Николай Долматович
Три дня Коленьки Данцевича
Не подражая, а в знак глубокого уважения к творчеству
А. И. Солженицына, светлой памяти моих родителей, посвящается.
Январь 2010г.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
В пять часов утра, как всегда, послышалась обычная возня возле печки. Громыхнув ведрами, Мать вышла на улицу, оставив за собой раскрытыми настежь двери хаты и сеней. Утренняя прохлада свежего летнего воздуха приятно начала заполнять небольшое пространство хаты. Было раннее летнее утро, начало июля. Десятилетний Коленька лежал за печкой на полатях. Мальчик, проснувшись от стука, под мерное тиканье висящих на стене ходиков, начал тереть свои заспанные глазки кулачками. Восходящие лучи утреннего солнца, пробиваясь в небольшие окна хаты, всё больше наполняли её пространство ярким светом.
Поправив под собой сбившуюся на досках полатей в ком телогрейку, Коленька, повернувшись на второй бок, увидел свернутого в калачик лежащего рядом Витьку, раскрытым. Широкие полати, не смотря на раннее утро, были уже на половину пустыми. Двоих старших братьев, Мишки и Ваньки, должных находиться по бокам младших, уже не было.
Не полных пяти лет братик, ежась от холода, плотнее сжимался в комок, подтягивая покрытые мурашками ножки под домотканое полотно задравшейся ночной рубашечки. Заботливо укрыв младшенького краем домотканого покрывала, служившего братьям одеялом, Коленька опять закрыл глазки и погрузился в негу утреннего сна. Продрогший Витька непроизвольно потянулся к теплу. Распрямляясь, он плотнее прижался к телу Коленьки. Нежно приобняв сонного братика, Коленька опять начал засыпать сладким сном.
Внезапно, сквозь сон, Коленька почувствовал сверху на правом боку укус блохи. Он был уже готов к этому, так как незадолго почувствовал в этом месте щекочущую возню. Осторожно запустив руку под рубаху, быстро ладошкой накрыл это место. Под одним из пальцев почувствовал знакомое шевелящееся, пытающееся вырваться из капкана вредное насекомое. Помня советы старших братьев, привычным движением, прижав посильнее ладошку к телу, начал тереть ею о бок.
–Длинные прыгучие ноги блохи при этом поломаются, а, если посильней прижать, то и совсем поотрываются и она тогда не упрыгнет от тебя. Попалась, которая кусалась, – учили они.
–Бери её тогда, ложи на один ноготок, а вторым сверху щёлк, – и готово,– не раз показывали они.
Но чтобы сделать это, надо было вставать, садиться и расправляться с блохой. Находясь в сонной неге, делать этого Коленьке не хотелось.
–Потом, – про себя решил он, зажимая шевелящуюся блоху между мочками двух пальцев правой руки.
Через некоторое время, сквозь сон, мальчик услышал раздающиеся во дворе звенящие звуки отбиваемой отцом косы. Вначале неясные в сонном сознании ребенка, словно в тихий такт ходиков, звуки ударов молотка, всё больше прояснялись в сознании. В хату вошла Мать. Раздался звук поставленного на лаву у окна подойника, звенящий стук упавшей на его корпус проволочной дужки-ручки. Еле уловимый приятный запах парного молока, усиливаясь, всё отчетливее начал распространяться по хате. После непродолжительной возни, послышался тихий шум процеживаемого сквозь марлю молока, в отстойник для сбора сливок. Стекая в отстойник, оно окончательно заполнило атмосферу хаты вкусным запахом. Проглотив излишки появившейся слюны, Коленька опять приоткрыл глазки, но вставать не стал, заопасался. Вспомнилась вина вчерашнего… . Зачесались, казалось уже за ночь прошедшие, зажившие места порки, заданной Отцом провинившемуся сыну вчера вечером.
В памяти начали всплывать события вчерашнего дня.
Отец с Матерью и двумя старшими братьями, уходя на покос грести сено, оставили третьего сына дома с заданиями. Присматривая за маленьким Витькой, с утра дежурить возле деревенского магазина и если привезут хлеб, то купить как можно больше, сколько будут давать в этот раз на семью булок хлеба, покормить днем свиней и кур, а вечером, встретив с пастбища корову, загнать её во двор и напоить водой. Предупредив, что с покоса они придут как всегда поздно вечером, родители, загрузившись водой, едой и инструментом, ушли на покос. Вот уже неделю стояло вёдро, самая пора для заготовки сена.
Коленька уже знал, что сена нужно было заготовить на зиму для своей коровы-кормилицы, как любовно, всегда поглаживая, называла её Мать, два хороших стога. Но в колхозе покос выделялся с условием на пятую часть. То есть, для обеспечения своей ковы сеном в два стога, нужно было заготовить их десять, тогда получишь свои два стога. Остальные восемь стогов шли на корм колхозному стаду. Средний стог сена, в два зимних воза, косцом косился от зари до зари в два дня. Через неделю сушки всей семьей за день металось два стога. Ручной труд по заготовке сена на палящем солнце от зари до зори, был адским. Коленька уже не раз привлекался к этому, и всякий раз радовался в душе, когда родители, в очередной раз, уходя со старшими братьями грести сено, оставляли его дома. Он с особой благодарностью смотрел на младшего братика, являвшегося основной в этом причиной, да и за домашней скотиной, тоже необходим был присмотр. Уже не впервой для Коленьки было справляться с такими заданиями. С недавнего времени для него это стало делом обычным, но вчера день не удался.
После ухода родителей с братьями на покос, Коленька, почувствовав себя полноправным хозяином в доме, обошёл с осмотром двор, оглядывая, хорошо ли заперты свиньи в загородке, налил по указанию уходящей матери в миску воды бесцеремонно разгуливающим по двору курам и вышел из двора за калитку на улицу. Маленький Витька после завтрака играл в тени дома на завалинке. По улице цугом одна за другой, семьями, торопились люди на покос. Нагруженным инструментом, едой и водой людям предстоял четырех-километровый путь в сторону болота.
Из двора, напротив, с граблями и вилами на плечах, гуськом, начали выходить соседские дети. Ребят у соседей было пятеро. Трое старших: девушка и двое парней, выйдя на улицу, тоже потянулись в сторону болота. Следом, с платком завязанным по привычному, через плечи за спину в виде рюкзака, наполненном едой и с маленькой канистрой воды в руке, вышла их бабушка.
Сгорбленная, но крепкая ещё старушка, в лаптях, засеменила вслед за внуками. Отец с матерью, нагруженные ещё больше, последовали за детьми. Мать на ходу давала указания младшему сыну, оставленному присматривать за ещё меньшей сестричкой и домом.
Соседский мальчишка – Мишка, был на год моложе Коленьки, а его младшая сестричка была ровесницей Витьки. Соседка, тетя Нина, спросив у Коленьки, пойдет ли тот ожидать хлеб к магазину, и, получив от мальчика утвердительный ответ, начала наказывать своему сыну, делать это вместе. Покончив с указаниями, она бросилась вдогонку удалявшимся: мужу со старшими детьми. Деревня пустела. Все взрослые с детьми постарше сегодня уходили в основном на покос, дома оставались лишь малолетние дети да немощные старики.
В округе деревня была самой большой, за что дополнительно и прозывалась «Китаем». Состояла из пяти больших улиц с магазином и клубом в её центре. Школа находилась на одной из улиц невдалеке от них. Располагалась деревня на линии раздела двух природных урочищ. С одной её стороны начиналось тянущееся на сотни километров урочище Пинских болот, а с другой, – массивы хвойных и смешанных лесов.
Со своим ровесником Мишкой, Коленька дружил, они никогда не ссорились, потому, что ладили. Обходя коровьи лепешки, мальчишки, шлепая босиком по уже разогретой уличной пыли, сошлись на середине улицы.
–Это наш столб, – пропищала тоненьким голосом маленькая Надька, верхом сидящая на лежащем у своего забора бревне.
–У нас тоже есть столб, – возразил ей приближающийся к брату Витька. Уединенная игра на завалинке видимо наскучила мальчику, и он решил присоединиться ко всем. И словно в солидарную отместку соседской девчонке, тут же отбежал к своему забору и точно также верхом уселся на лежащее там на дровяных подкладках зашкуренное сосновое бревно. По деревне давно уже ходил слух, что скоро будут проводить в хаты электричество, а затем и радио, и каждый из хозяев для этого должен запастись опорой для проводов. Прошедшей зимой это и было в основном всеми сделано. Дожидаясь своего часа, притянутые из леса сосновые бревна лежали уже почти у каждого двора.
К магазину идти было ещё рано. Идти туда нужно было не раньше, чем туда поедет на велосипеде дядя Миша. Заведующий деревенским магазином, он же и продавец – дядя Миша, жил невдалеке, на этой улице, и мальчишкам оставалось лишь не просмотреть когда кооператор или магазинщик, как прозвали его на деревне взрослые, выйдя с велосипедом из своего двора направиться в сторону магазина. Кооператором или магазинщиком, взрослые начали называть дядю Мишу, недавно, с той поры, как в деревне открылся магазин, и он стал там работать. Закрепившиеся за ним эти названия, в устах людей чередовались, но кооператор – как более значимое и важное, особенно в устах взрослых, ревниво, даже с оттенком зависти звучало чаще. Все быстро к этому привыкли и приняли как данность. Вскоре и четверо его детей: две дочери и два сына всеми деревенскими прозывались не иначе как кооператорскими. А тетя Алеся – его жена, помогавшая мужу торговать в магазине, тем более, по двум основаниям, получила кличку кооператорши.
Почему эту семью называли магазинщиками, Коленьке было понятно, а почему кооператорами – не до конца. Начало догадки в сознании ребенка вносило слово, находящееся на вывеске недавно отстроенного из сосновых брёвен небольшого здания деревянного магазина.
С боку, рядом с надписью большими красными буквами на фанерном щите: «Магазин», сверху вниз читалось слово «кооп».
Кооператорской семейке в деревне все завидовали. По разговорам взрослых следовало, что «работа у них была легкая и не пыльная, а главное…» Выражения взрослых «легкая и непыльная» Коленька понимал, а вот загадочное недосказанное окончание «а главное», в разговорах взрослых не пояснявшееся, оставалось для него загадкой. Постичь эту загадку он и не пытался, так как ему это было неинтересно. И потом, занятый игрой и своими мыслями рядом с беседующими взрослыми, он не особо вникал в их разговоры. Дальше мальчику слышалось, что за три года работы в магазине двор и дом кооператора по сравнению с остальными в деревне начал внешне изменяться в лучшую сторону.
–Через год, как в магазине работать стал, велосипед купил, – завистливо звучало в устах взрослых. Мечтательные разговоры о дощатом полу в хате родителями велись часто. Коленьке они были приятны и ободряли душу мальчика. Он видел уже этот пол в школе, магазине и деревенском клубе. Ровный и чистый, пол приятно ощущался под ногами и был теплее глинобитного. Но дальше разговоров дело не двигалось, так как денег на покупку досок у родителей не было.
–Откуда всё это берется? – загадочно при обсуждении звучало в устах взрослых мужиков. И тут же, словно ответом, тоже, непонятное Коленьке. Да, у нас трудом праведным не наживёшь палат каменных.
–В магазине легче, чем в поле или на покосе, – слышалось в женском кругу взрослых при обсуждении кооператорши.
–Да и детки их не парятся так, как наши от зори до зори на палящем солнце в трудах вместе с нами, – летело вдогонку очередное язвительное дополнение.
Коленька ничего ещё этого до конца не понимал и разговорам взрослых особого значения не придавал, но и взаправду видел, что кооператорские дети всё лето были свободны от дел, купались весь день в пруду, гуляли в лесу. В этом он им тоже завидовал.
– Не надо самому ни сено делать на корову, ни дрова заготавливать, всё колхоз даст. Как же, он теперь тоже интеллигенция! Работай на него, а он тебя ещё и обсчитает в магазине, – не унимались в нападках на магазинщика взрослые.
–А уж как лебезят да угождают председателю, или секретарю, если те зайдут в магазин, – слышалось дальше.
–То-то! Есть от чего…, звучало непонятное для Коленьки.
Играя однажды с кооператорскими детьми, он оказался в их доме, где было значительно красивее и богаче. На стене висел красивый ковер, пол был досчатым и даже выкрашен краской.
Тетя Алеся начала кормить своих детей обедом. Неведомый ранее вкусный запах еды распространился по всему дому. Находясь в стороне от стола, Коленька, принюхиваясь, попытался рассмотреть впервые увиденные им макароны. Вдруг тетя Алеся, положив в мисочку несколько ложек макарон, угостила ими Коленьку. Мальчику они показались значительно вкуснее наскучившей дома однообразной картошки и капусты, которые выращивались на домашнем огороде.
А ещё помнится Коленьке, как сын кооператора однажды угостил его привезенным из города кусочком арбуза. Дал один раз куснуть. Сладкую розовую, сочную мякоть ягоды, виденной на картинке в букваре, тогда он тоже попробовал впервые.
–Жесть купил, скоро ею крышу перекроет. У одного его на всей деревне будет на доме жестяная крыша, – слышалось в разговорах взрослых дальше. Все деревенские дома были крыты в основном гонтом, а некоторые даже ещё и победнее,– камышом или соломой.
–Магазин, клуб и школа и то шифером крыты, а этот на жесть замахнулся, – укоряли смелость кооператора люди.
Оживления возле кооператорского двора не наблюдалось, и друзья решили до отправки к магазину заняться ещё одним делом. Им они почти каждый день по возможности, то ли вместе, то ли поодиночке занимались с той поры как ушли на летние каникулы.
Указание детям классных учителей было подкреплено большим, не мыслимым для деревенских мальчишек и девчонок денежным стимулом в пять рублей. Пять рублей для них было суммой немыслимой, запредельной.
–Давай сегодня у вас поищем, – предложил Мишка.
–Прошлый раз у нас искали и не нашли…, – аргументировал свое предложение сосед-дружок. Друзья направились во двор Коленьки. Сразу за няньками, словно хвостики, повыскакивав с бревен, обнятых нежными пухлыми ножками, потянулись и малыши. Во дворе дома, открыв рядом с находившимся колодцем калитку, друзья вошли в огород. Но заранее зная, что малыши, барахтаясь в высоких для их роста огородных зарослях, лишь сильно повредят растения, младших в огород не пустили, заперев за собой калитку перед их носом на засов. Немного похныкав над несправедливостью у калитки, Витька с Надькой привычно направились к завалинке, где они уже не раз в играх вместе проводили время.
Сразу за калиткой у забора, отделявшего двор от огорода, размещались небольшие грядки с овощами. Дальше вся площадь огорода была засажена к этому времени уже отцветавшей картошкой. Среди ровных ухоженных рядов картошки островками выделялись места посадок молодых фруктовых деревьев. Ещё невысокие, года два-три назад посаженные Отцом, маленькие деревца набирали силу. Размещенные в шахматном порядке деревца были окружены тремя-четырьмя растениями конопли. Мощные, выше деревьев, сочные стволы конопли, ярусно обрамленные пышными ветками с множеством продолговатых листьев, словно стражники, видимо, своим запахом, защищали молодые побеги фруктовых деревьев от тли, так жадно их пожиравшей. Коленька уже знал, что выполнив летнее свое назначение, осенью, конопля отцом будет выдернута из земли, высушена и обмолочена, зерна скормлены курам, а из обтрепанных стволов извлечены волокна из которых длинными зимними вечерами будут изготовлены большой прочности, так необходимые в хозяйстве бечевки.
Картошка была основным продуктом питания всех деревенских семей. Её остатки скармливались прожорливым домашним животным, которых также необходимо было чем-то кормить, и особенно этот вопрос озадачивал зимой. Поэтому к ней относились с благоговением, и каждая семья старалась её посадить и вырастить с учетом возможного неурожая как можно больше. Неурожайный год для людей оборачивался настоящим горем, от него обязательно по возможности, каждая семья, таким образом, и страховалась.
Поэтому вся оставшаяся площадь огорода и засевалась картошкой. Огорода, как правило, было недостаточно и работникам колхоза, на каждую семью, в зависимости от её количества, при условии выработки минимума трудодней в году в поле выделялся ещё участок. Если хотя бы один из родителей в колхозе не работал, то участок уменьшался вдвое, а если оба, то участок не выделялся, а власти могли уменьшить и огород. Закладка в огороде сада грозила в будущем сокращением посевов второго хлеба. И, покуда деревца были маленькими, то рядом с ними могла ещё расти картошка. Но в будущем, разросшиеся корни деревьев не смирятся с частой глубокой рядом с ними перекопкой. И землю под деревьями придется залужить. А покуда, площадь огорода по максимуму использовалась под посадку картошки.
Мальчишки знали, что ходить между рядами картошки нужно аккуратно и бережно, чтобы их вторжение в посевы не было замечено родителями. Иначе за причинение вреда растениям от взрослых неминуемо последует взбучка. И хотя взрослые с усмешкой отнеслись к «очередным выдумкам учителей» и ругали своих детей, запрещая им понапрасну топтать картошку, дети всё-таки не теряли надежды и верили в удачу. А для Коленьки это было вдвойне необходимым.
–И когда этот жук появится у нас, – внимательно осматривая листву картошки, озабоченно произнес невдалеке идущий Мишка. Множество виденных ранее знакомых жучков и букашек беззаботно ползало по картофельным листьям, а заветного жучка, виденного на картинке, которую показывала всему классу учительница так и не встречалось. По словам Елены Ильиничны, этот небольшой жучок, размером с ноготок, с черными и желтоватыми полосками на спине, как он и выглядел на картинке, добрался к нам из Америки и его надо поймать, чтобы он не размножался, а то он может поесть всю картошку. А тому, кто его найдет и поймает, надо отнести жучка в аптеку. Там и дадут за него пять рублей. Что-то учительница говорила ещё про его личинки, красненькие, их на картинке рядом с жучком было много, но за них в аптеке дадут лишь по несколько копеек за штуку. Елена Ильинична говорила и как называется этот жучок, как-то непривычно, по-американски, но мальчики его название уже забыли.
О значении картошки в хозяйстве семьи Коленька уже ясно понимал. Понимал, почему её нужно сажать как можно больше и бережно ухаживая, вырастить её при этом тоже как можно больше. То, что жук, появившись, уничтожит картошку, поставив семью на грань голода, пугало мальчика. Но жук ему сейчас был очень необходим. – Главное было его вовремя поймать, чтобы он не размножился и не уничтожил всю картошку, и сдать в аптеку, – думал Коленька.
-Ребята, не топчите картошку, идите играйте на улицу, – вдруг раздалось из соседского двора. Коленька с Мишкой, от неожиданности немного даже испугавшись, повернули головы на голос. Там из-за забора виднелась большая голова соседки – бабушки Аньди. Старушка строго посматривала, на, как ей казалось, бесцельно вытаптывающих картофельные ряды мальчишек. Бабушка Аньдя была старенькой и больной и всегда находилась дома. У неё постоянно болела голова, и чтобы уменьшить боль, она заматывала её множеством платков, даже в летнюю жару. Отчего голова была большой как у совы, а маленькая старушка от этого казалась смешной. Бабушкой она была доброй, но сейчас Коленьке она показалась вредной. Она мешала их важному делу.
–А то я маме всё расскажу, – начала угрожать бабушка, видя, что на мальчишек ее первоначальное замечание особого воздействия не возымело.
–У, старая…, – раздалось недовольное из уст рядом стоящего в растерянности Мишки. Не обращая внимания дальше на слова, неопасной, находившийся за заборами бабушки, мальчишки продолжали поиски.
– Вот бы найти жучка,– крутилась заветная мысль в голове у бродивших по картофельным рядам друзей, которую они не раз вслух друг другу и высказывали. Коленька уже не раз слышал от Мишки несколько вариантов, как тот распорядится полученными за жучка деньгами.
И каждый раз они были новыми. Но сам он точно знал, на что потратит полученные деньги. Он отдаст их Маме, чтобы она купила ему всё необходимое для поездки в Артек, главным из которого являлись ботинки. Блестящие кожаные ботинки, которые он видел на ногах городских детей, приезжающих в гости в деревню. Только в них, по словам Елены Ильиничны, можно ехать в Артек, а не босиком или в сапогах.
Эта необычная для него история началась еще весной 22 апреля, на школьном торжественном собрании, посвященном 96-ой годовщине рождения Владимира Ильича Ленина.
Не чувствуя под собой ног от спешки, Коленька бежал со школы домой. Бросив на лаву в хате сумку с учебниками, снял школьную форму и быстро переодевшись в домашнее, он выскочил во двор.
–Не хочу, – бросил он на ходу в ответ на обычное мамино: «Садись, ешь!», – Коленька выбежал из двора на улицу и бегом направился в сторону деревенского выгона.
–Только бы эти гусеницы были на месте, – билось тревожное в сознании мальчика.
–И только бы об этом не догадался ещё кто-нибудь другой,– переживал Коленька.
Уличное стадо коров люди пасли по очереди, на выгонах по краям деревни за своей улицей. Ещё прошлым летом в одну из очередей Коленька с Отцом пас уличное стадо. Подальше от деревни, где выгон начинал переходить в болото, на возвышенности, раньше долго, сколько помнит Коленька, постоянно лежали бетонные и металлические конструкции. Их на то место откуда-то привозили и сгружали. Проводилась мелиорация, больших, поросших кустарниками и зарослями заболоченных неудобий возле деревни. От них толку было никакого, как говорил Отец.
–Хотя кто знает, почему так Бог устроил, – звучало сомнительное в конце его слов.
Огромные просторы земли пустовали, не принося пользы, даже сена там нормального не было, а лишь в огромном количестве развелось и жило зверьё и птицы, да росло много грибов и ягод. А в мокрое даже летнее время там и ходить было опасно.
В наиболее низких местах, редко пересыхающих и постоянно заполненных водой, водилось много рыбы и раков. А бобров со старшими братьями Коленька частенько сам ходил гонять. Хотя поймать их было невозможно, но деревенским мальчишкам забава эта очень нравилась. Их было столько много, что для Коленьки было непонятно, почему бобров запрещалось стрелять охотникам в отличие от лис, волков и зайцев. Уж эти звери виделись им реже, хотя домашнюю скотину и птицу сберегать от них, и особенно зимой, необходимо было бдительно. А грибы в кустах на возвышенностях косили косой и брали только мясистые: белые, подосиновики и подберезовики, да ещё если только лисички. Остальные принимались за волчьи, и пренебрежительно разбивались ногой.
Землю к этому времени уже всю расчистили и осушили, прокопав системой канав, сведенных в большой коллектор. Были построены дороги, мосты со шлюзами. Неудобья превратились в большие черноземные плодородные поля, дававшие необычайно большие урожаи моркови, свеклы, картофеля и любых других овощных культур.
Все конструкции к этому времени были пущены в дело, площадка, где раньше так любили играть деревенские мальчишки, опустела и потеряла для них свою привлекательность. Но вот с некоторых пор из уст Отца в адрес «ведомства Мураховского», как называл мелиорацию Отец, начали звучать нотки недовольства. Коленька уже знал, кто такой Мураховский. По словам Отца, это большой начальник, который сидит в Москве и портит здесь своей мелиорацией нашу землю. Звери ушли, рыбы и раков не стало, ягоды и грибы на этих местах исчезли и идти за ними надо было уже в другие места, на другой край деревни в лес, где их и раньше было намного меньше. Взрослые говорили, что изменилась даже и погода, но Коленька этого не замечал. А вот возникающие сухим летом пожары торфяников, дымивших до зимы, досаждали всем.
–Только бы эти гусеницы были на месте, волнуясь, бежал Коленька к площадке, огибая ещё не просохшие от весенней распутицы места деревенского выгона.
Ему опять вспомнилось как тогда, прошлым летом тракторист из мелиорации менял на своем тракторе гусеницы. Коленька смотрел, как ловко тот «переобувал» свой трактор. Отец даже помогал ему в этом. Разъединив гусеницы и стащив их с катков трактора назад, он, соединил конец старых с новыми, раскатанными в две дорожки перед трактором и наехал на них. Потом отсоединив старые истертые гусеницы от новых, новые соединил в непрерывную цепь на катках трактора. Всё оказалось так просто и понятно, что Коленька потом ещё долго восхищался как тракторист просто справлялся с такой казалось бы непосильной для человека работой.
Мелиорация, выполнив свою работу, ушла из деревенской округи. На пустой площадке, где размещалась техника и конструкции, брошенными оказались лишь вдавленные, глубоко поросшие травой старые гусеницы, да ещё несколько больших и мелких железок. Деревенских ребят играть туда уже не тянуло. На заросшие травой, почти уже незаметные брошенные гусеницы и железки Коленька не раз ещё натыкался при очередной паске коров или проходя там по каким-нибудь другим делам. Наверняка эти тяжелые железки видели и другие мальчишки. Это и беспокоило Коленьку.