Золото Колчака

© Элеонора Тихонова, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

Об авторе

Родилась в 1943 году в городе Чёрмоз, на Урале. Окончила Уральский политехнический институт в г. Свердловске (ныне Екатеринбург). Работала экономистом и разработчиком автоматизированных систем управления на металлургическом комбинате в г. Липецке. Роман написала с использованием имеющихся документов, воспоминаний и фантазии.

1. Предыстория

В далёком уральском посёлке наступало раннее утро. Густой туман полз над Камой, принимая разнообразные очертания. На горе возвышался старинный собор Рождества Богородицы. Над его куполом, поблёскивающим позолоченным шаром и крестом, низко нависали облака. Казалось, что, растворяясь, они принимали облик самой Богородицы.

Эрик Робертович любовался этим великолепием, стоя на берегу, и не верил, что наконец-то добрался до этих заветных мест, о которых ему не раз рассказывал его прадед и посетить которые также мечтал его отец. Их рассказы воспринимались юным Эриком как захватывающая сказка.

Сказка начиналась, как все сказки, словами:

Давным-давно, во времена Петра I, когда по Уралу бродили разбойничьи шайки, состоявшие из беглых крестьян и каторжников, приехали в эти места посланники купца Григория Строганова, которому присваивалось право на владение этими землями. Впоследствии сын его, Николай Григорьевич, построил плотину и завод. Но чтобы построить завод в условиях бесконечных угроз разбоя, а также для укрепления веры в дела «птенцов Петровых», начали строить деревянный собор Рождества Богородицы – удивительной красоты и полный тайн. Одним из посвящённых в тайны строительства был пращур Эрика Робертовича Полякова, помощник итальянского архитектора отрок Казимир. Послушный и усердный подмастерье пользовался полным доверием итальянца Паоло Лабади.

Паоло поклонялся таланту архитектора Микеланджело, воплощённому в соборе Св. Петра, и пытался совместить его идеи с русским стилем. Собор получился небольшой по столичным меркам, но величественный: с центральным куполом и колоннами, с боковыми порталами и центральным портиком. Крепкие стены обеспечивали защиту всем укрывшимся в храме в случае налёта разбойников. Но всё это Паоло казалось недостаточным. Согласно практике строительства укреплений, кроме надёжных стен создавались и подземные ходы-лабиринты, выходившие далеко за пределы стен. Такое же строительство организовал архитектор под собором. Мастер фортификационного дела, Паоло Лабади знал секреты строительства подземных ходов: в его роду были архитекторы, некоторые из них даже участвовали в создании хранилищ и лабиринтов под Московским кремлём во времена Ивана Грозного. И тогда было смутное время, требующее особых ухищрений и осторожности. Приехав в Москву, Паоло проникся величием православных храмов, красотой богослужения и искренностью веры. Вскоре он и сам из католичества перешёл в православие, которое считал отныне самой правильной верой, но главное, что привлекло архитектора в православии – это безграничное выражение веры в делах и в постройке храмов.

Так и начал творить на новом месте среди уральских просторов архитектор Паоло Лабади: спроектировал и возвёл собор с четырьмя главами, с колокольней, с просторной средней частью и вместительным притвором для привлечения страждущих; но главное – он построил лабиринты подземных ходов и хранилищ, основной вход в которые был организован под плитами перед амвоном. Крутой спуск завершался тоннелем с выходами на поверхность в районе сада, принадлежащего управляющему заводом, в ротонде, а ещё был выход в здании управления завода, и дальше тоннель шёл прямо к берегу реки Камы, которая привольно несла свои воды к Волге. (В XIX веке на месте деревянного храма по проекту крепостного архитектора М. Подьячева был построен каменный храм Рождества Пресвятой Богородицы – гордость и украшение г. Чёрмоза.)

Отрок Казимир запоминал и записывал всё, что доверял ему Лабади, словно знал, что не зря старается, ведь давно известно – раз строятся такие тоннели и тайники, то рано или поздно в них прячут сокровища, а тот, кто будет владеть этой тайной, в конце концов будет владеть и богатством.

Дедушка Казимира принадлежал к тайному братству колдунов и владел искусством языческих магов. Заметив смышлёность и любознательность Казимирки, дед начал приобщать его к некоторым таинствам и, вопреки законам православия, научил ряду заклинаний. Зная, что внук интересуется архитектурой, он преподал науку охраны и поисков различных кладов прошлых лет и умения предвидеть будущие захоронения сокровищ.

Возле поселения, где строился завод, пробегала небольшая речка, почти ручеёк. Бежала она по блестящим чёрным камешкам, которые играли на солнце разноцветными огоньками, так что казалось, что кто-то таинственный подмигивает, нашёптывает, утешает. И так сладко засыпалось на берегу этой речки, и такие загадочные сны снились уснувшему, что люди прозвали речку Чёрная Мозаика, а потом она стала зваться просто речка Чёрмоз. И посёлок возле речки тоже назвали Чёрмоз. Он располагался на низком берегу Камы, отступив от самого побережья из-за затопляемых лугов, и, обогнув вновь построенный металлургический завод, взбирался на взгорье. Вся нижняя часть местности вокруг посёлка была занята болотами и торфяниками. По утрам летом всё видимое пространство заполнял густой рваный туман, а в тёмные осенние ночи над поверхностью болота вспыхивали фосфорные огоньки. Жители посёлка, хотя и с опаской, ходили на болото собирать чернику, клюкву, морошку, но лишь в сезон, а в другое время избегали этих мест как чёрт ладана, только наоборот – здесь-то, по мнению многих, и водилась нечистая сила.

Но любознательного Казимирку не могли остановить всеобщие страшилки, он вспоминал наставления деда. Владея амулетами и защитными заговорами, дедушка Казимира умел общаться с самой грозной языческой богиней Луны – Гекатой, которая ещё звалась Матерью ведьм и Королевой призраков, и подавлял свой страх, который она вселяла во всех смертных.

– Отправляясь в путь по неизвестным тропам, внучек, – поучал дед, – всегда бери в дорогу с собой рябиновый посох, на худой конец хотя бы прутик. Рябина не зря зовётся Деревом Мира у северных народов, источником жизни и хранителем человечества. А сухая чёрная корочка пусть служит тебе охранным амулетом. И не верь предрассудку насчёт долек чеснока от вампиров – всё это чушь, и вампиры не те, что с клыками, а те, кто тихими словами да уговорами заставит тебя поступить против совести. Вот тогда-то тебя и сгрызёт твоя собственная совесть. Главное, не бойся, если духи ночи появятся перед тобой, ты даже в детстве умел их различать и не бояться. Помни, какое значение имеет вовремя сказанное слово. Слова могут служить заклинанием и ключом, отпирающим тайну.

Помнил Казимир наставления дедушки, занимаясь строительством, а в свободное время спускался к заболоченным лугам. Долго шло строительство храма и тоннеля под ним, взрослел отрок и умнел, всё более грозных духов ночи вызывал он из тьмы, и они возникали, формировались перед ним, страшные и пугающие. Но не робкого десятка стоял перед ними человек: заклинал духов загадками, чтобы подчинить себе и заставить служить в подземных кладовых.

Задолго до появления Казимира и Паоло Лабади на месте строительства храма существовало древнее капище язычников-славян, проживающих в этих суровых местах и поклоняющихся божеству Велесу. Жрецы прославляли Велеса и Святовита, а те, в свою очередь, сулили жителям хорошую охоту и обильный урожай.

Сын Велеса Боян распевал сказания, услышанные от зверей и птиц, которые прилетали и прибегали из дальних невиданных стран и континентов. Прохладные ключи возле капища образовали озерца, перетекавшие одно в другое, и вода в них была такой прохладной и спокойной, что по берегам в кустарнике поневоле пряталась разная нечисть, иногда подшучивающая над проходившими мимо путниками. А Боян звал эту нечисть:

– Кикимора! Кикимора! Отзовись!

И отзывалась Кикимора из зарослей кустов:

– Я Кикимора! Я Кикимора!..

Звуки сливались, и над озерцами звучало: «Я ки-ка… Я кика… Якинка…»; так и прозвали эти озерца – Якинкой. Привольно было на их берегах устраивать стирку чистоплотным жёнам, плавать уткам и гусям, брать воду для домашних нужд.

Но короткое лето в этих северных краях. Быстро закончились короткие белые ночи вместе с празднованием Ивана Купалы, и вместе с осенними сумерками подступали к посёлку тени сумрачных духов. Только плотные ставни и заборы бревенчатых изб да огонь в русской печи могли отогнать суровых потусторонних гостей.

И вот волею людей запылали под горой плавильные печи, заработали прокатчики и грузчики, кузнецы и сталевары разогнали из посёлка все тёмные силы. Застучали молоты, задымили печи, потекла трудовая жизнь – напряжённая, одухотворённая и отчаянная, всегда с надеждой на лучшие времена. Зимы были всё такие же длинные и холодные, но проходили быстрее за хлопотами, а летние месяцы – по-прежнему светлыми и тёплыми, урожаи – хорошими.

Как-то ранним утром сидел Казимир на берегу Якинки напротив главного купола собора и мастерил свирель из ивового прутика. Попробовал сыграть песню, а свирель сама собой как запоёт-запричитает! И полились странные, не похожие ни на что мелодии, и появилась из воды туманная сущность, и заговорила голосом человеческим:

Поперхнулся Казимирка, испугался, однако вовремя опомнился и говорит:

– Пойду с тобой, если ты отгадаешь мою загадку, а если нет, – будешь век мне и моим потомкам служить.

– Давай, – согласилась сущность.

Казимир загадал первую загадку:

– Отворю я хлевец, выпущу стадо белых овец…

Задумалась сущность, расползлась по Якинке сизым туманом, а Казимир уже вторую загадку загадывает:

– Лежит колода посреди болота, не гниёт, не сохнет.

Закашлялась сущность, зачавкала, ничего в ответ сказать не может, а у Казимира уже третья загадка припасена:

– Где вода столбом стоит?

Зашипела сущность, засморкалась, сгустилась и превратилась в невзрачного старичка-сморчка, домовой – не домовой, с соломенной головой, с сучками-руками, с перепончатыми ногами. Скок-поскок, подскакал к Казимиру, беличий колпак снял с соломенной головы, прищурился глазками, горящими как угольки, растянул в усмешке кривозубый рот и говорит:

– Твоя взяла, чудила, приказывай. Что желает душа твоя неуёмная?

– Желаю, – говорит Казимир, – чтобы не пропал мой род, принявший православие, чтобы не разрушился храм и не потускнело сияние веры в Христа, чтобы в лихие времена не пустовали тайные хранилища построенного тоннеля, чтобы эти сокровища хранили до лучших времён все тайные силы, подвластные тебе, чудище болотное, и допустили бы до них потомков моих, пришедших с чистым сердцем и с благими намерениями.

– Да будет так! – ответил старичок и растворился в воздухе, словно его и не было.

Протёр Казимир глаза, оглянулся – нет никого, сидит он один, а недоделанная дудочка качается на волнах. Солнышко поднимается из-за горизонта, разворачивая свои сверкающие лучи на просыпающийся мир, звучащий звоном порхающих стрекоз, кваканьем лягушек, стрекотом кузнечиков и щебетом неприметных северных птиц.

Задумался Казимир над давними поучениями деда. Мудрый дедушка говорил, что весь видимый и невидимый мир подчинён одной Великой Богине, независимой от вероисповедания. Имя этой богини – Математика. Весь мир состоит из правильных и неправильных пропорций и соотношений. В архитектуре – это золотое сечение, в человеческом обществе – это «число человеческое» из Библии. Да, число 666 – это «число зверя», но не нужно его бояться, так как «зверь» подразумевает животное существо человека, составляющее две третьих от целого, а одна треть – духовная, божественная – является связующим звеном с тонким миром. А в тонком мире действуют как добрые, так и злые силы. Стремись к добрым силам и не бойся злых, храбрый дух способен перебороть многое. Аминь.

А какой же должна быть эта сила? Да и что такое она собой представляет? И думал Казимир, что сила эта есть вера в Бога, и чем чище и искреннее вера, тем и прочнее одна треть духа, и с помощью Бога она может и врагов одолеть, и храмы построить.

2. Казань, 1918 год

Приземистое серое здание казначейства в Казани, с колоннами и крутой лестницей, было срочно построено по указанию императора Николая II в начале Первой мировой войны как самое современное по тем меркам хранилище – для переправки туда большей части государственной казны.

Семь эшелонов с царскими драгоценностями срочно отправлялись в Казань, а за перевозку отвечал тридцатипятилетний Иларий Власович Бельский, старший контролёр Московской конторы госбанка. За честную службу в 1914 году он был переведён в чин коллежского советника, а ещё ранее, в 1910 году, получил орден Святого Станислава III степени, в 1916 году – орден Святой Анны и медаль в честь 300-летия правления Романовых.

Банковский работник исключительной честности и преданности императору, Иларий Власович Бельский был потомком колдунов и, как далёкий отрок Казимир, умел при случае поколдовать и подчинить себе на пользу различные тёмные силы.

Иларий Власович очень гордился своей службой и своей честностью, и его честность была оценена новой властью в 1917 году, в результате чего он продолжил служить в финансовой сфере нового государства. Но всё это произошло не сразу, а пока в Казань свозились и свозились ценности со всей России – сначала под эгидой царского финансового ведомства, а после октября 1917-го – под присмотром чрезвычайки. И каждую отправку наблюдал, оформлял и сопровождал Иларий Власович Бельский. Сила его преданности и верности своему поприщу (сохранению ценностей – в золотых монетах, в драгоценностях, в слитках золота и платины) была такова, что приобретала вербальный магнетизм его желаниям сберечь всё это – для императора ли, для вновь образованного комиссариата, для тайного ли общества Союза защиты Родины и Свободы во главе с Борисом Савинковым, – лишь бы золотой запас остался в России.

А золотой запас уплывал за границу: в Германию в виде контрибуции, в Англию за вооружение для Белой Гвардии, в Японию и ещё многим зарубежным банкам. Золото надо было спасать хотя бы для так называемого Всероссийского временного правительства, обосновавшегося в Омске, и для его «диктатора» – Колчака.

Из рассказов родственников и семейных преданий Иларий Власович знал, что где-то на Урале его дальний предок строил завод и храм, а под храмом и поселением был прорыт тоннель со множеством тайников. Когда поехал Иларий сам в качестве сопровождающего с одним из эшелонов в Казань, то при разгрузке и перевозке на грузовиках ящиков с золотыми монетами одна из машин направилась к пристани, а затем дальше на север по реке Каме. Сопровождал ящики левый эсер Анатолий Поляков, хорошо знающий эти места. Происходили описываемые события в начале июня 1918 года, когда ещё неясно было, чем закончится противостояние старых и новых сил власти.

Вот и вспомнилось Иларию Власовичу старинное заклинание предка, что водился с тёмными силами. Да и сам он верил в духов и нечистую силу. Ну а в просвещённый и атеистический ХХ век стыдно было Иларию Власовичу вспоминать и верить в разные сказки, да как-то само собой получилось, что начал он припевать-приговаривать над банковскими документами отправляемого золота:

Но не верил Иларий, что его слова приобретут реальную силу, что найдутся реальные люди – добрые и не очень, алчные и бескорыстные, – что, сами того не ведая, будут выполнять высказанную им волю. Закрутятся колёса железнодорожных составов, поплывут по водной глади пароходы и баркасы, повезут ценный груз подводы – всё по назначению, но какая-то часть «потеряется» в пути и заляжет долго не востребованным кладом. На суше, как на море, образуется невидимый островок с залежью несметного богатства для будущих нужд.

Когда ещё наступит такая минута для земли русской – не знает ни сам Иларий Власович, ни силы, что ему помогут. Но время обязательно придёт, и откроются сокровища людям, только сердце у нашедшего должно быть чистое, чтобы не действовали тёмные заклятья, а помыслы должны быть благородными, чтобы послужить общему благу, а не для обогащения одних в ущерб другим по высшим законам мироздания.

Низкие серовато-жемчужные тучи медленно ползли над городом. Надвигались ранние сумерки, и дальняя канонада казалась затихающим громом уходящего короткого лета. Заканчивался беспокойный август 1918 года. Казань являлась и для белых и для красных местом притяжения благодаря своему стратегическому значению, кроме того, всех манило царское золото. Анатолий Поляков поддерживал революцию на стороне левых эсеров и сейчас был приближённым командующего Восточным фронтом красных и был назначен эвакуировать 200 ящиков золотых слитков из неспокойной Казани.

Но главное своё назначение Анатолий видел в сохранении золота в заранее созданных тайниках. Подёргивая иссиня-чёрные усы на бледном лице, Анатолий вспоминал заповедные места своего детства и юности, когда гостил у своего дяди, управляющего заводом в Чёрмозе. Вспоминал, как плыли по Каме баркасы и пароходы и выгружали на берег привезённые материалы для завода и различные хозяйственные запасы, а обратно отправлялись гружённые листами железа, изготовленного на заводе. С особой теплотой вспоминал Анатолий этот небольшой город Предуралья, построенный среди болот и лесов, с возвышающимся храмом на горе, добротное здание государственного банка (уже, пожалуй, и национализированного) с вместительным хранилищем, но главное, вспомнился Полякову подземный тоннель, связывающий в едином лабиринте банк, храм и берег реки Камы. Ещё в начале июля он вместе с казначеем Иларием озаботился сохранностью части царских запасов от разорения и расхищения всевозможным сбродом, выплывшим на просторы Отечества вместе с революцией. Вот там-то они и спрячут часть ящиков, нужно только не привлекая внимания довезти их до Чёрмоза.

В дверь постучали, и адъютант проводил к Полякову группу из семи человек. Преданные солдаты были готовы выполнить любое поручение командира. Возглавлял небольшой отряд давний друг Анатолия Степан Павленин, представитель купеческого рода города Чёрмоза, проводивший с Анатолием когда-то все летние каникулы. Весёлое тогда было время: молодая кровь бурлила неуёмным ключом, заставляла забираться во все доступные и недоступные уголки заповедного тоннеля, благо, что один из наземных выходов сооружения был в ротонде, которая с давних времён стояла в саду управляющего. Много было в лабиринте изучено и проверено ходов и тайников любознательными подростками, залезали в такие места, к которым из-за завалов не мог подступиться ни один взрослый. Рыли-то эти ходы ещё на заре XVIII века, кое-где сами уже укрепляли и маскировали – чудо, что никого из них не завалило и не погубило. И вот сейчас настало время воспользоваться древними тайнами и собственными знаниями.

– Степан, – подозвал приятеля к столу поближе для посвящения в свою тайную задумку Анатолий, – забирай 200 ящиков с «грузом», но 100 ящиков погрузишь на подводу, а 100 ящиков отправишь на пароход и с личным сопровождением отвезёшь в то место, где мы проводили лучшее время, там, где любовь. Спрячешь! Всё, время не ждёт, ступай!

– Понятно, – Степан как никто другой ориентировался в произнесённых Анатолием словах.

Напоминание о любви всколыхнуло всю радость и боль, когда-то испытанную Анатолием у заветной ротонды в городском парке: там у Анатолия проходили свидания с любимой девушкой под наблюдением друга Степана. Где она сейчас, красивая девушка Лена с русой косой и серыми, чуть удивлёнными всегда глазами? Куда вынесла её революция? Что сейчас делает эта девушка, сидя одна у подножия ротонды? Но не время было предаваться лирическим отступлениям. Смахнув с высокого лба узкой холёной рукой сбившиеся волосы, Анатолий резко поднялся и отправился на пристань – помочь Степану в осуществлении задуманного плана.

Вспомнившаяся Анатолию девушка была сиротой и воспитывалась своим дедом – известным на всю округу знахарем. Многие поговаривали, что дед Игнат был сильным знахарем и колдуном, что вызывал бестелесных духов как злых, так и добрых, но даром своим предпочитал не пользоваться. Не закладывал дед душу дьяволу ради силы колдовской, не пользовался своим природным даром во зло людям, как обязательно должны были делать истинные колдуны. Если и призывал тёмные силы, то лишь для добрых дел вопреки желанию их и произнося защитные заклятия. Жил он скромно на берегу Камы, занимался рыбной ловлей и кузнечным делом, а внучку свою любил безгранично и воспитывал в духе времени: определил в губернскую гимназию, но баловал её в летние приезды подарками и лакомствами. Леночка росла настоящей красавицей, и характером добрая, покладистая, независтливая. Многие хлопцы засматривались на неё, но полюбила она кареглазого Анатолия. Приезжий кавалер оттеснил всех местных парней, но противостоять ему опасались, ведь был он племянником управляющего, а от управляющего заводом зависела вся жизнь в посёлке больше, чем от жандармов.

По приказу Полякова потянулись подводы с неприметными ящиками в сторону Камы, чтобы погрузить 100 ящиков на пароход, идущий в Самару, а 100 ящиков как бы по ошибке погрузили на пассажирский пароход «Василий Каменский», названный так в честь владельца завода после графа Строганова в Чёрмозе. Пароход этот курсировал по Каме, доставляя сырьё и оборудование заводам, возведённым по побережью реки, и забирая готовую продукцию, а также перевозя пассажиров в благоустроенных каютах первого класса.

Анатолий знал расположение трюмов, а на знакомом пароходе легче было спрятать тайный груз среди ящиков с углём и мешками с продуктами. А ещё Анатолию был памятен этот пароход не такими уж далёкими событиями.

3. Воспоминания Анатолия

Размеренно перебирал лопастями великолепный белый пароход «Василий Каменский», продвигаясь вверх по Каме, наступал тихий летний вечер, какие нечасто выпадают в этих краях, оттого и щемило сердце, потому и казались эти мгновения милыми и неповторимыми. Анатолий с отцом направлялся в гости к дяде, родному брату отца и управляющему железоделательным заводом в уральском городке Чёрмозе. Анатолий в свои семнадцать лет был на удивление рослым и красивым черноволосым и кареглазым юношей. Его проникновенные глаза с длинными густыми ресницами с лёгким любопытством смотрели вокруг на проплывающие таёжные берега, на медленно убегающие вдаль желтоватые волны, на белые барашки, выплескивающиеся из-под огромных колёс. Всё в воздухе и природе было наполнено тихой романтикой, в отличие от шумного, суетливого Петрограда, где уже зарождалась и поднималась великая вражда и борьба за справедливость, представления о которой были у всех разными, противоречивыми и бесконечно удалёнными.

А тут всё дышало чистотой и покоем, хотя и здесь, на Урале, вступала в силу надвигающаяся революция. Под навесом на верхней палубе чинно прогуливались нарядные пассажиры первого класса, из приспущенных окон салона лились звуки рояля, два подростка, о чём-то отчаянно споря, прошли мимо Анатолия – юноша и девушка. Это были Елена и Степан, которые возвращались из пермской гимназии домой и собирались вместе провести лето. Ветер развевал волнистые волосы девушки, лучи солнца ласкали лицо, маленькие ступни несли упругое молодое стройное тело вдоль деревянных поручней. Не заметить Леночку было невозможно. Заметил, и защемило сердце питерского гостя: только для него должен был цвести этот северный цветок, никому он её не отдаст, и с этой минуты все силы Анатолий приложит, чтобы и Она его заметила. Леночка же встряхнула изящной головкой и отвернулась, скрывая лёгкий румянец, лёгший на её щёки. А глаза улыбались, радовались встрече и преддверию любви, как бывает с невинными девушками. Неужели Он?.. Такой уже взрослый, такой красивый! Не может быть, чтобы он обратил на неё внимание, влюбился бы без памяти в провинциалку. А рядом, как назло, Степан, и ещё сопровождает её родственница. Матери у Лены не было давно, воспитывал её дедушка, известный в городке знахарь. Степан и Лена росли вместе как брат и сестра, не замечая, что к ним подбирается взрослая непростая жизнь.

Пароход продвигался вверх по реке, колеса-шлёпанцы набирали обороты, и Анатолий не мог отвести глаз от девушки – русской красавицы, ещё не осознающей свою красоту. За детскими лукавыми ресницами, чуть вздёрнутым носиком и припухлой верхней губкой над ровными жемчужными зубками скрывались коварные ловушки для сильной половины человечества. Но пока скромное платье гимназистки да длинная русая коса подчёркивали её невинную одухотворенность.