Дождь усиливался и как будто не хотел ее отпускать. Море, уставшее от дневного штиля и духоты, разбушевалось. Благо, до дома ей было недалеко – от моря квартала два. Она в считанные минуты преодолела километровое расстояние, успев промокнуть и протрезветь.
«Теперь точно спать будет легко и приятно, – подумала она, остановившись у подъезда и судорожно ища ключи на дне сумки, как вдруг увидела чуть поодаль приближающийся к ней знакомый до боли силуэт из прошлого с сигаретой в зубах. «Нет, этот проклятый день не мог кончиться просто так. Как тогда, 15 лет назад, в этот день море так же бушует и, как это обычно бывает, шторм несет на берег всякую гадость. И какого только черта он сюда приперся?».
–Ты зачем..? – только и успела произнести она, когда знакомый незнакомец шагнул из тени ей навстречу и горячо поцеловал в губы. А уже несколько минут спустя ее квартира напоминала неспокойный берег внезапно разволновавшегося моря. Все летало, страсть кипела, было не до слов и не до разума. Людей, которых не связывало ничего, но которые много лет назад обманывали себя обратным, вдруг опять соединила похоть, так часто обманывающая даже самых разумных из нас ложным чувством любви…
Благо (или нет), длится обман недолго. Когда первый порыв страсти утих, и любовники в крайне неудобной позе расположились на ковре в спальне, затянувшись принесенными Фибиксом с собой дешевыми сигаретами, Эрика спросила:
–И зачем ты снова явился?
–Странный вопрос. Люб… – пробормотал было Янис, но она его оборвала:
–Даже не говори мне ничего на эту тему. Еще 15 лет я бы тебе, может, и поверила, но сейчас фразы подобного рода звучат просто как оскорбление.
–Интересно, – глупо хмыкнул он. – А почему тогда ты отдалась мне? И ведь не в первый раз за минувшие 15 лет…
–А по привычке. Инстинкт. Который, как доказано учеными, к любви не имеет никакого отношения.
–А зачем тогда я, по-твоему, здесь?
–Не знаю, – пожала плечами Эрика. – Тоже, наверное, инстинкт. Только другой – самосохранения.
–А что такое со мной должно случиться и – самое главное – как ты мне можешь помочь?
–С тобой уже случилось, – жестоко отрезала Эрика. – 15 лет назад. Сенека говорил, что преступник иногда может избежать наказания, но никогда – страха перед ним. То же сейчас и с тобой происходит. Пока ажиотаж вокруг Цоя был, ты сидел тише воды, ниже травы. А сейчас что? Решил подзаработать? Вдруг открылись тайны твоего сотрудничества с КГБ по этому вопросу? Слушай, на кого эти твои сказки рассчитаны, а?
–Сказки – не сказки, а смотри, какая волна самоубийств в России.
–Тогда я тебя не пойму. Если ты считаешь, что своими откровениями изменишь ситуацию в лучшую сторону, то зачем ко мне прибежал?
–Дура ты, говорю же я тебе, что…
–Не ври! – повысила голос женщина, демонстрируя полученные за время службы умения. – Ты прибежал, потому что ты трус. И дурачок. Как всегда, до тебя поздно дошел смысл сказанного в интервью и те последствия, которые оно может для тебя повлечь. Если тебе все с первого дня было ясно, то почему ты молчал? Союз рухнул через год после смерти Цоя – что мешало тебе сразу явиться к Москву и во всем признаться? Уж не то ли, что ты был секретным сотрудником КГБ? Могут они, скажи пожалуйста, под впечатлением твоих сказок сейчас так подумать? Могут. И ты пришел просить меня о дополнительных доказательствах твоей невиновности из дела.
Янис выпучил глаза, поражаясь ее догадливости. Он искренне не понимал, как женщина, пусть даже и с высшим образованием, и по должности не ему чета, может быть умнее мужчины. Выходец с небольшого хуторка под Плиеньциемсом, он был такой же темный, как тамошние непроходимые леса – в этом Нора Райкуте была поразительно права. Но и в другом не ошиблась тоже – в сексе ему, несмотря на возраст, равных не было. Как не было смысла дальше с ним говорить. Мгновение – и Эрика набросилась на него, спеша удовлетворить страсть, чтобы еще полгода (или сколько он там в очередной раз не появится?) не вспоминать о своей женской сущности, что пробуждал в ней только этот полуграмотный шофер с Тукумской автобазы, в одночасье и ее стараниями ставший притчей во языцех. И чтобы, как у них это обычно бывало после второго раза, снова возненавидеть друг друга лютой ненавистью.
Символично, что их первый раз тоже был 15 августа. В такой же душный и сумрачный день, только 15 лет назад. В кабине «Икаруса», стоявшего у полуразрушенного мостика через речку Тейтупе в нескольких километрах от Тукумса. Того самого «Икаруса», который стал в тот злосчастный день одной из причин гибели Виктора Цоя.
Досье (гибель Цоя). Звонок от местного жителя поступил в дежурную часть Тукумса в 11.30. На место происшествия – к 35-му километру дороги Слока-Талси – выехали следователь Эрика Казимировна Ашмане и старший инспектор ДПС Тукумского РОВД старший лейтенант милиции Янис Элмарович Петерсон.
Прибывшие сотрудники милиции увидели такую картину: на мосту с правой стороны поперек дороги стоял «Москвич-2141» (госномер Я 68–32 ММ) с развороченным передком. Рядом с машиной, с трудом извлеченный из салона врачами приехавшей чуть раньше «скорой помощи», лежал молодой черноволосый парень. Без сомнения, умер мгновенно. Справа, съехав передними колесами в мелкую речушку Тейтупе, стоял белый «Икарус».
Скорость «Москвича» точно определить не удалось, но, несомненно, она была не меньше 100 километров в час. Об этом свидетельствовали положение автомобиля после столкновения и отлетевшие далеко в сторону обломки его двигателя. Как покажет следствие, машину отбросило от места столкновения на 22 метра назад, обломки двигателя разлетелись в радиусе 12–15 метров. Целой от машины Цоя осталась лишь задняя часть салона. Счетчик пробега «москвича» остановился на 3400 километрах. Восстановлению автомобиль не подлежал…
На асфальте остались выбоины и следы юза, по которым было несложно определить место столкновения, значит, легко было представить и процесс аварии. Все параметры и данные тут же занесли в протокол, составили схему первичного осмотра места происшествия.
…К хутору Дреймани идет прямая ровная дорога. На этой дороге разрешенная скорость – 90 километров в час. Ближе к мосту дорога сужается. Далее опасный поворот. Ясно, что водитель обязан тут сбавить скорость, чего Цой не сделал и что опять же свидетельствует о потере ориентации. Сотрудники ГАИ так и не нашли тормозного следа «москвича» на крутом повороте. Изучив след протекторов шин, следователи, к своему изумлению, пришли к выводу, что как минимум последние 233,6 метра (примерно семь секунд движения) до места аварии Цой почему-то ехал по правой обочине дороги. След протектора от правого колеса его «москвича» отмечен на правой обочине за 21 метр до мостика, от «кармана» автобусной остановки. Криволинейный (!). Через 11,5 метра после моста след круто выходит с обочины на асфальтированную часть дороги по направлению к точке столкновения. Следов торможения не обнаружено. Заснул ли Цой за рулем или задумался – этого уже никто не узнает. Официальным расследованием установлено, что «…автомобиль «Москвич-2141» допустил касание столбика ограждения моста, именно после этого пошел юзом, и его выкинуло на встречную полосу под колеса «Икаруса-250», а затем, после столкновения с автобусом, отбросило обратно – к перилам моста».
Передний бампер «Икаруса» прошел по капоту «москвича» прямо в салон, руль со стороны водителя был погнут, сиденья сбиты, разломан щиток передней панели. При осмотре установлено, что удар был справа налево, спереди назад. Приборная панель машины въехала в передний ряд кресел, прижав водителя к сиденью.
Итак, учитывая схему ДТП, картина происшествия выглядела так:
1. К автобусной остановке автомобиль Виктора Цоя движется со скоростью не менее 100 км/час. Знаки ограничения скорости и правого поворота им по непонятным причинам игнорируются. Вместе с тем, «Москвич» Цоя пока ещё очевидно всеми колёсными парами находится в пределах дорожного полотна. Степень осознанности и контроля движения водителя – Виктора Цоя – уже под вопросом: спит Цой или ещё находится в сознании – установлению не подлежит. В любом случае, в целях надлежащего маневра на правом повороте целесообразно, как минимум, сбросить скорость до разрешённых 90 км/час и держать автомобиль ближе к разделительной полосе.
2. Из заключения криминалистической экспертизы ГАИ по делу № 480: «15 августа 1990 года в начале 12-го утра уже начало припекать солнце, было примерно 28 градусов тепла. Видимость в это время была ограниченной, асфальт – сухим».
На этом основании презюмируем солнечную погоду. Учитывая незначительную ширину проезжей части, независимо от местонахождения Солнца над горизонтом, возможен эффект ослепления Цоя, отчего не исключается подсознательное желание последнего держать автомобиль в теневой завесе. В любом случае, это – ошибочная стратегия. Во-первых, эффект чередования на глазных перифериях солнечных и теневых полос на высокой скорости создаёт прямо противоположный психологический результат: кажущаяся бодрость сознания при таких манипуляциях мгновенно сменяется психической заторможенностью, которая в итоге человека просто «рубит» – процесс быстрого засыпания гарантирован. Во-вторых, повторимся, при знаке резкого правого поворота левую пару колёс автомобиля, наоборот, желательно держать строго на разделительной полосе или в незначительном отдалении от неё. В противном случае присутствует риск не вписаться в правый поворот.
3. У «кармана» автобусной остановки «Москвич» Цоя правой колёсной парой сходит с дорожного полотна и мчит по обочине. След от протекторов – криволинейный! Под правыми колёсами – либо грунтовка, либо травяной покров. Иными словами, если Цой к этому времени уже спит и контроль над дорогой утрачен, незначительное изменение слухового / тактильного фона не сигнализирует водителю о надвигающейся опасности, как если бы под днищем на скорости свыше 100 км/час «ревел» гравий или «толкался» булыжник…
4. Оставшиеся до въезда на мостик через Тейтупе около семи секунд движения «Москвич» Цоя так и мчит по правой обочине дороги. По крайней мере, след протектора от правого колеса его «Москвича» отмечен на правой обочине за 21 метр до мостика, от «кармана» автобусной остановки. Криволинейность (!) следа и сам факт его наличия на правой обочине при необходимости совершения маневра на правом повороте (!) – предельные указания потери контроля над дорогой со стороны Цоя. Все более велика вероятность его сна за рулем.
5. По версии Э.К. Ашмане, Виктор Цой, мирно спавший за рулём «Москвича», неожиданно на короткое мгновение пришёл в себя, быстро оценил обстановку и, дабы вписаться в правый поворот либо беспрепятственно пройти ограждение мостика, попытался вернуть авто с правой обочины дороги. Однако за счёт большой скорости, лимита времени на подготовку маневра и незначительность водительского стажа слишком резко вывернул рулевое колесо влево, отчего «Москвич» вынесло на встречную полосу, где он и столкнулся со следующим навстречу «Икарусом».
Дознание ГАИ считало иначе: «… автомобиль «Москвич-2141» допустил касание столбика ограждения моста, именно после этого пошел юзом, и его выкинуло на встречную полосу под колеса «Икаруса-250», а затем, после столкновения с автобусом, отбросило обратно – к перилам моста». По этой версии Виктор Цой, не приходя в сознание, на крейсерской скорости, «со всей дури», влетел на мостик через Тейтупе, но столкнулся со столбиком ограждения. После этого удара неуправляемый «Москвич» вынесло на встречную полосу, где ему навстречу следовал бедолага «Икарус»… После столкновения «Москвич» отбросило обратно, к перилам моста.
Эта версия представляется более обоснованной даже без учета явной благосклонности Ашмане к Фибиксу и очевидного стремления его выгородить (так как, если эту версию брать за основу следствия, то надо признать, что, уйдя на безлюдной дороге на встречную полосу, Фибикс мог предотвратить столкновение с автомобилем Цоя, двигавшемся уже почти хаотично).
Во-первых, в ее пользу говорит характер столкновения, определенный по останкам автомобиля Цоя – не лобовой, а касательный. Во-вторых, сам Фибикс в первые минуты дознания говорил о своей попытке увести «Икарус» на встречную полосу и избежать столкновения. Правда, слова его схемой ДТП не подтверждались, и потому он быстро от них отказался (очевидно, поняв, что этими словами он ухудшает свое положение, демонстрируя невнимательность за рулем в момент смертельного ДТП). А в-третьих, на эту тему есть мнения профессионалов.
Подполковник полиции, следователь Станислав Рыбчинский считает, что описанная схема ДТП не характерна для человека, который мог уснуть за рулем. Он утверждает: «Это было не характерно для водителя, который мог уснуть. Потому что, когда человек засыпает, он резко съезжает вправо и после этого начинает сдвигаться в правую сторону, машина съезжает и происходит столкновение с каким-то препятствием. Здесь же мы видим, что машина резко ушла влево. Это значит, что водитель среагировал на препятствие. Отсюда мы можем сделать вывод, что в момент столкновения Виктор Цой не спал. Отмечу, что реальных доказательств того, что Цой уснул за рулем, у латвийского следователя не было».
Ко всему вышеизложенному еще несколько вопросов относительно составленной схемы ДТП. Многое там не отмечено, и вообще схема составлена весьма небрежно.
Николай Чадков, криминалист: «В схеме аварии ничего практически нет, там очень мало информации. Там нет большей части размерных характеристик…»
Конечно, все это никак не указывает на прямую вину Фибикса в ДТП, но указывает на явно пристрастное отношение к нему следователя Ашмане, что и было описано в скандальном фильме Алексея Учителя. Что же стало его причиной- нелюбовь Ашмане к русским вообще и к Цою, в частности, или внезапная любовь к ничего из себя не представляющему Фибиксу, – точно неизвестно, да и сама она, наверное, не вспомнила бы сейчас об этом, но факт оставался фактом: следствие тогда выгородило нерадивого водителя, выдвинув версию об уснувшем за рулем поэте.
16 августа 2005 года, Тукумс, Латвия
На следующий день, во вторник, Гуннар Цирулис вызвал Ашмане к себе и с порога начал какой-то странный разговор:
–Ох, уж этот твой Фибикс… Опять он нам хлопоты доставляет…
–Почему это он мной?
–Ладно, перестань, – отмахнулся Цирулис. – Я все знаю. И то, что вы с ним встречаетесь, и то, что он там наплел по российскому телевидению. Славы захотел? А мы теперь последствия разгребаем!
–Какие последствия?
–Подумай сама, – полковник начал загибать пальцы, последовательно излагая факты последних дней. – В России волна самоубийств среди молодежи, приуроченных к годовщине смерти Цоя. Фибикс в это время по телевидению разглагольствует о том, что КГБ подстроило аварию с участием певца. Что получается? Что мы – по указке КГБ или без нее – недоглядели тогда и не узрели истинных причин его гибели. Так?
–Да ничего подобного. Кто такой Фибикс, чтобы такими утверждениями разбрасываться? Он-то откуда знает? – резонно парировала Эрика.
–Он не знает. Но есть масса недоработок в следствии, и это знаем мы с тобой. А вскоре и весь мир узнает. Главная из них – в том, что не мог Цой уснуть за рулем. Нарушил скоростной режим, врезался в столбик с указателем «Тейтупе», но не спал!
–А на что это глобально влияет? – все еще не унималась следователь. – Все равно мы констатируем его вину в ДТП, только еще, по сути, оправдываться перед всем миром начнем, что само по себе плохо. Ты так не считаешь?
–Я считаю, что мы отведем от себя всю ту мерзость, которой с избытком полил нас твой Фибикс, – логично рассуждал Гуннар. – Пусть и поздно, но мы покажем, что работу свою сделали, недоработки исправили, а, если кто и виноват в событиях 15-летней давности, то это не мы, а Фибикс. Ведь он видел, что «Москвич» Цоя выкатился на встречку и запросто мог занять левую полосу!
–Да, но обвинить-то его в этом нельзя – во-первых, он не успел вовремя сориентироваться, а во-вторых, сделав это, сам бы нарушил правила и мог бы допустить не менее печальный исход того дня.
–А мы и не обвиняем. Мы, как ты говоришь, оправдываемся и отпираемся. От того хотя бы, что, как он заявил и как они там в России считают, мы плохо провели следствие по делу. Некому будет к нам придраться, и никто не скажет, что мы действовали в паре с КГБ и стали виновниками самоубийств всех этих дегенератов, что Цоя никогда в глаза не видели, но считают его безвинной жертвой режима. Понимаешь?
–Понимаю, – начала кипятиться Эрика. – Но не понимаю, чего вы в этой связи от меня хотите? Чтобы я тоже выступила с интервью?
–Нет. Это не твоя чашка чая, как говорят англичане. Ты – следователь, и твой функционал заключается в другом.
Ашмане, кажется, начала что-то понимать. Главное из этого было то, что фигура Фибикса постоянно последние 15 лет приносила ей какие-то проблемы, и вчерашняя незапланированная встреча с ним не стала исключением.
–Уж не хочешь ли ты сказать, что мне надо отправиться в Россию, эксгумировать его тело, возобновить расследование и вернуться в обстоятельства 15-летней давности, которых даже историки уже не помнят?!
–Точно, – категорично кивнул Цирулис. Этот его жест не предполагал ни отказов, ни рассуждений, ни «торга». – Именно так мы и поступим. Я связался с УВД Санкт-Петербурга. Там тебя ждут и помогут в организации следственных мероприятий. А мы, со своей стороны, проведем их с учетом ошибок 1990 года, все оформим красиво, как говорится, причешем и раз и навсегда заткнем рот нашим злопыхателям в России. И никто, кроме нас с тобой, а точнее, кроме тебя, этого качественно и своевременно не сделает. Мы обязаны защитить честь мундира, но, если не сейчас, то не сделаем этого уже никогда.
Ашмане развернулась на каблуках и молча вышла из кабинета начальника. Вернувшись к себе, она обложилась бумагами, но перед глазами все плыло, сосредоточиться никак не получалось. Она заплакала, подумав, что слишком дорогую цену приходится ей платить за страсть, которая овладела ею 15 лет назад и до сих пор преследует, отравляя жизнь. Ей стало безмерно жаль себя, и в то же время она себя возненавидела за слабоволие и бесхарактерность. А ненависть издавна была главным двигателем ее персонального прогресса. Подумав вдруг, что сейчас ее принципиальность может положить конец и роли Фибикса в ее жизни, и ее неприятностям, связанным с делом № 480, да и той депрессивной тоске, что охватила ее в последние дни, она смахнула все бумаги со стола одним движением руки и стала собираться в дорогу.
22 августа 2005 года, Санкт-Петербург, Россия
Эрика прибыла в «северную столицу» накануне вечером. Доехала до гостиницы, оставила там вещи и немного погуляла по городу. Город ей не понравился. Стоял конец лета, а на улицах его царили такой холод и слякоть, что душная атмосфера загнивающего на провинциальном дне Тукумса казалась ей сейчас раем на земле. На минуту она задумалась и вдруг поняла Цоя, поняла, почему он так уставал от жизни в этом городе и почему каждое лето, начиная с 1987 года, отдыхал на латвийском побережье. Холод здешних мест, чьи напускные сусальные красоты были выстроены Петром Великим на человеческих костях, не мог не оставить следа на душах здешних обитателей – в первый же вечер Ашмане нахамили в метро и на ресепшене отеля, и это жестокое столкновение с местными нравами еще более усилило ту тоску, которая царила в ее душе накануне вылета. По части «развеяться» Эрика жестоко ошиблась.
Но опыт подсказал, что утро вечера мудренее. Эрика легла спать, а утром начала свое победоносное шествие по бывшему цоевскому Ленинграду в поисках «того, не знаю чего». Начала с посещения ГУВД на Литейном, где ей сообщили, что с эксгумацией помогут, но для этого нужно согласие родственников. Также дали адрес матери Цоя, по дороге к которой Эрика решила посетить Богословское кладбище – быть в родном городе поэта и не зайти на его могилу было бы верхом бестактности.
На кладбище случайно разговорилась с местным смотрителем.
–Могила-то почти свежая… А ведь 15 лет прошло, – констатировала Ашмане.
–А ты кто? Поклонница, что ли? Да от вас тут спасу нет! Днем и ночью один-два дурака, да обязательно дежурят. Ну и как, при таком раскладе, скажи мне, могила может состариться?! Тут даже трава не растет, потому что натоптано все время! И чего вы только все сюда шастаете?..
–Ну как – чего? Почтить память кумира!
–Как ты почтишь его память, когда тут не он лежит? – вдруг выдал смотритель. Эрика вгляделась в него – не пьяный ли, – а сама решила развить эту тему.
–То есть как? А кто же?
–А я почем знаю? Только не он, и все тут. И родственники в курсе, и все на свете. Рост не совпадает, родинки не там расположены… В общем, не он и все.
–А как же эти родственники допустили, чтобы в могилу Виктора чужого человека положили? Где были их глаза? И главное – зачем?
–Этого уж я не знаю, я в этих делах не секу, – развел руками смотритель. – Может, решили из него при жизни легенду сделать, может, еще что, а только не он тут лежит… И чего только ходите?
Валентина Викторовна Цой была невысокого роста, крепко сложенной женщиной, какие, как подметила про себя во время первой встречи Эрика, массово производились в СССР на заре 1930-1940-х годов. Их внешний облик как нельзя лучше подходил человеку, на долю которого выпадали бесчисленные испытания, посылаемые государством своим гражданам в полубезумную пору его становления. Эти приземистые, напористые и закаленные во всех смыслах люди вынесли юный советский строй буквально на своих плечах, принимая участие в его бесчисленных стройках – кто добровольно, а кто и по приговору суда, – и они же вынесли его на свалку истории, стерев с лица земли все его атрибуты в начале 1990-х. История их закалила до такой степени, что, как верно говорил Маяковский, «гвозди бы делать из этих людей- крепче б не было в мире гвоздей». Потому, увидев Валентину Викторовну воочию, Ашмане поняла то титаническое спокойствие, которое не покидало ее в продолжение воспоминаний о сыне – только такая советская «железная леди» могла столь спокойно об этом говорить.
–О, спохватились, – всплеснула руками Валентина Викторовна, когда Ашмане представилась ей и объяснила цель визита. – Столько лет уж прошло, а вам тут вдруг приспичило расследовать… Раньше надо было…
–Как вы понимаете, раньше нам было некогда. Суверенитет себе отвоевывали.
–Ну и как? Успешно? Много унесли? -язвительно уточнила мать поэта.
–На наш век хватило, – не очень радостно ответила следователь.
–А ведь он именно об этом пел… Если бы раньше послушали, если бы услышали, и он был бы жив, и в 91-ом куда меньше крови бы пролилось! – с болью в сердце вдруг произнесла Валентина Викторовна.
–Вот об этом-то я и хотела вас спросить. Вы связываете его гибель с его творчеством?
–Что-то не пойму я. Вы же сами тогда всему миру раструбили, что он заснул за рулем, что произошел несчастный случай, что никто не виноват. А теперь что, на попятный?
–Если можно так выразиться… – снова виновато отвечала Эрика. – Так как вы думаете?
–Вам виднее, – развела руками мать. – Только мне кажется, что таких совпадений не бывает. Так шатать трон под мастодонтами советской власти и вдруг погибнуть на взлете, в расцвете лет столь нелепым образом… Как-то это, воля ваша, за уши притянуто, что ли…
–Знаете, я была на его могиле, – поделилась своими наблюдениями Эрика. – Не могу сказать, чтобы при жизни я была особенным его поклонником, но сегодня на меня возложена такая задача, что пройти мимо я просто не могла. И сотрудники кладбища сказали мне, что, по их мнению, в могиле не Виктор. Рост там не совпадает и все прочее…
–Не первый раз слышу об этом, – отмахнулась мать. – И не считаю это чем-то серьезным. Вы же сами видели труп.
–Но я-то не знала его. А опознание проводилось… прямо скажем, спустя рукава.
–Не пойму, к чему вы клоните?
–К объективному следствию. В интересах которого – сделать эксгумацию тела. А на нее нужно согласие близких родственников.
–Вот те раз! – Валентина Викторовна посмотрели на посетительницу как на умалишенную. – Вы, что, хотите сказать, что Виктор жив? Поклонников наслушались или фильмов насмотрелись?
–Я хочу сказать, что причина смерти Виктора может быть куда сложнее, чем простой сон за рулем, – объяснила Ашмане. – Что кому-то могло быть выгодно ее скрыть и именно с этой целью выгодно было положить в его могилу другого человека – с тем, чтобы и годы спустя отгородиться от причастности к этой трагедии…
–Ну, хорошо, – согласилась старшая Цой. – Допустим, мы дали согласие на эксгумацию. Допустим, вы установили, что в могиле не он. Где же вы тогда настоящего-то Витю искать будете?