Хрустальная тайна

Глава 3

«Хочешь быть счастливым – будь им»! Ещё вчера, возвращаясь с работы, Аня купила эту книгу. Автор, авторитетный психолог, в предисловии обещал, что каждый, кто прочтёт его труд, поймёт, наконец, в чём причина его несчастий и получит ключ к собственной счастливой жизни. Одурев от бессонной ночи, Аня добралась до последней страницы и несколько раз перечитала вывод: «Главное – поверить в то, что счастье своё мы создаём сами, образ его прежде рождается в наших мыслях, а после уже становится реальностью. И если ты имеешь твёрдое намерение стать счастливым, то ты непременно им станешь»!

Что за очередной бред! Аня с раздражением отшвырнула книгу, которая со всего размаха угодила в хрустальный кувшин, стоявший на тумбочке, опрокинув его на пол. В образовавшейся луже сиротливо лежала чайная роза. Аня встала с дивана, подняла цветок. На полу рядом с кувшином осталась лежать отколовшаяся хрустальная ручка. Дурная примета! Нет, надо гнать недобрые мысли прочь. Это проверка на прочность. Она решила стать счастливой, да будет так! Тем более что посуда, говорят, бьётся к счастью.

Аня как зачарованная смотрела на разрушительные следы своей ярости, до конца ещё не осознавая, что произошло. Надо успокоиться! Сегодня уже ничто не может вывести её из равновесия. Предстоял очередной рабочий день старшего научного сотрудника областного краеведческого музея. До сдачи отчёта по проекту и его утверждения учёным советом осталась неделя, ещё неделя на организацию самой выставки и две демонстрационные недели, в течение которых Ане отводилась роль экскурсовода. Итого месяц. Ёщё целый месяц до отпуска, такого долгожданного и так необходимого для неё.

Последнее время Аню всё чаще посещала мысль об увольнении, но каждый раз, написав заявление, она не могла отнести его в отдел кадров, словно какая-то неведомая сила останавливала её. Девушка злилась на себя за своё малодушие, пыталась понять, что на самом деле удерживало её и ещё больше злилась от того, что не находила ответа. Отпуск необходим был ей как воздух. Диагноз «нервное истощение» грозил вырваться наружу потоком нелицеприятных выражений в адрес некоторых сотрудников, чего даже при жгучем желании Аня себе никогда не позволяла, или, что ещё хуже, полётом в голову оппонента какого-нибудь предмета старины. О том, что это уже вполне возможно, свидетельствовало происшествие с кувшином.

Кувшин! Только сейчас Аня вдруг отчётливо поняла, что же на самом деле произошло в это злосчастное утро. Она разбила кувшин! Само по себе это событие, может быть, и не заслуживало особого внимания, если бы не тот факт, что кувшин этот был не совсем обычный, точнее, совсем необычный. Он был старинный, передающийся из поколения в поколение. Анина бабушка передала этот кувшин ей.

– Сегодня, в день твоего совершеннолетия, я хочу подарить эту ценную вещь в твоё полное и безусловное владение, – торжественно произнесла Анастасия Павловна, вручая своей внучке картонную коробку.

Аня открыла коробку и осторожно извлекла из неё нечто, укутанное в обёрточную бумагу. Слой за слоем она разматывала бумагу. Ей уже стало казаться, что этой бумаге не будет конца, когда, наконец, блеснуло стекло. На свет божий явился хрустальный кувшин.

– Какая красота! – восхищённо проговорила Аня. – Почему он столько лет лежал в коробке?

– Так вещь-то, внученька, необычная. В детстве отец много рассказывал тебе об этом кувшине. Забыла разве?

– Я помню, бабуль, это подарок Екатерины II.

– Правильно. Ты вот на истфаке учишься, кому же, как не тебе понимать историческую ценность этой вещицы.

– Да, подумать только! Этот кувшин держала в руках сама императрица!

– А потом твоя четырежды прабабка Анна Нарышкина. И так повелось по женской линии – от одной Анны к другой. Береги его, внученька, он принесёт тебе счастье. Кувшин этот необычный. Он хранит какую-то тайну вот уже более двух с половиной сотен лет. Именно тебе, по преданию, он откроет её. Ты ведь у нас та самая, четвёртая Анна в роду. У тебя особая миссия.

– Миссия невыполнима, – улыбнулась Аня. – Какую тайну может хранить этот кувшин? Почему никто в нашем роду не имел ни малейшего представления о том, что это за тайна такая?

– Так ведь на то она и тайна, чтоб никто не знал, – улыбнулась старушка, – а ты, внученька, узнаешь.

Аня долго ещё рассматривала старинный предмет.

– Ну, полюбовалась, и ладно. – Анастасия Павловна осторожно взяла из рук Ани кувшин, – заверну его хорошенько и снова в коробку.

– Почему, бабушка? – удивилась Аня.

– Целее будет.

– Зачем такую красоту прятать, – не сдавалась Аня, – в чём смысл его пребывания в коробке, он же не в музейных запасниках? Он должен жить, переливаться светом всех своих граней, радовать душу.

Анастасия Павловна задумалась.

– Пожалуй, ты права. Кувшин теперь твой, и ты вольна распоряжаться им по своему усмотрению. Хочешь – любуйся, а хочешь – продай.

– Что ты такое говоришь, бабушка! – возмутилась Аня. – Это семейная реликвия, и я буду его беречь и дальше передавать по наследству. Обещаю тебе.

Аня обняла старушку.

– Ну, полно, полно, тебе, – растрогалась Анастасия Павловна. – Это я к слову сказала. Я знаю, что ты будешь дорожить этим кувшином. Помни, он принесёт тебе счастье.

И вот теперь, без особой на то причины, кувшин, который не погубили ни революции, ни войны, лежал на полу, а рядом отколовшаяся ручка. Аня стояла возле кувшина и, не отрываясь, смотрела в одну точку. Её воспоминания нарушил настойчивый телефонный трезвон. Растеряв по дороге тапочки, Аня влетела в прихожую и сорвала трубку.

– Анна Алексеевна, вам срочно, до учёного совета, нужно внести изменения в программу выставки, с учётом экспозиции питерского музея.

– Какой экспозиции, Елена Ивановна, ничего не понимаю, ведь у меня уже всё практически готово!

– Объясняю. Из Петербурга к нам приезжает выставка восковых фигур «Екатерина Великая и её окружение», а ваша тема напрямую связана с этой эпохой. Считайте, вам крупно повезло, ваш проект от этого только выиграет. Несколько дней меня не будет, собственно, поэтому и звоню: хочу, чтобы эту новость вы узнали от меня лично, а не от моего зама. По всем вопросам в моё отсутствие обращайтесь к Аркадию Павловичу. Всего доброго.

– Елена Ивановна, когда вы приедете? – ответом были гудки. Лаконичная, категоричная, не терпящая возражений директриса и сейчас была в своём репертуаре – сказала, как отрезала.

Переделка проекта для Ани была не самой большой неприятностью, она уже привыкла к тому, что в последний момент частенько приходилось вносить изменения в программу выставок. Гораздо больше её огорчила перспектива вплотную общаться с Аркашей. Аркадий Алексеев был первой её любовью. Красивый, невероятно умный мальчик из интеллигентной семьи, душа компании, заводила и организатор всех студенческих вечеров. Все однокурсницы были в него влюблены. Аня даже и не надеялась, что он обратит внимание на неё, серую мышку, каковой она себя считала. Она не была наделена той женской красотой, которая сразу бросается в глаза. Про таких девушек, как Аня, говорили «симпатичная». Одним словом, из толпы она не выделялась. Однако Аркадий не только обратил на неё внимание, а стал активно, в своей напористой манере ухаживать за ней.

Родители её, археологи, трагически погибли на раскопках в Крыму, когда Ане было девять лет. Взгляды на жизнь и своё место в ней девочке прививала её бабушка Анастасия Павловна, воспитавшая внучку в лучших традициях института благородных девиц. Аня умела всё, что, по мнению Анастасии Павловны, необходимо было для счастливой семейной жизни. Юная, наивная девушка могла стать идеальной женой самому разборчивому мужчине. Она могла прекрасно готовить, шить, вязать, содержать в безупречном порядке дом. Об одном забыла предупредить Аню бабушка, о том, что на дворе уже давно не романтический XIX век, и большинство современных мужчин ценят в женщинах совершенно другие качества.

С Аркадием ей было интересно общаться, у них было множество точек соприкосновения. Будучи студентами исторического факультета, молодые люди были увлечены не только историей. Они обожали классическую музыку, часами пропадали на консерваторских концертах, всевозможных художественных выставках, часто ходили в театр. Аня не сомневалась: Аркадий её вторая половинка и своё будущее без него уже не мыслила.

Когда внезапно и очень серьёзно заболела бабушка, жизнь Ани изменилась. Она не могла теперь, как прежде, всё свободное время проводить с Аркадием. На её плечи легла забота о единственном близком человеке. Анастасия Павловна перенесла инсульт и нуждалась в особом уходе. Она с трудом передвигалась и практически ничего не говорила, а если и пыталась что-то сказать, то понять её было трудно. Аню жгло острое чувство вины: ведь именно в ту ночь, когда с Анастасией Павловной случился инсульт, Аркадий уговорил её остаться у них на даче. Родители его были в командировке, выдался редкий случай побыть вдвоем, наедине. Поскольку в чувствах своего молодого человека Аня не сомневалась, тем более что по приезде родителей Аркадий собирался представить им Аню в качестве своей невесты, она без тени сомнения осталась с ним в ту ночь. Это была восхитительная ночь любви, страсти и грёз. Счастье Ани было безмерно. Словно на крыльях, она летела домой, понимая, что жизнь её теперь изменится. Ей не терпелось поделиться радостью с бабушкой, обсудить с ней предстоящее представление родителям жениха. Чувства переполняли её. Возле подъезда Аня увидела машину скорой помощи, и недоброе предчувствие кольнуло сердце.

Оказалось, поздно вечером Анастасии Павловне стало плохо, она намеревалась вызвать врачей, однако не дошла до телефона и, потеряв сознание, пролежала всю ночь в прихожей в абсолютно беспомощном состоянии. Только утром соседка и давнишняя приятельница Анастасии Павловны, не сумев дозвониться подруге, заподозрила неладное. Она вызвала участкового, и в его присутствии сотрудник жилищно-коммунальной конторы вскрыл дверь. К счастью, Анастасия Павловна была жива, но ночь, проведённая на полу в прихожей без медицинской помощи, только усугубила её состояние – драгоценное время было упущено. Прогнозы медиков не внушали оптимизма.

Аня брела словно во сне, в голове звучал только один вопрос: что будет, если бабушка умрёт? Умрёт. Это страшное слово стучало в висках, отдавало жуткой болью в затылке, закрывало пеленой глаза и проливалось из них жгучими солёными слезами. Она вытирала рукавом слёзы, из-за которых ничего не было видно, и шла привычной дорогой к дому, то и дело спотыкаясь и задевая прохожих. Многие оборачивались, что-то говорили вслед, но она никого вокруг себя не видела и ничего не слышала. Бабушка скорее умрёт, чем выживет. Господи, за что? Ведь у неё никого, кроме бабушки, не осталось! Как страшно, как горько и как несправедливо! И как теперь жить дальше?

Взгляд её скользнул по окну краеведческого музея, мимо которого она сейчас проходила и остановилась внезапно, словно механическая игрушка, у которой кончился завод. Она тысячу раз скользила по нему взглядом и тысячу раз читала на белом листке формата А-4: «Требуется дворник». Сколько себя помнит Аня, это объявление висело на одном и том же месте, в одном и том же окне краеведческого музея, которому вечно был нужен дворник. И вот теперь что-то изменилось, что-то произошло такое, отчего мозг её, привыкший по нескольку раз в день фиксировать это объявление, вдруг отключил её ноги, резко повернув её тело к окну. Она ещё не осознала до конца, что происходит, очередной раз смахнула слёзы и только тогда увидела рядом с привычным и ставшим уже таким родным объявлением «требуется дворник» ещё один лист формата А-4, но отчего-то тёмно-оранжевый, который извещал, что музею «требуется научный сотрудник». Научный сотрудник, научный сотрудник – вертелось теперь в мозгу. Научный сотрудник требуется! До Ани, наконец, дошёл смысл объявления, и она двинулась в гостеприимно распахнутые настежь ворота музея.

Зачем она туда сейчас шла, Аня определённо не знала, но ноги сами вели её. Мозг работал чётко, однако Анино сознание понимало его действия с небольшим опозданием, как говорят, «плохо соображала». И только когда открыла дверь и вошла в помещение, она вдруг отчётливо поняла, зачем ей сюда нужно. Она не была уверена, что может быть научным сотрудником краеведческого музея. У неё пока что неоконченное высшее образование, которое, учитывая сложившуюся ситуацию с бабушкой, может так и остаться неоконченным высшим. На очном отделении учиться она уже не сможет, а для того чтобы перевестись на заочное, ей нужна работа. Нужны деньги, много денег, чтобы поднять бабушку. Лекарства дорогие, и одной бабушкиной пенсией уже не обойтись. Они просто не выживут на её пенсию, если Аня не найдёт работу. А тут требуется научный сотрудник. Её образование, хотя ещё и неоконченное, но всё-таки высшее и главное – историческое. Для историко-краеведческого музея самое то.

Уже поднимаясь на второй этаж, Аня вдруг засомневалась. Может быть, сначала нужно было позвонить? Недаром ведь в объявлении был указан телефон. В объявлении, где требовался дворник, телефон указан не был. Оно и понятно. Дворник – жуткий дефицит по нынешним временам. Платят им сущие гроши, приходи и трудись на здоровье. Первый же, кто пожелает, станет счастливым обладателем музейной метлы (не в смысле экспоната, а как орудия труда). Правда, и научным сотрудникам платят немногим больше. Зато как звучит – НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК! Это не дворник тебе какой-то без высшего, и даже, может быть, без средне-специального образования. Мести метлой может каждый, а быть научным сотрудником – тут специфическое образование нужно! Аня даже остановилась в нерешительности. Нужно всё же возвратиться домой и уже оттуда позвонить по указанному телефону. И что? Услышат про её неоконченное высшее, и пиши пропало! Нет, надо идти! Хотя, пока она размышляла по поводу рациональности своего похода в отдел кадров, ноги уже привели её к пункту назначения.

Она стояла у двери с табличкой «кадровая служба». Над этой табличкой висела ещё одна, более солидная. На ней крупными буквами было написано: «Отдел общественных связей». Аня не была уверена, что войдёт в этот кабинет. Однако дверь, возле которой она стояла, вдруг открылась, и из кабинета вышла девушка.

– Здравствуйте, – не дав Ане опомниться, с очаровательной улыбкой на кукольном лице, поздоровалась она, – вы ко мне?

Аня невольно обратила внимание на то, как необычайно красива незнакомка. У неё была точёная фигура: высокая грудь, узкая талия, длинные стройные ноги. «90-60-90», – подумала Аня. Огромные синие глаза с длинными густыми ресницами поражали своей глубиной, светло-русые волны волос вились по плечам, и дополняла этот сногсшибательный образ ослепительная белозубая улыбка. «Неземная красота, – подумала Аня, – и что эта девушка с глянцевой обложки делает в провинциальном музее»? И уже вслух ответила:

– Не знаю, наверное. Я по объявлению «требуется научный сотрудник». – Аня зарделась от смущения.

– Правда?! – обрадовалась девушка. – Вот здорово! А то мы уже задыхаемся без научного сотрудника, – то ли с иронией, то ли искренне сказала она. Аня не поняла.

– Тогда вам не ко мне. Вам сначала нужно к нашему директору Елене Ивановне Сапожниковой. Идёмте, я как раз к ней иду.

Они пошли по коридору в левое крыло здания. Сердце у Ани так колотилось, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди от волнения и страха. Волнение было настолько сильным, что тошнота предательски подкатывала к горлу. Аня уже готова была развернуться и уйти, нет – убежать из этого коридора, из этого здания. Словно почувствовав её волнение, девушка, которая вела Аню, вдруг остановилась.

– Как вас зовут?

– Аня.

– Очень приятно, а я Вика Сенягина. Аня, вы не волнуйтесь. Коллектив у нас хороший, дружный. Только Елена Ивановна очень строгая, и если вы хотите работать у нас, не старайтесь ей понравиться. Будьте уверенной, на вопросы отвечайте чётко. Дайте понять, что у вас твёрдый характер, деловая хватка, что вы по натуре бизнес-вумен, а не серая архивная мышь. Не говорите, что любите науку и исключительно из любви к ней пришли сюда. Найдите другое обоснование своему желанию работать у нас. И самое главное, – уже у двери с табличкой «директор» проговорила Вика, – станьте на время собеседования зеркальным отражением Елены Ивановны. Тот же тон, те же поза и жесты во время разговора, ну что я вам объясняю, вы же психологию изучали! Если сумеете «присоединиться» – вы приняты на работу, нет – будет очередной, восьмой по счёту соискатель.

– Ничего себе, – успела подумать Аня перед тем, как войти в кабинет, – я уже седьмая, кто пытается стать здесь научным сотрудником.

– Удачи, – проговорила Вика, открывая директорскую дверь.

– Елена Ивановна, я вам нового научного сотрудника привела, – прямо с порога радостно возвестила она.

За столом возле компьютера сидела миловидная женщина средних лет. Она подняла голову и улыбнулась вошедшим девушкам.

– Неужели? Присядьте, пока я занята, – ледяным тоном обратилась она к Ане.

«Хорошее начало», – обречённо подумала Аня и …вместо того чтобы сесть на стоящий у двери стул, на который указала ей директриса, нарочито громко стуча каблучками, прошла к директорскому столу, возле которого стояла Вика, и уселась в кресло, закинув ногу на ногу и приняв ту же позу, что и Сапожникова. Повисла напряжённая пауза.

– Виктория Владимировна, – прервала неловкое молчание директриса, – что у вас?

Словно зачарованная, не отрывая глаз от наглой соискательницы, та положила на стол бумаги.

– Смета на рекламную кампанию.

Сапожникова взяла документы и стала их изучать. Поскольку возле стола было только одно кресло, и оно уже было занято, Вика стояла. Ну не садиться же ей на стульчик возле двери, в самом деле? Однако! Преинтересная штучка эта Аня! Или хорошо усвоила урок, или та ещё стерва. Определить это наверняка Вика пока затруднялась.

Сапожникова тем временем очень медленно (специально – была уверена Вика) просматривала бумаги. Наконец она поставила свою подпись.

Когда дверь за Викторией закрылась, Сапожникова обратилась к Ане.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать.

– Вы с Викторией Владимировной Сенягиной ровесницы, не удивлюсь, что и приятельницы. Это она посоветовала вам обратиться ко мне? Учтите, я не терплю протеже.

Манера общения и тон, которым Сапожникова задавала вопросы, смахивали на допрос. Аня сразу почувствовала негативный настрой по отношению к себе, который исходил от этой женщины, но не подала виду и постаралась ответить как можно спокойнее.

– Нет, с Викторией Владимировной я познакомилась пятнадцать минут назад. Просто увидела объявление на окне музея.

– Которое из двух? – усмехнулась директриса.

– Мне нужна работа, и должность научного сотрудника вашего музея меня вполне устроит, по крайней мере, на первое время.

Сапожникова улыбнулась: наглость этой девочки её позабавила и одновременно заставила внимательнее присмотреться к ней. Елена Ивановна не любила просящего или извинительного тона, людей уважала настырных, идущих напролом ради достижения своих целей. Однако эти качества никак не клеились с тем, что она сейчас перед собой видела. Тоненькая, миниатюрная девочка, такая хрупкая и бледная, что невольно возникал вопрос: как её ноги носят? Но гонору хватит на трёх таких. Да, эта претендентка её определённо заинтересовала.

– А вы точно уверены, что эта должность вас устроит? Работы много, а вот денег не очень. И потом, я не вполне уверена, что наш музей устроит ваша кандидатура на эту должность. Что вы на это скажете? – Сапожникова продолжала улыбаться, но её улыбка теперь больше стала походить на застывшую, натянутую на лицо маску.

Аня была абсолютно уверена, что здесь ей ничего не светит, к тому же директриса была ей неприятна.

– Что я могу сказать? – пожала она плечами. – Как говаривал мой дедушка, «не судьба – понятие более позитивное, нежели негативное», – при этих словах Аня поднялась с чётким намерением уйти.

– Погодите-ка, присядьте, – повелительным, не терпящим никаких возражений тоном остановила Аню Сапожникова. – Пётр Афанасьевич – ваш дед?

– Да. Я не представилась: Воронцова Анна Алексеевна. Профессор Воронцов действительно мой дед.

– Алексей Петрович и Надежда Ивановна – ваши родители?

Аня кивнула головой. Сапожникова некоторое время молчала, видно было, что мысли её далеко. Наконец она поднялась, подошла к книжному шкафу, некоторое время перебирала корешки книг, выбрала две из них и положила на стол перед Аней. Сверху лежало старое, довоенное издание учебника по этнографии края, написанное Петром Афанасьевичем Воронцовым для студентов исторического факультета университета. Эта книга очень хорошо была знакома Ане: на её книжной полке стояла точно такая.

– А знаете, как я догадалась, что вы внучка профессора Воронцова?

– Вы наверняка слышали эту его фразу о судьбе, которую он так любил повторять?

– Да, но не от него, как вы понимаете, а от своего деда, который преподавал с ним на одном факультете, и для которого Пётр Афанасьевич был непререкаемым авторитетом. Когда вашего деда взяли по доносу, он был одним из немногих, кто в то жестокое время встал на его защиту, за что и поплатился. Но в отличие от вашего деда, моему удалось выжить в лагерной мясорубке. А это вот, – Сапожникова открыла вторую книгу, – альбом, в котором вы можете обнаружить весьма интересные фотографии.

Аня листала альбом. На многих фотографиях были запечатлены её отец и мама. Множество рабочих фотографий, которые она никогда не видела: у доски во время лекции, в окружении студентов, на раскопках.

– Итак, с завтрашнего дня вы приступаете к работе. Думаю, в вашем лице музей приобрёл настоящего специалиста.

После ухода Ани Сапожникова долго ещё просматривала альбом. Ирония судьбы! Она так долго и тщательно подбирала кандидатуру на освободившуюся вакансию и уже почти отчаялась найти сотрудника, который отвечал бы её требованиям. Но тут провидение послало ей эту девочку! Продолжательница знаменитой династии историков. Будет достойная ей смена. Из неё выйдет толк, или она не Воронцова!

Глава 4

– Обживайся, вот твой стол и компьютер, – Клава Стрельникова деловито показывала Ане кабинет, в котором ей вместе с Клавой и ещё одной научной сотрудницей предстояло работать на благо музея. Клавдия была крупной высокой девушкой. Вероятно, из-за её роста полнота особо в глаза не бросалась. Зато взгляд у неё был пронзительный, он словно пригвождал к месту, особенно, если владелица этого взгляда была «не в духе». Служители между собой звали Клаву ведьмой за её чёрные глаза и, прямо скажем, вздорный характер, а те, кто ей сочувствовал, считали, что она такая из-за своего одиночества. Старой деве, как иногда за глаза звали её сотрудники, было уже двадцать пять лет.

– Вообще-то у нас один компьютер на двоих или троих сотрудников. А тебе Сапожникова велела выделить персональный. Наверняка, у неё на тебя определённые виды. Не завидую я тебе. Елена Ивановна человек сложный. Многие не выдерживают, уходят, не проработав и полугода. У нас жуткая текучка. Постоянных нас, кто работает здесь уже больше года, раз, два и обчёлся – я, Вика да Петя. Остальные приходяще-уходящие. Тебе вдвойне тяжело будет, ведь Сапожникова возлагает на тебя огромные надежды. Ещё бы! Ты у нас не просто историк, ты – наследница известной профессорской династии! Все твои заслуги будут расцениваться как сами собой разумеющиеся, а вот проколы – у нас это нередко случается, ведь мы простые люди со всеми нашими достоинствами и недостатками – тебе, небожительнице Воронцовой, Сапожникова вряд ли простит. Она просто не поймёт. Поэтому не советую тебе допускать ошибок, особенно на первых порах. Но ты не бойся, Аня, мы ведь не волки. Можешь обращаться к нам, посоветуем, поможем, пока ты не вошла в курс дела. Мы друг за дружку горой стоим, иначе здесь не выживешь.

И Аня стала обживаться. На свой рабочий стол она поставила семейную фотографию: мама, отец, бабушка и она, ей только что исполнилось девять лет. Снимок был сделан перед экспедицией в Крым, из которой родители уже не вернулись. Такими и запомнила их Аня. Эта фотография была ей особенно дорога. Здесь же она положила дедушкину книгу по этнографии. В хрустальную вазу, которую принесла из дома, поставила чайную розу и решила, что розы всегда будут стоять у неё на столе. Именно этот сорт роз Аня особенно любила. С чайными розами была связана одна очень красивая романтическая история, которую Ане рассказала её бабушка. Во время Великой Отечественной войны Анастасия Павловна жила в эвакуации, в древнем и прекрасном городе Самарканде. Её соседкой по комнате была молоденькая девчушка – украиночка Стефа, которая накануне войны вышла замуж. Муж её на следующий день после свадьбы ушёл на фронт, подарив на прощание чайную розу. И всю войну, всю эту тревожную вечность ожидания, она каждые три дня ставила в вазу свежую чайную розу. Одному Богу известно, где она её доставала! Но Стефа ни секунды не сомневалась, что любимый вернётся. Этот цветок не мог обмануть её надежды. И муж действительно вернулся, прошёл всю войну и вернулся, единственный мужчина из всей деревни. Ане нравились любые розы, но эта история так поразила воображение юной девочки, что она загадала желание: именно чайные розы помогут ей найти свою любовь – единственную, настоящую, одну на всю жизнь.