Балерина для егеря. Любовный роман

© Тина Гранина, 2021

ISBN 978-5-0050-6450-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тина Гранина

Балерина для егеря

Глава 1

Луиза сильнее вжалась спиной в стену: «Господи, как же мне его образумить-то?», – в отчаянии подумала она и снова попыталась поговорить:

– Альберт, прошу тебя, опусти нож, это же я!

– Я вижу, что это ты, ведьма! – безумно сверкая глазами, выкрикнул он.

Лезвие ножа снова промелькнуло у неё перед носом.

Луиза вновь попыталась отбиться шваброй, которую успела схватить в коридоре, перед тем, как запрыгнуть на маленькую тумбочку с пристроенной мягкой скамейкой.

Три минуты назад она пришла домой с работы, положила ключи и услышала, как сзади кто-то с рёвом топает в её направлении. Она сразу поняла, что это снова брат, и он снова под наркотой. Луиза почти рефлекторно схватила то, что попало под руку, и пыталась защищаться.

Но на этот раз, повернувшись, она увидела, что Альберт не один. С ним рядом стоял какой-то тип, и пытался натравливать брата на неё:

– Давай, Альба, давай, режь её, режь ведьму!

И брат, снова и снова набрасывался на неё, пытаясь пырнуть кухонным ножом.

– Успокойся, Альберт! Это же я, твоя сестра Луиза! Нет тут никаких ведьм! Успокойся, прошу тебя!!!

Брат останавливался и подозрительно вглядывался в неё, но ровно до той минуты, как приятель снова не начинал подначивать его.

Луиза понимала, что долго ей не продержаться, но никак не могла придумать, что же предпринять ещё.

Наконец, она с облегчением услышала, как в замке повернулся ключ. Ребята обернулись на этот звук, и тут она со всего маху ударила приятеля Альберта по башке палкой от швабры. Он взвыл, повернулся, и бросился на неё.

Луиза со всего размаха ударила ногой в тяжёлом ботинке по его приближавшейся физиономии. Он резко отлетел назад, упал навзничь и затих.

В это же время, вошедшая в квартиру мама, увидела, что происходит, и ударила сына по руке с ножом своей сумкой. От неожиданности, нож выпал из руки Альберта, а он недоумённо смотрел на, распростёртого на полу, приятеля.

Луиза спрыгнула с лавки и наклонилась над незнакомцем. На его лбу красовался чёткий синий след от каблука ботинка. Парень не двигался.

– Сдох, что ли? – спросила она, пиная его мыском.

Мама наклонилась и приподняла ему веки:

– Живой. Разве что мозги ты ему встряхнула, как следует.

Вдруг они услыхали дикий визг:

– Ведьмы-ы-ы-ы…

Обернувшись, успели заметить, как их сын и брат, метнулся к туалету и закрылся там.

Мама тяжело вздохнула:

– Давно ты здесь?

– Нет, только вошла.

– Слава Богу! – и мама заплакала.

Луиза подошла и обняла её:

– Ну, всё, мам! Всё обошлось!

– Пока обошлось! – всхлипнула она, – В который уже раз! Уезжай отсюда, прошу тебя! Уезжай, пока цела!

Луиза хотела ответить, но на полу застонал приятель Альберта.

– Что с этим делать будем? – спросила она.

Мама всхлипнула, и в это же время в туалете снова завопил Альберт:

– Сгиньте ведьмы! Сгиньте!!!

– А что тут делать? Скорую надо. Пусть обоих забирают, – ответила она, и тяжело опустилась на скамейку.

Луиза стала набирать номер скорой помощи.

***

Евдокия Семёновна ехала на работу и снова размышляла о своих детях: дочке Луизе и сыне Альберте двадцати восьми лет отроду. Они были близнецами. Когда-то они с мужем так радовались их появлению! Жили хорошо и дружно, пока муж Станислав не заболел раком и умер. Случилось это шесть лет назад. С тех пор Евдокии пришлось работать за двоих. По профессии она была фельдшером, и стала брать как можно больше смен, чтобы дать возможность детям доучиться в институтах. Дочь училась на ветеринара, а сын в медицинском – на врача.

В итоге: дочка доучилась, и работала в ветеринарной клинике, была на хорошем счету! А сына Евдокия упустила. Тот связался с какими-то непонятными людьми, подсел на наркотики, бросил институт за год до окончания, и сейчас состоял на всех возможных учётах медицинских и правоохранительных учреждений.

Лечиться Альберт не хотел. Что они только не делали с Луизой, чтобы убедить его в этом. Бесполезно! Вроде сначала соглашался, но при первых же трудностях, возникающих в процессе лечения, всё бросал, и заново начиналось их мучение.

Жили они, как самые последние бомжи на чердаке: мебель в квартире старая и наполовину разбитая, ни телевизора, ни компьютера, никаких мало-мальски приличных вещей – всё вынес и продал Альберт. Сначала они старались что-то покупать, взамен проданных им вещей, но потом поняли, что это напрасно выброшенные деньги, и перестали пытаться что-то изменить. Их жизнь была настоящим адом. А ещё хуже стало в последнее время, когда сын стал приводить, не пойми кого, в их квартиру. И днём, когда они были на работе, и ночью, когда они уже спали. Полиция почти перестала реагировать на их вызовы, так что им самим приходилось справляться и выгонять из дома непрошенных гостей. А делать это было не безопасно, ведь некоторые из них были довольно агрессивными и непредсказуемыми.

Сначала Евдокия надеялась, что дочь встретит кого-нибудь, выйдет замуж и уйдёт, но её надежды так и не сбылись! Сейчас она постоянно пытается уговорить дочь съехать куда-нибудь: ту же комнату снять, но Луиза боится оставить её одну с братом.

Евдокия увидела, что подъезжает к своей остановке, тяжело вздохнула, и направилась к дверям автобуса.

Луиза пила кофе после операции. Оперировали онкологию у старой болонки. Луиза знала, что шансов у больной почти никаких, она пыталась объяснить это хозяйке собаки, но безрезультатно! Та плакала, умоляла попробовать спасти любимицу семьи и готова была заплатить любые деньги за малейшую возможность спасти собаку.

Операция прошла хорошо, но Луиза знала, что болонке осталось недолго, и поэтому не особо радовалась.

Сейчас у неё на душе было немного легче. Она знала, что брат находится в больнице, поэтому дома их с мамой ждёт пусть не долгое, но спокойствие.

Мама давно уговаривает её уйти из дома, чтобы не подвергать свою жизнь опасности, которая угрожает им от брата, вернее не столько от него, сколько от его приятелей-наркоманов. Но как она может оставить маму один на один с ними?

Раньше Луиза очень любила брата, но за последние годы от этой любви ничегошеньки не осталось, как и ничего не осталось от того Альберта, который был раньше. Девушка его оставила, и друзья тоже. Вернее, он сам оставил их, так как интересы стали слишком разные.

Луиза взъерошила свои короткие русые волосы, прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла в комнате отдыха. Её снова захватили размышления и воспоминания. Она вспомнила, как, учась в четвёртом классе, они с братом пришли однажды к маме и с возмущением выясняли, почему им дали такие дурацкие имена.

Мама очень удивилась! Она была уверена, что у них самые красивые имена на свете! Вот у неё действительно самое ужасное имя для современной женщины: Евдокия – Дуся, Дуня. Это ж кошмар какой-то!!! Надо было их так же, что ли, называть?

После продолжительных споров и перепалок, мама рассказала, что назвала их в честь одного персонажа из модного тогда мексиканского сериала. В этого персонажа она была просто влюблена, и звали его Луис Альберто. Так вот, когда она узнала, что ждёт двойню, решила, что назовёт их в честь него! Так как родилось не два мальчика, а мальчик и девочка: девочку она решила назвать Луиза, а мальчика Альберт. Возмущённая Луиза спросила тогда, что бы она делала, если бы родились две девочки? Мама не смогла ответить на этот вопрос, и раздосадованные, они с братом ушли от неё, ещё больше ненавидя свои имена.

Луиза усмехнулась, она ведь тогда ушла с твёрдым намерением сменить имя при получении паспорта, но так и не сделала этого. Смирилась со своим именем.

Она потянулась, открыла глаза и увидела перед собой свою подругу Варю.

Это была светленькая худенькая девушка неброской внешности: невысокий рост, бледненький цвет лица без следа косметики, светло-русые волосы собраны в хвост на макушке. Выглядела она, скорее, девочкой-подростком, а характер был взбалмошным, но добрым. Варя работала медсестрой в одном кабинете с Луизой, и девушки дружили.

– Ну, что, отдохнула? – спросила Варя.

Луиза кивнула и улыбнулась.

– Тогда поднимайся! Там мальчишки принесли сбитую машиной дворнягу. Родион послал за тобой. Говорит, это ты у нас альтруист, вот и оперируй бесплатно!

– Конечно. Он бесплатно даже прыщик не помажет! – отозвалась Луиза и встала с кресла.

Она очень любила животных и свою работу. Девушка часто бралась за сложные операции разного зверья малоимущих хозяев, выписывая им счета по минимальной цене.

Коллеги смеялись и перемывали ей кости, но в душе уважали и восхищались мастерством, с которым она оперировала и лечила своих пациентов. У неё был поистине дар, и она, несомненно, была на своём месте.

Прошло три недели спокойной жизни.

Луиза и Евдокия за это время навели в квартире порядок, выбросили некоторые сломанные предметы мебели: два табурета, этажерку из коридора и полку для головных уборов, которую Альберт сорвал в припадке очередной агрессии. Они купили новые.

Далее, вымыли и затоварили свой старенький холодильник, который отказались купить у Альберта даже таджики, работавшие у них дворниками. Ещё купили пару новых чашек, вместо бокалов с отбитыми ручками. В общем, немного пожили, как люди. Теперь они с опасением ждали возвращения из больницы Альберта. Насколько его хватит? Как быстро вернётся в их жизнь кошмар?

Мама опять пыталась уговорить Луизу съехать, но напрасно. Хоть Евдокия и уверяла дочь, что Альберт не сделает ей ничего плохого, та была категорически с ней не согласна:

– С чего ты так решила? – спрашивала Луиза, – Он ведь не в себе бывает! Как он может контролировать свои поступки? А его приятели?! Нет, мам, и не проси, я не съеду!

– Ну, тогда он нас обеих угробит! – с раздражением отвечала мама, – То хоть ты останешься, молодая, да красивая, а то вместе погибнем!

– Не преувеличивай на счёт моей красоты! – пыталась отшутиться Луиза, – Можно подумать, у меня женихов, как грязи! Ни одного на горизонте!

– Да так и не будет их! Ты на себя посмотри: носишь чёрте что! Штаны, ботинки да куртка, словно у мужика! Какой же парень на тебя посмотрит?! И купить ничего приличного не можешь, твой братец сразу всё утащит и продаст! А ведь ты такой хорошенькой можешь быть: и рост у тебя не маленький, и фигурка стройненькая, глаза выразительные. Только разглядеть всё это невозможно! Вот так и просидишь век кукушкой: ни мужа, ни детей!

– Какая фигурка? Какие глаза?! Не смеши меня! Я дохлая, как шпротина, и глаза серые, словно замазка бетонная! Красавицу нашла! А судьба у каждого своя. Кукушкой, так кукушкой! А, может, когда наступят лучшие времена, я из детдома малыша какого-нибудь возьму? Ну, если у самой не сложится.

– Не судьба это, а характер твой упёртый! – распалялась мама, – Какого детдомовца?! Сама родить сможешь! Ну, что мне сделать, чтобы ты ушла и начала жить своей жизнью?! Что?!

– Ничего. Успокойся. Вот ты бы свою маму оставила в такой ситуации?

– Оставила! А я и оставила! – разошлась Евдокия не на шутку, – Она всю свою жизнь с отцом-алкоголиком прожила. И пил, и бил! А она встанет на утро, синяки замажет и улыбается – всё у неё лучше всех, ни о каком разводе даже речи не заводи! Я плюнула и оставила! И не жалею, потому, как у меня и муж любимый был и дети! А останься я с ними, так всю жизнь и пряталась бы по соседям от отца, или колотушки получала на пару с мамой!

Луиза подошла к маме и крепко обняла её:

– Так это же совсем другое дело.

– И ничего не другое! – вырвалась Евдокия, – Надо самой свою жизнь устраивать, а не ждать неизвестно чего! Годы бегут, не догнать! Тебе вон двадцать восемь уже, а ты всё в девках ходишь! Куда это годится?! Я в твоём возрасте вас уже во второй класс повела, а у тебя что?! Даже мужика ни одного не было!

Луиза обиделась:

– Ну и что, что не было!? Если не встретила никого, кто бы сердце тронул? Это самое главное что ли?

– Да, доча, самое главное! Представь себе!

– Да не хочу я ничего представлять! И ложиться под кого попало, не хочу, поняла?!

Евдокия сбавила тон:

– Да я ж не говорю, чтобы под кого попало. А чтоб приличного кого встретить, надо приличные места посещать, и прилично при этом выглядеть! А здесь с нами у тебя никаких перспектив! А мне так бы хотелось внучат понянчить. Хоть какая-то радость в жизни появилась бы.

– Ладно, – раздражённо передёрнула плечами Луиза, – Если Альберт что-нибудь подобное последнему разу выкинет, обе с квартиры съедем.

– Да нет уж, дочка! Это мой сын, а значит, мой крест. Буду с ним до последнего!

– До чьего последнего твоего или его?

– А уж как судьба распорядится.

– Мам, ну брось ты! Ты ведь ещё сама молодая. Тебе сорок семь всего, столько ещё впереди.

– Вот, если ты будешь в безопасности, то столько мне здоровья сохранишь! А так…, – мама махнула рукой, – Вот приглашали тебя в Ярославскую область в охотхозяйство работать, чего не поехала? И домик обещали, и свежий воздух там…. Опять из-за меня! А так бы славно было, я бы за тебя спокойна была. И, опять же, охотники вокруг! Может, приличного человека встретила бы.

Луиза вздохнула, и закатила кверху глаза.

Да, приглашал её к себе на работу друг их декана в институте. Говорил, что в охотхозяйство, где работает его сын, позарез ветеринар нужен, а у неё, он наслышан, просто талант! Но она тогда не поехала. Не смогла маму оставить с теми бедами, которые на них обрушились. Да и не улыбалось ей тогда Москву бросать!

– Договорились, мам, – примирительно улыбнулась Луиза, – Если случай подвернётся, поеду себе охотника искать.

Действительно, у Луизы тогда не было никакой личной жизни. Она не говорила маме, что намеренно носит мужиковатую одежду, чтобы избежать притязаний на секс приятелей её братца. Они часто засматривались на неё, когда торчали у них дома. Особенно, когда принимали дозу.

Девушка заметила это и перестала носить дома обтягивающие легинсы с футболками, и перешла на широкие бесформенные рубахи и спортивные брюки. А потом и вовсе стала одеваться в похожие на мужские куртки и обуваться в тяжёлые грубые ботинки. И, как оказалось, это сослужило ей хорошую службу – она смогла вырубить нападавшего на неё наркомана.

Но эта одежда действительно надёжно скрывала от окружающих её природную грацию и миловидность. Преображалась она только тогда, когда переодевалась в клинике в хирургический костюм.

Через день после разговора с мамой, она пришла домой с работы и поняла, что брат дома.

Она переобулась и прошла к нему в комнату.

Он лежал спиной к двери, и, казалось, спал.

– Альберт, – тихонько позвала Луиза.

Он не отозвался, но ей показалось, что он немного втянул голову в плечи. Значит, не спит. Ну что ж, не хочет отзываться, не надо! И она тихо вышла из комнаты.

Вечером брат встал и пришёл к ней:

– Привет. Мать где? – спросил он, как будто не отсутствовал три недели.

– Привет. На сутках. Завтра утром придёт. А что? – отозвалась Луиза.

– Ничего. Так просто, – ответил Альберт и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Ты как себя чувствуешь? – успела спросить Луиза, прежде чем он закрыл дверь.

– Как дерьмо! – зло бросил брат и хлопнул дверью.

Глава 2

Светло-серый пёс в тёмных пятнах, с тёмно-коричневой головой и коротким хвостом, резво бежал по чуть заметной тропе. Молодой мужчина тридцати трёх лет едва поспевал за ним:

– Стой, Вольный! Куда ты так спешишь? – спрашивал он, – Почуял, что ли чего?

Но пёс приостановился, оглянулся и снова побежал вперёд.

– Точно, что-то почуял, – сказал себе под нос Елизар, и тоже побежал.

После недавнего ливня с веток деревьев падали тяжёлые капли. Елизар натянул на голову капюшон непромокаемой куртки, поправил на плече карабин, и услышал громкий лай Вольного.

Приближаясь к небольшой поляне, Елизар снял с плеча винтовку. Кто знает, что там привлекло его пса? Он осторожно раздвинул ветки ели и увидел огромную медвежью тушу, неподвижно лежавшую в мокрой молодой траве. Недалеко от неё, приседая на задние лапы и негромко рыча, пятился от собаки медвежонок.

Елизар вышел на поляну:

– Фу, Вольный! Ну, хватит пугать малыша. Не видишь что ли, он и так напуган: мамку убили, а тут ещё ты нападаешь. Перестань!

Пёс послушно замолчал и уселся, забавно склонив набок голову, и разглядывая найдёныша.

Елизар подошёл и осмотрел медведицу.

– Тёплая ещё, – сказал он, обращаясь к собаке, – Совсем недавно убили, сволочи! И какой в этом смысл? Опять какие-то уроды по пьяни пострелять приехали? Наверное, твой лай услыхали, и бежать! Сколько раз тебя просил не гонять перепелов с лаем и визгом! Могли бы тихонько подойти.

Пёс глухо рявкнул, и виновато опустился на траву.

– Ну, ладно, не обижайся. Я понимаю, что ты не знал, кого тут в такую пору носит. А то бы не шумел, – сказал Елизар и погладил пса.

Потом он подошёл к медвежонку, который испуганно жался к мёртвой медведице и порыкивал.

– Ну, что с тобой делать, а? Сколько тебе? От силы месяца четыре. Только от мамкиной сиськи оторвался, и уже осиротел, бедолага, – говорил Елизар, беря его на руки, – Придётся с собой его брать. Да, Вольный?

Пёс с готовностью вскочил и тявкнул два раза.

– Ну, пойдём пока. Отнесём его к сторожке, а там уж дальше разбираться будем.

И Елизар пошагал в обратном направлении, крепко удерживая вырывающегося медвежонка, на которого укоризненно потявкивал пёс Вольный.

***

Вот уже девять лет работал егерем охотхозяйства Елизар. После школы окончил институт, потом армия, дальше был помощником егеря полтора года. А как ушёл тот на пенсию, назначили егерем его, Елизара.

Вообще-то, работали они на пару с отцом – тот был лесником.

Чего только не случалось за эти девять лет! И браконьеры, и пожары, и неизвестные тела, прикопанные землёй. Всего не перечислить!

Лес Елизар знал вдоль и поперёк. Летом жил, в основном, в лесной сторожке. Хотя, много в их хозяйстве охотничьих домиков было. То в одном мог заночевать, то в другом. Отец раньше тоже с ним по лесу кочевал, когда мама погибла. Но сейчас задерживался в лесу редко, так как его отец, а стало быть, дед Елизара, стал неважно себя чувствовать. Как тут оставишь его одного надолго? Уж семьдесят девять лет ему, не шутки!

Звали деда – Епифан Лукьянович. И овдовел он совсем недавно. Считай, сразу за сыном Гордеем. У того жену Ксению (мать Елизара) десять лет назад молнией убило, а уж на следующий год и его супруга (бабушка Елизара) померла, сказали – сердце. Шестьдесят девять лет было ей тогда. Вот и остались они – три мужика: Епифан Лукьянович, его сын Гордей Епифанович, и внук Елизар Гордеевич. Двое уже овдовели, а младший всё никак не женится.

«И чего не женится? – размышлял дед Епифан, сидя на лавке под окном, – Парень видный: и рост хороший, и лицом вышел, и характер спокойный, и девки с бабами за ним гурьбой ходят, а в жёны взять никого не хочет. То с одной закрутит, то с другой. Вот только с одной молодухой уже пять лет якшается – Зоей звать. Гуляли, гуляли, потом рассорились. А она возьми, да замуж выскочи! А через год замужества, снова к Елизару липнуть стала, в сторожку к нему бегать. А он что? Бери, раз дают! Он и берёт».

Сплюнул Епифан Лукьянович, и тяжело поднялся с лавки, держась за спину.

– Что отец, опять радикулит скрутил? – услышал он голос сына из-за калитки.

Дед Епифан обернулся. Гордей открыл калитку и шёл к нему.

«А ведь и сын молодцом ещё держится, всего-то пятьдесят шесть годков ему. Тоже мог бы бабёнку себе какую найти, – думал, глядя на сына, Епифан Лукьянович, – А ведь нет! Всё Ксению свою оплакивает, а ведь десять лет уж прошло!», а вслух сказал:

– Скрутил, чтоб его! Вчера запруду разбирал, опять бобры постарались, ноги чуть промочил. Вот и результат!

– А что не мог меня или Елизара дождаться?

– Дождёшься вас, как же! Ты ближе к ночи приходишь, а он вообще неизвестно когда явится. Вот сидел я тут, и размышлял, как бы женить-то нам его? На правнуков поглядеть охота.

– Хватит, отец! – нахмурился Гордей, – Знаешь, ведь, что про него в деревне говорят.

– А мне плевать, что там бабы языками чешут! Не может такого быть!

– Ну, как не может? С одной два года пожил – детей не нажил. С другой, почти столько же, и тоже ничего. Сейчас уж пять лет с Зойкой путается, и та пустая ходит!

– Во-во! А она, заметь, и с мужем живёт! Чего же ни от того, ни от другого детей не заимела? Кто тут виноват, Елизар разве?

– Ой, не знаю! – махнул рукой Гордей, – Он ведь и с другими не хороводы водил, а что-то ни одна от него не нагуляла.

– Значит, ту самую не встретил! – упрямо сказал Епифан Лукьянович.

– Ну, что ты меня убеждаешь? – с досадой спросил сын, – Я, что ли внучат понянчить не хочу? Ещё как хочу! Только надежду уже потерял. Вот думаю, хоть бы с ребёнком кого нашёл, растили бы, как своего.

– Да, плохо, ежели он бобылём останется! Плохо мужику одному, а мы с тобой не вечные.

– Плохо, – подтвердил Гордей.

– А ты сам-то что?! – вдруг взвился дед Епифан, – Ещё мужик крепкий, а без бабы живёшь! Думаешь, не слышал я, как о тебе наши бабёнки у магазина шепчутся? Всё слышу, хоть и думают, наверное, что я пень глухой! Вон хоть та же Парамониха по тебе вздыхает!

– Да ты что отец?! Она же чокнутая на всю голову! Вот спасибо, сосватал!

– А может она и чокнутая, что одна? А был бы мужик при ней, и она бы остепенилась, да притихла бы!

– Давай-ка, батя, я тебе спину лучше натру. А то заведёт нас этот разговор не туда, куда надо!

– Вот-вот, а тебе лишь бы с темы соскочить! – заворчал Епифан Лукьянович.

– Что?! Это что за сленг у тебя? – засмеялся Гордей, – Ты, где это набрался – «соскочить»!?

– А что ты думал? Что я у вас совсем мхом порос и от жизни отстал? – спросил дед Епифан, тоже посмеиваясь.

– Да, какой уж тут мох, раз у тебя одни бабы на уме?! То Елизара женить хочешь, то меня сватаешь. Может, ещё и себе кого присмотрел?

– И присмотрел бы, – смеялся Епифан Лукьянович, – если бы не радикулит этот! Хоть перед кончиной, какая добрая душа вкусными щами, да пирожками накормила бы! А от вас что? Одни консервы, да супы из пакетиков!

Так и вошли они в дом, перебрёхиваясь, да посмеиваясь.

***

Прошло три месяца с тех пор, как принёс Елизар домой медвежонка. Он оказался медведицей. Она подросла, обвыклась и стала хорошим другом Вольному. Долго егерь подбирал ей кличку, в чём ему помогал верный пёс. Называл Елизар какую-нибудь кличку, а пёс взвизгивал один раз. Не нравится, значит. Но вот, наконец, Вольный тявкнул два раза, когда Елизар сказал:

– Ну, а как тебе Плюша? Ведь она на ощупь, как плюшевая.

И Вольный с готовностью, согласился, то есть прогавкал дважды.

– Ну, вот и славно, – вздохнул Елизар, – А то у меня уже фантазия закончилась!

Иногда пёс с медвежонком вместе начинали проказничать, и хозяину приходилось разводить их в разные стороны в виде наказания. Ну, сколько можно пустые вёдра по двору гонять или метлу дворовую на прутья растаскивать?

Так и жили.

Приближалась осень, и Елизар стал всё чаще задумываться, что делать с найдёнышем? Устраивать в город в зоопарк жалко. Что за жизнь в клетке? Хотелось ему, чтобы Плюша жила на природе, а значит надо её каким-то образом адаптировать к той жизни.

По деревне уже ходили слухи, что егерь завёл себе медведицу вместо жены. Особенно старались девки, которых егерь в упор не замечал. Уж злословили от души!

Отец с дедом сильно переживали, но поделать ничего не могли. Как людям рот заткнуть? Остаётся только делать вид, что ничего не видят и не слышат.

Однажды сидел Елизар у себя во дворе и удочку налаживал. Думал в ближайшие выходные за рыбой сходить. Себя побаловать, родных своих, да и Плюшу с Вольным не обидеть. Вдруг женский голос услышал:

– Елизар Гордеевич, ты дома?

«Зойка!» – вздохнул он, нехотя отложил своё занятие и вышел к калитке:

– Дома. А ты что не заходишь, за забором стоишь? – спросил он.

– Боюсь. У тебя ведь теперь новая подружка завелась. Да ещё какая! Не дай Бог, в немилость впасть, ноги не унесёшь! – ответила, с усмешкой, Зоя.

Елизар открыл калитку:

– Заходи, не бойся, в загоне она.

– А отец с дедом?

– Заходи, говорю. Один я.

Зоя вошла, повиливая бёдрами:

– А ты чёй-то меня совсем забыл? Наведываться перестал? Я уж волноваться стала, как ты там, не заболел ли?