Чужие сны

Дина упрямо покачала головой в ответ. Ник передвинул стул, чтобы на него не попадали солнечные лучи, на самом деле отвернулся, чтобы не смотреть в сторону незнакомки, устроился удобнее в кресле, отпил пиво из бутылки и впервые за весь день вздохнул свободнее.

– Конечно, она же с этими «масиками» водится. Что еще ждать от их подружки, – презрительно скривила губы Дина, ища поддержки у Насти.

Ник оглянулся на подругу «масиков», явно наслаждавшуюся одиночеством, и произнес устало:

– Поль Валери однажды сказал: «Никогда не судите о человеке по его друзьям. У Иуды они были безупречны».

Борис довольно хмыкнул, чокнулся с Ником бутылкой: твое здоровье, друг. Дина проигнорировала замечание Ника, помахала официанту и заказала белого вина.

Немой протест, голодовка, очередная диета?

– Завтра едем в пустыню.

– Что там? – спросила сердито Дина. Она с досадой крутила за ножку бокал с вином, барабанила тонкими пальчиками по столу и демонстративно не смотрела в сторону Ника.

– Все как всегда: очередное чудо света, – ответил за друга Борис.

– Что?

– Петра.

Дина порылась в пляжной сумке, достала путеводитель, полистала и бросила на столик. Ник, допив, поднял кверху бутылку, заказывая еще. Настя предложила отправиться в музей или просто прогуляться по городу, купить сувениров.

– Не пей на жаре, – повысила голос Дина, обращаясь к Нику. Пара за соседним столом оглянулась.

– Все в порядке.

Официант невозмутимо расставил тарелки на столе, пожелал приятного аппетита.

– Опять к вечеру «устанешь»! – упрекнула Ника подруга. – Никаких развлечений!

Приехали. Он отдыхает, что значит – спит, когда хочет, ест, когда хочет. Он устал и заслужил короткий отдых, тем более от выяснения отношений с этой женщиной. Удивился – впервые мысленно назвал ее женщиной. Раньше это звучало как шутка: «женщина, когда будет еда» или «замолчи, женщина». Им было весело. Теперь она все время его раздражает и хочется отдыха именно от нее.

– Кстати, здесь продают прекрасные серебряные украшения, – вдруг вспомнил Борис. Настя с готовностью поднялась, приглашая девочек. Дина неопределенно взмахнула рукой, отвернулась обиженно: никто ее не понимает и не поддерживает.

Алекс с удивлением почувствовала, как испаряется напряжение последних дней. Степка говорил: отпусти, все само собой уйдет. Надо оставить мобильный телефон в номере, перестать беспокоиться о разряженной батарее, назначенных встречах, переговорах со спонсорами, неподписанных договорах и прочих серьезных делах. Какие дела? Чьи дела? Она очутилась на другой планете, в другом измерении, попробуй достань. С удовольствием доела вкуснейший в мире сэндвич, зевнула, прикрываясь ладошкой, и, оставив чаевые, отправилась в номер. Она тут же уснула как младенец – на хрустящих прохладных простынях, приятно успокоивших отвыкшую от солнца кожу.

Сомова разбудила ее вечером, когда за окном уже темнело.

– Не понимаю, как он умудрился! – недоумевала она. – Мазала каждые четверть часа!

Сомов обгорел. Надо бы посочувствовать ближнему своему, но это ли не облегчение услышать, что какое-то время Масик не будет брюзжать и тиранить служащих отеля.

– Он ноет и мучает меня, – пожаловалась Варвара.

– Может, сходить в аптеку? Или позвать врача?

– У нас все с собой, – возмутилась туристка и жена со стажем. Как Алекс могла предположить, что у них чего-то может не быть.

– Варя, передай мои пожелания скорейшего выздоровления. Увидимся завтра, – попрощалась Алекс и отправилась ужинать.

Девушка за стойкой в холле помахала Алекс.

– Вам повезло, есть одно место. Автобусная экскурсия в Петру, – сказала сотрудница отеля, широко улыбаясь. – Завтра в восемь. Вас разбудить пораньше?

– Конечно. Будить, стучать в дверь, а если мне захочется поваляться в постели – выгнать из номера! – разрешила Алекс.

Компания Варвариных знакомых расположилась за тем же большим столом. Молодые женщины в легких шелковых платьях ниже стройных колен, мужчины как на подбор – в темных брюках и светлых рубашках они так не походили на родных туристов, предлагавших пятилетнему чаду в панамке по возращении домой полюбоваться папиным новым офисом. Весь пляж, наверное, должен был раскрыть рты от зависти. Хорошо, не весь – только та часть, что собралась с бескрайних просторов общей родины и говорила на одном языке. И никому из выдающихся бизнесменов не приходит в голову, что сосед по шезлонгу, вероятно, имеет офис не хуже, если не лучше, коль может себе позволить отдыхать в этом отеле.

Борис издал боевой клич, увидев на террасе Алекс. Барышни с недоумением посмотрели по сторонам: что могло вызвать такую бурную реакцию?

Она пришла одна, остановилась на пороге, кажется, даже собиралась сбежать, с досадой заметил про себя Ник, потер ладонью задергавшийся шрам и отвернулся. Если бы Сомовы тоже спустились к ужину, можно было бы поздороваться, заговорить, но все еще «незнакомка» Алекс отказалась от предложенного официантом места и спряталась от всех в уголке. Официант, бойко лопотавший по-русски, постоянно возвращался к ее столику. Ник расслышал, как навязчивый парень рассказывал про учебу в Москве, называя студенческие годы лучшими в жизни. И повторял без устали, что самые красивые девушки – русские.

«Неужели не понимает, что она слушает только из вежливости!» – возмущался про себя Ник.

Подал знак болтливому парню, спросил карту и долго выбирал вино к ужину. Сделав наконец заказ, спросил:

– Слышал, вы учились в России?

Тот радостно кивнул:

– Я учился в Мориса Тореза.

– Надо же, я и не догадывалась, что в российских университетах готовят официантов и пажей для отелей на Ближнем Востоке! – развеселилась Дина, глядя вслед официанту.

Ник оглянулся: Алекс в зале уже не было.

Она с детства старалась избегать коллективных поездок, никогда не любила подстраиваться под кого-то, ждать решения большинства или самого крикливого, но была счастлива, что для нее нашлось место в экскурсионном автобусе. Тем более что одной в этой «мужской» стране как-то неуютно.

– Здравствуйте, добро пожаловать, – приветствовали Алекс два водителя.

– Я – Амир, это – мой друг Искандер, Александр по-вашему.

Маленький автобус на дюжину посадочных мест, шумная компания «большого стола»: три пары, весело переговариваясь, занимали места в задней части салона.

– Доброе утро, – услышала по-английски. Соотечественники расставили пограничные кордоны: заговорить по-русски означало принять ее в свое общество.

Не очень-то и хотелось.

Водитель Амир загрузил в машину воду в пластиковых бутылках и ящик с провиантом. Темноволосый знакомый просто кивнул ей и устроился на сиденье позади. Алекс водрузила на нос темные очки и отвернулась к окну, чувствуя, как мурашки бегут по коже от его взгляда.

Ник с облегчением выдохнул: план удался, и Алекс заняла место в автобусе.

– Можем ехать, все в сборе, – сказал он водителю, игнорируя красноречивое возмущение на лице подруги: а эта что здесь делает?

Дина дернула плечами: ладно – и обвила шею Ника руками.

– Без нежностей за пределами отеля. Веди себя прилично, а то нас побьют камнями, – шутливо попросил он, отстраняясь. – Договорились?

Подруга рассердилась, больно стукнула его по колену и пересела вперед.

На первом же перекрестке женщина-полицейский указала на обочину и водитель с напарником стали что-то говорить друг другу, возбужденно жестикулируя и смеясь.

– Проблема? – поинтересовался Борис.

– Совсем небольшая, – извиняющимся тоном ответил водитель, назвавшийся Искандером. – Эта девушка из моей деревни, все в порядке.

Но строгая молодая женщина в униформе что-то говорила и качала головой. Она долго и настойчиво отчитывала водителя, совершенно не обращая внимания на пассажиров.

– Я забыл водительское удостоверение. – Искандер виновато развел руками и поменялся с напарником местами. – Не беспокойтесь, теперь можем ехать.

– Она христианка, – широко улыбаясь, сообщил пассажирам автобуса Амир, – поэтому может работать в полиции.

– Я – тоже, – кивнул Искандер, совершенно не расстроенный маленьким происшествием.

– Поэтому ей позволено «воспитывать» моего друга, – весело закончил Амир.

– Вот дай вам, барышни, власть, всех заговорите до смерти, – пошутил Олег. – Даже в мусульманской стране.

Все засмеялись, помахали на прощание серьезной девушке-полицейскому.

– Даже полицейские хотят замуж, – зло заметила Дина.

Автобус медленно ехал по дороге через многочисленные поселения, подпрыгивая на «лежачих полицейских».

– Как на арбе, – не унималась Дина.

Алекс отпивала воду маленькими глоточками, борясь с приступом тошноты и головокружением. Не просить же остановиться, чтобы подышать воздухом. Кажется, здесь нет воздуха, небо выглядит пыльным. Однообразные пейзажи за окном: сложенные пирамидками плоские камни вдоль дороги, серые горы, небольшие возделанные поля, козы и низкорослые акации с мелкими зелеными листочками. Выжженная солнцем земля, высохшие русла рек.

Дорога петляла, спускаясь с гор, вдоль невысоких серых домиков какого-то города. Когда улицы стали многолюднее, движение плотнее, пассажиры микроавтобуса оживились. Амир лихо втиснул машину на туристическую стоянку, раздал всем визитные карточки с номером своего мобильного телефона – на случай, если кто-то потеряется, и пожелал приятно провести время.

После прохладного салона автобуса воздух, словно вырывающийся из турбины самолета, обжег кожу. Ник протянул незнакомке руку, помогая выйти из автобуса. Она едва коснулась его прохладными пальцами, соскочила с подножки, отошла в сторону, отвернулась.

– Какая жара! – воскликнула Лана и надела широкополую шляпу. – Спасибо, Ник. Олег, вот тебе никогда не придет в голову помочь девушке…

– Девочки, берегите шкурку, – весело предупредил Борис. – Может, на лошадках?

Лана и Настя захихикали, отмахиваясь: да ну тебя!

Толпы туристов, позы, объятия, фотоаппараты и торговцы «артефактами», Индиана Джонс и «Красная планета». По раскаленной дороге двигался бесконечный поток туристов, проносились убогие пролетки с пассажирами и без, громко цокали копыта по каменной мостовой. Сонные верблюды со свалявшейся шерстью, лошади с устало опущенными мордами и смешные ослики. Широко улыбающиеся, «прокопченные» на солнце люди в белых одеждах и палестинских платках обступили со всех сторон, приглашая на экскурсию.

Алекс погладила сонную лошадку по морде, шепнув ей на ухо:

О, сколько самообладания

У лошадей простого звания,

Не обращающих внимания

На трудности существования…

Странно, вдруг вспомнила стишок, который читала мама в детстве. Еще фамилия была у поэта смешная – Фиолетов…

– Мадам хочет совершить восхождение в горы? Двухчасовая конная прогулка? – окликнул ее молодой бедуин, хозяин лошадки.

– Мадам хочет, – ответила Алекс беззаботно, продолжая гладить лошадь. – Очень хочет.

Огляделась с опаской по сторонам. Душа рвалась прочь от этого восторженного многоголосья, от людского запаха – туда, где тишина и покой. Но ехать с незнакомыми, как их назвал Сомов, «абреками» страшно. Проводник расписывал, как прекрасно вдали от шума и толп туристов.

Ник, наблюдавший за переговорами Алекс, настороженно замер, прислушиваясь к разговору.

– Не боитесь? – наконец не выдержал, подошел ближе. Она повернулась к нему с детским разочарованием на лице.

– Боюсь, – вздохнула. – Придется отказаться.

И направилась вниз по дороге.

– Стойте здесь, – остановил ее, поддавшись минутной слабости. Должен же кто-то защитить…

Алекс остановилась, не веря услышанному.

– Спасибо, – поблагодарила она, но в ее благодарности мужчина, державшийся с проводниками немного надменно, не нуждался. Проводники улыбались, многозначительно кивали в сторону Алекс, повторяя: господину и его жене понравится.

Дина обиженно отвернулась, делая вид, что разглядывает толпу, которая двигалась в сторону Розового города. Ник даже не предложил ей прокатиться на лошадях, просто сказал «до встречи» и ушел. Кто-то из ее подруг хихикнул:

– Как бы Ник не остался в горах с этой, как ты ее Дина назвала, «мышкой»?

Дина пожала плечами: просто жест вежливости, одинокая женщина и все такое.

Бедуин постарше показал Алекс, как садиться на лошадь, потом подхватил под мышки, и она оказалась наверху, вцепилась испуганно в вожжи, или как это называется, боясь свалиться в рыжую пыль. Оглянулась как раз в тот момент, когда Ник ловко вскочил в седло и придержал свою лошадь, норовившую выйти вперед. Рядом с ним шагал молодой бедуин, предлагавший ей прогулку в горы.

– Не беспокойтесь, я на два шага позади. Кстати, мы так и не познакомились. Николай.

– Александра.

– Я знаю.

Всю ночь Ник не мог уснуть, вертелся в постели, потом ушел на балкон, ближе к утру спустился к морю и просидел там до рассвета, испытывая чувство беспричинной тоски.

Ночная паника, заставившая учащенно биться перепуганное сердце, вдруг прекратилась, уступила место странному чувству, что все это уже было и он просто вернулся. Больше не сердился ни на себя за внезапный порыв уехать в пустыню, ни на чужую женщину, плавно покачивающуюся в седле. Она смотрела вокруг восторженными глазами и упорно не замечала его желания постоянно находиться рядом.

«И чего такой хмурый? – удивилась Алекс. – Можно подумать, сделал одолжение и теперь сердится»…

Лошадь рванула вперед, чуть не сбросив ее.

– Держитесь крепче, – посоветовал проводник, что-то выкрикнул, дернув лошадь под уздцы.

Мимо друзей Ника они прошли парадным шагом: два всадника на лошадях, которых вели бедуины. Алекс показалось, что женщины разглядывали ее с недоумением, а мужчины – с любопытством. Это все не имеет значения. Главное, она сбежит, будет одна, ну или почти одна…

Егор никогда не сел бы на бедуинскую лошадь, потому что жене захотелось прокатиться. Заявил бы, что эти твари ужасно пахнут и шкура наверняка кишит паразитами всех мастей. Или просто осадил бы: что за глупая прихоть!

– Мадам хорошо держится в седле, – похвалил проводник. Она довольно кивнула, благодаря за комплимент, и выпрямила спину, представляя себя со стороны. Ей понравилось.

Бескрайний простор, уходящий далеко за горизонт, сливающийся с блекло-голубым небом. Ни движения, ни облачка, все замерло как на картине, только шорохи, фырканье коней и постукивание копыт по мягкому песчанику.

Алекс нисколько не пугали ни пустынные горы, ни тишина, опустившаяся на плечи, как затканное солнечными лучами покрывало. Ее лошадка покорно топала вверх по горной тропе, скользя копытами по крошащемуся камню, оставляя царапины на его поверхности. Камень превращался в цветную пыль. Пещеры в скалах, редкие низкорослые акации и ощетинившиеся ярко-зелеными вершинами кустики, луковицы ирисов, распускающиеся после сезона дождей черными цветами на розовом песке. Размытые осадками и приглаженные ветрами камни, расписанные замысловатыми арабесками из сказок Шахерезады. Горные кручи, черные шатры бедуинов, спрятавшиеся в тени ущелья, козы, бредущие по склонам. Солнце печет, словно касается горячими ладонями, ветер бросает в лицо горсти колючего песка.

Люди похожи на песок, рассеянный ветром по земле. Попадают не туда, живут не так, терзаются сами и мучают других, отчаянно сопротивляются, потом, рано или поздно устав, смиряются. Если бы можно было остаться в пустыне, разбить в тени палатку под скалой, наслаждаться тишиной до скончания века и больше ни о чем не вспоминать. И ни о ком. Погрузиться в забытье, которое никогда не кончится. Здесь не может быть вчера или завтра. Время остановилось, потеряло всякий смысл, исчезло. Она закрыла с блаженством глаза, вдохнула горячий воздух пустыни, почувствовав себя впервые за много лет счастливой. Стало хорошо, покойно.

Проводник придержал ее лошадь: привал.

– Сколько коз надо купить, чтобы меня приняли в это племя? – спросила Алекс пожилого бедуина, показав на черные палатки в долине.

Старик вежливо улыбнулся:

– Бедуинов, живущих в пустыне, остается все меньше, людей переселяют в города.

– Мечта каждого смертного – жить в сказке, – сказал Ник и помог ей спешиться.

Сердце ударилось о ребра и замерло. Ник опустил ее на землю. Алекс отстранилась. Стало неловко от мысли, что он мог заметить ее внезапное волнение. Облизнула пересохшие губы, осторожно потрогала кончиками пальцев: солнце обожгло кожу. Сняла с плеч рюкзак, стала искать защитный крем, низко опустив голову, боясь встретиться с ним взглядом.

– Петра, – сказал коротко бедуин помоложе, указывая на город внизу, приглашая взглянуть. Проводники устроились на краю скалы и молча сидели, обхватив колени. Вероятно, если бы не нужда в средствах к существованию, не пустили бы чужаков в пустыню.

Ник покачал головой: перечитала путеводителей, увидела наяву и не поверила собственным глазам, поэтому выглядит такой сумасшедшей. Почему она его так раздражает? Откуда взялось это желание схватить, сжать до боли? В придачу это странное чувство узнавания… счастья и потери одновременно…

– Верите в переселение душ?

Алекс насторожилась, уловив его несколько ехидный тон, нахмурила красиво очерченные брови, пожала плечами и многозначительно промолчала. Он неслышно обругал себя, сказал примирительно:

– Словно узнаете все вокруг.

Она улыбнулась, разгребая песок, повертела в руке цветочную луковицу.

– Представляете, как здесь красиво, когда после дождей зацветают черные ирисы? – положила луковицу в ямку, аккуратно засыпала.

Ник промолчал, совершенно сбитый с толку ее спокойствием, отстраненностью, будто она одна на целом свете.

Человеческие фигурки в долине казались разноцветными муравьями. Алекс могла бы, устроившись на краю скалы, провести так весь день… если бы не этот человек…

Почему он постоянно наблюдает за ней, смотрит подозрительно, словно обвиняет в чем-то? Почему просто не сядет, обхватив, как бедуины, скрещенные колени, не посмотрит на древний город, раскинувшийся в долине среди скал, не послушает шуршание песка и позвякивание уздечек. Устроился рядом, достал из рюкзака флягу с водой, открутил крышку.

– Пейте, – сказал строго, не принимая отказа. – Хотите жить в пустыне и не знаете первого закона?

Первый закон? Хорошо. Сделала несколько глотков и вернула флягу.

Молодой бедуин сложил пустые бутылки из-под воды в седельные сумки: еще один закон пустыни. Алекс пошла к своей лошадке.

– У мадам обгорело лицо! – кинулся к Алекс старик бедуин, бросив поводья. Он снял свой платок, заботливо обмотал вокруг ее головы, прикрыл уголком нижнюю часть лица. Его лошадка покорно стояла за спиной хозяина. Проводник похлопал животное по холке и протянул Алекс руку, чтобы помочь.

Ник что-то тихо сказал проводнику и сам подсадил Алекс. Он выглядел ужасно рассерженным.

Почему? Никто не звал в горы, не заставлял! Одним только взглядом испортил волшебство. Не поедет больше с ним никуда! Если бы знала, что попадет с этим… в один автобус… если бы… сам вызвался, а теперь… увязался и не отстает. Можно подумать, его насильно тащили. Всю дорогу злится непонятно на что и, кажется, готов на весь мир заорать, как она ему противна. Он ей тоже. И нечего из себя благородного рыцаря изображать. Не поехала бы в горы, поплелась бы вместе со всеми под палящим солнцем к ущелью и завтра была бы похожа на Сомова.

Ник оглянулся назад: виду не подаст, что сердится! Спряталась – бедуинский платок и черные очки.

– Держитесь крепче, – предупредил проводник и, взяв лошадь за уздечку, повел вниз по вырубленной в скале лестнице. Копыта скользили, и Алекс испугалась, что ее лошадка не удержится на стершихся ступенях. Захотелось почувствовать под ногами твердую землю. Ник спешился и повел свою лошадь.

– Муж мадам хороший наездник, – одобрительно сказал проводник.

– И сильный, – добавил другой.

«Да, очень хороший наездник, но не ее муж», – сердито возразила про себя Алекс и кивнула, криво улыбаясь. Здесь должен был быть ее муж. Но она не будет думать ни о Егоре, ни о его мамочке, ни о Кристине…

Почти в конце лестницы, в неглубокой пещере, расположились торговцы, предлагавшие туристам монеты, бусы, бедуинские платки и женские портреты с закрытыми наполовину черными платками лицами, на которых были видны только подведенные сурьмой глаза.

Ник расплатился с проводниками. Старик бедуин тут же помог сесть в седло следующему туристу, отдыхавшему в тени скалы, и повел свою лошадь вверх по каменной лестнице – обратно в горы.

Старая бедуинка пригласила их присесть в тени и с интересом разглядывала Алекс.

– Мадам похожа на арабскую женщину. Те же разрез глаз и брови, – сказала она по-английски, когда Алекс убрала платок с лица и сняла очки.

– Говорили, один мой предок привез из путешествий по Аравийской пустыне жену, – беззаботно ответила Алекс, улыбаясь красивой бедуинке.

– Зеленоглазую? – с недоверием спросил Ник. Она пожала плечами: не хочешь – не верь. Можно, конечно, сказать, что она ничего о себе не знает, кроме маминых сказок. Может быть, она придумала это узнавание пустыни или ей просто хочется принадлежать к чему-то?

Любопытный Ник не унимался:

– Вам, наверно, легко дышится в этом мире, все принимают за свою.

– Конечно, я вернулась. – Алекс весело кивнула и взяла из рук молодой женщины, вышедшей из-за занавеса, служившего дверью в укрытие, стаканчик с чаем. С удовольствием сделала глоток:

– Пейте, не бойтесь!

Ник осторожно попробовал приторно-сладкий напиток с листочками мяты и еще каких-то трав. Женщины внимательно смотрели на обоих и, переглядываясь между собой, странно улыбались.

Алекс купила пару «старинных» фигурок, покрытых патиной и рыжей пылью, сунула в кармашек рюкзака.

– Определенно, подделка, – заметил Ник.

Она поднялась на ноги, стряхнула пыль с брюк, улыбнулась и тихо сказала старой бедуинке на прощание:

– Хочу превратиться в песчинку и остаться здесь навсегда.

– Не бросайте меня, я здесь совсем чужой, – попросил шутливо Ник, догоняя ее. – Что вы сказали ей на прощание?

– Это секрет.

Спускаясь с вершины хребта в долину, увидев плоские камни с прорезанными в них желобами, Ник стал рассказывать, что арабы до принятия мусульманства приносили кровавые жертвы богине Аль-Уззе, богине планеты Венера. Набатеи называли ее Хан-Уззай. Говорил без умолку, вспомнил все, что знал, может, даже нафантазировал.

Еще немного, и они дойдут до места встречи, Алекс поблагодарит его, сядет в сторонке и больше не заговорит. Она вообще редко говорит с кем-то, больше слушает или делает вид, что слушает, а на самом деле живет совсем в другом измерении и здесь – случайная гостья. Заблудилась в этом мире, потерялась…

Они почти столкнулись – так резко Алекс остановилась.

– Там, в кафе, ваши друзья. – Она указала на столы под навесом. – Теперь можете меня отпустить бродить в одиночестве.

Их заметили, замахали руками, приглашая присоединиться. Ник не успел возразить, как она скороговоркой произнесла:

– Спасибо и не беспокойтесь, не потеряюсь, – загадочно улыбнулась. – Я же вернулась… – помахала его друзьям и пошла в сторону амфитеатра. Бросила посреди дороги: спасибо и до свидания, а он остался стоять – онемевший, растерянный. Да что с ним не так?! Зачем ему проблемы? Надо довезти эту странную барышню без приключений до отеля, сдать на руки Варваре и ее опухшему от постоянного пьянства мужу, и пускай уж дальше сами…

Развернулся, пошел, широко улыбаясь, в сторону привычной жизни, в которой Борис, развлекая барышень, громко декламировал Бунина:

За мертвым морем – пепельные грани

Чуть видных гор. Полдневный час, обед…

Ник поморщился: сейчас Борис устроит целое представление.

– Ну, благородный рыцарь, – перестал читать стихотворение лучший друг Ника, – куда подевалась одинокая дама, которую ты так усердно опекал? Сбежала?

– Куда она так понеслась? Ты напугал ее сильнее бедуинов? – спросила громко Дина.

– Вот бедуины ей как раз больше по душе, – ответил Ник, почему-то чувствуя себя предателем. Так ей и надо: «Я не потеряюсь». Сел за стол, закурил сигарету.

– Он выкупал кобылу в Иордане…

– Как это он ее «выкупал»? В чем? В Иордании? – перебила Бориса Лана.

– В реке, дорогая, выкупал, – снисходительно произнес Борис, только по головке не погладил маленькую невежду, и продолжил: — И сел курить. Песок, как медь, нагрет…

Давным-давно караваны, груженные заморскими товарами и драгоценными пряностями, после долгого изнурительного пути по Аравийской пустыне останавливались в Петре, похожей на райский город Эдем. Среди горячих красных песков цвели сады, в которых пели птицы. Алекс поднялась по выбитым в мягком песчанике крутым ступеням Розового города, походила по прохладным темным залам, украшенным причудливыми узорами разноцветного песка, – царским гробницам, отдохнула на ступенях римского амфитеатра. Не могла расстаться с этим сказочным городом, но солнце клонилось к закату. Посмотрела с сожалением на часы и пошла вслед за группой туристов, направляющихся к выходу из ущелья.