– Ладно, так и быть, скажу, – решился Вилли. – Мне жужелицы рассказывали, что у кузнечика Кузи открылся салон пластической хирургии. Он наращивает всем оторванные лапки, добавляет шерсти на брюшки, даже рога жуку-оленю восстановил. Сходи, может, и тебе он поможет.
Майя ахнула, чуть не свалилась с веточки, расцеловала друга и упорхнула в направлении, указанном Вилли.
***
Через два часа все население леса высыпало посмотреть на чудо чудное, диво дивное: Майя шла по тропинке, а вместо плоского носика на этом месте красовался длиннющий тонкий стержень.
– Где Вилли?! – кричала она. – Я его сейчас растерзаю! Почему он мне не сказал, что салон кузнечика Кузи работает пока в тестовом режиме! Он даже экзамен на право называться медиком не сдал!
Когда перепуганный Вилли появился на пути Майи, она, не зная, как выплеснуть на него свою ярость, больно ткнула его в бок своим новым носом. А нос взял – и отвалился. И так и остался торчать в боку у Вилли.
С тех пор, мой мальчик, все пчелы рождаются с длинным жалом, как наказание за строптивость пчелки Майи, которой не нравилось быть такой, какой она родилась. И вдобавок к этому жало теперь растет у них из попки. А стоит им кого-то цапнуть, как они его лишаются.
Про метро
С Танькой мы договорились встретиться под мостом на «Октябрьской», как всегда. Я пришел на десять минут раньше, стоял втыкал в телефон и слушал плеер. Не успел втянуться, как меня похлопали по плечу. Танька. Я взглянул на часы – ровно шесть. Надо же. Никогда не приходила вовремя, а тут, как к моим ехать знакомиться, не опоздала. Волнуется, наверное, подумал я тогда. Только чет не то в ней мне показалось.
– Ты волосы перекрасила?
– Да нет.
– Очки новые?
– Да второй год им, ты что.
– Каблуки? Вроде как ты повыше стала.
– Артем, ты в порядке? Я обычная. Как всегда. Поехали давай. Опоздать хочешь? Сам говорил, что твоя мама этого не любит.
Ну, мы сели в подошедший поезд в сторону «Уручья». Ехать было долго, до конечной, а я после работы, задремал. Очнулся – в вагоне никого, только мы с Танькой, а поезд несется по перегону.
– А с каких это пор до «Уручья» уже никому не надо доезжать? Не понял. Почему мы одни?
– Да ты знаешь, я и сама не в курсе, тоже заснула, просыпаюсь – никого, только мы, – Танька отвечает.
Ну, едем, значит. Едем. И едем. Уже любой, даже самый длинный перегон закончился бы. А тут нет. И вроде скорость высокая, ладно бы если б поезд тащился. И чет я заволновался тогда. Не люблю все эти ужастики про метро, снится ж иногда такое, фильмов, книг тоже достаточно посмотрел-почитал. Не люблю.
– Тань, а что за фигня? Тебе не кажется, что мы уже полчаса от «Борисовского тракта» едем?
– Да нет. Нормально мы едем. Тут же длинный перегон. Забыл?
И вот она все это говорит, а поезд все так же едет, не сбавляя скорости, и никаких намеков на приближающуюся станцию. А потом вдруг хоппа! – и резкий поворот вправо. Ну реально, как в автобусе! Никогда еще такого ощущения у меня в метро не было. И резко свет. Яркий. С обеих сторон вагона. И все так же несемся! Капееец… Как я там кирпичей не отложил, не знаю. В итоге поезд начал замедляться – как будто теперь это было кому-нибудь важно, ага. А дальше!.. А дальше Танька, ну чисто как в триллере, подносит руку к лицу, отодвигает кудри со лба, поддевает кожу и резко сдергивает лицо! Под которым мужик! Усатый! И говорит мне басом: «Майор Коваленко. Потрудитесь объяснить, гражданин Тимофеев, куда вы дели пять кило гашиша». Вот так меня и спалили.
Про Сталина
Старенький настенный приемник «Аризона» внезапно пропищал своим противным голосом. «11 утра, – поняла Света. – А я все еще лежу. Надо вставать. Кефир же прокис, а у меня сегодня по плану оладьи для Виталика». Но вставать совсем не хотелось: воскресенье, по стеклам стучит дождь с градом. Какой магазин, какой кефир… Да и неизвестно, привезли ли свежую партию в их гастроном, что за углом. Света вздохнула, сладко потянулась и с сожалением сунула ноги в тапки. По дороге на кухню пнула кота, открыла клетку с канарейками, покормила рыбок, почесала за ухом черепаху… День начинался как обычно. Что у нас там в холодильнике? Сосиски, заплесневелый кусок сыра, ах да, прокисший кефир. Света скривилась. «Нет, вот пусть сам идет, а? Почему я должна все время? Ему же оладьи, не мне? Вот придет – и я ему скажу, чтобы сам смотался, нечего жену эксплуатировать». Кот согласно мяукнул, канарейки в поддержку пискнули, рыбки постучались своими губами о стекло аквариума, а черепаха солидарно наступила Свете на ногу, проходя в этот момент по коридору.
Град не прекращался, казалось, градины сейчас пробьют стекло. Света прошлепала спадающими тапками к окну. Картина открывалась не радужная. Прямо скажем, удручающая была картина. «Хороший хозяин в такую погоду даже хозяйку не выгонит в магазин» – опять подумала Света. Вдруг в замочной скважине завозились ключом. «Ага! Вот и он!» – Света встала в боевую стойку и приготовилась выдать тираду о пользе мужских прогулок в магазин под дождем. Распахнулась дверь. На пороге стоял мокрый Виталик с перекошенным лицом. Переведя дыхание, он выпалил: «Сталин умер!»
Не зря говорил Лесничий…
Не зря говорил мне Лесничий: после захода солнца будь настороже. Заметут как пить дать. Все у них не по-людски, не то что у нас в XX веке: день-деньской – сиди дома и не рыпайся, чуть стемнело – можешь идти на дело. Не, ты глянь, стихами заговорил… самое время и место. Тьфу. И что теперь делать? И сдался мне этот миелофон…Неееет, все у них не по-людски. Хочешь, расскажу, как дело было? Спешить-то теперь уже некуда… Черт, как нога-то болит…
Анька, дочка моя, подросток. Пацанчики-романчики пошли. Любовь-морковь там неразделенная, все дела. Сохнуть начала, говорит, Витька на меня не смотрит, пап, за Ленкой Ивановой бегает. А я люблю, мол, его, жить не могу. Вот бы у меня был приборчик такой, как в фильме «Гостья из будущего», помнишь? Миелофон. Он мысли читает. Может, сгоняешь к дяде Валику Лесничему, он в институте разработок и метапсихофизических коммуникаций турбулентно-корпускулярного фотосинтеза вневременных и социолингвистических псевдопроекций будущего работает. Может, поможет он тебе? Сам же говорил, что машина времени существует, только это секретный проект государственный. Ну я чо, я дочуру люблю. Поехал. Валик принял меня как родного, елы, сколько с той отсидки прошло нашей… Почитай, лет пятнадцать. От звонка ж до звонка вместе чалились на соседних нарах. Теперь я простой грузчик, а он вона, такую должность имеет. Ну, подсобил он мне, конечно. Отправил меня сюда, к вам. За миелофоном этим, чтоб его… И ведь предупредил же: днем они спят, а ночью ходят, хоть и люди те же, что мы, но за сто лет все изменилось, гаджеты им глаза испортили вконец, все, кранты, не могут видеть ничего днем, а ночью живут, как это он выразился – «активной социальной жизнью», во! Ну и все. Я как приехал, ну, как машина времени закончила меня в этой центрифуге крутить, открыл люк, а там темень. И понятное дело, забыл сразу все напрочь. Блин, да как нога-то ноет… И сразу тело и мозг вспомнили, как по ночам разбой-грабеж-нападение устраивали с Лесничим. Пошел себе по адресу, что Валик дал, перелез через забор, потом по тропинке, к дому, потом стал искать, где потайной ход в окне, ну а дальше ты все знаешь… Ногой в капкан, упал, выскочило ваших человек писят. Повалили, повязали, скрутили, сюда бросили. И что дальше-то? Расскажи, чо будет? Как у вас в конце XXI века правосудие работает? Что? Как каннибализм? Чтоооо? Отрубят и сварят? Да ты гонишь. Я не верю. Вы ж люди, людочки, родненькие, вы же наши, русские, куда ты? ты что? не подходи! да что же это делается, помогите, ой не зря, не зря говорил мне Лесничий: после захода солнца будь нас…
Стихотворение по картинке
– Ой, смотри, Наташка, кит!
– Ты чего, совсем упит?
Говорила ж – хватит жрать
Водку, ети ее мать!
Всю неделю ты в дрова.
От приехал на юга!
– Да китяра эт, смотри!
Вон, махает из воды!
– Чем махает-то, рукой?
Ты совсем уже бухой?
– Извините, я дельфин.
Кит сюда бы не доплыл.
Если я пойду на север,
Попаду в отель «Тагил»?
– Вить, давай-ка, дорогой,
Потихонечку домой.
Завтра, Витя, при +40
Мы из дома ни ногой.
Опоздание на поезд
Адольф Палыч, запыхавшись, вбежал в переднюю, по пути сбрасывая с себя котелок и швыряя в угол тросточку:
– Китти, душа моя! Одеваться! Поезд через два часа! Митенька и Сонечка уже вернулись из гимназии?
