Эшафот на пьедестале. В трёх частях

Осмотрев добычу, атаман решил перевезти её лодками на остров, а карбас затопить. Груз судна состоял из мешков с зерном, рулонов льняной материи и бочонков с солониной. Но самое ценное – сундучок с монетами – Авдей отыскал в над-трюмной пристройке под лежаком, наверное, того самого бородатого хозяина карбаса или его приказчика. Всё добро в два рейса перевезли на остров, мачту срубили, а в днище судна пробили отверстие. На закате солнца карбас полностью скрылся под водой.

Атаман решил без промедления, не разгружая лодок после второго рейса, отправиться к речке на моховой остров. Перед этим разбойники выкопали яму в песке – уложили туда добычу, привезённую первым рейсом, присыпали и замаскировали. Рядом похоронили погибших подельников. Томас работал вместе со всеми, хорошо понимая, что его судьба будет сейчас решаться. Когда всё было закончено, Авдей спросил его:

– Ну что, Томас! Поедешь с нами, или…

На что тот, не давая досказать вопрос, ответил:

– Не натто илли. Я етту с фамми.

Ясное небо и ранняя полная луна благоприятствовали лиходеям – они без труда нашли устье речки и около полуночи были на моховом острове. Там у костра спали четверо оставленных сигнальщиков. Авдей отвесил им по пинку за то, что не встречали в назначенном месте – ведь если не луна, то и сейчас плутали бы по озеру.

На следующее утро атаман отправил посыльного к тайному дуплистому дереву для передачи сведений Поганкину. Съестные припасы разбойники используют сами, а вот льняную материю, да в таком количестве, может купить только благодетель. Днём поднялся западный ветер, который притащил серую пелену рваных туч, обещавших к вечеру ненастье.

Иван вслух заметил:

– Дождь может зарядить на несколько дней.

Авдей, глянув на небо, дал команду:

– А ну-ка, ребятки, всем навалиться на постройку навеса и дровами сухими запастись не помешает.

Разбойники вырубили жерди, закрепили их комлями к стоящим рядом деревьям с наклоном к усиливающемуся ветру. Затем переплели всё ивовыми ветками и густо накрыли еловым лапником. В заключение наносили тростника на подстилку – жилище для начала осени получилось весьма сносным.

Двое суток хлестал дождь. На третий день осадки прекратились, сквозь тучи начало пробиваться солнышко, но ветер не стихал. Иван, изнывавший от безделья больше всех, сходил на речку и, вернувшись, поделился своими соображениями с атаманом:

– Уровень воды в речке резко поднялся – можно на лодках с грузом подняться вверх по течению до самой горищи.

Авдей задумался, а потом согласился:

– Это ты неплохо, Ивашка, сообразил – запас еды нам нужен в нескольких местах.

Иван всё же засомневался:

– «Пятерёнку» будет, конечно, тяжеловато провести, а вот «троёнка» пройдёт точно.

– Хорошо, загрузим одну маленькую лодчонку и вчетвером: ты, я, монах да Гаврилка завтра с утра и отправимся. Когда ты думаешь, ветер стихнет?

– Дня два, наверное, сушить землицу будет.

– Ну, вот и ладно. Пока озеро утихомирится, мы и обернёмся.

С вечера лодку загрузили, в основном бочонками с солониной, а утром перед походом атаман дал задание двоим самым глазастым приглядывать за Томасом, дабы не сбежал.

Путешествие по речке заняло почти весь день – путь неблизкий, да и лодку местами протаскивали с трудом. К вечеру прибыли на место. Зимнее логово оказалось в полном порядке, за почти двухлетнее отсутствие никто его не нарушил. К ночи затопили очаг, прибрались, сготовили похлёбку и завалились спать.

На рассвете Авдей поднял подельников:

– Хватить дрыхнуть, просыпайтесь, нам ещё бочки закапывать, да и к вечеру надо возвернуться.

Яму вырыли у подножья горищи, сложили бочонки, заровняли, присыпали листвой, чтобы глаз чужой не заметил. На обратном пути опять пришлось попотеть – уровень воды в речке заметно упал, и даже пустую ладью с трудом удавалось перетащить через незамеченные вчера препятствия. Почти в полной темноте прибыли на моховой остров и хотя ветер стих, решение всех остальных дел атаман отложил на завтра.

На следующий день вернулся посыльный с импровизированным письмом от Поганкина. Авдей долго рассматривал две ветки с насечками и понял, что на тракт выходить по-прежнему опасно, а товар любой Сергей Иваныч готов принять на одном из мест, где раньше производилась передача награбленного добра. В своём же послании трёхдневной давности атаман сообщал благодетелю, что прибудет туда-то, в такой день с грузом льняной ткани, и нужно столько-то подвод. Всё сходилось – теперь первоочередной задачей стала доставка с острова второй половины добычи. Помимо этого впереди предстояла переноска части продуктов в новый терем.

Разбойничьи дела шли подозрительно хорошо, но так долго без беды не бывает – один из тайных соглядатаев Авдея сообщил, что в шайке пошли разговоры о дележе награбленного. Дуванить сундучок с монетами предложил Сморчок, кличку которому дал сам атаман за мелкий рост и ядовитый характер. Его поддерживают те, кто недавно в ватаге – мол, так раньше всегда делали. Нежданная новость вонзилась в душу Авдея, как заноза в ногу – и идти не даёт, и не вытащить никак. Думы о том, как избавиться от этой напасти, засели в голову атамана надолго. Делёж добытого добра сгубил не одну разбойничью ватагу, о чём рассказывал ещё Чернобородый. Авдей решил жестоко наказать зачинщика, но повременить до первых открытых разговоров.

На вечерней заре все три ладьи вышли в озеро и направились к острову. Томас, сидя за веслом, думал о превратностях судьбы: «Разбойники его спасли, а теперь вряд ли отпустят, хотя могут оставить на острове, но туда до ледостава никто из соплеменников точно не приплывёт. Могут проходить мимо русские рыбацкие лодки или купеческие суда, но не факт, что они его заберут. Дома ждёт мать с младшими братьями и сёстрами – тяжело им придётся – отец сгинул в озере уже давно, а вот теперь двух старших сыновей нет. Сбежать в ближайшее время не удастся – догляд за ним постоянный. Что же делать? Остаётся ждать удобного случая, который наступит, очевидно, нескоро».

Луна выкатилась на небосклон в эту ночь позднее, но, как и в прошлый раз, помогла разбойникам отыскать остров. Атаман, прикинув время, проведённое в пути, решил не рисковать, а при лунном свете загрузиться и сразу же отправляться в обратный путь. До рассвета должны обернуться, да и ночной маршрут уже достаточно изучен.

Томас, предвосхищая возможный вопрос Авдея, сразу по окончании погрузки, сам подошёл к тому.

– Я пы хотелл остатся с фамми и стать распойникомм.

Атамана удивила решительность чужака, но это ведь нужное качество лиходея. И он согласился.

– Хорошо. Об остальном поговорим позже.

С первыми проблесками утренней зари караван из трёх лодок благополучно вошёл в устье речки, изрядно напугав бодрствующих сигнальщиков. Полдня разбойники отсыпались после ночной работы, а потом сытно поели Алёшкиной стряпни. В конце обеда, когда ложки застучали по днищам мисок, раздался шепелявый голос Сморчка:

– Хороша кашка, и впору чашка! Но ведь мы рисковали головами, да жилы рвали не только из-за жратвы. Хотелось бы руками пощупать копеечки, что лежат в купеческом сундучке.

Авдей сразу понял намёк и спокойным, но громким голосом, чтобы слышали все, повёл диалог:

– Ты что предлагаешь разделить содержимое того сундучка?

– Да хотелось бы. Раньше всегда дуванили добычу поровну между всеми, кто был на лихом деле.

– А что ты будешь делать с деньгами в шайке?

– Могу в кости проиграть, могу подать нищему или закопать до лучших времён.

– Нет, ты будешь беречь добро своё, у дружков выигрывать копеечки, а спрятанное ихнее отыскивать. А в конечном итоге вы все перелаетесь и перегрызётесь.

– Ну, тогда подамся на вольные хлеба со своей долей.

– Уйдёшь ты, загуляешь, а тебя и сцапают служивые людишки. Да на дыбу подвесят, и расскажешь ты про нас все подробности – как из себя выглядим, где хоронимся, как нас лучше словить.

– Не попадусь!

– А если?

– А если – чёрт в кресле!

– Ну ладно, уговорил. В том сундучке имеется десять тысяч копеек серебром, нас сорок морд, твоя доля двести пятьдесят монет. Так?

Сморчок сглотнул слюну и, не веря своему счастью, выдавил:

– Так.

Атаман, сидящий всё это время на колоде, достал из-за пазухи кожаный кошель и кинул его себе под ноги.

– Здесь как раз твоя доля. Иди, забирай.

Сморчок засомневался, чувствуя подвох, но жадность подняла его на ноги и повела к такому желанному кожаному мешочку. Нагнувшись, дрожащей пятернёй он схватил сокровище и хотел бежать, но Авдеева левая рука схватила его за волосы, а правая, выхватив нож из голенища, всадила лезвие в живот. Сморчок завизжал, как поросёнок, упал и забился в конвульсиях, а атаман всё тем же спокойным голосом спросил присутствующих:

– Кто хочет посмотреть, что этот Сморчок вчера кушал?

Повисла тишина, прерванная спазмами рвоты Томаса, очевидно, впервые увидевшего подобную сцену.

– Кто-нибудь ещё хочет свою долю получить? Подходите!

На следующий день вся ватага двинулась к условленному месту для передачи груза Поганкину. У каждого за спиной на верёвках было закреплено по паре рулонов льняной материи. К вечеру у многих на плечах появились кровавые мозоли, но роптать никто не стал, вспоминая вчерашнюю расправу Авдоши над Сморчком. Переночевав в лесу у костра, разбойники с рассветом продолжили путь и к середине дня добрались до намеченного места. Там уже их ждал человек от Поганкина, передавший на словах послание Авдею:

– Сергей Иваныч занемог и отправил меня. Просил передать, что на тракте по-прежнему неспокойно – лучше там не появляться. Спрашивал, будет ли какой ещё товар до зимы кроме этого, и что нужно привезти и куда, в качестве оплаты.

Атаман выслушал знакомого по тайному сбору главарей в Пскове приказчика, посвящённого в их дела, и перечислил всё, что надо его ватаге для очередной зимовки. Обратный путь лиходеев к моховому острову проходил налегке и напоминал прогулку, по сравнению с предыдущими двумя днями. На ночёвке Авдей подробно расспросил Томаса о его семье и житье на другом берегу Чуда-озера. После чего атаман сообщил своё решение:

– Не нужно тебе Томас становиться разбойником. Душа твоя ещё чиста, руки не запятнаны кровью, а посему забирай одну из лодок и отправляйся на родимую сторонку! Сам бы так поступил, да грехи тяжкие не пускают.

Последний предзимний переход с мохового острова к терему для разбойников выдался самым тяжёлым – и груза много, и расстояние неблизкое. К удивлению Авдея, в доме не оказалось двоих сторожей, оставленных весной. По следам их пребывания стало понятно, что они ушли сами и давно. Что могло случиться, или какова причина ухода, оставалось загадкой. Атаману стало неспокойно – а если они попали к служивым людям и под пытками покажут разбойничий терем? После первых заморозков пришёл обоз от Поганкина – зимовка обещала быть комфортной и сытной. Никаких сведений от благодетеля о какой-либо опасности не поступило, и Авдей несколько успокоился, хотя какой-то внутренний голосок подсказывал: « Надо бы уйти отсюда от греха подальше». Атаман уже стал обдумывать возможность перехода на логово в горищи, но обильный ночной снегопад перекрыл все пути.

Этой зимой Авдей затосковал не так как раньше, а как-то особенно томительно. Да, по-прежнему во снах приходила Марьяна, что-то говорила ему, но так тихо, что ничего слышно не было, только губы чуть приоткрывались. Тоска другого рода охватила разбойничью душу – а что же дальше? Как жить? Вся эта лихая кутерьма порядком надоела, но в будущем ничего нового не виделось. В такие отрезки времени атаман уходил в лес на поиски берлоги или брался за лопату. Всю зиму разбойники по переменке копали подземный ход, на случай если их обложат – и вот он готов – опять начинается длительное безделье.

В середине марта ударили крепкие ночные заморозки, а днём, под жгучими лучами солнца, верхняя часть снежного покрова плавилась. В результате образовался наст, который с утра не проламывало даже лошадиное копыто.

Однажды на рассвете разбойники услышали топот и ржание лошадей. Никто не мог поверить, что такое может произойти, а Авдей сразу соединил предательство сторожей и крепчайший снежный наст – и вот облава. Не раздумывая, он отдал команду:

– Всем в подземный ход, врассыпную и низинами к тростникам, там лошади будут проваливаться!

Сам атаман решил уйти последним или вступить в бой. Когда нападавшие начали рубить дверь топорами, он разбросал угли из очага по полу – начался пожар. Огонь поначалу помог Авдею – те, за дверью замешкались, но едкий дым настиг атамана в подземелье уже недалеко от выхода, и он рухнул, потеряв сознание.

Очнулся Авдоша со связанными руками на санях при въезде в Псков. Лёжа на спине, он наблюдал проплывавшие купола церквей с крестами, крыши домов, макушки деревьев. Страшно болела голова – по вискам как будто били двумя молотками с противоположных сторон одновременно. Но эта боль, видимо, от угара, терпимая, а что будет дальше, один Господь знает.

Вторую неделю ежедневно Авдея подвешивали на цепях к потолку за запястья рук, связанных за спиной. После потери сознания его опускали, отливали водой, и в это время в подвал пыточной спускался Митрофан Юдин. Он уже допросил десяток разбойников, пойманных в ту мартовскую облаву. Двое из них выдали атамана и поведали под пытками всё, что знали. Из сказанного помощнику воеводы стало понятно многое, кроме имени «благодетеля», кому сбывалось награбленное добро, и которого не знал никто, кроме атамана.

В очередной раз Митрофан спустился в подвал. Усевшись на колоде, возле лежащего на земляном полу Авдея, начал допрос:

– Ну что, Авдошка, юродивым тебе прикидываться не к чему – всё рассказали твои подельники. Осталось узнать – кому доставлял добычу?

Пленник решил не отвечать на вопросы мучителя – всё равно ведь конец, но доставлять радость этому упырю, ох как не хотелось.

– Эй, ребятки! Поверните лиходея так, чтобы я видел его зенки.

Взгляды их сошлись ненадолго. Из разбойничьих очей как будто выдвинулись незримые крючья, вошли в Митрофановы зрачки и начали скрести ему по днищам глазных яблок. Поняв, что ответа не последует и, отведя взгляд, Юдин заорал:

– Поднять на дыбу!

Опять затрещали Авдеевы косточки и резанули болью надорванные жилы, но из его уст лишь вышел, едва слышимый, стон.

Митрофан был в бешенстве.

– Говори, разбойничья рожа, кому сбывал награбленное добро? Не скажешь сейчас, так с завтрашнего дня, кроме дыбы, тебе по пальцу плющить будут. Всё равно заговоришь.

Атаман вновь потерял сознание.

Тем временем до Поганкина дошла весть, что самый страшный разбойник с Сорочьего бора пойман и его усиленно пытают. Неспокойно стало Сергею Ивановичу – расскажет если Авдей об их делах, то не миновать беды. Надо что-то предпринимать. Долго думал купец средней руки и пришёл к выводу, что надо устраивать побег пленнику. Немало к этому времени у Поганкина было нужных людей по всей округе – ему не составило большого труда передать Авдоше, чтобы тот молчал и готовился к побегу. Несколько дней торговался Сергей Иванович с кузнецом монетного двора, чтобы тот устроил побег. Фёдор запросил огромную сумму и не уступал, а у Авдея, тем временем, на руках уже было раздавлено восемь пальцев. Кузнец не зря потребовал много за побег – дело непростое, опасное, да и половину барыша нужно отдать исполнителю, вернее исполнительнице. Задумка состояла в том, что богомольная старушка, которых много шастало по Пскову, вечером должна опоить зельем охрану, а ночью открыть нужную темницу. Сноха Фёдора разбиралась в отварах – теперь ей оставалось вырядиться в старуху да разыграть спектакль с охраной, используя их мужскую слабость к хмельным напиткам. Всё получилось по задуманному – ночью лязгнул засов и женский голос сообщил: