древних вавилонских сказаний, в том числе, тексты о Сотворении мира и Потопе из Книги Бытия.

282

Осенью 1907 года.

283

Имеется в виду предмет «История и обличение раскола».

284

В очерке «Василий Яковлевич Струминский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора этот эпизод отсутствует.

285

Ушинский Константин Дмитриевич (1823-1871) – русский педагог, писатель, основоположник научной педагогики в России.

286

К очерку «Василий Яковлевич Струминский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автором приложена вырезка из газеты «Известия» № 172 за 23 июля 1967 года, в которой от лица Министерства просвещения СССР, Министерства просвещения РСФСР, президиума Академии педагогических наук СССР извещается о кончине на 88-м году жизни крупного учёного, педагога, члена-корреспондента Академии педагогических наук, доктора педагогических наук, профессора Струминского Василия Яковлевича и выражаются глубокие соболезнования семье и друзьям покойного (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 69).

287

Андриевский Тихон Петрович – сын священника Терской области. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1900 г. В 1900-1903 гг. наблюдатель церковно-приходских школ Северной Осетии; в 1903-1905 гг. настоятель Карсского собора и благочинный 1 округа; 30 января 1903 г. возведён в сан протоиерея; в 1903-1904 гг. председатель Карсского отделения Грузинского Епархиального Училищного Совета и наблюдатель церковно-приходских школ Карсской области; в 1904-1905 гг. окружной миссионер Карсской области; 27 ноября 1905 г. по прошению уволен за штат. С 14 июля 1906 г. преподаватель греческого языка в Пермской духовной семинарии; с 12 октября 1907 г. преподаватель логики, психологии, краткой истории и начальных оснований философии и дидактики в той же семинарии // «Пермские епархиальные ведомости». 1908. № 32 (11 ноября) (отдел официальный). С. 251.

288

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора указан 1908 г. Т. П. Андриевский пришёл в Пермскую духовную семинарию летом 1906 г.

289

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Для семинаристов, привыкших видеть своих преподавателей во фриках и сюртуках, как-то не привычно было видеть учителя в рясе, тем более, что вид у Т. П. выходил из ряда других носящих такую одежду: был он худой, «морной», как говорят в простонародье; лицо исхудалое, заострённый нос, впалые тусклые глаза; волосы прямые, без единого завитка. Он имел такой вид, в какой Эйзенштейн показал Ивана Грозного в момент коронации его в Успенском соборе, где в роли Ивана Грозного выступал Абрикосов. У него была какая-то крадущаяся походка и тихий голос. Он имел вид не то исхудалого по условиям жизни человека, не то – подвижника, подвергшегося себя самоизнурению» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.-124.

Автор упоминает советского режиссёра театра и кино Сергея Михайловича Эйзенштейна (1898-1948) и его фильм «Иван Грозный» (1944-1946), в котором А. Л. Абрикосов играл роль боярина Фёдора Колычёва, а роль Ивана Грозного играл Н. К. Черкасов.

290

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Раньше в этой школе были отдельные учителя, не из состава семинарских педагогов, но на этот раз, по-видимому, в целях дополнительной нагрузки заведывание школой и преподавание в ней переданы были Т. П. Андриевскому, что, конечно, нужно признать очень целесообразным с точки зрения постановки в семинарии дидактики» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.

291

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «К этому времени [приезду в Пермь из Казани – ред.] им была уже написана повесть «Архиерей», в которой он изобразил своего героя в желанном для него виде человека простого, доступного, с демократическими манерами обращения. К чести Т. П. нужно сказать, что он никогда не кичился своим литературным творчеством и не афишировал себя писателем» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 126 об.

292

Кадило – металлический сосуд, в котором на горящих углях расплавляется ладан. Используется священнослужителями в наиболее торжественных случаях во время богослужений.

293

Автор имеет в виду молитвенный дом в д. Гарюшках около Перми, закрытый в 1939 г.

294

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Т. П. любил показывать себя таким чудотворцем при каких-либо особенных случаях, когда ему предоставлялась возможность сильнее подействовать на психику его питомцев. Так, был однажды такой случай. Вечером в городе случился большой пожар, и группа семинаристов наблюдала его из тёмной, не освещённой комнаты. На стенах комнаты появлялись блики отражающегося пламени, и вся обстановка была напряжённой. В этот именно момент появился в комнате Т. П. в отражённом пламени и не преминул рассказывать о том, как он в аналогичных случаях смятения людей, подобных смятению при пожарах, силой своей воли усмирял людскую стихию и направлял по организованному руслу. Это был тонкий психологический расчёт повлиять на своих питомцев. Из истории известно, что в такой именно момент поп Сильвестр поразил воображение юного Ивана Грозного и навсегда оставил след в его душе от потрясшей его картины пожара, след нервного потрясения, на чём и основал своё влияние на него. Событие это невольно возникает в памяти в связи с тем, что только что сказано о Т. П.» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 132-132 об.

Автор представляет события Московского пожара, восстания горожан в 1547 г. и обличительную речь протопопа Сильвестра в адрес царя Ивана Грозного, которая была воспринята им благосклонно и сделала Сильвестра приближённым молодого царя.

295

Там же: «При своих ретроградных взглядах на политические события того времени, Т. П. иногда способен был возвыситься до независимых суждений и взглядов в области текущей гражданской жизни, что свидетельствовало о том, что он не лишён был способности реалистически мыслить, когда этого требовал здравый смысл. Так, когда в связи с распространением острых желудочных заболеваний в городе, издано было распоряжение с безоговорочным запрещением употреблять в пищу сырые овощи и фрукты, Т. П. подверг эту меру резкой критике, мотивируя своё суждение тем, что она, эта мера, обрекает население на ограничение употребления в пищу витаминозных предметов питания» // Там же. Л. 132 об.-133.

296

Высшие женские богословские трёхгодичные курсы в Казани действовали при Казанской духовной академии в 1910-1917 гг. Курсы готовили преподавательниц Закона Божия для светских учебных заведений.

297

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «…он отметил в этих словах тот факт, что семинарии в тот момент и намного уже раньше этого утратили своё прямое назначение быть кузницей для подготовки кадров священнослужителей. А. П. был, несомненно, человек умный, и в его словах мы находим в этот отношении глубокую правду. Сам А. П. потерпел полное фиаско именно на том, что он думал воспитать в своих учениках кадры священнослужителей, сам, не будучи таковым, а на опыте убедился, что они, его ученики, совсем не помышляют о священстве, а изыскивают всякие пути, чтобы только «не влезать в рясу». Обычно так и бывало, что если семинарию заканчивало, примерно, двадцать пять-тридцать человек, то «рясу надевало» пять-шесть человек, а остальные уходили «во страну далече». Кончившие семинарию уходили в те высшие учебные заведения, где для них открывали двери, хотя бы их допускали в эти учебные заведения на правах некоего компромисса, как это было, например, с Юрьевским и Варшавским университетами, куда семинаристы допускались по мотивам обрусения этих окраин Российской империи. Семинаристы направлялись в Томский университет на медицинский факультет, где создали себе славу наиболее ревностных студентов и как наиболее подходящие кадры для подготовки врачей. Славу эту и такую репутацию они создали у профессоров, которые сами во многих случаях в прошлом были семинаристами. Семинаристы наполняли ветеринарные институты, частично – историко-филологические институты. Лишь только в описываемое время открылись Коммерческие институты и Петербургский психоневрологический институт, они ринулись туда. Семинарская элита в количестве двух человек откомандировывалась в духовные академии, а некоторые из окончивших семинарию по своей инициативе направлялись тоже в академии. Часть окончивших «подавалась» в чиновники. Такой порядок распределения, вернее – самораспределения, окончивших семинарию приобрёл характер традиции и был, так сказать, исторически установившейся закономерностью. Такой же исторически установившейся закономерностью в семинарии было действие закона сжимаемости сурового фильтра, через который проходили обитатели этого воспитательного, а по терминологии А. П. Миролюбова – «питательного» учреждения. Конкретно действие этого фильтра выражалось в следующем. В семинарию ежегодно поступало примерно шестьдесят человек учеников, которые распределялись в два класса – по тридцати человек в каждом. Во втором классе их оставалось человек пятьдесят – по двадцати пяти человек в двух классах. Третий класс, а за ним и следующие были по одному, причём если в третьем классе было ещё многолюдно до тридцати пяти человек, то в пятом доходило до тридцати человек. Это было, так сказать, внутренней организационной закономерностью семинарии. …

Но вот семинарист, минуя все «подводные рифы и камни», достиг богословских – пятого и шестого – классов и вступил в эти, прямо сказать, «палестины», и первой мыслью у него являлось: «ну, теперь пора отдохнуть: не зря сказано: «претерпевший же до конца, той спасется». И он отдыхал, т. е. «отбывал» два класса для окончания семинарии, благо для этого создавались в этих классах некоторые «льготные» условия, до некоторой степени даже «демократические» условия. Так, шестиклассникам, например, разрешалось в церкви за богослужением стоять не в рядах, а «вольным строем», под хорами. Да и учёбой не так уже «утруждали»: «богословы» – надо и уважать тоже людей, хотя бы и накануне выхода их в жизнь, а они потом «бежали от рясы» подобно пушкинской Марии Кочубей, которая бежала «от любви, как от оков».

Таково было бытие семинаристов, так сказать, в status quo ante, т. е. в состоянии до революции 1905 г. Но революция, несмотря на то, что она затронула семинарию рикошетом, не прошла для семинаристов бесследно, а внесла свои новые закономерности. Сколько ни старался А. П. Миролюбов «утихомирить» семинарскую стихию после очистки рядов семинаристов с окончанием забастовки, «покой» был нарушен: что нельзя было проявить наружу – ушло вглубь. Нельзя было ничем отгородить семинаристов от того, что врывалось извне…» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 136-139.

298

Иоанн Кронштадтский (Сергиев Иоанн Ильич) (1829-1909) – протоиерей, настоятель Андреевского собора в Кронштадте. Проповедник, духовный писатель, церковно-общественный и социальный деятель правоконсервативных монархических взглядов. Святой праведник Русской Православной Церкви.