Нравы от времён

Балетная студия при театре оперы и балета

Не могу вспомнить, кто и какие обстоятельства надоумили меня поступать в балетную студию. Мне исполнилось 11 лет, я переросток. Экзамены и отбор уже закончились. Моя соседка тетя Соня со мной очень дружила. Вернее, жалела, заботилась обо мне, подкармливала, дарила игрушки. Я ее очень любила. «А где мама?» – спросите вы. Мама вечно на работе или у моей тети. Вот тетя Соня и привела меня в балетную студию.

Ехали мы долго, с пересадкой. Театр оперы и балета находился на правом берегу р. Куры, а мы жили на левом. В дирекции студии нам сказали, что прием окончен, мол, приходите в следующем году. Я расплакалась, сказав, что я уже большая и меня уже не примут. В это время в дирекцию вошел Вахтанг Чабукиани. Увидев плачущую девочку, он спросил: «В чем дело?» Ему объяснили. Он подошел ко мне и проверил мои балетные данные: шаг, подъем ступни и другие параметры. Спросил у меня фамилию и сказал, чтобы меня зачислили. Так я стала ученицей балетной студии.

В сентябре я стала заниматься в классе педагога В. Воейковой. Это был 1-й класс «Б». Занятия начинались утром, ездить было далеко, но мне хотелось учиться. Пришлось перейти в другую школу со второй сменой. И вот началась учеба. Очень трудная, изнуряющая. Занятия шли по 45 минут у станка. Упражнения были сложными, на растяжку.

Вначале я старалась выполнять все указания педагога, но как только после перемены начинался следующий урок, сил уже не было. Когда педагог не смотрела в мою сторону, я работала у станка вполсилы. Выручали только природные данные. Я поняла, что не смогу отдать себя этому безумно трудному делу. Балет требует полной отдачи физических сил, особого питания, желания танцевать, как бы это ни было трудно. Одним словом, нужна железная сила воли.

Проучилась я в балетной студии всего два года, но эти два года дали мне большой багаж знаний в балетном и оперном искусстве. Я пересмотрела и прослушала весь оперный и балетный репертуары, ставившиеся в Тбилисском театре оперы и балета имени Захария Палиашвили.

Мне удалось, учась в балетной студии, поучаствовать в нескольких балетных спектаклях, в массовках. Была мышью в балете «Щелкунчик» П. И. Чайковского. Была вакханкой в одноактном балете «Вальпургиева ночь» Ш. Гуно. С другими девочками танцевала с большими венками. Участвовала и в других балетах, где были заняты дети.

Первоначально балет не считался отдельным элементом в театральном искусстве. Он служил как бы дополнением в оперных действиях. Значение балетного искусства выросло лишь в середине 18 столетия. Это было просто замещением оперных арий, вставными балетными номерами. Только в 1763 году был впервые поставлен полный сюжетный балет «Ясон и Медея» на музыку Ж-Ж. Родольфа. После этой постановки выросла значимость сюжетных балетов, так как композиторы охотно стали писать музыку к балетам, драматурги либретто к балетам. С тех пор поставлено много прекрасных балетов на великолепную музыку. Появилось много талантливых постановщиков и балетмейстеров, таких как Филиппо Тальони, Мариус Петипа, Михаил Фокин, в советские времена Джордж Баланчин (по происхождению грузин, но долгое время жил и работал в США), Юрий Николаевич Григорович и другие.

Особо хочется рассказать о Марии Тальони – дочери Филиппо Тальони. Мария Тальони прославленная балерина 19 века. Она впервые отказалась от тяжелых нарядов, от париков и грима в балете. Она выходила танцевать в легком платье. Спустя какое-то время изобрела пачку и придумала пуанты для пальцев ног. Любая балерина в пуантах как будто парила по сцене. Это было очень красиво и изящно.

В советские времена поразил и удивил балет, поставленный по трагедии Шекспира «Отелло» на музыку А. Мачавариани. Постановщиком, режиссером и сценаристом балета «Отелло» был знаменитый балетмейстер Вахтанг Михайлович Чабукиани. Исполнителем партии Отелло тоже был он.

Никогда не забуду, как я ходила смотреть балет «Отелло» в Тбилисском театре оперы и балета. Пробилась на спектакль без билета. Билеты были раскуплены все. Весь спектакль стояла в партере у стены. Это был фурор. Ничего более зажигательного и потрясающего, чем танец Вахтанга Чабукиани, я не видела с тех пор ни в одном балете, ни в те времена, ни сейчас.

Быль на грани фантастики

Советское время. Тбилиси. Середина пятидесятых годов прошлого столетия. Я с мамой почти всегда нахожусь у тети на улице Табидзе. У мамы нет работы. Она ухаживает за семьей своей сестры. А семья большая. Тетя, дядя, два приемных мальчика из грузинского села Баджи, что находится в Рачинском районе Грузии. Отец мальчиков погиб на фронте, мать умерла от рака. Еще пять кошек и я с мамой. Тетя и дядя обитают в отдельной комнате, а мы все вместе с кошками в большой комнате. Вот бедная моя мамочка (в прямом и переносном смысле) готовит, стирает, убирает. За это мы накормлены. Дома в нашей маленькой комнатке холодно, нет еды, идти туда не хочется.

Особо хочу рассказать о доме, в котором жила моя тетя. Дом огромный, 4-этажный, как большой прямоугольник, как колодец с высокой аркой, с красивыми воротами из чугуна с причудливыми узорами. Дом элитный. В нем живут люди высокого ранга. Профессора, ученые, врачи, артисты, композиторы. Отдельные квартиры никто не занимает. У всех коммуналки, с общими кухнями и туалетами.

Только на 4-м этаже жила семья профессора Шульгина, которая занимала часть этажа со всеми удобствами. Его жена – милейшая и добрейшая женщина – очень любила детей. А детей во дворе было очень много. Она много уделяла времени дворовым детям. Устраивала праздники, концерты силами детей. На свои деньги каждый Новый год ставила живую елку во дворе дома. Кстати, в те далекие времена не было искусственных елок. Покупала подарки, приглашала цирковых артистов. Летом прямо во дворе ее усилиями был городской лагерь. Я была очень рада, когда мы с мамой подолгу жили у тети.

У меня подружка во дворе. Девочка моего возраста. Она всегда меня приглашала к себе домой. Я была рада. У них хорошо. И пианино есть. Девочка училась в музыкальной школе. Она часто играла пьесы, а я с упоением слушала. Мечтала тоже научиться играть. Но как? Пианино нет, да и вообще ничего нет. Мы с ней играли в разные игры. Мама девочки как всегда занята готовкой еды в общей кухне. Отец на работе, брат девочки, наверное, в институте, он уже взрослый.

И вот однажды, кажется в воскресенье, отец моей подружки оказался дома. Это высокий, немолодой, на мой детский взгляд, с усами, строгий мужчина. Я его немного боялась, хотя видела много раз. Вдруг отец моей подружки – ее зовут Лали – подходит к нам в разгар нашей игры и интересуется моей жизнью: где я живу, к кому прихожу. Я подробно рассказываю о себе, о маме, о тете и ее семействе. Рассказываю о том, что мы с мамой живем на улице Клары Цеткин, у нас маленькая комната в полуподвальном помещении, туалет и кран во дворе. Рассказываю, что мы живем с мамой вдвоем, а папа умер. Почему-то спрашивает мою фамилию и точный адрес, но меня это не настораживает, я спешу продолжить игру. Наконец отец Лали уходит, и я забываю о нем.

Проходит время. Мы с мамой дома, в нашей комнатке. Стук в дверь. Мама открывает. На пороге трое мужчин. Они, ничего не говоря, проходят в комнату, осматривают ее, потом выходят в наш большой двор, видят в середине двора водопроводный кран, туалет общий, как всегда грязный. Людей во дворе много. Все с удивлением смотрят на мужчин. Мужчины очень важные, хорошо одетые, в костюмах. Вскоре мужчины уходят. Напуганная, забитая жизнью моя мамочка ни о чем их не спрашивает. Я стою с открытым ртом, растерянным взглядом провожаю уходящих.

Проходит время. Вдруг приходит курьер и приносит смотровой ордер на комнату. Он просит срочно сходить по указанному адресу, посмотреть комнату и в 2-дневный срок дать ответ. Если комната понравится, то с паспортом явиться в Тбилисский горисполком, в жилищный отдел. Мама в недоумение. Она отказывается идти смотреть комнату по смотровому ордеру. Почему? Она рассуждает так: мы ведь не стоим на учете в жилищном отделе на получение комнаты. Это раз. Наша комната по метражу точно на двоих. В те времена нормой было 5–6 кв. м на человека. Это два. Она считает, что здесь какое-то недоразумение. Это три. Я долго уговариваю мамочку посмотреть комнату по улице Орджоникидзе. Кстати, комната находится совсем недалеко от нашего дома.

Наконец мы собрались и пошли. Дом оказался небольшим, итальянского типа, с открытыми балконами. Комната на втором этаже, довольно большая – 16 кв. м, – светлая, двери комнаты выходят в большую галерею (то есть в лоджию), а рядом в другой комнате один сосед. На открытом балконе общий туалет. Еще большая кухня на две семьи. Маме и мне все понравилось.

На следующий день я повела маму в горисполком, мама шла как во сне. Я ее подбадривала, хотя и сама не понимала, кто о нас позаботился. Все случилось как в сказке. Мы нашли жилищный отдел, мама подала паспорт и смотровой ордер, и ей выдали настоящий ордер на этот адрес. Нашей радости не было предела. Вскоре жильцы выехали из этой комнаты, а это была семья из 4-х человек.

Нам надо было срочно перебираться в полученную комнату. Денег на ремонт все равно не было. Мы с мамой на себе перетаскали весь наш небольшой скарб, а кровать, стол, шифоньер, кушетку и другие предметы мебели перевез наш уже бывший сосед дядя Альберт. Он работал на грузовой машине. И все за бесплатно. Надо отметить, что в те далекие времена люди были добрее, душевнее, более внимательнее. Отношения между людьми никогда не упирались в деньги.

Наконец мне удалось выяснить, кем был отец моей подружки Лали. Оказалось, что он был председателем городского исполкома г. Тбилиси. Но случилось так, что мне даже не пришлось поблагодарить отца моей подружки. Пока мы перебирались в новый дом, радовались нашему счастью и обустраивали комнату, семья моей любимой Лали тоже переехала в новую квартиру. Следы затерялись. Пути наши разошлись, но память об этом навсегда осталась в моем сердце.

Вот такая нереальная фантастическая история случилась со мной и мамой. Что это? Удача? Или восторжествовала некая справедливость. Почему с нами? Ведь очень многие большие семьи жили еще в более ужасающих условиях. Ютились по холодным подвалам, по барачным общежитиям. Время было тяжелое. Послевоенное. Прошло много лет, но я часто возвращаюсь к этому из ряда вон выходящему событию. Думаю, анализирую, но никак не могу найти объяснение невероятной, не поддающейся никакому определению этой были на грани фантастики.

Тбилисские события 1956 года

В 1953 году 5 марта умер вождь и отец всех народов СССР Иосиф Виссарионович Сталин. Тбилиси и вся огромная страна СССР погрузились в траур. Горе было безмерно, бесконечно. Когда хоронили Сталина, много людей в Москве погибло в давке, людей, которые пришли проститься с любимым вождем. Хорошо помню, как наша классная учительница повела нас в парк, где был памятник Сталину. Собралось много людей, учеников привели многие школы. Начался митинг. Дети читали стихи о Сталине. Многие выступали с хвалебными речами о Сталине. Все плакали. Это было вселенское горе.

К власти пришел Никита Сергеевич Хрущев, который занялся разоблачением культа личности Сталина. 25 февраля 1956 года Хрущев выступил с докладом «О культе личности и его последствиях». В докладе приводились сведения о репрессиях, о коллективизации с раскулачиванием, говорилось о военнопленных, которые по возвращении из плена арестовывались, ссылались в ГУЛАГ, некоторые даже расстреливались. Одним словом, была показана картина массовых репрессий. Грузия восприняла разоблачение Сталина как личное оскорбление, хотя, как выяснилось позже, многолетнее правление Сталина и его окружение нанесло огромный урон Грузии. Вся передовая интеллигенция была уничтожена, как и в других республиках.

Весь доклад Хрущева сводился к персональной ответственности Сталина. Тут же вспомнили о пытках и о внесудебных расправах и расстрелах. Много всего ужасного свалилось на голову Сталина. Да, он виноват во многом. Неужели один? А где были остальные, белые и пушистые члены правительства? Просто загадка века!

Я вовсе не оправдываю злодеяния Сталина и его приспешников. Тем более и мой отец пострадал безвинно от разгула обезумивших властителей СССР под руководством известного нам «главного злодея». Где же был тот же Хрущев, Маленков, Поспелов, Микоян, Аристов, Шверник, Булганин, председатель КГБ генерал Серов и другие, а? Неужели маленький, рябой, с высохшей рукой человек мог один управлять госаппаратом власти, многомиллионным народом? Нет, дорогие мои читатели, вина лежит на всех, кто пребывал у власти, начиная с 1917 по 1960 годы. Это мое личное мнение.

В городе Тбилиси позже снесли памятники Сталину, переименовали улицы, из школьных учебников убрали все, что касалось нашего вождя. Изъяли из грузинских учебников по литературе стихи Сталина. Из песен выкинули слова о Сталине. Все это было сделано по всей стране.

5 марта 1956 года – в годовщину смерти Сталина – в Тбилиси народ собрался у памятников Сталину, также на главных площадях. По проспекту Руставели прошла демонстрация. В этот день, по моим воспоминаниям, отменили уроки во всех школах города и всех учеников нашей школы во главе с директором и учителями повели к памятнику Сталину, который находился в парке, недалеко от нашей школы, на набережные реки Куры. Состоялся митинг. Дети читали стихи о Сталине. Взрослые выступали против развенчивания культа личности, обличали власть, требовали снятия Хрущева.

Несколькими днями позже на очередных митингах прозвучали первые призывы даже о выходе Грузии из состава СССР. И так мирные митинги проходили в городе вплоть до 9 марта. А ночью в город ввели войска. Однако об этом никто из горожан не знал. Ночью многотысячная толпа молодых людей решительно подошла к Дому связи на проспекте Руставели. Расположились напротив Дома связи, возле грузинского драматического театра и ресторана «Тбилиси». Все деревья были усыпаны мальчишками 9–12 лет.

Вдруг у инициативной группы возникло желание отправить телеграмму В. Молотову, с просьбой возглавить страну вместо Хрущева. У Дома связи находилась вооруженная охрана. Несколько молодых людей подошли к охране. Их схватили и затащили в здание. Толпа бросилась их выручать. Из окон Дома связи послышалась пулеметная очередь. Я и мои двоюродные братья были очевидцами этой бесчеловечной стрельбы по молодым, безоружным людям. Как мы туда попали. Мои обе тети жили в центре города. Одна на улице Энгельса, недалеко от главной площади города, другая недалеко от проспекта Руставели, где находился Дом связи. Нужно было спуститься с улицы Атарбекова по короткой улице, прямо к Дому связи. Вот так мы и пришли туда и смешались с толпой. Никогда не забуду, как после первой очереди выстрелов попадали люди, а с деревьев посыпались тела ребятишек. Мы с криком и плачем побежали к улице, находящейся вблизи Александровского сада. Затем мы забежали в сад и спрятались за скамейки. Перевели дух. Пока мы бежали, пулеметная стрельба не прекращалась. Было страшно, ведь мы были подростками. Погибло много девушек и юношей, поскольку эта многотысячная толпа состояла из них. А мы жили вроде в благополучной стране.

По одним данным погибло около 500 человек. Но официальные данные были явно занижены. По данным МВД Грузии было убито 15, ранено 54 человека, 200 человек были арестованы. По другим данным было задержано 375 человек, из них 39 – были осуждены, а остальные отпущены. В те годы только радио сквозь зубы сообщило об этом, и все умалчивалось. Только в перестроечное время появились материалы, касающиеся тех тбилисских событий 1956 года. Правда, и сейчас разнятся данные о погибших. Видимо, все еще они засекречены. До сих пор каждый год 9 марта собираются участники тех трагических событий и родственники погибших молодых людей, чтобы почтить память ни в чем не повинных, безоружных молодых парней и девушек.

В марте я об этом вспомнила и посвятила рассказ этому болезненному событию, которое оставило во мне неизгладимую память.

Мамина семья

Моя мама родилась в глухой деревне Саратовской области. До коллективизации и раскулачивания она жила там вместе с одиннадцатью братьями и сестрами. Всего в семье было шесть братьев и шесть сестер. Крестьянское хозяйство было крепким по тем временам. Две коровы, два теленка, две лошади, десяток овец, свиньи, поросята, куры, утки, гуси. Подворье большое, да и несколько десятин земли, которую обрабатывали сами, всей семьей.

Мать с отцом и старшими братьями работали с утра до вечера. Младшие девочки хозяйничали в доме. Нянчили совсем маленьких детей, ухаживали за курами, гусями, утками. Кто-то из ребят пас овец и коров далеко за домом. Одним словом, все были трудоустроены. В школу дети ходили по очереди. Так и жила эта дружная, работящая семья в небольшом доме.

Там были сени, большая комната с лавками, длинным столом и русской печью с полатями, чистая горница, где стояла одна кровать для родителей, в красном углу находились иконы святых. Над большим окованным сундуком зеркало, и висела люлька, подвешенная к потолку, в которой качался очередной младенец. Еще были прямо к дому пристроены сараи, где зимой находились домашние животные, а молодняк – овечки и теленок – жил вместе с детьми в большой комнате. И так семья из 12 детей и родителей дружно жила в деревне до коллективизации.

Коллективизация сельского хозяйства в СССР началась в 1929 году. Параллельно коллективизации шла кампания раскулачивания. По данным историков, лишь только три процента сельского населения были зажиточными. А раскулачиванию подлежали 10–15 % единоличных хозяйств. В деревни направлялись карательные отряды, которые силой конфисковали имущество, запугивали крестьян, совсем богатых сажали под арест.

Все крестьянство делилось на три категории. Первая категория подлежала аресту. К ней относились зажиточные хозяйства, имевшие батраков. Вторая категория подлежала выселению в отдаленные области Урала, Сибири, Казахстана. А третья категория подлежала выселению на худшие земли в том же районе. Четкого определения, кто относился к классу кулаков, не было. А ведь нужно выполнить план – 10–15 % крестьянских хозяйств… Раскулачивание коснулось многих миллионов человек. «Самого ободранного батрака вполне можно зачислить в подкулачники», – писал А. И. Солженицын. Семью мамы отнесли к третьей категории кулаков. Мать, отца, сестер, братьев переселили на худшие земли, отобрав, а вернее конфисковав, все хозяйство. Поселили в какую-то разваленную избу. Но все были очень рады этому, ведь их не арестовали, не расстреляли. Оставили в живых. И на том спасибо. Но одолел голод. Поэтому две сестры и брат бежали в Грузию к своей старшей сестре. К тому времени младшие дети – три сестры и два брата – умерли, и осталось всего только шесть детей да мать с отцом. Вот так закончилось раскулачивание для семьи мамы.

Наивность советской женщины

Во время войны, перед уходом на фронт мой папа был арестован. Мама осталась одна, беременная, без средств к существованию. Родила девочку, в ЗАГСе записала ее на фамилию отца. В те далекие времена многие семьи так и жили без регистрации брака, как и в наши нынешние времена. Описывать трудную жизнь мамы не хватит слов. Молока своего нет, денег нет, кормить дочку нечем. Кормила ребенка жидкой кашицей из манной крупы. Продала из дома все: папины костюмы, сорочки и даже аккордеон. Расскажу один эпизод из этой тяжелой жизни.

Кто-то, пожалев маму, предложил ей продавать конфеты ириски, изготовлявшиеся дома кустарным способом. Кстати, эти ириски очень были востребованы. Ведь конфет никаких не было, были только конфеты в виде подушечек с начинкой, с повидлом внутри, да и они нечасто продавались в магазинах. И вот мама с грудной девочкой на руках и с ирисками в коробке отправилась продавать на проспект Челюскинцев, который прилегал к вокзальной площади. Она не успела продать ни одну ириску, как ее остановил милиционер и отвел в отделение милиции. Там у нее отобрали коробку с ирисками, но, пожалев грудного ребенка, отпустили домой. Однако пришлось выплачивать ущерб, нанесенный «конфетному бизнесу».

Меня всегда поражала наивность и доверчивость советских людей, особенно сердобольных женщин, которые всегда были готовы прийти на помощь любому человеку. Еще один плачевный эпизод и опять на проспекте Челюскинцев, где мама познакомилась с женщиной, рассказавшей ей душещипательную историю о своей жизни. Пожалев эту женщину, мама пригласила ее пожить у нас. Утром она ушла на работу, оставив маленькую дочь с незнакомкой. Женщина забрала последнее, что было в доме, и ушла, оставив ребенка на произвол судьбы. Хорошо, что утром, услышав плач, к нам заглянула соседка, с которой мама дружила, и пробыла у нас до вечера, пока мама не вернулась с работы. Это была бабушка Дуня, очень религиозная, благочестивая старушка.

Как еще выживала моя мама? Так как мы жили недалеко от железнодорожного вокзала, мама приводила к нам домой одного или двух солдат, ожидавших поезда, на ночевку, а сама с ребенком уходила ночевать к соседке, к бабушке Дуни. В благодарность солдаты оставляли хлеб, консервы, сахар из своих пайков. Так и жили…

Затем, когда я немного подросла, мама устроилась работать на гребешковую фабрику. Жить стало легче, так как появился заработок. На станке мама обрабатывала и затем шлифовала деревянные гребешки, которые были очень востребованы. Почему? Во время войны, да и после войны, почти не было мыла, да и вообще никаких средств гигиены, но было много вшей у детей и взрослых. Эти гребешки делали двухсторонними: с одной стороны зубья частые, а с другой стороны – редкие. Головы детей смазывали керосином, а затем редкими зубьями расчесывали волосы, а частыми вычесывали вшей и гнид. Вот такие были времена.

Хотя вроде военные действия не велись на территории Грузии, но жизнь была тяжелой и голодной, как и по всем республикам. По воскресеньям мама со своей сестрой – с моей тетей – ездили на электричке в близлежащие деревни и меняли одежду, обувь на хлеб, на кукурузную муку, из которой варили мамалыгу (это кукурузная каша, очень вкусная), и другие продукты. Так и выживали.

Отец

Отец мой – коренной житель прекрасного города Тбилиси. Его отец – столбовой дворянин. Мой дедушка российским царем вместе с семьей был сослан на Кавказ за политические высказывания против существующей власти. Он с семьей обосновался в Тбилиси, в котором и родился мой отец. Повзрослев, отец окончил Тифлисское коммерческое училище и работал бухгалтером на обувной фабрике «Исани».

Отец и мама познакомились на фабрике. Отец к тому времени был женат, имел двух взрослых детей. Мама жила одна, в небольшой комнате. Видимо, между ними возникла обоюдная симпатия. Однажды отец явился вечером к ней домой с чемоданом и сказал, что будет здесь жить. Мама растерялась и не могла возразить. Она была удивлена, что такой видный мужчина обратил на нее внимание. Будучи полуграмотной крестьянкой, она считала, что он стоит на социальной лестнице намного выше, чем она.