Три дня Коленьки Данцевича

Его мысли переключились к недавнему, прошедшему в конце уроков торжественному построению школы.

Деревенская школа была большой, по одному классу каждого года обучения. В сентябре равномерно, год от года, восьмилетка пополнялась первоклассниками в среднем в двадцать пять – тридцать малышей. Столько же восьмиклассников каждый год из школы и выпускалось. Коленька учился на хорошо и отлично и в классе по учебе уверенно занимал третье место. Лучше его в классе учился Якунин Ванька, его мама работала в колхозе бухгалтершей, а папа в строительной бригаде. Зато у Ваньки не ладилось чистописание, а Коленька писал красивее его. Второй в классе по учебе шла Танька, её мама работала в конторе, а отец учетчик. Таньке по чистописанию Елена Ильинична всегда ставила пятерку. Буковки у нее были ровные, красивые, как на прописях. Коленька хоть и старался, но у него они такими не получались. А у Таньки всегда получались без помарок, да и понятно, ведь она девочка. Потом в классе по успеваемости шёл Коленька. Ну, а потом кто…, неизвестно…, может Нэлька. Это потому что у неё мама библиотекарша, а отец в колхозе секретарь, и оценки ей Елена Ильинична поэтому завышает. Об этом в классе все знают. И хоть у Нэльки в классе самый красивый городской портфель, а на ногах красивые городские ботиночки с белыми носочками и она часто посматривает на Коленьку и подлизывается, Коленьке она не нравится, а нравится Светка. Светка живет на той улице, где школа, и учебники она тоже носит в торбе.

Старшая пионервожатая школы, Тамара Ивановна объявила в конце торжественного собрания, что в школе организуется сбор металлолома. Была установлена норма. Каждому пионерскому отряду или классу нужно было собрать тонну. В сборе металлолома должны были принять участие и октябрята. Им на класс норма устанавливалась в два раза меньше чем пионерам. Дальше выступил директор школы Валентин Адамович и объявил, что на школу впервые дали одну путевку в пионерский лагерь Артек. И долго и интересно рассказывал про этот лагерь. И какой класс займет в сборе металлолома первое место, то этому классу путевка и достанется. А в классе сами ребята и решат, кому эту путевку дать. Ученик при этом должен был хорошо учиться, не иметь замечаний по дисциплине и собрать больше всех металлолома. Коленьке очень захотелось попасть в этот сказочный лагерь, о котором поведал директор школы. Очень хотелось увидеть море и горы, о которых он и раньше слышал, но никогда ещё не видел. За учебу он особо не волновался. Со сбором металлолома тоже складывалось всё хорошо. А вот дисциплина волновала.

Особенно вспоминались два случая, могущих помешать ему получить путевку. Прошлогодний, когда они втроем курили в кустах по дороге в школу. Пашка стащил у отца папиросы и предложил друзьям попробовать покурить, как это делают взрослые. Папиросы оказались горькие, и все от дыма до слез раскашлялись. Девочки увидели это и рассказали всё Елене Ильиничне. Учительница отругала троицу октябрят-курильщиков перед всем классом и на один урок поставила всех в классные углы на колени на горох.

А Коленька, помнит, тому был и рад, так как этот урок он не выучил и мог схлопотать двойку. А за двойку можно было от родителей, и особенно от Отца, получить ремня. Горох, он догадался, из-под коленок незаметно повыгребал, так что было совсем не больно, а к концу урока от скуки начал его даже по горошинке клевать.

Но это было в прошлом году.

–Может Елена Ильинична уже всё забыла? – грела мысль надеждой мальчика.

А вот второй случай произошедший недавно, зимой, волновал его больше.

В классе с Коленькой учился Федька. Особо близкой дружбы у Коленьки с ним не было, так как жил он на другой улице, но часть пути со школы до дома у них была совместной. Фамилия у Федьки была не то, чтобы смешная, но интересная – Кот. Ею Федьку в классе все иногда и дразнили. Часто дразнил и Коленька. Дразнить было весело и хотелось, потому, что Федька дразнился. А тогда он додумался подразнить Федьку ещё поинтересней. Шёл урок, который Коленька хорошо знал. Он тянул руку, но Елена Ильинична почему-то его не вызывала, а вызывала других учеников и Коленьке дальше стало неинтересно. Он взглянул на тянущего руку впереди сидящего через проход справа Федьку. Учительница Федьку вызвала, он правильно ответил, сияя, обернулся назад, встретился глазами с Коленькой и, довольный, снова тянул руку. Коленьке вдруг захотелось досадить Федьке. Он вспомнил, как вчера дома его научил старший брат мяукать. Набрав в рот побольше воздуха он начал его, выдавливая, пропускать через щербинку верхних передних зубов. В классе среди общего шума разговоров периодически начало раздаваться тихое мяуканье котенка. Скоро жалобные звуки тихого писка начали всё больше привлекать внимание учеников. Позабыв про урок всё большее их количество начало осматриваясь, искать по углам и под партами вдруг появившегося в классе котенка. Федька сразу разгадал подвох. Он, обернувшись, зло сверкнул глазами на Коленьку. Коленька на время прекратил издавать мяукания и урок опять вошёл в свою колею. Во втором раунде его шалость была разгадана отдельными учениками. После слов ничего ещё не подозревающей Елены Ильиничны: «Где это котенок пищит?» – полкласса учеников взорвалась дружным хохотом, оборачиваясь, посматривая с Федьки на Коленьку. Федька при этом вскипел ещё больше. Всё поняв, Елена Ильинична подошла к Коленьке и оттаскала его за ухо. Но на этом всё не закончилось. После урока, на перемене, между друзьями опять возникла перепалка. Коленька мяукнул, а Федька за это плюнул ему в лицо. Собрав слюну во рту, в отместку, плюнул в лицо Федьки и Коленька. Начали драться. В этот момент в класс вошла Елена Ильинична. Растащив драчунов за уши, она отвела их в кабинет директора.

Валентин Адамович сидел за столом и что-то писал. Директора школы Коленька уважал и любил. Он всегда выступал перед учениками, много и интересно рассказывал. Одет он всегда был чисто и красиво, был строгим, но добрым. А ещё все знали, что Валентин Адамович вовремя войны был партизанским командиром и был ранен. На праздники он всегда был с медалями и орденом и рассказывал про войну. Но сейчас сидящий за столом директор Коленьке показался очень строгим. Испуганным рядом стоял и Федька.

С «галганами», – с теми мальчиками, с которыми не справляются учительницы и ведут в кабинет директора, директор обходился строго. Без ремня тут обычно дело не заканчивалось. Все дети в школе это знали. Знал это и Коленька. Почему всех нарушителей дисциплины директор называл «галганами», никто не знал.

–Наверное, это было какое-нибудь любимое слово директора, – думал Коленька, стоя в кабинете.

–Ну, галганы, что натворили, рассказывайте, – прекратив писать, осматривая друзей, строго спросил Валентин Адамович.

Коленька не знал, что ответить, потупя голову, молчал. Первым не выдержал Федька.

–А он меня постоянно дразнит, – взглянув на директора, с чувством своей правоты, громко пожаловался он.

–Как он тебя дразнит? – задал вопрос Федьке директор.

–Котом, – после небольшой задержки, видно, додумав, – быстро ответил тот.

–Ну, и что в этом плохого? Это же твоя фамилия! А кот – хорошее домашнее животное, – как бы успокаивая, разнервничавшегося Федьку, спокойным голосом произнес Валентин Адамович.

Коленька, услышав, что аргументы Федьки директор серьезными не признал, решил ещё больше улучшить свое положение.

–А он мне плюнул в лицо, – указывая кивком головы на стоящего рядом Федьку, пожаловался он.

–И он мне тоже плюнул, – тут же раздалось и из уст Федьки.

–А он первый плюнул, – опять указывая на Федьку, не сдавался Коленька.

В кабинете директора стало тихо. Валентин Адамович встал и вышел из-за стола.

–О, так вы, я смотрю, верблюды, плеваться друг на друга начали, – произнес он, подходя к друзьям.

–Плеваться нехорошо. Некультурно. Вы же октябрята. Что, забыли, что это за ребята, и какими вы должны быть? Как вы должны учиться, относиться друг к другу, к старшим, – напомнил директор.

–Посмотрите, что за значки у вас на груди, – продолжил он.

Коленька посмотрел на пятиконечную звездочку, приколотую на груди с алыми концами, в центре которой был барельеф маленького мальчика со светлыми кудрями.

–А он мне плюнул «хреквинами», – произнес Федька, пытаясь увеличить тяжесть содеянного противоположной стороной.

–Какая разница, кто как плюнул. Плеваться нехорошо, – повторяясь, опять строго произнес директор.

–Что же мне с вами делать? – после недолгого молчания заговорил он.

–Вот что, друзья, давайте-ка мне слово, что больше ссориться и драться не будете. Миритесь. Обнимите друг друга и идите на урок, – посоветовал он.

Драчуны молча стояли рядом друг с другом, не думая мириться. Такое их поведение директору не понравилось.

–Миритесь! Я вам что сказал! – уже громко вспылил директор.

Хоть и испуганно, но с гордыми взглядами неприязни, посмотрев друг на друга, драчуны по-прежнему стояли на месте.

–Ну, тогда я вас помирю, – произнес Валентин Адамович, вытаскивая из брюк ремень.

Не успел Коленька опомниться, как сильная рука директора схватила его за шкирку, перегнула через коленку, и три хлестких удара ремня прошлись по его отставленной попе.

После чего настала очередь Федьки.

–Хорошо, что мама сегодня заставила поддеть вторые штанишки, так как похолодало, – всего и успел подумать Коленька, как экзекуция Федьки тоже была закончена.

Притворно изобразив, после повторного требования директора примирение, драчуны вышли из кабинета директора и направились в свой класс.

–Расскажите об этом дома родителям, – прозвучало им вслед грозное директорское указание.

–Ага. Сейчас расскажу. Чтоб отец добавил, рука у него потяжелей твоей будет, – потирая зад, с обидой на директора подумал Коленька.

-Не надо было Федьку дразнить, тогда бы и он не начал плеваться, тогда бы и не было бы всего этого, – вспоминая случай, сожалея о прошедшем, винил себя Коленька.

Коленька облегчено вздохнул. Радость сиянием озарила его лицо. Гусеницы лежали на месте. А вдали от соседней улицы через выгон к нему приближался одноклассник Пашка. С Пашкой Коленька был в дружеских отношениях, несмотря на то, что он и жил на другой улице. Наверное потому, что фамилия у Пашки была такая же, как и у Коленьки. В деревне ещё у некоторых семей, исключая даже родственников, были такие фамилии. Когда учительница сегодня объявила, что после школы пойдем всем классом собирать по деревне металлолом, Коленька, не до конца всё объясняя Пашке, попросил его придти на это место выгона. Об этом они договорились идя со школы домой. Коленька чувствовал, что ему понадобится помощь товарища. Вдвоем мальчишки начали выворачивать из дерна край одной гусеницы, закручивая тяжелую металлическую полосу в рулон. Завернув в рулон метра три полосы, сильно уставшие, мальчишки, вытирая со лба пот, присели на получившийся большой грязный от мокрой апрельской земли металлический рулон.

Отдохнув, начали выдирать из травы и скатывать эту же гусеницу с другой её стороны. В конец обессилев от тяжелой работы, опять присели на рулон, задумчиво посматривая на вторую, ещё не выдранную, вросшую в землю гусеницу.

–А как их будет погрузить на телегу, чтобы потом отвезти на школьный двор, – отдыхая, думали мальчишки. Что завтра будет телега с лошадью, и завхоз будет свозить собранный классом металлолом, ребятам сообщила учительница. Посовещавшись, ребята решили приготовиться к этому, разъединив гусеницы на части. Для этого нужен был инструмент. Решили, что Коленька сбегает домой за инструментом, а Пашка останется металлолом караулить.

–Да, если появятся другие ребята, говори, что это металлолом третьего класса. Мы его первые нашли, в волнении, отправляясь домой за инструментом, подсказал Пашке Коленька.

–Нужно взять молоток, пассатижи и какой-нибудь штырь, чтобы выбивать пальцы из траков, – бежал и думал Коленька, какой необходимо взять инструмент.

Отцовский инструмент лежал в сенях в ящике. К нему он относился бережно и когда сыновья без него им распоряжались – то не любил. И если в такие минуты старшим братьям редко задавал вопросы: «Куда и зачем берешь инструмент, то Коленьке мог это и запретить.

Отца в это время дома не было.

–Хорошо, – подумал Коленька.

Войдя в сени и копаясь в темноте в ящике, на ощупь Коленька отыскал нужный инструмент, распихал его по телу под одежду.

Выбежав из сеней, встретился с идущей в дом Мамой, относившей свиньям корм. С пустыми ведрами, она шла по двору, приближаясь к сеням.

–Где ты бегаешь? – увидев сына, укором за напрасную трату времени, произнесла она.

–Пока светло, делай уроки, а то вечером опять будешь долго лампу жечь, – укорила она сына.

–Успею!– ответил, убегая, Коленька.

Выбежав из двора, увидел невдалеке, у соседского двора, Елену Ильиничну с ребятами. Ребята, собирая металлолом по дворам, складывали его в очередную кучу возле забора. Улов их был небольшим и по весу совсем незначимым, так как на ржавые консервные банки да пришедшие в непригодность дырявые ведра, выносимые из дворов, было много желающих и из других классов.

Коленька подбежал к учительнице и под восторженные взгляды ребят всё ей рассказал о найденном в большом количестве очень тяжелом металлоломе. Всей гурьбой повалили на выгон.

Назавтра, после уроков, свезли весь металлолом на школьный двор. Помогал муж Елены Ильиничны Иван Федотович. Он работал в школе трудовиком и физруком. И завхоз школы с подводой.

На построении школы, перед уходом на летние каникулы было подведение итогов по сбору металлолома. Первое место занял третий класс школы, перевыполнив свою норму в три раза. Валентин Адамович постыдив пионеров – старшеклассников, объявил, что путевка в Артек по праву достается третьеклассникам. И особенно отличился в сборе металлолома Коленька. Коленька директором был вызван из строя. Валентин Адамович пожал ему руку и сказал, поглаживая головку, что ему, видно, и достанется путевка в Артек.

–Может, Валентин Адамович про тот случай с Федькой тоже забыл, подумал тогда Коленька.

Всё стало точно известным в конце мая. Учебный год заканчивался, и впереди были летние каникулы. Дня за три до ухода детей на каникулы в классе Елена Ильинична проводила собрание, на котором всем классом и решили: отдать летнюю путевку в Артек Коленьке. Елена Ильинична отпустив всех учеников, Коленьке сказала остаться. С бушующей в душе радостью Коленька, собравшись для ухода домой, подбежал к столу учительницы. Когда дверь класса за последним учеником закрылась, Елена Ильинична внимательно посмотрела на Коленьку. По её взгляду Коленька понял, что учительница осматривает его одежду. Школьная форма к концу учебного года была уже порядком поизношена. Её взгляд в конце задержался на обуви мальчика.

Зимой Коленька каждое утро с удовольствием обувался в снятые с печки просушенные, теплые валенки, дополнительно накручивая на ноги ещё и онучи. Сшитые Мамой из старых шерстяных лоскутов с ватой, валенки хорошо грели, были легкими и мягкими. А натянутые на них самодельные резиновые калоши, склеенные из камер автомобильных колес, продававшими их по осени всех размеров откуда-то появлявшимися в деревне коробейниками, хорошо скользили по укатанным зимним дорогам и горкам. Так обувались почти все остальные ученики в школе. В купленных в городском магазине дорогих валенках ходило немного ребят. И хотя городские валенки с калошами и были красивее, но Коленьке они не нравились, так как были твердыми и не гнулись. А неглубокие калоши слетали от резких движений, и в такие моменты их необходимо было к ногам привязывать.

В осеннюю грязь и весеннюю распутицу наступала очередь кирзовым сапожкам. Опять же с онучами. Сапожки родители покупали в магазине, а Коленьке они, как и много всего другого из одежды, чаще всего доставались после старших братьев.

Всё лето, как и остальные ребята, Коленька бегал босиком и лишь в школу, покуда было тепло и сухо, в кедах. Давно купленные родителями, не имевшие сноса китайские кеды, ранее ношенные по очереди старшими братьями, вот уже второй год носил и Коленька. На них и остановила свой взор Елена Ильинична в конце осмотра.

Опустил свой взгляд за ней вниз и Коленька. Зашнурованные конопляными бечевками вместо давно порванных шнурков, на босую ногу, они хоть и были ещё целыми, но вид имели неприглядный. Большим пятаком светилась заплатка на правой коленке брюк, так как была из немножко другого, не совсем подходящего по цвету материала.

А на левой стороне брюк выше коленки, на бедре зияло застиранное Мамой пятно от чернил. Это Мишка Никонович виноват. Коленьке вспомнилось это, как давно, ещё в начале зимы, когда дежурный по классу в начале уроков принес из учительской ящичек с чернильницами и все старались себе на парту, на двоих, ухватить красивые фарфоровые, всегда бежали к ящику. Потому, что фарфоровых беленьких с красивыми цветочками на боках было в ящичке всего шесть, а остальные восемь – стеклянные и от чернил внутри их синие и не красивые. А все хотели, чтобы у них на партах стояли фарфоровые, беленькие, красивые с голубыми цветочками на боках. Всегда такую у дежурного старался ухватить и Коленька. И вот однажды, когда Мишка не удержал ящик, Коленька и получил на штанину это пятно и не один он тогда. И ещё пол тогда в классе вымазали, а одна стеклянная чернильница даже разбилась.

Пальцы ног Коленьки при этом невольно начали поджиматься, словно желая развернуть заношенные носки кедов назад и спрятать их от взора учительницы. Бушующая в душе мальчика радость уже поутихшая, совсем исчезла, сменяясь смущением. Коленьке почему-то вспомнилось, ясно вспомнилась ещё и заплатка на левом локотке, которую учительница сейчас не видела. И это слабой искрой радости отозвалось в его душе.

–Для поездки в Артек нужны «городские» ботиночки, ясно понял Коленька. Такие, как у Нэльки. И не на босую ногу, а с беленькими носочками.

–А, может, Мама успеет к поездке купить ещё и новый школьный костюм, – пронеслась мысль в его голове. Она как-то раньше, зимой, когда латала, вздыхая говорила, что на следующий год надо покупать новый костюм, – вдруг вспомнилось Коленьке.

Эта мысль обрадовала Коленьку, он поднял свой взор и посмотрел на Елену Ильиничну.

– А ты хочешь поехать в Артек?– вдруг спросила его учительница.

Поехать в Артек Коленьке очень хотелось. С того самого времени, как Валентин Адамович рассказал о чудесном лагере на берегу моря, в воображении десятилетнего мальчика рисовались картины не виданных ранее гор рядом с бескрайним по своим размерам морем, с плавающими в нем большими кораблями и выныривающими дельфинами. Коленька уже представлял себя купающимся в его почему-то соленой, теплой и лучше держащей человека на поверхности, по словам директора, воде.

–Если попаду в Артек, обязательно сам хлебну воды и попробую, правда ли она в море соленая, – уже несколько раз думалось Коленьке.

–Ну а лучше ли в морской воде держаться на поверхности и теплее ли она, я быстро пойму, – думал он.

Много купаясь летом вместе с гусями и утками в деревенских прудах, водоемах и канавах, Коленька уже научился хорошо плавать и нырять.

Он вспомнил, как однажды, во время купания с ребятами в водоеме, поднырнул под плавающее в стороне утиное стадо, много проплыл под водой до него и, выныривая, поймал одну утку за ногу. И вот теперь очень хотелось, ещё и в море покупаться.

–Да, хочу, – быстро произнес он, радостно махая головой.

–К поездке надо подготовиться, – после небольшой задержки, отводя свой взор в сторону на окно класса, как-то для Коленьки непонятно и загадочно, тихо, задумчиво со вздохом, не торопясь, произнесла Елена Ильинична.

–Надо быть чисто и аккуратно одетым, иметь необходимые для этого вещи, – продолжила она уже громче и веселей, отрываясь от окна, и опять переводя свой взор на Коленьку.

Её взгляд остановился на висевшей через плечо Коленьки холщовой торбе, в которой находились его учебники и тетради. Настоящие, как их называли ученики – «городские» портфели и сумки были у меньшей части учеников класса.

–Для вещей должен быть чемоданчик, – вставая со стула, произнесла Елена Ильинична и тут же добавила: «В Артеке ты будешь представлять лицо школы, и школу там надо не опозорить.»

–Ну ладно, скажи Маме, чтоб встретилась со мной, мы с ней об этом поговорим, – в конце сказала учительница и отпустила Коленьку.

Домой из школы этим ясным весенним днем Коленька впервые шёл задумчивым и невеселым. Его не радовали как раньше ни яркое на чистом небе весеннее солнце, ни зазеленевшие красивые ветки кустов и деревьев с порхающими на них птичками. Он думал о тех вещах, которые должны быть для поездки в чемоданчике, которого тоже пока ещё не было.

–Наверное, нужно мыло и полотенце, – роясь в своем сознании, пришёл к выводу Коленька.

–Ну, полотенце Мама даст. Красивое, вышитое, даже из тех особых, праздничных, которые не на каждый день. Оно, правда, не «городское», а самодельное, льняное.

Поздней осенью, когда уборочные работы заканчивались, отец с матерью начинали трепать приварованный в колхозе лён. Потом его чесали на пряжу. Мать, засиживаясь с соседками длинными вечерами на посиделках допоздна за прялкой, скручивала эту пряжу на веретёна в нитки. Зимой в хате устанавливались отцом кросна, и мать по вечерам допоздна ткала холсты, из которых всё для дома нужное потом шилось и делалось.

–Может, и с таким в «Артек» пустят, – надеждой осенилась мысль мальчика.

–А мыло дома всегда есть. Его мама в магазине покупает. Правда, лишь хозяйственное, так как кусок побольше, а стоит поменьше, чем то, «городское».

–В Артек, наверное, с таким не пустят, подумал Коленька.

–Нужно будет целый кусок того, розовенького, вкусно пахнущего, куски которого он видел на полке деревенского магазина. Завернутые в белые бумажки с нарисованными на них ягодками земляники на ветках, вдвое меньшие куски лежали рядом с бутылочками одеколона аккуратной стопкой на полке в отличие от хозяйственного, находившегося на полу в ящике.

–И оно должно быть в новой мыльнице, а не такой, как у нас, – догадкой осенило мысль Коленьки дальше.

–Да, денег, наверно, надо с собой взять. Наверное, целый рубль, – очередной заботой пришло вдруг ему в голову.

-Что ещё скажет Елена Ильинична Маме?

–Наверное, зубную щетку и порошок! Коленьке вдруг вспомнилось, как однажды учительница говорила, что зубы надо чистить щеткой с зубным порошком и сказала поднять руку, кто это делает. Видя, как быстро и уверенно первой руку подняла Нэлька, вслед за ещё немногими как бы назло ей, чтоб не хвасталась, поднял руку и Коленька, хотя зубных щеток и порошка в семье не было.

–Зубы. Когда огурцы и яблоки грызёшь, тогда они и чистятся, – сказала тогда Мама, когда дома об этом спросил её Коленька.

–У молодых они и так блестят, а у старых как их не чисть, всё равно повыпадают, – добавила она.

Всё яснее Коленька начал осознавать, что теперь все эти вещи для него являются пропуском в Артек.

Думы, где Мать возьмет денег, чтоб всё это купить, переживанием начали терзать душу мальчика. Заботой мучили его сознание. Вдруг Коленьке вспомнилось, как в прошлом году в школе собирали подарки африканским школьникам. В каждом классе собирали посылку, в которую ученик должен был положить тетрадку, ручку с двумя перьями «звёздочка», ластик, простой карандаш и линейку. Учительница говорила, что африканские школьники наши хорошие друзья, а живут они бедно и им надо помочь. А мама этим была недовольна. Говорила, что сами без штанов ходим, а неграм помогаем… . Может в Артеке встречу негритянского мальчика. Интересно посмотреть, какие они, – идя домой думал Коленька.

За мыслями не заметил, как пришёл домой. Вечером рассказал, что говорила Елена Ильинична, Маме.

–Хорошо, я поговорю с учительницей, – уходя заниматься хозяйством, тихо ответила Мать.

* * *

Часто проверяя правой рукой в кармане штанишек данные матерью одной монетой пятьдесят копеек, с неоднократным и строгим наказом не потерять, другой держа за ручку младшего братика, Коленька направился к магазину. Рядом, также держа за ручку свою младшую сестричку, пылил друг Мишка. На середине улицы повернули в узкий проход, соединявший шедшие параллельно две деревенские улицы, и, выйдя на другую улицу, бабушкинскую, как всегда называл её Коленька, повернули в сторону магазина. На этой улице, в другой её стороне от магазина, жила его бабушка, и много других бабушек его друзей со своей улицы. Бабушкинская улица была постарше той улицы на которой жил Коленька. Он уже знал, как в деревне появляются новые улицы. Отец как-то ему это объяснял. Когда дети вырастают , то они отделяются от своих родителей и начинают строить свои хаты. Вот и с бабушкинской улицы дети отделились от своих родителей и на краю выгона, в деревне, появилась ещё одна новая улица. И ещё он сказал, что когда мы, его дети, все вырастем и поженимся, то опять начнем строить на краю выгона, как и он когда-то, себе хаты.