В комнате услышали, музыка смолкла и дверь осторожно открылась. На лице высунувшегося в щель невысокого крепыша, на полголовы выше Сергея, в майке и спортивных штанах, была озабоченность. На накаченном плече белел звездообразный шрам от пули – след прошлогодней командировки на Кавказ. Когда парни познакомились Ванька долго не хотел говорить про ранение, пока однажды, под бутылку коньяка не открылся. А дело было так…
Солнце жалило лучами. Русские шли посредине пустынной улицы, прощупывая автоматами все места, где могла таиться засада. Стекла, вперемежку с камнем, щедро усыпавшие улицу, блестели словно кусочки льда, противно скрипели под противоминными ботинками. Жаркий ветер свистел по разбойничьи, врываясь через открытые двери и ворота во дворы и покинутые в спешке дома, тащил по улице пакеты, грязные обрывки газет и прочий мусор. Черные провалы окон с угрозой вглядывались в разведчиков. До першения в горле пахло гарью – после артиллерийского налета исламистов в этом армянском селе мало что сохранилось.
Авиация долбила где-то в стороне. Сначала слышался рев реактивных самолетов. Потом к небу поднимался очередной дымный столб и уже только потом доносился звук взрыва – очень резкий и сухой треск, будто кто-то неведомый яростно рвал многократно сложенный брезент.
На перекрестке в покосившийся столб уткнулся крошечный kia, из открытой двери торчала окровавленная женская нога в изящной босоножке – ей уже ничем не поможешь. Стайка кур, неведомо как уцелевшая в кровавой неразберихе вторжения, перебежала улицу и скрылась в низкорослых кустах.
То, о чем давно предупреждала Россия, свершилось. С территории сопредельного государства в Армению вторглась армия исламистов, но стоявшие у руля государства выученики Сороса поначалу категорически отказались от помощи союзников по ОДКБ. Вспыхнули пограничные сражения в которых неплохо оснащенная, но дурно управляемая и не имеющая опыта современной войны армянская армия была наголову разбита не хуже вооруженными профессиональными борцами джихада. А после того, как по телевиденью показали репортаж о невиданных зверствах новоявленных борцов за чистоту ислама, началось повальное бегство мирного населения из пограничья. Бежали целыми селами, бросая все: дома, участки, нажитое добро. А те, кто решил остаться, в большинстве своем уже ничего не могли сказать о захватчиках. У них было только одно наказание не верящим в Аллаха – смерть!
На весь мир прогремела массовая казнь армянских бойцов, когда одновременно отрубили голову почти сотне пленников. Репортаж об этом, весьма профессиональный, исламисты поместили в Интернет. Даже западная пресса, категорически отказывавшаяся называть исламистов бандитами, сквозь зубы критиковала их за «экстремизм». На улицы древнего Еревана хлынули разгневанные толпы.
Прозападному руководству крохотного кавказского государства стало ясно, что самостоятельно они не справятся с нашествием чумы двадцать первого века и, наконец, они задействовали механизмы ОДКБ.
Началась операция «Несокрушимое единство». Знаменитые ракеты «калибр» из акваторий Черного и Каспийского моря ударили по штабам, складам и ПВО исламистов. Потом в небе появились ударные беспилотники. Для них основной целью была бронетехника и автомобили противника и только потом появилась авиация. Одновременно четыре усиленные батальонно-тактические группы выдвинулись к границе. Исламисты, следуя давно отработанной тактике рассыпались на мелкие группы и их предстояло выбивать с густых горных лесов, где занявший удачную позицию взвод и батальон не сразу сковырнет.
За те три дня, которые Иван Жуков по кличке Казак, участвовал в боевых действиях, он собственными глазами наблюдал то, что казалось, осталось в средневековой дикости: обезглавленные люди, посаженные на кол… разоренные села. С каждым днем все больше мрачнел, мечтая только об одном – отомстить изуверам. То, что пришлось поучаствовать в нескольких огневых контактах – не в счет!
Совсем близко – за густой листвой придорожных кустов послышались хриплые голоса. Разведчики метнулись стороны, застыли на обочинах в положении для стрельбы с колена.
– Э! – послышался гортанный голос с кавказским акцентом, – кто такой? Русские?
Казак замер, потом ответил с наглинкой в голосе:
– Мы из отряда Али-паши «Воины Аллаха»! Слышал о нас?
– Э! Чем докажешь? Скажи шахаду!
– Ашх?аду алля? илях?а илля Лла?х?у ва ашх?аду анна Мух?аммадан расу?лю Лла?х? (Шахада считается первым и важнейшим положением исламского символа веры. Перевод: свидетельствую, что нет Божества, кроме Аллаха, и еще свидетельствую, что Мухаммад – Посланник Аллаха).
Поверили. Из кустов поднялись трое громил в камуфляже и в черных беретах с зеленой эмблемой исламистов. Опущенные автоматы в руках. У одного из-за плеча торчит труба гранатомета.
– Я смотрю идут двое, как роботы, шлемы такие-лица не видно, – боевик подошел, восхищенно поцокал языком, – американский костюм?
– Да, – вставая, коротко произнес Казак (боевик ошибся. На разведчиках были экспериментальные костюмы «Сотник» с броней, скрывающей бойца от инфракрасных датчиков и меняющей цвет под цвет местности, с полностью закрывающим голову шлемом, напичканным ультрасовременной электроникой и противоминными ботинками. В броню интегрирован пассивный экзоскелет. Напоминает американский аналог).
Дальнейший разговор прервал звон разбитого стекла и отчаянный визг из ближайшего дома.
– Там… Э… – замялся боевик, который разговаривал по-русски, но Казак его уже не слушал, – Займи их Бурят, – приказал он товарищу по внутренней радиосвязи и побежал к двери.
– Донт мув! – послышался позади голос с ужасным акцентом.
Казак кубарем вкатился в помещение через выбитую молодецким ударом ноги дверь. Через миг перешел у стенки в положение для стрельбы с колена. Автомат щупал пространство коротким стволом.
Полутьма после ярко освещенной улицы не стала помехой. Умный шлем мгновенно вычленил картинку. У противоположной стены на куче тряпья барахтались двое камуфляжных, один со спущенными штанами. Они отчаянно боролись с кем-то, находящимся под ними.
– Стоять! Уроды, – негромко, со злостью рыкнул Казак.
Барахтанье прекратилось. Выпучив глаза, исламисты вскочили, один поспешно натягивал штаны, но схватить оружие не забыли. Битые волки! Растрепанная девчонка – невысокая жгучая брюнетка, вряд ли больше шестнадцати лет, сквозь превращенную в лохмотья одежду белело тело, изо всех сил вжалась в стену. На худом лице неподвижные блюдца застывших глаз, сжатые в ниточку губы побелели. Девчонка походила на брошенного щенка, готового к последней битве за жизнь.
– Прелюбодеяние, – негромко сказал Казак, – это харам (харам, – в шариате – греховные деяния, запрещенные в исламе). У нас в отряде за прелюбодеяние Али-паша приказывает грешника побивать камнями до смерти. А как у вас?
– Слюшай, эээ… – протянул, преданно «поедая» грозного гостя глазами один из камуфлированных, тот, что натягивал штаны, – слюшай зачем харам? Зачем камнями? Может договоримся? Э?
Напарник «голоштанного» гортанно затарахтел на своем языке, словно проворачиваются тяжелые жернова.
– Он говорит, – с готовностью перевел первый боевик, – если доблестный воин в претензии, то мы можем уступить ему девчонку.
Это предложение решило все. Такие подонки не должны жить.
– Вы воины аллаха и не должны себя осквернять! – повелительным тоном произнес Казак, забрасывая автомат за спину, рука упала на пояс. С тихим, довольным шелестом вылез дедовский кинжал. Дед по материнской линии – старый казак учил его владеть и шашкой, и кинжалом.
– Хороший кинжал, – похвалил «голоштанный», рэзать девку будешь?
– Ага, – подтвердил Казак подшагивая поближе и, одновременно, бросая по внутренней радиосвязи:
– Мочи их!
Рука с кинжалом, словно камень с пращи, полетела снизу вверх и врезалась в шею «голоштанному». Добрый тесак из доброй стали глубоко вспорол горло, перерубил хрящи почти до позвоночника, «нарисовав» на шее бандита еще один рот. Кровавый. Боевик не успел еще ни удивиться, ни понять, что он уже мертв, как Казак повернулся ко второму боевику, еще только поднимающему короткий автомат, что-то типа «Узи».
С улицы донеслась хлесткая автоматная очередь.
Первый, выронил пистолет, орошая пол кровью, начал заваливаться на пол.
Перехват рукояти. Второму кинжал с отчетливым хрустом воткнулся в бок по самую крестовину и тут же вышел из тела. Боевик потрясенно захрипел, что-то рявкнул и медленно опустился на пол.
Казак повернулся у двери. Как там напарник? Тут все закончено…
Сухой треск выстрела. Обожгло плечо.
Повернулся.
Девчонка, с крепко зажмуренными глазами, давила на спусковой крючок пистолета.
Сил хватило чтобы, уйдя с линии выстрела, ногой ударить по пистолету. Тот с ударился об стену, глухо упал на пол.
Умный комбез сжал форму на плече, блокируя кровоток, но плечо намокло, покраснело.
Ворвался напарник.
– Ни хрена себе! – дуло автомата стремительно поворачивалось в сторону окаменевшей от ужаса девчонки.
– Отставить! – рявкнул Казак, успев подбить ствол автомата.
«Тра-та-та» – коротко перечеркнул потолок короткий штрих пулевых пробоин.
– Какого черта, командир? – возмущается напарник, – Эта б… ранила тебя!
– Эти двое, – Казак указал рукой на бившиеся в конвульсиях тела на полу, – изнасиловать ее хотели. В шоке девчонка.
