Снег усилился и его новые влажные массы громко скрипели под бахилами. Колямбо шел очень быстро, иногда переходя на мелкую трусцу. Он глянул на часы – без десяти минут пять. Наверное, пройдет еще час, когда солнце совсем перестанет освещать низкие облака, облепившие небо, и тогда сумрак поглотит весь лес.
Колямбо внимательно вглядывался в окружающие его деревья, пытаясь уловить хоть что-то знакомое, чтобы понять, что он идет правильно. Иногда он даже разворачивался, меняя картинку зрения на ту, что была перед ним, когда утром весь их отряд шел к Трем братьям. Но никаких особых воспоминаний не всплывало. Почти весь путь Колямбо тогда проделал, уставившись себе под ноги, либо увертываясь в процессе игры от падавших с веток слоев снега.
Однако пока он не беспокоился, тропинка шла почти прямо, нигде не пересекаясь с другими. Так что на данный момент он точно не мог пропустить вероятной развилки и двинуться в неверную сторону.
Постепенно темнота все больше овладевала просторами чащи, и теперь в глубине ельника не было видно почти ничего. Хорошо, что хоть снег белый лежит, иначе вообще труба! Колямбо посмотрел наверх, где в прорехах крон хвойных деревьев проглядывало задернутое облаками небо. На часах – пять сорок. Все, это уже точно можно назвать – стемнело.
Он как-то неприятно поежился на ходу от таких мыслей. Первоначальный пыл общественно значимого дела стал испаряться, ему на смену спешило чувство обеспокоенности. В это время лес был как-то по-особому тих. Только скрип от шагов Колямбо. Он не снижал темпа, но теперь очень настороженно озирался вокруг. Пока страх не успел овладеть им, и за каждым кустом на данный момент не виделись странные пугающие тени, но отчего-то казалось, что до этого совсем недолго. Нервная система Колямбо напрягалась все больше. И чтобы не заморачиваться о всякой ерунде, он решил размышлять на другие темы.
«Так, я иду уже почти час».
Справа раздался треск от упавшего под тяжестью снега высохшего сучка. Колямбо резко развернулся в сторону звука, одновременно вздрогнув всем телом. Но, успев уловить глазами последнюю стадию пикирования предмета, облегченно выдохнул.
«Долбанные сучкИ!»
Он зло глянул на ель, только что оставшуюся без одной из своих частей.
С минуту Колямбо шел в отрешенном состоянии, внезапно забыв про все вокруг.
«Так, ладно, о чем я хотел подумать-то? Ах, да. Значит, я шагаю уже час времени, при этом быстро шагаю. А до скал мы добрались, насколько я помню, за два часа, – он намеренно протянул последнее слово, пытаясь уловить, что он этим хочет сказать. – Хотя нет, это до развилки у речки мы шли два часа, а потом еще минут двадцать чапали вверх по склону к Братьям. Значит, два часа двадцать минут, в общей сумме. Иду я всяко энергичнее, чем мы шли днем. Следовательно, до лагеря осталось еще, как минимум, час ходьбы. Да, еще час. – Он довольно покивал головой. – Ну и нормально, не так уж и далеко. Вот только темно, зараза. Не видно здесь ничего!».
Ему вдруг захотелось сказать последнюю фразу вслух.
– Не видно тут у вас ничего!
От такой неожиданной бравады Колямбо стало легче и веселее, и он в голос рассмеялся своим хрипловатым ироничном смешком:
– Ну, где здесь ваши мишки или прочие зверушки? А?
Ему никто не ответил.
– Мишки, м-да. Кстати, а почему ты сказал мишки? – спросил он сам себя. – А черт его знает! – он практически прокричал это на полную мощность.
И вдруг от звуков своего не ко времени вырвавшегося крика Колямбо стало очень страшно. Как будто этим он мог разбудить какие-то неведомые силы, так мирно спавшие до неаккуратных возгласов. Колямбо даже остановился, ему показалось, что недалеко только что раздался подозрительный тонкий свист.
– Это что? – еле шевеля губами, почти неслышимо произнес он.
Слух напрягся, пытаясь уловить малейший намек на опасность. По верхушкам деревьев промчался ветер, отчего вниз полетели мелкие высохшие ветки и хвоя. И хотя их шуршание мешало различать посторонние шорохи, возвращение давно не появлявшегося ветра, заставило отхлынуть внезапно возникшее у Колямбо ощущение присутствия рядом чего-то недоброго. Он еще раз взглянул в сторону, откуда предположительно прилетел свист, и двинулся дальше, постепенно ускоряя шаг и отряхивая с себя продолжавший валить снег.
Глава пятая. Утро на холме и ночной лес
Шакулин медленно всходил по ступеням управления, не спеша расставаться с ощущением летней утренней свежести, царившей на улице. Еще совсем неяркие почти прозрачные лучики солнышка приятно освещали ясное голубое небо.
Рядом с главным входом стояли какие-то два человека, оживленно обсуждавшие жутко актуальную для них тему. Шакулин еще подметил про себя, что никогда их здесь не видел, хотя мало ли людей бывает около здания конторы, он не обязательно должен всех знать. Бросив последний взгляд на улицу, лейтенант преодолел завершающую из восьми ступеней крыльца, и направился было к двери, когда сзади его окликнул Листровский.
– Сергей, скорее в машину! – капитан стоял рядом с черной «Волгой», всем видом показывая, что дело срочное.
– А что случилось, Евгений Палыч?
– Давайте в машину, я не могу здесь орать для всеобщего сведения о том, что случилось.
– Понял, иду! – откликнулся Шакулин и устремился к машине.
«Волга» тронулась, сходу набрав приличную скорость.
– О, ничего себе! – удивился вслух лейтенант. – Мы на таких парах можем случайно за пределы города вылететь.
– Нам как раз за пределы города и надо, – проговорил Листровский. – Утром в лесу нашли еще одно тело, по косвенным признакам, это наш клиент.
Шакулин в раз переменился в лице, все приятное, с чего начинался его сегодняшний день, тут же улетучилось. Немного поразмыслив, он пощелкал передними зубами и спросил:
– Где нашли?
– Да, тут, недалеко, на окраине.
– Почти у города?
– Я бы вам сказал, где именно, только мало соображаю в названиях местных районов, совсем чуть-чуть осталось.
Шакулин в нетерпении покачался на сиденье.
– А вы уже были на месте, Евгений Палыч?
– Был, – твердо и как-то почти бесстрастно ответил Листровский.
Машина остановилась на окраине частного сектора, которым заканчивался в северо-восточную сторону Златоуст. Буквально в двадцати метрах от деревянных домов протекал ручей, за ним начинался длинный подъем вверх на лесистый холм.
– Нам туда, – Листровский показал пальцем на небольшую группу людей, толпившихся где-то на середины подъема, прямо на грунтовой дороге, проделанной за многие годы взбиравшимися на холм грузовыми машинами.
Из ближайшего огорода пропел петух.
Лейтенант огляделся вокруг. Примерно восемь-девять домов в один ряд образовывали эту окраинную улицу. Рядом с одним из них на лавочке сидела пара старушек, видимо, растревоженных событиями, происходящими у них под носом. Сам холм был достаточно густо одет в пальто из высоких сосен, неподвижно стоявших ввиду полного отсутствия ветра. Каменистый ручей, шириной в два-три метра, протекавший прямо у подножия, образовывал как бы естественную границу между территорией, занятой людьми и территорией, где люди еще не могли чувствовать себя, как дома. Потому что, то была не их территория, то была территория, принадлежавшая лесу.
Шакулин снова взглянул на обозначенную Листровским минуту назад группку людей.
– Надо же, зверюга! Так близко подобрался! – еле слышно, для себя самого, проговорил он.
Капитан, расслышавший слова, только бросил на коллегу внимательный взгляд. Они зашагали наверх.
На небольшой полянке чуть в стороне от дороги, ведущей в подъем, лежало тело мужчины лет сорока. Точнее лежало то, что от него осталось. Вся область живота была буквально выедена, все внутренности перемешаны. Ноги и руки же – абсолютно целы, а вот на лице виднелись отчетливые глубокие ссадины и огромных размеров синяк с шишкой в районе виска.
Шакулин, видевший этот труп впервые, разглядывал его с каким-то человеческим сочувствием, чуть сморщив лицо, он стоял с непроизвольно сжатыми кулаками.
– Вы всегда так реагируете на трупы? – спросил Листровский.
Выдержав небольшую паузу, достаточную для того, чтобы Шакулин сообразил, как он сейчас выглядит со стороны, лейтенант ответил:
– Ну, все равно как-то… Неприятно, что ли. Я пока не научился не реагировать на подобные вещи.
– Не научились, значит, реагировать, – прокомментировал Листровский. Капитан покачал головой, скептически сжав губы. – Это хорошо, Сергей, что вы еще не научились. – Листровский немного помолчал и добавил: – Когда научитесь, уже поздно будет.
– В каком смысле? – резко повернулся к нему Шакулин. – Поздно для чего?
Их прервал подошедший откуда-то сзади человек, достаточно полный, но не настолько, чтобы считаться толстым, с небольшой лысиной на макушке, но не настолько, чтобы называться лысым.
– Прошу прощения, товарищи, – сказал он чуть виноватым тоном, намекая на то, что ему неудобно влезать в их разговор.
– А, Василий Борисович! – откликнулся Шакулин. – Вот, познакомьтесь, Евгений Палыч, это наш главный в городе судмедэксперт, Альшанин Василий Борисович.
– Мы уже знакомы, лейтенант, – совершенно без эмоций сказал Листровский. – Мы утром здесь встречались.
– Да? Ну, ладно, – чуть смутился Шакулин.
Листровский развернулся к доктору:
– Вы обнаружили что-то новое?
– Ну, не совсем, товарищ капитан. Просто теперь я могу примерно рассказать, как все происходило.
– Очень любопытно, – подстегнул его Листровский.
– По-видимому, жертву сначала оглушили. Вот смотрите, – Альшанин показал на лицо трупа. – Этот синяк и ссадины от удара об ствол сосны. Его сначала толкнули на ствол. Очень сильно толкнули.
– Может быть, швырнули? – вставил Шакулин.
Альшанин с легким недоверием посмотрел на лейтенанта:
– Ну, может быть, и швырнули, хотя, чтобы так швырнуть, нужна немалая сила.
– То-то и оно! – продолжил Шакулин. – Силы у этого, как бы его назвать, субъекта, предостаточно.
Листровский уловил, куда клонит коллега, и решил перебить его, пока разговор не перешел в плоскости сверхъестественных сил:
– Его точно толкнули именно на ствол, то есть не могли оглушить палкой или дубиной? – обратился он к медэксперту.
– Да, это точно, – Альшанин подошел к ближайшей сосне и похлопал по ее коре. – Вот здесь, – он указал пальцем область на стволе, – есть следы крови и фрагменты кожи.
Листровский согласно покивал головой и обвел взглядом поляну в поисках места, куда можно было бы присесть. Присаживаться было особенно некуда.
– Ясно, – уже как бы без интереса произнес он. – Значит, жертва двигалась по дороге вниз…
– Да, он спускался с холма, судя по следам, – поспешил добавить Альшанин.
– И тут наш, как его назвал Сергей, субъект накинулся на пострадавшего, так?
В этот момент, находившийся неподалеку незнакомый капитан милиции, по-видимому, слышавший, о чем говорят кгбэшники с судмедэкспертом, крикнул кому-то из стоявших на дороге:
– Эй, Андросов, сюда иди! Сейчас он вам расскажет, – обратился он уже к чекистам, – что и как тут было.
К незнакомцу подбежал молодой лейтенант милиции, и после жеста первого, иди мол, этим людям нужны твои данные, подскочил к Листровскому, признав в том главного.
– Лейтенант Андросов! – как-то излишне бойко отсалютовал он, так, что Листровский невольно отклонил голову назад при столь громких звуках.
– Это наш местный следопыт, – Альшанин решил взять инициативу на себя. – Мышь от тушканчика различит.
– Здесь есть тушканчики? – осведомился Листровский.
– Нет, здесь их нет, – все так же бойко выдал Андросов. – В Казахстане есть, я из Павлодара родом.
– Понятно, – холодно перебил его Листровский, которому уже начали надоедать молодые и ретивые лейтенанты этого города. – Что вы можете сказать о том, как здесь развивались события?
Андросов проследил взглядом весь путь движения жертвы от дороги к тому месту, где сейчас лежало тело, по крайней мере, так показалось Листровскому, после чего решил начать:
– Этот человек спускался по дороге, следы ведут вниз, причем почти с самой верхушки холма. Ветра ночью не было, так что пылевые отпечатки ног хорошо просматриваются. Затем его, видимо, напугал э-э-э… – Андросов не мог подобрать определения субъекту, который напугал жертву. – В общем, убийца.
Листровскому подумалось, что слово «убийца» здесь несколько утрированно, оно очеловечивало того, кто мог пойти на такое зверство, хотя сам факт того, что их неведомому субъекту подобрали новое определение, его немного развеселил. Еще один термин, который он сможет использовать при написании рапорта в Москве – «убийца».
Андросов продолжал:
– Пострадавший кинулся бежать влево по ходу своего движения, но нападавший его настиг и толкнул на ствол. – Андросов посмотрел на Альшанина, который утвердительно кивнул.
– Хорошо, а почему пострадавший побежал именно в левую сторону от дороги? – начал свой расспрос Листровский, мало удовлетворенный тем, что и так было очевидно. – Почему не вправо, не обратно наверх, не, наконец, вниз по склону, что более логично, к человеческому жилью?
– Видимо, убийца преградил ему путь, – ответил Андросов.
– Следы, – Листровский кивнул на дорогу. – Вы нашли там следы… нападавшего?
– Ну, трудно четко сказать, – слегка потупился Андросов. – Наверху холма – только отпечатки обуви пострадавшего, а здесь все затерто, много всяких ботинок.
– Звериные следы, вы находили? – решил вмешаться Шакулин.
Листровский снова посмотрел на своего партнера оценивающим взглядом, но тут же перевел глаза на Андросова, ему самому было любопытно, имелись ли отпечатки звериных следов на дороге.
– Да, нет, – поразмыслив, сказал Андросов. – Звериных лап не было.
– А каких-нибудь необычных следов, вы не заметили? – не унимался Шакулин.
– Хорошо, лейтенант, вы свободны, – вставил Листровский. – Можете идти.
Андросов, взяв под козырек, рысцой убежал к той группе, от которой двумя минутами ранее отделился.
Шакулин недовольно взглянул на спину капитана, уже успевшего от него отвернуться, показывая тем самым, что возражения по поводу принудительного окончания расспросов местного следопыта не принимаются.
– Так, как вы сказали, Василий Борисович, в четыре произошло убийство? – Листровский уже втянулся называть произошедшее здесь зверство – убийством, а сделавшего это – убийцей.
– Да, определенно, капитан, в четыре, ну может быть пол пятого утра, где-то в этот промежуток.
– Хорошо, вы тоже можете быть свободны. – Да, кстати, Василий Борисович, а что Вы думаете по этому поводу? У вас есть какие-нибудь предположения, кто бы мог такое совершить?
– Ну-у-у…э, – замялся Альшанин.
– Это ведь уже восьмой труп, найденный здесь с начала года, при столь странных обстоятельствах. – Листровский как будто специально заглядывал прямо в глаза доктору, словно пытался там отыскать тайные сведения. – Предыдущие семь, тоже вы обследовали?
– Да, товарищ капитан, тоже я. – Альшанин как-то замялся, его рот готов был говорить что-то, что могло бы заинтересовать чекистов, но разум пока еще не определился, надо ли это делать, поэтому сам Альшанин сжал плотно губы и глядел на труп.
Наконец, желание поделиться чем-то сенсационным с другими людьми возобладало над судмедэкспертом, и в процессе легкого кивка головой, выйдя из своей позы, Альшанин заговорил:
– Здесь такое дело, капитан.
– Ну, ну? – Листровский внимательно следил все это время за внутренней борьбой Альшанина слегка прищуренными глазами.
– В общем, получается, что жертвы были убиты разными, как бы это точнее сказать… способами, что ли.
– Способами? – удивленно переспросил Листровский, ожидавший услышать нечто иное и более определенное. – Что вы имеете в виду?
Альшанин опасливо огляделся по сторонам.
– Товарищ капитан, подъезжайте ко мне завтра, в любое время.
Листровский, чуть наклонив голову к плечу, все также сосредоточенно смотрел в глаза судмедэксперту, не спеша с ответом. Так продолжалось еще секунд пять, которых хватило для того, чтобы Альшанин совсем перестал понимать, куда ему деваться под таким взглядом этого московского кгбэшника, после чего капитан, спокойнейшим тоном произнес короткое «хорошо».
– Да, можете забрать со своими людьми труп, – вдруг снова повернулся капитан к Альшанину, а тот, только расслабившись, аж вздрогнул. – И еще не забудьте снять размеры челюсти.
– Да, я постараюсь сделать это, – согласился Альшанин, рукой призывая к себе двух парней с носилками, куривших возле небольшого крытого грузовичка.
Листровский, пощипывая губу, последний раз внимательно посмотрел на изуродованное тело. Странным было соседство этого мертвого человека, с живой зеленой травкой, неказисто расползавшейся вокруг бугристым лесным ковром.
– В одном, вы правы, лейтенант, – обратился к Шакулину Листровский. – Если это был зверь или звери, он должен был оставить следы на дороге. Но на дороге никаких звериных следов не найдено.
Они вышли на грунтовую «магистраль», идущую по склону холма, и подозвали лейтенанта милиции Андросова, попросив его четко показать следы жертвы на пыли. Отпечатки сапог оказались уже изрядно затертыми. Все-таки многие из примчавшихся на место происшествия утром, успели здесь побродить. Однако было хорошо видно, как следы пострадавшего в два шага вдруг сворачивали со своего начального пути влево от дороги, под деревья.
Листровский измерил взглядом примерную ширину запыленной части спуска, где теоретически могли быть оставлены отпечатки обуви, так как на твердом покрове из давно опавших сосновых иголок и шишек, мелких сухих веточек и сучков, и весьма плотно растущей травы, что-то искать бесполезно.
– Ширина дороги, метра четыре, – огласил он результат своих вычислений.
– Да, где-то так: четыре – четыре с половиной, – подтвердил местный следопыт.
Шакулин, ради пущей точности, провел сверку своими шагами, после чего, заметил вслух:
– Он мог бы перепрыгнуть.
– Извиняюсь, кто мог бы перепрыгнуть? – отреагировал Андросов, не уловивший смысл слов лейтенанта КГБ.
Листровский понял, что ему нужно снова перехватывать инициативу и переводить разговор на другую тему:
– А нет ли на дороге свежих следов от человеческих ботинок или сапогов, которые пересекали ее или сворачивали в том же направлении, что и жертва?
Следопыт немного подумал, прежде чем отвечать:
– Нет, ничего такого не было замечено. Разве что вниз по склону, но там все затерли еще с утра.
– Ну, понятно, понятно, – капитан отряхнул брючину в области колена от прицепившейся хвойной иголки и жестом показал, что следопыт может быть свободен, теперь уже окончательно.
Шакулин как-то рассеянно продолжал разглядывать пыль под ногами. Грузовичок, куда погрузили труп, взвыв при зажигании двигателя, медленно поехал к ручью. Альшанин и еще какой-то не особо приметный человек в штатском сели на заднее сиденье «москвича» и двинулись вслед за грузовичком. На дороге остались только три милиционера: следопыт, тот самый майор, что его подозвал, и еще какой-то, трудно было рассмотреть его погоны на таком расстоянии, но вел он себя не особо броско, наверняка не самая важная фигура.
– Ну, и что вы теперь думаете, Сергей?
Шакулин вытер соринку, попавшую в глаз, не спеша ответить на вопрос капитана:
– Эту дорогу можно легко перепрыгнуть.
Он решил не встречаться лишний раз взглядом с Листровским. Шакулин за это утро отчетливо понял, что капитан не считает его версию об оборотне, хоть на йоту правдоподобной, да, и вообще, кажется, считает ее смешной. В глазах Листровского, лейтенант, твердивший одно и то же, начинал выглядеть очень глупо.
– Даже человек мог бы перескочить пыльную часть спуска, не оставив следов, – добавил лейтенант.
– Вот это вы правильно подметили, – произнес Листровский.
– Не говоря уже о сильном… животном.
– Лейтенант, давайте лучше взглянем на это с более приземленных позиций. Мне кажется, что, учитывая все обстоятельства, наиболее правдоподобным было бы наличие все же человеческого фактора.
Шакулин понял, что его уже точно принимают за помешанного болвана, так как Листровский стал говорить какими-то научными терминами.
– Именно человеческого, – продолжил капитан. – Кто-то испугал потерпевшего, после чего он побежал внутрь леса. Значит, скорее всего, кто-то стоял либо на самой дороге, прямо перед пострадавшим. Либо кто-то мог выскочить на дорогу на некотором расстоянии. Например, метрах в двадцати ниже по склону, то есть там, где все следы затерты нашими безалаберными друзьями из милиции. А непродолжительная погоня свидетельствует в пользу того, что в нужном месте жертву поджидал второй злоумышленник. Можно даже предположить, что все было спланировано, и, испугавшись, потерпевший побежал прямо на второго.
Шакулину доводы показались вполне резонными, если бы не одно «но», поэтому он сейчас смотрел на Листровского удивленными глазами, в которых можно было прочесть непонимание, отчего капитан все время забывает важнейшую деталь.
– Извините, товарищ капитан, – после некоторой паузы начал Шакулин. – Но как быть с выеденным животом потерпевшего? Это же явный звериный почерк.
– Послушайте, лейтенант, – буквально процедил сквозь зубы Листровский. – Я знаю одно, кто-то в этой местности пытается воскресить этого вашего оборотня, если он когда-нибудь существовал. Кто-то намеренно обставляет все дело так, чтобы люди думали, будто в лесу орудует некое невероятное существо, которое якобы совершало нечто подобное сорок лет назад. Но даже если сорок лет назад здесь и жила какая-то тварь, то ее убили, вы это сами видели на фотографиях. Эту тварь застрелили. А уж рассыпалась она в ту же секунду в кучку праха или не рассыпалась, того нам знать не дано. Второй кадр можно было легко сымитировать. Так что давайте искать реальных преступников, живущих сейчас, а не гоняться за привидениями. Я ясно выразился?
Шакулин немного помедлил с ответом, переваривая дозу эмоций, выплеснутую на него Листровским.
– Честно говоря, Евгений Палыч, я не до конца понимаю вашу позицию. Вернее, я вообще ее не понимаю. Даже, если вы отметаете версию «моего» оборотня, совершенно очевидно, что в лесах объявился какой-то зверь-людоед огромной силы и, видимо, размеров. О каких реальных преступниках мы ведем речь в таком случае? Я не представляю, как можно провернуть такую подставку? Не представляю! – Шакулин решительно резанул воздух рукой. – При всем уважении к вам.
Листровский недовольно зыркнул глазами.
– Хорошо, лейтенант, давайте дождемся завтрашних результатов от встречи с Альшаниным.
При этих словах он отошел в сторону, пошарил в кармане и вытянул рукой уже изрядно помятую пачку сигарет.
Стояла восхитительная погода, плюс двадцать, ясный августовский день, не прохладно и не жарко. Красивые ровные сосны, разместившиеся на этом склоне в относительно разряженной обстановке, не так, как в самом лесу, одна на одной, поигрывали на солнце своими сочными темно-зелеными нарядами из иголок. По одной из таких красавиц, шебурша отслаивающейся пленкой коры, как бы припрыгивая, пробирался поползень. В поисках личинок мелкая пичуга в черно-белую крапинку, цепляясь коготками за ствол, поднималась все выше и выше.
Листровский наблюдал за птичкой, изредка вуалируя ее силуэт облачками сизого сигаретного дыма.
– А все-таки хорошо тут у вас, на Урале, – проговорил он, продолжая следить за почти скрывшимся в кроне сосны поползнем.
Шакулин только согласно слегка покачал головой, даже не посмотрев на своего начальника. Он скептически глянул на окружавшую их природу и с недовольным выражением лица снова погрузился в собственные мысли.
– А что там? – вдруг спросил Листровский, махнув рукой как бы за вершину холма.
– Там, там Таганай, долина. Хотите подняться? – без энтузиазма спросил Шакулин.
– Да, пожалуй, это было бы интересно.
Лейтенант молча показал, что раз так, то нет ничего проще, и жестом пригласил капитана начать движение.
– Это что-то вроде спуска в долину, – Шакулин обвел рукой все пространство перед собой, когда они через десять минут пути оказались на самом верху.
Листровский, видавший виды в этой жизни, чуть выкатив нижнюю губу, рассматривал раскинувшийся перед ним простор Таганая с явным одобрением. На его почти всегда пасмурном и сосредоточенном лице сейчас появилось некое подобие задорной улыбки, и он поспешил поделиться ею со своим молодым коллегой, понимая, что тот нуждается в каком-то подобном ободрении духа. Шакулин, обменявшись взглядом с капитаном, и уловив его настроение, тоже слегка улыбнулся и, подхватив манеру Листровского, мимикой показал ему что-то вроде: «Да, есть у нас такие дали!»
– Значит, это и есть Таганай? – голос капитана был максимально приветливым, насколько он вообще мог быть у него приветливым.