Невинный семейный бизнес. Мелодрама с острыми краями

– А вот здесь нужно покупать землю, – Алексей Давыдович указал на Сибирь. – А кто у нас в Сибири?

– Радик, – Андрей уже набирал номер. – Па, а ты ему в последний раз когда платил? До или после нашей эры?

– Я этого барана на золотую бочку посадил, – раздражённо ответил Алексей Давыдович. – А он жопу греет в кабинете. Другой бы на его месте уже пол-Сибири японцам продал и уехал со спокойной совестью на Кипр!

– Не всем дано, – развёл руки Андрей.

– Вот именно – не всем!! А денег много хотят почему-то все! Звони!

Радик действительно был патологически ленив, что для мошенника является не то чтобы непростительной роскошью – это вообще противоречит самой сути ремесла. Мошенника ведь, как волка, ноги кормят, иногда руки, но по большей части мозги и язык. Радик же, обосновавшись в старом здании Дворца культуры в милом, занюханном сибирском городке с тремя сотнями жителями, окончательно утратил связь с реальностью. Точнее, с тем, что в этой реальности его раньше так привлекало. Деньги стали неким малоиспользуемым приложением, потому что здесь у Радика было всё и не было одного – долгов у него здесь не было. Тем не менее, Радик даже во сне помнил, кому он обязан такой славной жизнью. Поэтому он исправно сидел в риэлторской конторе, основанной Алексеем Давыдовичем, и дожидался часа Х, когда он понадобится хозяину. Он даже обзавёлся помощником, которого звали «эй, парень».

Сейчас Радик тихо лежал на диване, лишь изредка попискивая, когда ему сносили башку в стрелялке, в которую он резался на своём смартфоне.

– Алё! – сказал он, радуясь тому, что наконец-то может опробовать новый телефон. Он нажал кнопку громкой связи, и голос Алексея Давыдовича разлился по всей комнате:

– Купить надо пару га на северо-западе, Радик, и чем севернее, тем лучше.

– Я понял! – Радик просто плавился, слушая голос Алексея Давыдовича.

– Сними аппетитное видео. Такой ролик, знаешь, минуты на три.

– Я понял!

– Так сними, чтобы там жить захотелось.

– Я понял!! – и хотя Радик отлично понимал, что Алексей Давыдович видеть его не может, он встал и вытянулся во фрунт – вот прямо как благодетеля любит!

– Подготовь документы. Я тебе реквизиты банка факсом вышлю.

Радик был не в состоянии отвечать – он истово мотнул головой и щёлкнул каблуками.

– Ничего не меняется! – неожиданно усмехнулась комната голосом Алексея Давыдовича. – Ты, Радик, по-прежнему гусар.

Трубка дала отбой, а Радик утёр скупую слезу и тут же заорал:

– Рота, подъём!!

«Эй, парень» горохом скатился с дивана.

– Чё, бухать?

– Работать! – гаркнул Радик и смягчился: – А потом бухать. – И с чувством выпалил: – Люблю я Иваныча! Душевный человек! Мощь и скала!

Радик велел «эй, парню» взять камеру и штатив и вышел наружу. Снаружи было здорово – свежо, ясно и очень спокойно. Радик с «матюгальником» в руке быстро пошёл вдоль улицы. «Эй, парень» к его возвращению уже настроил камеру и даже принялся поливать пространство – так, искусства ради.

– Значит, так, – начал давать указания Радик, – панораму домов. Статика – убегающая к японцам дорога. Два-три общих плана тех домов, что посимпатичней, А снимешь крупный план шмеля – на стольник больше дам.

Радик поднёс «матюгальник» к губам.

– Из домов не выходим! – распорядился он на всю деревню. – Из окон не высовываемся. Чья собака в кадр попадёт, тот гонорар не получит. Понятно?

Из домов донеслось разноголосое, многочисленное и почти школьное «Да!». Радик довольно кивнул и закашлялся, потому что его без предупреждения обдало облаком ядовитого дыма. За его спиной стоял пастух с «козьей ножкой» в зубах, спокойный, как фараон в телогрейке. Явился он сюда прямо с картинки из учебника литературы за четвёртый класс: на плече висел кольцами свёрнутый кнут, на голове сидел картуз, а в глазах – усмешка и хитринка. Стадо ровно стояло метрах в пятнадцати от хозяина и господина.

– Куда гнать? – невозмутимо спросил пастух.

– В поля!!

– Так они там были уже, – невозмутимо возразил пастух. – Не пойдут. Домой скотина хочет.

– А что твоя скотина скажет, если я тебе стольник прибавлю?

– Не пойдёт.

– А два стольника сверху? – уже сатанея, предложил Радик.

– Исключено, – пастух был просто воплощением невозмутимости. – Скотина – она упрямая.

– Слышь, – Радик пошёл бурыми пятнами, – я тебе не про рубли, я тебе про доллары говорю!!..

Пастух тотчас развернулся и энергичным упругим шагом направился к стаду.

Радик с шумом выдохнул воздух, закурил и посмотрел на родные просторы. Проговорил задумчиво и тепло:

– Трудно тебя продавать, родина-мать. Трудно. – Он повернулся к «эй, парню»: – Чё стоим? Ночи ждём? Здесь на неделю остаться хотим, а? – И ласково понукнул: – Снимай, сволочь!

Да, на Радика можно было рассчитывать. Алексей Давыдович в людях не ошибался. И сейчас, стоя перед картой грядущего мира, он уже и думать забыл о своём подручном: приказ отдан, и сомневаться в том, что его выполнят на отлично, причин не было.

– Ролик надо будет как-то показывать.

– Какой ролик, пап?

– Про новое место жительства!

– То есть, мы продаём землю? – уточнил Андрей.

– Именно.

– То есть, будем продавать землю за деньги, которые нам, когда мы её продадим и подкрадётся пипец, уже не понадобятся? – на всякий случай ещё точнее уточнил Андрей.

Алексей Давыдович внимательно посмотрел на сына.

– Андрюша, тебе что, мозг высосали?

– Человек! – тихо позвал Вирсавий, предотвратив перепалку.

Он стоял в дверях, умытый и чистый, побрившийся и расчёсанный.

– А вот и домовёнок Кузя! – с видимым облегчением воскликнул Андрей.

– Новые мэсседжи были? – участливо поинтересовался Алексей Давыдович.

– Когда строить будем? – счастливо покачал головой Вирсавий.

– Дружок, – начал Андрей преувеличенно ласково, – в Москве всё уже построили. – И принялся объяснять: – Здесь, знаешь, один такой Вирсавий был, – другой Вирсавий, не ты, – так вот он…

– Ты есть-то хочешь? – перебив сына, спросил Алексей Давыдович.

– Пойду приготовлю? – энергично закивал Вирсавий.

– Ты? – удивился Алексей Давыдович.

– Я же повар, – объявил Вирсавий. – Девятнадцатого разряда.

– Сколькинадцатого? – запнулся Андрей.

Алексей Давыдович с лёгкой сокрушённостью посмотрел на сына и мягко улыбнулся Вирсавию:

– Не угомонившийся он. Ступай, Вирсавий, удиви старика. Кухню-то найдёшь?

Когда Вирсавий удалился, Алексей Давыдович повернулся к Андрею:

– А ты почему ещё здесь?

– А куда мне деться? – И, не удержавшись, с детским любопытством Андрей спросил: – Папа, а что он строить хочет?

– Ноев ковчег, полагаю. – И Алексей Давыдович приказал: – В поля, сына, в поля!!

– Так ты не пошутил?

– Какие уж тут шутки! Папе впору над тобой плакать! Марш! В поход!! За ласточкой!

Выпроводив наконец Андрея, который невыносимо долго и нудно расфуфыривался, Алексей Давыдович направился на кухню, откуда шёл манящий запах. Он любил, когда люди его удивляли. И сейчас что-то ему подсказывало, что предстоящее удивление будет не просто приятным.

Чутьё не обмануло: Вирсавий оказался настоящим кудесником. Стол был сервирован идеально, но это, положим, не так тронуло Алексея Давыдовича, как то, что Вирсавий, едва дыша, подал ему изумительнейший, нежнейший кускус. В свое время Алексей Давыдович как-то на два месяца задержался с отъездом из города, где жил никому не известный повар, кормивший его кускусом. Повар, к сожалению, отказался связать свою жизнь с Алексеем Давыдовичем, несмотря на предложенный ему еженедельный гонорар, равный текущему ежегодному.

– Вирсавий, цены же тебе нет, дорогой! – с чувством сказал Алексей Давыдович.

– Патриархом будешь. – ласково ответил Вирсавий.

– А где работал?

– В земле чужой. Там и пару нашёл. Там и потомка народил.

– По контракту? – Алексея Давыдовича ничуть не смущала беседа в духе Ионеско.

– А когда вернулись, мои улетели, – Вирсавий помрачнел.

– Куда улетели? – Алексей Давыдович внимательно посмотрел на него.

Вирсавий резко мотнул головой вверх.

– Не угомонился я тогда ещё. Квартиру купил. Ремонт сделал. Для них.

И что-то вдруг случилось с Вирсавием: он завис, страшно и тягостно, где-то между прошлым и настоящим. Может быть, вспомнил время, когда был каким-нибудь Толиком или Славиком, и была у него жена, скажем, Лена, и дети, Антошка или Тоня. Алексей Давыдович мягко положил ладонь на его руку, изо всех сил вцепившуюся в стол.

– Всё будет хорошо, Вирсавий.

Вирсавий встрепенулся и с облегчением вернулся в настоящее.

– Да! Да! Построим дом для всех. Плыть будем, – он снова безмятежно улыбался. – Счастливы будем. – Он чуть опечалился. – Жаль, подкидыш голодный ушёл.

Расфуфыренный голодный подкидыш об этом не сожалел.

На самом деле Андрей был очень доволен, и не только потому, что ему разрешили выйти из дома и в люди. Андрей любил свою работу, – он именно так это называл. Он считал, что тот, кто работает в компании, которую сам же основал, основательно себе врёт, говоря, что работает на себя. Даже в этом случае, по мнению Андрея, человек работал не на себя – он работал на государство, на неясное будущее, на что угодно. На себя же работали он, Андрей, и его папа, Алексей Давыдович.

Сейчас, к примеру, перед Андреем стояла одна из любимых задач. Несмотря на то, что папа любил работать в семейном тандеме, время от времени требовались и другие персонажи. Вирсавия он уже привёл. Но, как говорят вечно правые в этом вопросе французы, женщина нужна, ой, нужна она!

У папы было устоявшееся веками, по выражению Андрея, мнение и давно выверенный психологический портрет, запоминание которого и тщательная «отработка» на практике в свое время стала одним из первых заданий шестнадцатилетнего Андрея. С тех пор многое изменилось, и в первую очередь он сам, но папина схема, структура, лепка, которую он вычислил и в конце концов выбрал, не менялась.

Сидя в дорогущей и модной едальне, Андрей не спеша оглядывал зал.

Его не интересовали любовницы. Впрочем, если верить папе, они никого не интересовали. Как и богатые идиотки, жаждущие развлечений. Примитивные побирушки, тщательно следившие за своей внешностью и при удачном раскладе превращавшиеся сначала в любовниц, а потом в богатых идиоток, тоже выпадали из списка. И пластилиновых особ царских кровей папа тоже не жаловал.

– Фасад – не главное, – говорил папа. – Мне не нужна подсадная утка.

И с этого момента Алексей Давыдович начинал петь и декламировать.

– Это должна быть такая птица! – голос его звенел. – Такой манёвр, такая красота бреющего полёта! – чтобы дух захватывало, когда наблюдаешь за ней. Чтобы чувствовала тебя – моментально, сразу, кожей!..

Нет, не было такой в этой едальне. Андрей промокнул губы салфеткой и ушёл бы, если бы к нему не подоспел официант. Он вежливо склонился с маленьким подносом в руке, на котором лежал счёт.

– Второй раз? А разве я не заплатил? – усмехнулся Андрей, но на счёт всё же посмотрел. – И что, я всё это уже заказал и употребил? – Он перевёл весёлый взгляд на официанта. – Я похож на любителя куантро?

– Дама в бирюзовом просила передать, что она уже не сердится на вас, – позволил себе улыбнуться официант.

Андрея распирало веселье.

– То есть, вы считаете это достаточным основанием для оплаты счёта? Нет, конечно, я понимаю: если дама, да ещё и в бирюзовом, уже не сердится, тогда, конечно, надо заплатить!

Официант сделал маленький шажок назад.

– А сама дама что поделывает в данный момент? – с детским любопытством спросил Андрей.

Официант чуть качнул головой в сторону столика, стоящего у окна. Андрей посмотрел в указанную сторону и замер. Улыбка расползалась по его лицу, как солнечное утро, и он ничего не мог с этим поделать. Впервые за всю свою пока ещё недолгую жизнь он понял, что имел в виду отец. Андрей узнал её – сам для себя узнал и понял.

– А что ещё сказала моя супруга? – спросил он у официанта.

– То, что вы могли бы уже и присоединиться к ней, – просиял тот. Он был, наверное, неплохой человек, раз примирение на его глазах после ссоры, которую он не видел, принесло ему радость.

Андрей встал и пошёл. И пока он шёл от своего столика к столику своей пока еще незнакомой «супруги», под взглядом этих карих, этих ореховых глазищ, думал он только об одном: а вот как так вышло, что чувствует он себя сейчас не охотником, а дичью?

Папа говорил, что лицо – это самое главное. Оно должно быть мягким, милым и никаким. Папа говорил, что не надо бьющей в глаза красоты, – необходимо «подкладочное» обаяние. Харизма львицы – плохой ярлык: его видно, его помнят. Но папа не сказал, что делать, если ты и сам не понял, как попался.

Андрей сел напротив.

– Ну что, наигралась? А я уже адвокату позвонил.

Дама в бирюзовом подняла одну бровь, и он с размаху бросил ещё один, и тоже пробный, шар.

– Только Макса ты не получишь.

– А когда это тебя успела сразить любовь к собакам? – отбила она атаку.

– А вот прямо сейчас, – Андрей оценил. – Что-то ещё будешь? Или достаточно первого счёта?

– Серж, прекрати меня третировать, – сдержанно произнесла дама в бирюзовом.

– Так я ещё и не начинал! – Андрей обратился к официанту: – Шампанского даме. Мне – коньяк.

– Шампанского? – изогнула она другую бровь. – Неплохая шутка. – И сказала официанту: – Два коньяка, пожалуйста.

Официант удалился. А они посмотрели друг на друга честно и открыто – как юные кикбоксеры в начале раунда.

– Андрей.

– Жанна.

Вернулся стремительный официант с коньяком.

Андрей поднял бокал:

– За удачную попытку!

– Платить не будешь? – удивилась Жанна.

– Не-а.

– Денег жалко?

– Ну почему – жалко? Ты их просто не отработала.

– Отработала? – переспросила она.

– Ой, не надо! – рассмеялся Андрей. – Не надо ломать бровь в приступе оскорблённого достоинства! – Он положил локти на стол и, не давая ей времени ответить, живо спросил: – А скольких ты сумеешь развести?

– За вечер?

– Ну, скажем, за два часа.

Жанна быстро прикинула в уме.

– Три-четыре человека. Зависит от места.

– Если в песочнице, то верю, – разочарованно хмыкнул Андрей.

Жанна вспыхнула, но тут же взяла себя в руки.

– Хочешь сказать, что ты сделаешь больше? – Она усмехнулась. – Ладно. Хочешь поиграть? Давай. Плати и пошли.

– Куда?

– А куда скажешь!

А куда мог сказать Андрей? Только в клуб, статусный и навороченный, чтобы было где развернуться двум таким легкомысленным персонажам!

Первым делом Жанна поменяла выложенную перед барменом купюру на меньшую, когда он отвернулся. В глазах Андрея это её не подняло, скорее наоборот. Трюк был слишком старым.

Жанну разозлила скептически-уничижительная усмешка Андрея, и она нырнула в толпу. Андрей переместился за низкий стол у дивана. Вернувшись через пять минут, Жанна ссыпала ему на колени портмоне разного калибра и отделки и с вызовом посмотрела на Андрея.

– План решила перевыполнить? – усмехнулся он.

– Что опять не так? И это слишком просто? – начала терять терпение Жанна. У неё уже была готова сорваться ядовитая фраза, когда прозвучал неожиданный вопрос:

– А вернуть сможешь?

Жанна расхохоталась.

– И над чем ты смеёшься?

– Над тобой. Ты думаешь, я их в лицо помню?!

Андрей пожал плечами.

– Парень в идиотской красной рубашке. Мужчина у стойки в очках. Девушка в розовых стразах. Несчастный гей – его, очевидно, бросили.

– Почему? – в растерянности спросила она совсем не то, что хотела спросить.

– Потому что только в состоянии стресса можно надеть на себя такую майку. – Он прищурился. – А ещё вон та смешная женщина с короткими ногами.

Жанна молчала. Честно сказать, ответить ей было нечего, и продолжать перепалку она не хотела. Точнее, не хотела выглядеть оправдывающейся.

Андрей встал, сгрёб портмоне и ввинтился в толпу. Вернулся он минуты через три с пустыми руками и всё с той же снисходительной усмешкой на красивых губах.

– Не парься. Я с тебя денег не возьму. – И «милостиво повелеть изволил»: – Иди. Ну, в смысле, ты можешь делать, что хочешь. Мы закончили наш маленький междусобойчик.

Он демонстративно отвернулся от неё и принялся разглядывать людей за соседним столом, которые выглядели как пара, да, собственно, таковой и были.

– Ну и чем ты лучше меня? – Жанна так и не ушла. – Чем ты лучше меня?

– Да всем! – пожал плечами Андрей. – К примеру, я уже давно не дёргаю. Сдача, портмоне, часы, – боже мой! Как давно это было!

– Да что ты? – скептично прищурилась Жанна. – И чем же ты занимаешься?

– Смотри.

Она и глазом моргнуть не успела, как Андрей уже стоял, а потом сидел за соседним столом. А поскольку роскошное помещение не было особенно большим, Жанна имела удовольствие слышать, как Андрей смеялся и хлопал по плечу мужчину, который, как по волшебству, узнал в нём своего однокурсника или одноклассника. Впрочем, он был так пьян, что это не имело никакого значения.

Жанна выждала момент и подошла к ним:

– Всё веселье – без меня, да?

С обиженным лицом и надутыми губками она села рядом с Андреем.

– Вот про философичку он вспоминать любит, а про жену нет! – она обращалась исключительно к пьяному в дымину мужчине.

Мужчина посмотрел на Андрея и громко икнул.

– Ты ж сказал, что свободен!

– Конечно, свободен, – и Жанна, не дав Андрею и рта раскрыть, перечислила: – Он свободен от налогов и от тёщи!

Мужчина шутку оценил – видимо, и то, и другое было проблемным и насущным в его жизни.

Андрей махнул рукой, и около столика выросла официантка.

– А принесите шампусика! Три бутылки! – Он вынул из портмоне карточку.

– Нет, Андрюх, так не пойдёт!! – взревел вновь обретённый однокурсник, он же одноклассник.

– Так за следующие три платишь ты! – засмеялся Андрей.

– Лады! А помнишь того страшного такого, с прыщами? На вашем потоке был. На велике ездил. И собачонка у него была. Он её к велику привязывал.

– Погиб он, – со скорбным лицом сообщил Андрей.

– Кто? Велик? – спросила пьяная жена вновь обретённого однокурсника.

– Тот, с прыщами, – вздохнул Андрей. – Машина сбила.

Эффект был такой потрясающий, что Жанна решила приобщиться к лаврам Андрея.

– И его, и велик, и собаку, – скорбно сказала она.

Около столика вновь образовалась официантка. Однако в руках у неё не было ни подноса, ни шампусика. Она положила карточку перед Андреем.

– И чё? – тупо спросил Андрей.

– Прошу прощения, но ваша карточка заблокирована.

Андрей хотел рвануть вперёд через Жанну, но Жанна ловко перехватила его и кивнула официантке – мол, иди, пока не получила! Официантка, далеко не дура, моментально испарилась.

Андрей зажал между двумя пальцами карточку и с непониманием уставился на неё.

– Чё это, опять, что ли? – он повернулся к Жанне и жалобно вопросил: – Опять, да?!

– Тише, тише… – Жанна легко провела пальцами по щеке Андрея. – Ты же знаешь своего папу. Чему удивляться?

– Да, да… – Андрей помотал головой и тут же вкрадчиво попросил: – Дай мне свою.

– Нет, – категорично ответила Жанна.

– Как – нет?! – изумился Андрей. – Мы же…

– Знаю-знаю, мы же с тобой муж и жена! – Жанна повернулась к новому знакомому: – У нас в семье, как в том анекдоте – давай мы сначала твою карточку разбомбим, а потом я мою буду тратить! – Она взъерошила Андрею волосы. – Нет уж, зайка, не дам. Ты, в конце концов, можешь чек выписать.

– Да кто у меня его здесь возьмёт?! – взревел Андрей, но вдруг обмяк и, уныло поджав губы, сказал: – Всё. Повеселились. Пошли домой.

Вновь обретённый однокурсник решил проявить миролюбие, чтобы супруги не собачились, и власть, чтобы его жена видела, каков он.

– Давай, Андрюха, сядь. Что ты, в самом деле? Я заплачу!

Андрей и Жанна застыли на месте. Затем синхронно поднялись с дивана. Синхронно поджали губы.

– Спасибо большое, – с большим достоинством отвесила Жанна.

– Премного благодарны, – с ещё большим достоинством отвесил Андрей.

– Мы пока ещё в состоянии обеспечить свой досуг, – не унималась со своим достоинством Жанна.

– Я пока ещё жену на свои гуляю, – не желая уступать Жанне в достоинстве, добавил Андрей.

Однокурсник открыл рот, а его жена, проявив житейскую гибкость, быстро перехватила нить разговора:

– Вы не поняли! Муж даст тебе, Андрюш, наличных, а ты выпишешь ему чек! – она мило улыбнулась и захлопала ресницами.

Жанна и Андрей переглянулись.

Потом они долго спорили на улице, кто из них возьмёт честно заработанные деньги вновь обретённого однокурсника, или одноклассника, или совсем неважно кого. Сошлись на том, что деньги закопают в полночь первого апреля на левом берегу Нила. Потом они так же долго спорили, кто первый уедет. Таксист терпеливо ждал, а когда устал, высунулся в окошко и бросил:

– А давайте сразу обои!

Услышав про «обои», Жанна и Андрей заржали, как кони, и сели в такси. А потом никто из них и не вспомнил, как так вышло, что они прильнули друг к другу, и поплыли далеко и надолго, и поняли, что игра закончилась вничью, или не закончилась вовсе, или и не было её, этой игры.

Утром, когда пора было завтракать, они сделали вид, что всё произошедшее – пустяк. Вирсавий склонился над книгой у окна и никому не мешал. Жанна и Андрей, постоянно сталкиваясь друг с другом на кухне коммуналки, размеры которой оставляли желать лучшего, улыбались друг другу легко и безмятежно. Но в какой-то момент, столкнувшись у холодильника, к дверце которого потянулись одновременно, они зачем-то обнялись, а потом зачем-то поцеловались, а потом посмотрели в глаза друг другу уже совсем иначе.

Очарование момента разрушил Алексей Давыдович.

– А где мой халат, сына? – спросил, входя, Алексей Давыдович и тут же увидел его на Жанне. – Спасибо, сына, я уже его нашёл.

– Вот твой халат, папа, – весело кивнул Андрей и добавил с глубоко запрятанной нежностью: – А вот ласточка.

Но Алексей Давыдович смотрел не на Жанну, а на сына, у которого даже уши светились от счастья.

Жанна присела в шутливом поклоне.

– Понимаю, что книксен уже лишний, – легко сказала она. – Потеряла я свою репутацию благородной девицы.

Андрей тут же подхватил:

– Моя ли в том вина?

– О да! А чья ж ещё, охотник мускулистый? – Жанна улыбалась.

Андрей принял картинную позу и напоказ напряг бицепс.

– Да! Уловил! Я смог! Сумел! – гордо объявил он.

– Всё потому, что горд и смел, – мрачно закончил Алексей Давыдович. Ему не то чтобы не нравилось происходящее, он сам не мог понять, в чём именно дело. То ли лицо девушки показалось знакомым, то ли укол ревности получило старое сердце.

Он сел за стол и повелительно кивнул Жанне. Она села напротив – ни тени волнения на лице, взгляд открытый, спокойный, без улыбки.

– Я так понял, вы уже освоились здесь.

– Частично, – тут Жанна кивнула на Вирсавия и понизила голос: – Я не поняла ещё, кто это.

Прозвучало это так мило и по-домашнему, что Алексей Давыдович невольно улыбнулся.

– А это папа на улице нашёл! – вмешался Андрей. – Он, знаешь ли, никогда с пустыми руками не приходит. Помнится, когда я был маленьким…

– Ты был маленьким?! – фыркнул Алексей Давыдович. – Это миф! Ты всю жизнь был совершеннолетней половозрелой занудой! И поверьте мне, милая девушка, в этой грудной клетке – только холестериновые бляшки.

Он внимательно посмотрел на улыбающуюся Жанну.

– Алексей Давыдович Штерн.

– Жанна.

– И всё?

– Остальное – в процессе жизни. Андрей сказал, у вас есть вакансии?

Если бы не улыбка и не этот прозрачный, как слеза, взгляд, ответ Жанны прозвучал бы нахально и самонадеянно. Но Алексей Давыдович, кажется, уже сделал для себя определённые выводы.

– Вы ищете работу?

– Я думала, работа меня сама вчера нашла, – она не удержалась и бросила на Андрея серьёзный, обещающий серьёзные вещи взгляд.

– Похоже на то, – пробурчал Алексей Давыдович и сменил тему: – Сына, не говори так больше про Вирсавия.

– Он же всё равно с головой не дружит, пап.

Алексей Давыдович помолчал, потом сообщил то, что узнал по своим каналам:

– Два года назад в День десантника он с семьёй возвращался домой. Последнее, что он помнит, – как рванул вперёд, закрыть своих, и ослепляющий свет фар.

Алексей Давыдович посмотрел на сына, который онемел.

– Как думаешь, во что ему проще было поверить: в то, что пьяная тварь может в мгновение ока уничтожить его семью, или в мудрых и заботливых инопланетян? – Алексей Давыдович почувствовал, как к горлу подступил комок, поэтому сделал самое простое, что можно было сделать, – дал импровизацию.