Так сказала бабушка. Книга 3

Поверенный виновато вздохнул и еще раз огорче-но развел руками: увы.

– Ну и ну! – оперативник удивленно покачал го-ловой. – Ты, я смотрю, считаешь себя очень умным, да?

Романов молчал.-

– Законы цитируешь, права качаешь. Может, ты еще и адвоката себе потребуешь?

– Зачем адвоката? – почувствовав неладное, еле слышно произнес поверенный. – Не надо мне никако-го адвоката.

– Молчать! – Коновалов что есть силы ударил ку-лаком по подоконнику.

Все, кто находились в кабинете, вздрогнули.

– Говорить будешь, когда прикажу!

Плотно сжав губы и сузив зрачки, Коновалов зло посмотрел на поверенного, не последуют ли возраже-ния, и, как змея перед броском, громко зашипел:

– Ты что, и вправду думаешь, будто самый ум-ный? Да? А ты знаешь, что не далее как сегодня утром, один такой, вроде тебя, битый час ползал у ме-ня в ногах, умолял считать себя придурком. Проще-ния просил за то, что нечаянно таблицу умножения вспомнил… Чего молчишь? Думаешь: шучу?

Не знаю, как остальные, а я капитану поверил сра-зу. И Романов поверил сразу. Поэтому, как только представилась возможность выполнить требование капитана, он выскочил из кабинета и через секунду принес портфель. Протянул Коновалову конверты с завещаниями и предложил ознакомиться с ними лич-но. Коновалов взял их, подержал на весу с таким ви-дом, будто не решил, что делать дальше: то ли швыр-нуть бумаги в ненавистную рожу того, кто считает себя самым умным, то ли смилостивиться и прочесть. Решив смилостивиться, он подошел к окну, отвернул-ся и вскрыл первое завещание.

В эту минуту в кабинет вошли два санитара. Спро-сив разрешения забрать труп, погрузили его на но-силки и вынесли.

Семеныч захлопнул кейс. Зевнул и коротко, в двух словах, доложил капитану об окончании работы.

Не отрывая от листков взгляда, Коновалов махнул рукой, чтобы не мешали. Дочитав до конца, поднял голову и спросил Романова: когда состоится оглаше-ние завещания.

– Если аноним не объявит себя, через три дня в понедельник, – ответил тот.

Коновалов отошел от окна и, немного подумав, сказал, что останется в Мыскино.

– А вы, – обращаясь к Семенычу, добавил он, – через три дня в понедельник пришлите за мной ма-шину.

– Как знаешь.

Семеныч, а за ним и судмедэксперт пожали капи-тану ладонь и, пожелав удачи, вышли из кабинета.

***

С отъездом следственно-оперативной группы в доме стало тихо. Так, словно находящиеся в нем люди только сейчас осознали, какое несчастие случилось в их семье. Ходили на цыпочках, разговаривали между собой короткими фразами, ругались полушепотом. И если кто-то случайно заглядывал собеседнику в лицо, то видел, к своему стыду и стыду тех, с кем собеседо-вал, не жалость к внезапно умершему родственнику, а растерянность вперемешку со страхом. Даже Анечка, необыкновенно трогательная в своей скорби, плакала, на мой взгляд, исключительно по причине того, что ей, еще не хоронившей родных и близких, впервые в жизни пришлось столкнуться со смертью. И не брата мужа жалела она – себя.

«Все мы Худобины, – вздохнул я. – И Анечка, к сожалению, уже тоже».

Капитан Борис Сергеевич Коновалов – оперупол-номоченный уголовного розыска – в сопровождении Романова вышел из коридора. Прошел на середину зала и, подняв указательный палец, попросил минутку внимания.

– В общем, так, – сказал он. – Как вы знаете, Кон-стантин Петрович Худобин, ваш родственник, погиб от рук убийцы. Кто этот убийца, нам пока неизвест-но…

– Как это, неизвестно? – перебил его вальяжно развалившийся в кресле Виктор. – А Романов?

– Так, кто это сказал? – Плотно сжав губы и сузив зрачки, Коновалов резко повернулся в его сторону. – Как фамилия?

– Худобин.

– Имя?

– Виктор Анатольевич.

– Где вы были в период с трех до пяти часов дня?

– Я…

– Отвечать быстро! Я спросил: где?

Виктор пожал плечами.

– Здесь был, – произнес он неуверенным голосом. – Сначала до трех часов мы обедали, потом смотрели телевизор. А в кабинет я вообще не входил.