Большая Охота
– Видимо, нет. Все ресурсы пришлось перебросить на обеспечение работы органов управления.
Я вспомнил, как заклинило штурвал и как дергался пригвожденный к нему дядя Макс. Мне опять стало дурно, почти как тогда. Ольга то ли заметила это, то ли почувствовала – она решительно взяла меня за руку и потянула в сторону кормы.
– Осторожно, плечо! – выкрикнул я.
– Потерпишь. Там торпеды в четырех кабельтовых от нас!
– Будем отстреливаться… Хотя стрелять имеет смысл только в том случае, когда торпеды находятся у поверхности. Надо спускать на воду ботики! Один за другим. И взрывать их, едва к ним подходят торпеды!
– Пара таких взрывов, и торпеды перестанут к ним подходить, – помотала головой Оля. – Я придумала кое-что получше. Надо только скорее все делать, а то будет поздно.
Мы уже почти добрались до кормы, где Николай не спускал глаз с экрана сонара, когда Оля выдала мне свою идею. Честно говоря, услышав ее, я в первую секунду подумал, что от перенесенных нервных потрясений девочка тронулась умом. Даже шедшие с нами стрелки ошарашенно замерли, не зная, как реагировать.
Глава 5
Мертвые спасают живых
– Ты что, с ума сошла? – спросил я Олю, усаживаясь на палубу рядом с экраном. Меня с трудом держали ноги.
– Дай я тебе повязку сменю, – наклонилась она ко мне.
– Отстань со своей повязкой! – отмахнулся я. – Ты что, всерьез это предложила?
– У нас просто нет другого выхода.
– Есть! – выкрикнул я. – И я его нашел. Нашел и сделал. Ты видела! Торпеды подходят к пустым ботикам, чтобы прозондировать их. Это очень удобная цель для стрелков.
– Они не будут подходить, если заметят, что там их ждет ракетный обстрел.
– Будут! Будут, потому что они должны уничтожать всех. А вдруг в ботике кто-то живой? Вдруг кто-то решил спастись таким образом? Все! Закрыли тему. Оля, я даже обсуждать это не собираюсь.
– Как хочешь, – пожала она плечами. – Но повязку надо сменить. У тебя рука посинела. К тому же, пока ты бегал с ружьем, я притащила из медицинского отсека бинт.
При упоминании о медицинском отсеке, где закончилась жизнь моего отца, мне стало так тоскливо, что захотелось взвыть.
– Ладно… – ответил я, затем набрал в легкие побольше воздуха и закричал: – Спасательный ботик на воду! Спускайте шлюпки одну за другой, через каждые пять кабельтовых!
– Не дергайся! – прикрикнула на меня Ольга. – Рана разойдется. А так запеклась уже.
– Я не дергаюсь, я командую.
– Все равно успокойся. От тебя уже мало что зависит. Взрослые пришли в себя и взяли бразды правления в свои руки.
– Чушь! Никто, кроме меня, ничего не знает о повадках торпед.
– А ты?
– Я?
– Ты ведь тоже ничего не знаешь. – Она покосилась в сторону кейса с тетрадками.
– Теперь знаю. – Я сощурился от соленого ветра. – Пусть я и не разобрался с записями, но зато теперь знаю то, чего в них не было. Потому что отец никогда не видел такого, что довелось нам, – торпедную атаку на корабль в океане. И если мы выживем…
– Все, я закончила, – сказала Оля.
Теперь вместо тугого жгута из обрывка платья мое плечо стягивала плотная повязка из тонкого эластидового бинта.
– Так лучше, – признался я, подвигав плечом.
Спасательный ботик, освобожденный сварщиками, с громким плеском ушел за борт и вынырнул метрах в тридцати за кормой. Я придвинулся ближе к экрану, чтобы контролировать происходящее под водой. Торпеда, которую я хотел взять безумным маневром в лоб, присоединилась к двум объединившимся стаям. Однако положительный эффект от полного разворота кругом все же был – теперь торпеды перли на нас не встречным курсом, а догоняли с кормы, что давало нам хоть какой-то выигрыш во времени. К тому же теперь мы имели возможность оставлять позади себя шлюпки, вынуждая тварей отчаянно выбирать – гнаться за кораблем или исследовать ложные цели.
Все пятнадцать торпед выстроились почти правильным полукругом шириной около полутора кабельтовых, пытаясь взять нас в клещи. Я видел, как они перекрикиваются между собой при помощи ультразвука.
– На какой они глубине? – спросил я Николая.
– Сейчас они значительно углубились, чтобы не попадать бессмысленно под ракетный обстрел. Движутся эшелоном порядка пятидесяти метров. Некоторые чуть глубже. В любом случае ракетами их не достать.
– Это пока они не обнаружили ботик, – усмехнулся я. – Приготовиться стрелкам! Прицел на ботик!
Сам я тоже схватил ружье. Мне очень хотелось показать Ольге, что я могу управляться с ним не хуже взрослых. И хотя пользоваться прицельной планкой мне еще не доводилось, но я быстро сообразил, что к чему. Глянув на экран сонара, я выставил прицел на шестьсот метров, потому что был уверен – торпеды нападут на шлюпку примерно в трех кабельтовых за кормой.
Не успел я об этом подумать, как твари сломали правильный полукруг строя – они разделились на два рукава, в каждом по семь торпед, а одна с немыслимой на мой взгляд скоростью рванула вперед.
– Сорок узлов! – удивленно выкрикнул Николай.
Но торпеда погналась не за кораблем, чего я втайне испугался в тот миг. Нет, она ринулась в атаку на спасательный ботик, доказывая мою правоту.
– Я же говорил! – вырвалось у меня. – Они не пропустят ни одного целого ботика, сколько бы мы их ни оставили! Не имея возможности зондировать шлюпки, они их будут взрывать!
Через секунду высоченный столб воды взмыл всего в нескольких метрах от шлюпки. Ударная волна от взрыва была так сильна, что пластиковый оранжевый ботик сплющился, как раздавленная ореховая скорлупа. Нам тоже досталось – неожиданно налетевшая стена скомпрессированного воздуха опрокинула на палубу и меня, и стрелков, и Николая, и Ольгу.
– Ну, говорил же! – повторил я, помогая Ольге подняться.
– Чему ты радуешься? – хмуро спросила она.
– Как чему? Я оказался прав, торпеды нападают на ботик, а не гонятся за кораблем!
– Ты что, не понял? – Она изумленно глянула на меня. – Раньше они подходили к шлюпке скопом, и можно было несколько штук истребить одним залпом, а теперь взорвалась только одна!
Я озадаченно умолк. Похоже, права оказалась как раз Ольга – торпеды быстро учились на ошибках и на ходу вырабатывали новую тактику.
– Ботик на воду! – крикнул я. Не мог же я стоять сложа руки!
Шлюпка с грохотом сошла с борта и рухнула в бушующий океан. Наверное, это был миг моей наивысшей растерянности. До подхода гравилетов оставалась еще уйма времени, а у меня не было ни малейшего плана. Четырнадцать торпед за кормой, неважный ход корабля и малая эффективность придуманной отцом защиты нанесли серьезный удар по моей воле. Не то чтобы я совсем раскис, но ощущение было не из приятных.
– Не трать ботики попусту! – Ольга впилась в меня взглядом.
– А что мне делать?
– Я тебе говорила.
– Нет! – Я решительно помотал головой.
Она резко отвернулась и отошла на несколько шагов. Оранжевая шлюпка быстро удалялась, переваливаясь через штормовые волны.
К нам подбежал незнакомый парень.
– Из рубки сообщают, что гравилеты на подходе, – сказал он. – Нам надо продержаться минут десять, не больше.
Я бросил взгляд на экран сонара. Торпеды снова выстроились полукругом и набирали скорость, без труда догоняя нас.
«Неужели они никогда не устают?» – с отчаянием подумал я.
Снова разогналась только одна из торпед, а остальные упрямо держали строй, загоняя корабль, как дичь. Стрелки ждали команды, но я уже понял – ракеты можно не тратить. Торпеда настигнет шлюпку и взорвется сама, но нам от этого легче не будет, потому что торпед в стае все равно останется больше, чем у нас спасательных ботиков. Однако произошло все несколько по-иному. Тварь приблизилась к шлюпке на большой глубине, Очевидно, опасаясь ракетного обстрела, несколько раз громко выкрикнула ультразвуком, от чего экран сонара пошел мелкой зеленой рябью, и снова ушла в глубину. Никто из стрелков даже не успел вскинуть приклад к плечу. Взрываться торпеда не стала.
– Вот твари… – зло пробурчал Николай.
Оля молча стояла поодаль. Соленый штормовой ветер развевал ее платье.
– Они больше не будут взрывать пустые шлюпки, – наконец сказала она.
И я понял, что она права. Она была с самого начала права, и если бы я не корчил из себя командира, то мы бы сэкономили один ботик. А так он колыхался на волнах, никому уже в этом мире не нужный, уплывая все дальше, пока не скрылся в утренней полумгле. Я физически ощутил, что для многих на корабле вместе с ним удалялась последняя надежда на спасение. С этим надо было что-то делать. Не столько с торпедами, сколько с отчаянием команды и пассажиров.
– Мы больше не будем спускать на воду пустые шлюпки, – твердо и громко произнес я.
Все на меня обернулись. Оля с надеждой, остальные с неодобрением. Они поняли, что я решил претворить в жизнь ее безумную идею. Ладно бы безумную – идея была кощунственной. Погибшие в этом бою должны были спасти живых.
– Андрей… – строго глянул на меня Николай.
Мне нужно было срочно придумать, как выставить затею в ином свете, чем все ее видели.
– Когда придут гравилеты, – жестко ответил я, – на них и живым будет тесно. Никого из мертвых гравилетчики не возьмут. Погибшие останутся тут. Потом торпеды догонят корабль и потопят его вместе с телами. Бессмысленно. А так мы устроим шикарные похороны. С салютом. Люди отдали жизни за то, чтобы спасти остальных. Так неужели после смерти мы бросим их здесь?
Похоже, я выбрал верную струну. Николай сощурился, стиснул зубы и обернулся к стрелкам.
– Малец прав, – кивнул дядя Сэм. – Это будут шикарные похороны.
– Внимание! – крикнул Николай. – Нас догоняет шальная торпеда! Идет глубоко, но полого меняет эшелон.
– Замедлители на пять секунд! – скомандовал дядя Сэм. – Беглый огонь!
Ракетные выстрелы слились в сплошной вой. Били конечно же не прицельно, но снаряды ложились плотно и должны были дать хоть какой-то эффект. Через пять секунд в небо взмыли первые фонтаны взрывов.
– Тварь идет прежним курсом! – сообщил Николай. – У вас перелет в среднем на четверть кабельтова.
Стрелки перезарядили ружья и дали еще один залп. Но торпеда не стала ждать, когда сработают детонаторы, а резко прибавила ход и рванула сама. Взрыв произошел так близко, что меня оглушило и сбило с ног. С неба рухнул соленый водопад с фрагментами корабельных конструкций, и тут же по корпусу «Принцессы» прошла дрожь вибрации.
– Вал винта повредило, – догадался Николай, вытирая кровь из разбитой губы. – Не потерять бы ход окончательно! Надо действовать быстро!
Первым на шлюпку погрузили тело моего отца. Я вспомнил, что в древности моряков так и хоронили – зашивали в мешок с ядром и спускали с борта. Всю жизнь отец был рыбаком, пока биотехи не отобрали у него океан. Не только у него – у всего человечества. И теперь океан принимал его в свои объятия навсегда. У меня слезы текли по щекам, но мне непреодолимо захотелось что-то сказать.
– Все мы когда-то вышли из океана, – дрожащим голосом произнес я. – И теперь вода забирает свое обратно.
Никто не ответил, хотя услышали многие. Спасательный ботик со скрежетом соскользнул с борта и ухнул в пенные волны.
– Стрелкам приготовиться! – выкрикнул я, сжав кулаки.
Теперь торпеды не пройдут мимо ложной цели. Пусть зондируют ботик, они прекрасно знают, как выглядит человек.
Очередная торпеда покинула строй, обогнула ботик сначала по широкой дуге, но, нащупав ультразвуком человеческое тело за пластиковым бортом, начала заворачивать спираль с левой циркуляцией, подошла к цели почти вплотную и рванула, подняв в небо пару тонн океанской воды. Тут же следующая шлюпка пошла с борта. Затем еще и еще. Все погибшие в эту ночь, один за другим, отправлялись в последнее плавание.
– Гравилеты на горизонте! – Оля подбежала к нам и показала рукой на приближающиеся точки.
Нас снова окатило водой – одна из торпед взорвалась слишком близко.
– Надо готовиться к эвакуации! – сказал я дяде Сэму. – Стрелки уже все равно не нужны. Помогайте людям выбираться на палубу.
– Осталось всего три ботика, – хмуро сообщил Николай. – И мы сильно потеряли ход.
– Значит, спускайте их скорее, – ответил я. – Три ботика – три торпеды!
Гравилеты уже виднелись не точками, можно было различить четырехлапые угловатые корпуса и фиолетовые факелы ходовых турбин. Я засмотрелся на них, и тут совсем близко взорвалась торпеда. Я как в замедленной съемке увидел движущуюся на нас стену воды, разлетевшийся вдребезги экран сонара и штангу леера, летящую мне прямо в лицо. Я не успел увернуться – мир потемнел, и на какое-то время я перестал существовать.
Очнулся я уже на борту гравилета от громкого женского плача. Голова болела чудовищно, я хотел сжать ее ладонями и наткнулся на широкий эластидовый бинт. Под ним нащупывалась огромная шишка. Турбины надсадно свистели – экипаж гравилета поднял машину на максимальную высоту, чтобы не попасть под огонь биотехнологических ракетных платформ. Транспортный отсек с пассажирами был переполнен. В основном со мной летели женщины и дети, но Оли я нигде не увидел, так же как и своей мамы. Я пытался спрашивать о них, толкался, перелезал через ноги, но все были так заняты собственными проблемами, что до меня никому не было дела.
Отцовских тетрадок я тоже не обнаружил. Я с ужасом понял, что кейс с бесценными записями попросту бросили на погибающей в океане «Принцессе». Было не до него. Когда спасение близко, людям свойственно терять голову. Но больше всего меня волновали не тетради, конечно. Я боялся, что с Ольгой и с мамой случилось нечто ужасное. Оля, как и я, тоже могла потерять сознание, ее могло смыть волной за борт, но самое вероятное, что до нее, как и до кейса, просто никому не оказалось дела. Да и спящую в медицинском отсеке маму могли просто полениться тащить на палубу.
Я не выдержал и разревелся, пытаясь выгнать из себя со слезами весь накопившийся за ночь ужас, все накопившееся отчаяние. Но его было столько, что оно целиком захлестнуло меня.
Часть вторая
Цели и средства
Глава 6
Стычка
Я проснулся, накинул пеструю гавайку на плечи, вынул из-под подушки старенький автоматический пистолет и проверил, сколько после утренней пальбы осталось патронов. Оказалось, всего три штуки, а денег не было совершенно, так что, случись на меня еще одно нападение, останусь практически безоружным. А нападение ночью, да еще на юге Суматры, скорее норма, чем нечто особенное. Нравы тут диковатые, а власть полиции, несмотря на заверения голографических рекламных панно, не простирается дальше ста метров от полицейских участков.
Предыдущая работа, выручку с которой я вчера закончил проедать, была вполне себе ничего. За двадцать один год своей бурной жизни я выучился неплохо стрелять, поэтому за консультации в этом вопросе мог смело рассчитывать на приличное вознаграждение. Да и желающих заплатить обычно хватало. Беда только в том, что хватало и тех, кто хотел получить вознаграждение вместо меня. Точнее даже, тех, кто пытался регулировать любое получение вознаграждений на их территории. Попросту говоря – бандитов. В этом городе за последний месяц мне пришлось уже трижды участвовать в перестрелках с рэкетирами, пытавшимися обобрать меня до нитки. И хотя, пощипав их изрядно, мне удалось выйти сухим из воды, но долго так продолжаться не могло. Опыт подсказывал мне, что город надо менять. И чем скорее, тем лучше, а то недолго и бомбу под дверь получить. Если этих ребят разозлить, они на многое способны. Иначе не были бы теми, кем они являются.
Прислушавшись к тишине за дверью дешевого гостиничного номера, давшего мне приют этой ночью, я решил все же почистить оружие. Оно много раз спасало мне жизнь, и в основном потому, что ни разу еще не отказывало. Я не давал ему возможности отказать. И сейчас не дам.
Когда я прогонял шомполом ствол своего БМФ-400, за окном, со стороны океана, полыхнула в темноте яркая вспышка.
«Мина», – привычно подумал я.
И тут же в подтверждение этой мысли воздух содрогнулся от мощного далекого взрыва. В прибрежных городах к грохоту давно все привыкли, хотя прибрежными их трудно было назвать – мало кто решался селиться и строить ближе, чем в трех километрах от кромки воды. Хотя, если дело касается биотехов, любые предосторожности могут оказаться напрасными. Я, например, уже больше двух недель не мог забыть тот день, когда ракеты, пущенные с донной ракетной платформы, уничтожили город, в котором меня ждал очень важный для меня человек. Теперь и о городе, и о человеке остались только воспоминания. Я приехал на пылающие развалины. И дело, которое мы пытались начать вместе, тоже осталось в воспоминаниях.
Ко дню, когда я аккуратно прочищал ствол пистолета в гостиничном номере, биотехи уничтожили уже многих близких мне людей. Отца, маму, узкоглазого задорного Пака, Олю в розовом платье, чернокожего доктора Ваксу, дядю Эда, дядю Макса и многих других. Особенно сильной была последняя потеря. Не потому, что душевная рана от нее не успела зарубцеваться, а потому, что вместе с гибелью Кочи на неопределенное время отодвинулось воплощение клятвы, данной мною отцу.
Не скажу, что мы с Кочей были большими друзьями, меня многое в нем раздражало, даже слишком темный цвет кожи, если быть до конца честным. Раздражала его болезненная, на мой взгляд, неряшливость, раздражала манера говорить слишком громко и размахивать при этом руками. К тому же он курил. Он не бросил эту привычку даже во время эпидемии, считая, что древние боги его народа спасут его от злых духов, вызывающих болезнь. У него изо рта воняло, как из пепельницы, которую он все время держал на столе и даже носил в кармане. И он постоянно опаздывал, времени для него словно не существовало, невозможно было вдолбить ему важность прибытия в назначенное место в срок. Меня это просто бесило.
Но зато Коча за свою жизнь убил много торпед. Когда он назвал цифру, я не сразу поверил, пришлось уточнять. Хотя чего уточнять? Ведь я искал его именно потому, что о нем по всей округе ходили слухи один неправдоподобнее другого. Коча был профессионалом, наверное, единственным в своем роде – он убивал торпеды не из мести, как я бы хотел, а просто за деньги. Может быть, ради удовольствия, хотя сам он это отрицал. Но когда один раз мне удалось увидеть его на охоте, увидеть огонь страсти в его глазах, я многое о нем понял. Коча был охотником – вот что важно. В нем жили инстинкты хищника, зверя, это по многому в его поведении было заметно. Первобытный народ австралийских аборигенов, сыном которого Коча являлся, только охотой и жил. Поэтому Коча думал совсем иначе, чем мы, цивилизованные люди. Например, он считал, что у каждого зверя есть дух и есть боги, которые помогают зверю. Если богов во внимание не принимать, то зверя, конечно, поймать можно, но это отнимет куда больше времени и сил, чем если договориться с богами. Многие его взгляды вызывали у меня серьезнейшие сомнения, но, с другой стороны, результаты Кочиной деятельности заставляли поверить в самые неправдоподобные вещи.
Коча зарабатывал тем, что давал рыбакам ловить рыбу у берега. Рыба была в цене, и рыбаки охотно делились с Кочей частью выручки. Даже рэкетиры, от которых в здешних краях спасения не было, его не трогали. То ли какая-то совесть у них еще оставалась, что сомнительно, то ли они суеверно считали, что на Кочу лучше не обращать внимания – рыбаков достаточно. Резон в этом был – его враги жили недолго. По странному стечению обстоятельств за полгода, который мы были знакомы, от совершенно естественных причин умерли три человека, так или иначе насолившие Коче. Один погиб в перестрелке с конкурирующей бандой, другой вдохнул слишком много «золотистого дыма», а третьего загрызла его собственная бойцовская собака. Коча к этому руку приложить не мог никак – он постоянно был рядом со мной.
Но и Коча оказался смертен. А какое дело могло бы завариться! В двенадцати километрах от города Рошан, построенного лет двадцать назад на месте выжженных джунглей, затонул в войну почти у самого побережья транспортник с грузом золота. Но близок локоть, да не укусишь! Поди попробуй сунься в воду, когда торпеды барражируют стаями! А кусочек-то лакомый дальше некуда. В общем, местные власти, прослышав о Кочиных подвигах, пригласили его на помощь за скромные десять процентов от груза. Но десять процентов в данном случае – грузовиком не вывезешь. Коча мозгами раскинул и решил взять меня в долю. Точнее, мозги тут наверняка ни при чем, ими Коча руководствовался в последнюю очередь – звериное чутье подсказало ему, в это я скорее поверю. Торпеды ладно, он с ними мастак справляться, а вот что делать дальше? Груз надо поднять и доставить на берег. Без техники нечего и думать провернуть подобную операцию, а с техникой Коча был не в ладах. Настолько, что даже пистолетом не пользовался, применяя во всех стычках жутковатый полуметровый малазийский кинжал, с которым умел искусно обращаться.
Вдвоем мы разработали операцию. Понятно, что Коча должен был взять на себя биотехов, а мне пришлось спешно осваивать автономное водолазное снаряжение. Найти его оказалось куда сложнее, чем с ним разобраться. Чтобы добыть примитивный воздушный аппарат, мне потребовалось с приключениями объехать три города, протопать пешком по джунглям километра три, да еще ввязаться в стычку с местными лесными разбойниками. В общем, весело было – обхохочешься. В конце концов, растратив почти все деньги и патроны, но добыв аппарат, я собирался вернуться в Рошан, где меня ждал Коча. Да вот судьба распорядилась иначе. Вернуться-то я вернулся, только от Рошана остались одни развалины. Ни с того ни с сего какая-то донная платформа саданула по городу ракетами. И все дела. Выходит, сколько ни перебил Коча биотехов, а погибнуть ему суждено было именно от них.
А я что? Бросил аппарат, не таскаться же с ним, да и отправился обратно, подрабатывать стрелковым инструктором. Но и на этом поприще не очень-то повезло. Хотя все было бы нормально, не поругайся я с рэкетирами в самом начале. Хотя как с ними не поругаться? Ну от чего меня защищать? Защитить я себя и сам могу, мне бы главное не мешали. Но нет же, не сидится людям спокойно.
В результате ни денег, ни жилья, ни друзей, ни помощников. Как-то слишком умело судьба загоняла меня из одной задницы в другую. Я вздохнул, вернул вычищенный пистолет в боеспособное состояние, сунул его в кобуру на поясе, прихватил рюкзачок с нехитрыми пожитками и тихонько выбрался на балкон.
Жаркая, несмотря на сезон дождей, ночь южной Суматры была пронизана звоном цикад, запахами нечистот с ближайшей помойки и шумом семейной драки в соседнем доме.
«Посуду бьют», – прислушался я, прикрывая за собой балконную дверь.
Я уже забыл, когда в последний раз платил за гостиничные номера. Какой смысл, если в каждом захудалом отеле занято от силы номеров пять? Для усталого путника всегда найдется комнатка на ночь. Главное только не соваться в светлое время суток, а то скандала не избежать. И еще важно выбирать номера не на первых двух этажах, чтобы если вдруг вечером объявится постоялец, он не ввалился именно в твой номер. На третий этаж с вещами ему подниматься будет лень, а на четвертый и подавно.
Поэтому у меня еще несколько лет назад выработалась устойчивая привычка ложиться спать вскоре после захода солнца, а просыпаться часа за два-три до восхода. Никакой будильник уже не требовался, да и не было у меня его отродясь. При таком режиме в постели особенно не понежишься, да и на утренний кофе трудно рассчитывать, зато какая экономия на жилье!
Осторожно спустившись по водосточной трубе, я огляделся, но никакой опасности не обнаружил, если не считать трех бродячих псов, дожирающих чей-то труп на помойке. Хотелось верить, что не человеческий. Псы были крупные, таких имеет смысл опасаться. Почуяв меня, один из них, рыжий, поднял тупую короткую морду и глухо, по-медвежьи заревел. Я положил ладонь на рукоять пистолета, пес тут же поджал уши и присел на задние лапы. Знает, тварь, что такое огнестрельное оружие в руках человека. Не удивлюсь, если доедали они как раз своего сородича, погибшего от чьей-то пули. Но мне тратить патроны на собак всегда казалось непозволительной роскошью.
До восхода оставалось часа два. За это время мне по-любому надо слинять из города, а то вряд ли отпустят без боя. А биться нечем. Хорошо, что бандиты не знают о моих финансовых трудностях, иначе уже взяли бы под белы рученьки. Пешком переться до окраины далеко и опасно, всегда есть шанс наткнуться на местных грабителей, вооруженных самопальными фитильными ружьями, арбалетами, цепями и обрезками водосточных труб, утяжеленными свинцом для надежности. С тремя патронами такая встреча для меня могла плохо закончиться, поэтому следовало обзавестись автотранспортом. Дело не легкое – каждая машина на счету, никому и в голову не придет оставлять ее так, чтобы можно было угнать. Но у меня имелось одно преимущество, возникавшее каждый раз, когда в каком-то городке приходилось задерживаться на недельку-другую. Поэтому действовать я решил как обычно – в тяжелой ситуации всегда лучше пользоваться уже проверенными методами, а новые изобретать в более спокойной обстановке, причем лучше на основе чужого горького опыта.