Огненные реки

Глава 1. Отставки в вермахте

Германия в декабре сорок первого потерпела жестокое поражение, план «Тайфун» по захвату Москвы и ее уничтожению не принес ожидаемых результатов. Гитлеровские генералы считали, что падение столицы Советского Союза означает победу Германии на Восточном фронте в целом, так как, по расчетам Главнокомандования вермахта, падение Москвы неминуемо привело бы к краху и разрушению всей государственной системы Советского Союза. А значит, и к концу сопротивления, исчезновению Красной Армии как таковой, а следовательно, и Советского государства в целом.

Но Москва выстояла, и немцы были отброшены от нее на запад местами на триста километров с большими потерями в технике, а главное – в людях. В этой критической ситуации, когда престиж Гитлера как выдающегося политического и военного деятеля пошатнулся как в самой Германии, так и в мире, фюрер, не раздумывая, объявил виновными в провале операции «Тайфун» почти всех своих военачальников, воевавших на Восточном фронте, и отправил их в отставку. В первую очередь Гитлер с дальним прицелом на эту должность избавился от главнокомандующего с 1938 года сухопутными силами, награжденного им же за победу над Францией Рыцарским крестом и произведенного в фельдмаршалы Вальтера фон Браухича. Объявив его главным виновником в разгроме его войск под Москвой и Ростовом-на-Дону.

Потом полетели головы калибром немного поменьше. В ставку был вызван командующий второй танковой группой, наступавший на Москву и недавно получивший непосредственно из рук фюрера знак «Дубовые листья» к Рыцарскому кресту, генерал-полковник Гейнц Гудериан.

Гитлер более пяти часов убеждал своенравного танкиста, что его, фюрера, «стоп-приказ», то есть распоряжение войскам ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не отступать с завоеванных позиций, – верный. А для того чтобы удержать линию фронта, надо было зарываться при помощи взрывов в промерзшую землю, тем самым создавая окопы и укрытия для солдат. Но только ни шагу назад!

– Этот мой приказ, генерал, не допустил полной катастрофы под Москвой. Если бы мы попятились назад, то войска нельзя было бы остановить, они побежали бы, и фронт в одночасье мог рухнуть! – смотря в глаза Гудериану, с жаром доказывал фюрер.

Но генерал, выслушав монолог своего верховного, убежденно ответил:

– Мой фюрер, следовало постепенно отойти на старые, летние позиции по рекам Ока и Зуша. Туда, где еще остались блиндажи и другие укрытия для солдат, и тем самым сохранить в большем количестве войска и танки. А взрывать снарядами землю для создания укрытий, как вы предлагали, невозможно! В лучшем случае получились бы углубления размером с тарелку. Да и, по сути дела, фугасов-то у нас уже не было.

Но фюрер продолжал настаивать на правильности своего приказа «Ни шагу назад!» Под конец этого длинного разговора Гитлер понял, что его так называемый «магический взгляд» и не менее «гипнотические» доводы не действуют на генерала и внезапно замолчал. Протянув руку Гудериану, уже не «гипнотическим», а жестким взглядом посмотрел на того и холодно произнес:

– Генерал, благодарю вас за службу. Вы слишком жалеете своих солдат, поэтому видите ситуацию с моим приказом в черном свете и не хотите его выполнять.

Когда создатель современных бронетанковых войск Германии вышел и за ним закрылась дверь бетонного бункера, Гитлер, посмотрев ему вслед, повернулся к начальнику штаба верховного командования вермахтом, а по сути дела – своему личному военному секретарю Кейтелю и нервно произнес:

– Фельдмаршал, я так и не убедил этого барана в своей правоте! Недаром на него за непослушание жалуется фельдмаршал Клюге и вообще с этими танкистами надо разобраться. Подготовьте один приказ о снятии Гудериана с командования танковой группой и отправке его пока в резерв, а там видно будет, что с ним дальше делать. Пусть подлечит расшатавшиеся нервы. А второй, более жесткий приказ – о снятии с командования четвертой танковой армией генерал-полковника Гёпнера. С формулировкой: «За трусость, неподчинение приказу фюрера стоять до последнего и ни шагу назад». За то, что самовольно отступил с передовых позиций, уволить его из вермахта без права ношения военной формы, наград и без пенсии. И вообще, подумаю об отдаче его под трибунал. Так, с непокорными танкистами разобрался, – обратился фюрер к Кейтелю, – фельдмаршал, теперь подготовьте приказы по командующим группами армий. Главкома группы «Север» фельдмаршала фон Лееба уволить из вермахта и немедленно отправить на пенсию. А фельдмаршала группы «Юг» фон Рундштеда отстранить от командования, но отправить в резерв Верховного Главнокомандования, может еще пригодиться. Такой же точно приказ отдать и по группе армий «Центр» в отношении фельдмаршала фон Бока. Нечего дряхлым старикам делать в армии.

19 декабря 1941 года в своей ставке «Вольфшанце», или «Волчье логово», в Восточной Пруссии Гитлер окончательно принял решение, к которому стремился с тридцать восьмого года: лично возглавить сухопутные силы вермахта. Для этого надо было найти причину избавиться от главкома сухопутных войск фельдмаршала фон Браухича.

Поздно вечером фюрер встретился с министром пропаганды Геббельсом, своим старинным сподвижником по нацистскому движению еще с начала двадцатых годов, и обосновал тому, почему он принял такое решение.

– Герр доктор, ни один из существующих ныне генералов не сможет воспитать солдат сухопутных войск в духе нашей национал-социалистической партии. А это, по сути дела, является главной задачей главнокомандующего. Вы можете возразить: а оперативное руководство войсками, разработка операций, стратегия? Я так отвечу: этой ерундой сможет заниматься каждый, кто хоть раз побывал на фронте. А в целом все это, еще раз говорю, генштабистская чепуха! Придумка недоумков из Генштаба с красными лампасами на брюках и серебряным шитьем на воротниках мундира!

Фюрер замолчал, посмотрел на Геббельса и продолжил:

– Главное, герр доктор, – национал-социалистический настрой в армии, и тогда победы будут у меня в кармане! Только я смогу своей волей сделать так, чтобы каждый солдат впитал, как с молоком матери, наши идеологические догмы. Исходя из этой парадигмы мною и принято решение – лично возглавить сухопутные силы. Приказ сегодня уже разослан в войска, и думаю, что он будет там воспринят с одобрением.

Геббельс, восторженно глядя на своего обожаемого божка, воскликнул:

– Мой фюрер, вы правильно сделали, что отправили этого индюка Браухича в отставку! Только он повинен, что ваш идеальный план по быстрому разгрому красной России сорвался.

Гитлер после этих слов сжал кулаки и прокричал:

– Браухич – подлец и негодяй, абсолютно негодный военачальник, не умеющий воевать! Возомнил о себе невесть что! Что это за фельдмаршал, который не может в критической ситуации реально оценить обстановку на фронте, не то что исправить ее. Только и слышал от него: «Мой фюрер, разрешите отступить». Вместо того чтобы, несмотря на трудности, заставить каждого солдата на своем участке отважно воевать, а значит, и в целом всей армии – только наступать! И никаких мыслей не должно быть в голове о том, чтобы пятиться от врага назад!

Гитлер немного успокоился, скрестил руки на груди и продолжил:

– У меня в начале русской кампании и в мыслях никогда не было идти на Москву, я ставил задачу перед этими дураками с красными лампасами захватить житницу Советов Украину и обеспечить Германию вдоволь мясом, хлебом, маслом. Затем выйти к предгорьям Кавказа. Для этого следовало ослабить группу армий «Центр», влить часть ее войск в группу «Юг». И эти усиленные армии одним ударом должны были быстро завоевать промышленный Донбасс, нефтяные промыслы Майкопа, Грозного и тем самым обеспечить нас нефтью. Группой армий «Север» я планировал захватить Ленинград, население его уничтожить, несмотря на то, сколько их там миллионов этих недочеловек. Сам город, который мне абсолютно не нужен, сровнять с землей. Главное в этом ударе – получить крепость Кронштадт, а значит, Балтийское море стало бы полностью нашим и мы соединились бы с финнами. В этом году, по моим расчетам, этих завоеваний было бы достаточно. И до наступления зимы я планировал остановить войска на зимних квартирах по лини Одесса – Орел – Чудское озеро.

Гитлер на мгновение замолчал, а потом продолжил:

– А эти тупоголовые генералы все твердили – только Москва, столица России, все остальное потом, и я поддался на их уговоры. И вот что мы имеем в результате: от Москвы отброшены! С великим трудом, на пределе своих нервов я удержал от полного развала весь Восточный фронт.

– Мой фюрер, – воскликнул Геббельс, закивав в знак согласия головой, – только благодаря вашей воле и приказу «Ни шагу назад» мы не потерпели окончательное поражение в битве за Москву! Теперь под вашим непосредственным руководством сухопутными силами мы одержим блестящие победы на востоке и уничтожим Советы!

Гитлер вскинул голову и твердо произнес:

– В следующем году я вернусь вновь к плану по захвату нефтяных месторождений Кавказа, а затем – Бакинских промыслов с выходом к Ирану и Ираку, чтобы окончательно лишить и Россию, и Англию нефти! Но для этого мы вначале должны выйти к Сталинграду.

Фюрер молча прошелся по бункеру и, подойдя к Геббельсу, продолжил:

– Овладев этим большим промышленном центром, форсировав Волгу, вермахт, создав плацдарм на противоположном берегу, перережет важную для русских водную транспортную артерию. Эта большая река важна им для поставок различных грузов с юга в центральную часть России как для фронта, так и для промышленности.

Гитлер вновь помолчал, а затем продолжил:

– Герр доктор, на недавней встрече с японским послом бароном Осима я тому прямо заявил: «Летом сорок второго Советы будут полностью уничтожены. Так что этот год будет решающим этапом войны. Цель летнего наступления в том, чтобы войска на Кавказе дошли до нефтяных промыслов и лишили Россию нефти. Естественно, мы сделаем также все, что в наших силах, чтобы стереть с лица земли Москву и Ленинград. Очень печально, что согласно нашему «Антикоминтерновскому пакту», то есть соглашению об обороне от коммунизма, кстати, продленному 25 ноября 1941 года еще на пять лет, а на этот раз к нему еще присоединились Финляндия и ряд других государств, ваша страна так называемого Восходящего солнца не принимает участия в борьбе против Советского Союза. Вы можете опоздать к дележу большого аппетитного российского пирога. Японии следовало бы принять немедленное участие в войне против Советской России, чтобы получить ее Дальний Восток и Сибирь». Посол обещал мой призыв донести до правительства и императора.

Фюрер, пристально посмотрев в глаза министру, твердо произнес:

– Я, герр Геббельс, еще в ноябре прошлого года, в разгар наступления на Москву, окончательно обдумал план летних операций вермахта. Вначале только Сталинград и Кавказ, а затем уж Москва и Ленинград.

Глава 2. Омская школа пилотов

Штурвал управления сам собой повернулся влево, соответственно и самолет накренился в и плавно вошел в разворот.

– Королев, ты что, спишь?– раздался в наушниках шлемофона голос инструктора,– давай выполняй «четвертый» и точнее выходи на посадочную прямую. Я, что ли, за тебя курсанта буду пилотировать?

– Товарищ инструктор, никак не могу привыкнуть после Р-5 к такому далекому заходу. Не то что посадочных знаков не различишь, а и сам аэродром-то еле виден.

– Максим,– вновь раздался в наушниках шлемофона голос инструктора,– по наземным ориентирам надо выходить в створ полосы. Сколько раз тебе буду говорить, как на бомбардировщике заходить на посадку? Давай подтягивай двигателями, немного дай газу, а то не долетаем до посадочного «Т». Да, не забудь выпустить шасси и щитки.

Королев глубоко вздохнул и двинул немного вперед рычаги газа. Моторы заурчали громче, стрелки приборов, показывающие обороты винтов, качнулись в сторону увеличения. Быстро покосившись на рычаг выпуска шасси, правой рукой взялся за него, нажал и двинул вниз. Шасси одно за другим вышли и со стуком встали на замки. Сразу на приборной доске погасли две красные лампочки, а зажглись зеленые.

– Шасси выпущено, – доложил курсант по переговорному устройству инструктору.

– Не забудь посадочные щитки выпустить и внимательно смотри за скоростью, помни, что она после их выпуска будет моментально падать, – услышал в ответ курсант.

«Да, точно, теперь посадочные щитки», – подумал Королев и правой рукой нажал на рычаг их выпуска. Он не стал смотреть на указатель положения щитков, почувствовав их выход, так как бомбардировщик как бы подпрыгнул на ухабе, словно натолкнулся на невидимую стену.

– Теряем скорость, добавь еще обороты моторам, – прозвучала подсказка инструктора, – вот так, молодец!

Впереди слева показалось посадочное «Т», и вновь раздалась подсказка инструктора:

– Немного возьми штурвал на себя, и приземлимся точно возле знака, как и положено, на три точки.

Такая плотная опека инструктора не нравилась Королеву, и он подумал: «Скоро самостоятельно выпустит, а все подсказывает. Ведь знает, что точно, где положено, у «Т» посажу «эсбешку!»

Бомбардировщик СБ плавно приближался к земле, Максим смотрел на нее со своего пилотского места, оценивая расстояние до момента касания, чтобы вовремя взять штурвал «на себя» и посадить самолет плавно, как говорится, впритирку.

Ему казалось, что в эти последние мгновения полета он чувствует, как сухие стебли травы стучат по колесам и стук отдается в штурвале и в кончиках пальцев, сжимающих его.

Приземление получилось настолько плавным, что он не уловил момент, когда колеса коснулись посадочной полосы. Понял это лишь тогда, когда застучали амортизаторы стойки шасси при ударах колес о неровности земли.

– Давай заруливай на стоянку, – раздался в шлемофоне голос инструктора, – на сегодня тебе полетов достаточно.

Когда винты остановились, стало слышно, как потрескивают, словно покашливая, остывающие выхлопные патрубки двигателей. Королев открыл фонарь кабины, отстегнул привязные и парашютные ремни. По стремянке, подставленной техником самолета, спустился на землю. Инструктор уже вылез из штурманской кабины через люк, расположенный в ней, и раскурил папиросу.

– Ну что, Максим, запомнил свои ошибки в пилотировании, о которых я тебе говорил в полете? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Летаешь ты нормально, можно сказать, уверенно. Сказывается подготовка на У-2 и Р-5. Сегодняшняя проверка показала, что еще несколько дней – и можно будет выпустить тебя самостоятельно, после, может, и на фронт.

– Скорее бы, товарищ инструктор, воевать хочется, – Королев на миг остановился и продолжил: – Все ребята спят и видят себя в боевых полках.

Инструктор при этих словах затянулся папиросой, выпустил тонкой струйкой дым и с усмешкой проговорил:

– Не спеши голову сложить, пригодится она еще тебе!

Королев удивленно посмотрел на него.

А тот продолжил:

– Я же сказал – может, на фронт, а может, и нет. После окончания училища планируем оставить тебя здесь инструктором, – и внимательно посмотрел на курсанта.

– Нет, Александр Федорович, хочу только в действующую армию, на фронт, – с мольбой в голосе протянул тот.

– Ладно, поживем увидим, – сказал инструктор и спросил: – Как дела у твоего друга Маслова?

– Нормально, самостоятельно уже летает. Говорит, что их группу на днях начнут переучивать с «эсбешки» на пикировщик «Пе-2». Жалко, что нас по разным эскадрильям распределили, а то я тоже бы полетал на «пешке». Смотрите, Александр Федорович, «Ил-4» прилетели, – показывая рукой на полосу, на которую один за одним заходили на посадку бомбардировщики, уныло проговорил Королев и продолжил: – Снова весь наш бензин им достанется. А мы опять на земле будем седеть, лапу сосать, – подытожил он.

– Все для фронта, мой дорогой, с завода летят, ишь, еще свежей краской блестят! Им везде по маршруту с завода к фронту зеленая улица, – ответил тот. – Максим, а вот и твой друг идет, – проговорил инструктор, показывая кивком головы, на долговязую фигуру Маслова, идущего к ним по стоянке.

Он, подойдя, поздоровался и спросил:

– Товарищ инструктор, можно забрать этого аса? Уже скоро ужин.

Тот в знак согласия кивнул головой, и два товарища отправились в столовую, а затем в казарму.

– Семен, – проговорил шепотом в ночной тишине казармы Королев, лежа на кровати, – с такими полетами мы никогда не закончим летную школу даже по сокращенной программе. За время обучения ты вылетел самостоятельно «эсбешке», я только на Р-5 и когда на «бомбере» полечу сам – неизвестно! То бензина нет, то моторы с техниками меняем, то радиаторы помогаем паять, чтобы быстрее самолет нашей группы смог вновь начать летать!

Королев, до этого лежавший на спине, повернулся на бок, лицом к товарищу, пружины кровати еле слышно скрипнули под ним.

– Максим, ты же сам видишь, – шепотом ответил Маслов,– весь наш авиационный бензин идет на заправку «илов», ведь они нужны на фронте, их там ждут-не дождутся! Ну а нам, конечно, остаются, в буквальном смысле, капли. И не стоит на это обижаться.

– Семен, – продолжил Королев, подложив руку под щеку, – как было бы здорово – например, заболел, кто-нибудь из экипажа перегонщиков, и нас вместо них посадили бы на новенький бомбардировщик, и полетели бы мы на фронт воевать! Громить фашистов!

– Король, ты все такой же, как и в аэроклубе, фантазер, – прервал своего товарища Маслов и продолжил: – Ну, кто доверит боевую машину курсанту, выучившемуся только взлетать, садится, и летать лишь по кругу? Максим, приземлись на нашу грешную землю, – подытожил Маслов.

– Зря, Семен, ты не веришь в такую удачу,– негромко, но с азартом прошептал Королев, – а вдруг повезет! Во-первых, «эсбешка» – устаревший, но все же бомбардировщик, двухмоторный. Во-вторых, они однотипные, ведь «Ил-4» – дальнейшее развитее наших старушек СБ. А это значит, пилотирование его ну ничем не отличается от того, чему мы научились. Ты как знаешь, Семен, а мне обязательно повезет, попаду я на фронт, вот увидишь!– с упрямством в голосе прошептал Королев и добавил: – Ничего, придет мой тот счастливый день, а теперь давай спать.

Но в этот момент в казарме загорелся свет и дежурный прокричал: «Подъем! Тревога! Всем эскадрильям на плацу построение!»

Глава 3. Ставка «Волчье логово»

В последнее декаде марта в Верховной ставке третьего рейха, расположенной в Восточной Пруссии, «Вольфшанце» – «Волчье логово» Гитлер в обстановке полной секретности провел с высшим командным составом оперативное совещание. Он растолковывал высшим военным свое видение действий вермахта на Восточном фронте летом сорок второго года.

Фюрер как обычно довольно долго убеждал генералов в правильности своего замысла будущих летних операций, заключавшихся в стремительном наступлении на Донбасс и подчинении его промышленного потенциала экономике Германии.

– Затем безостановочное, победоносное продвижение на юг России с выходом в районы Майкопа и Грозного, к так необходимой нам нефти. Также надо, – заявил он,– закрепиться на Волге, уничтожив промышленный Сталинград.

Под конец своей речи, длившийся более двух часов, он с победоносными нотками подытожил:

– Господа, русские измотаны зимними боями. У Сталина практически не осталось людских резервов для пополнения войск. Это касается и боевой техники, мы ее практически всю уничтожили за сорок первый и начало сорок второго года, особенно авиацию. Исходя из этого, вермахт, блестяще выполнит задачи по летнему наступлению на обозначенные мной цели. Их захват важен нам не только с экономической точки зрения, не менее актуален он и с политической. Победы вермахта в летних сражениях подтолкнут Японию и Турцию выступить на нашей стороне против Советов и покажут Англии и Соединенным Штатам, да и всему миру, военную мощь Германии.

Гитлер, замолчав, пристально вгляделся в лица своих военачальников, как бы призывая оппонировать ему.

В наступившей тишине поднялся фельдмаршал фон Бок, который находился в опале всего месяц, так как командующий группы армий «Юг» фельдмаршал фон Рейхенау не выдержал нагрузки из-за зимней катастрофы – сдачи Ростова-на-Дону и дальнейшего отступления под ударами Красной Армии. Рейхенау, хотя и был отличным спортсменом, хватил сердечный удар и он отдал Богу душу. Причем когда тело фельдмаршала перевозили в фатерлянд, при промежуточной посадке во Львове самолет потерпел катастрофу, и его бренный прах еще раз оказался на небесах, и уже не в переносном смысле.

Поэтому Гитлеру в начале летнего наступления пришлось вернуть фон Бока на службу и назначить командующим группы армий «Юг».

– Мой фюрер, ваш план в целом очень хороший, – после этих слов Гитлер расслабился и заулыбался, а фельдмаршал продолжил: – В начале боевых действий моя группа армий действует как единое целое и нацелена на захват Воронежа. Но затем по вашему плану ее придется разделить на две части. Одна группа двигается в направлении Ростова-на-Дону и дальше на Кавказ, а вторая – к Сталинграду. Так вот, в процессе наступления обе армии, в конечном счете, разойдутся друг от друга на расстояние до шестисот километров. Это, во-первых, безусловно ослабит фланги армий, чем непременно воспользуются русские, ударят по ним и зайдут в тыл наступающим. Во-вторых, такой тактический подход неизбежно приведет к ослаблению мощи наступления по означенным целям, а ее и так не хватает из-за больших потерь в сорок первом и начале этого года.

Федор фон Бок выдохнул, медленно повертел головой, смотря на своих камрадов и как бы ища у них поддержки, и, вновь взглянув на, фюрера, но не встречаясь с ним взглядом, продолжил говорить:

– Мой фюрер, мы уже не те, что были в начале операции «Барбороса». У меня в группе армий некомплект составляет в пехотных дивизиях примерно две с половиной тысячи, а в танковых – до двух тысяч человек, соответственно потеряна и техника.

Гитлер нахмурился, и в этот момент поднялся начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер. Он в победоносных сражениях, можно сказать, восхвалял военный гений фюрера, а при поражениях пытался свалить все неудачи на поле боя на отсутствие у него стратегического таланта полководца.

– Мой фюрер, после зимних боев мы потеряли около миллиона солдат. Пополнение в войска пришло всего четыреста пятьдесят тысяч, то есть пятьдесят процентов. Бронетехники полностью выбыло из строя более двух тысяч трехсот единиц, а получили только тысячу восемьсот. Потери автомашин достигли семидесяти пяти тысяч, и эта брешь закрыта всего на десять процентов.

У Гитлера поползли пятна по лицу и появились желваки на скулах, а пальцы рук сжались в кулак. Зная, что фюрер, по своей натуре, когда слышит неприятные для него вещи, вот-вот взорвется, услужливый Кейтель незаметно для Гитлера замахал рукой, останавливая генерал-полковника, а тот, как бы ни замечая этих знаков, продолжил:

– Мой фюрер на всем Восточном фронте не хватает более шестисот тысяч призывников для того, чтобы наши армии были вновь такими же сильными, как в начале похода на Россию.

– Мой фюрер, – вступил вновь в разговор фон Бок, – предлагаю не разделять группу армий «Юг» и ударить по одной какой-то цели, к примеру, Сталинграду, и, решив эту задачу, после этого развернуться всей мощью на Кавказ.

Чего опасался Кейтель, случилось: фюрер взорвался и стал метаться по бункеру, крича:

– Как всегда вы хотите загубить на корню мой идеальный план нынешней летней кампании. Не позволю вам этого сделать, я и только я командую сухопутными силами, и мне виднее, как поступать и куда наступать! Вы все недостойны званий, присвоенных мной вам! Выполнять безусловно то, что я здесь битых два часа втолковываю в ваши непонятливые и своенравные головы. За фланги не бойтесь, господа генералы, мы прикроем их частями наших союзников – румынских, итальянских, венгерских армий.

Немного успокоившись, Гитлер продолжил:

– До необходимого уровня боевой техникой я пополню вермахт. Причем самой современной, такой, какой нет ни у кого. Взять тяжелый танк «Тигр» – ему нет равных ни в одной армии мира. Он с легкостью уничтожит все на своем пути из своей длинноствольной восьмидесятивосьмимиллиметровой пушки. А вот его подбить невозможно, нет у наших врагов снарядов, способных пробить его хромомолибденовую лобовую броню толщиной десять сантиметров.

Замолчав, фюрер подошел к Гальдеру практически вплотную и, смотря тому в глаза, приказал:

– Генерал-полковник, разработать детальный план летнего наступления, основываясь на моем видении стратегической задачи нынешней кампании.

После этих слов Гитлера, вытянувшись по стойке смирно, Кейтель воскликнул:

– Мой фюрер, мы все выполним, как вы приказываете! И давайте эту операцию назовем «Зигфрид».