Взрослея с детьми

По дороге в голову пришла мысль, что, скорее всего, участившиеся Борины капризы связаны с Вериной школой. Ведь она ходит с таким красивым рюкзаком, и каждый вечер я уделяю ей внимание, интересуюсь, как у нее дела, что нового произошло. А Боря, наверняка, чувствует себя обделенным и, сам не понимая, пытается притянуть мое внимание проверенным способом. «Что ж, – подумала я. – Мне остается только набраться терпения и стараться уделять ему больше внимания».

Помню, как года два назад меня бесили капризы детей: «Это не нравится, то не нравится, дай мне побольше, дай мне поменьше…» и так далее. Тогда внутри все мгновенно вспыхивало: «Да как же надоело! Да какого хрена я должна это терпеть? Какого хрена тебе все не нравится, и я должна исполнять эти дурацкие капризы?» Обычно все заканчивалось гневно-молчаливым игнорированием с моей стороны и детской истерикой. Перед глазами сразу встает моя мама: ее кипящий ненавистью острый взгляд. И я была такой же. Однажды даже не выдержала и разломала стул у Веры на глазах после ее очередного каприза, потом еще и заварочный чайник…

Тогда я пыталась пить глицин для успокоения. Он вводил меня в заторможенное состояние, и меня правда уже ничего не задевало и не волновало, но жизнь в таком амебно-бесчувственном состоянии казалась мне еще безрадостнее, безнадежнее и бессмысленнее. Дойдя до предела от постоянных криков детей и полной собственной беспомощности, я решилась почитать книги по детской психологии. Подруга порекомендовала Юлию Гиппенрейтер. Книги помогали мне спокойнее относиться ко всему, пока я их читала. Но как только книга заканчивалась, заканчивалось и ее чудесное действие.

Потом мне попалась книга Михаила Литвака, которая, мягко говоря, перевернула мой мир. Тогда я поняла, что проблема не в детях, а во мне, и мне надо разбираться с собой.

А проблем у меня много. Они идут из детства – смерть папы, годы, прожитые с отчимом-алкоголиком, не могли не сказаться. И хоть я уехала из родного города, чтобы забыть все, я все равно увезла боль с собой.

Сколько я ни пыталась дать своим детям любовь, растить их не так, как растили меня, у меня ничего не получалось. Душевных сил не всегда хватало на любовь, терпение и заботу. Вспышки раздражения, чувство вины, усталость, апатия часто стали накрывать меня, когда родился Боря, а у Веры начались каждодневные истерики. И за 1,5 года ситуация не сильно улучшилась.

После декрета я вышла на работу и сначала просто летала от счастья: наконец, вырвалась из четырех стен и могу что-то делать, кроме уборки, готовки и стирки. Но потом на работе начались проблемы с начальницей, задержки зарплаты. Я сменила одну работу, потом другую…

В конце концов, муж устроил меня в компанию, куда сам недавно попал. И вроде все наладилось: мы с мужем рядом, дети в садике, я активно училась водить машину, и все были довольны.

Но вскоре и на новой работе начались проблемы: начальство много обещало, но по факту оказалось, что это еще то «болото». На собеседовании мы обсуждали один функционал, на деле оказалось, что никто мне его предоставлять не собирается. Это наводило тоску.

Вскоре мы с мужем познакомились с директором по развитию, который только пришел в фирму. Я восхитилась его образованностью, самодостаточностью, уверенностью в себе, умением находить выход из любой ситуации. И вдруг поняла, что такие мужчины существуют в реальной жизни, а не только в книжках или кино. Я влюбилась в него.

Видимо, трещина в отношениях с мужем у нас была, а тут она стала разрастаться с угрожающей силой. К тому же я заметила, что директор по развитию сам не против пококетничать со мной, лишний раз прикоснуться, улыбнуться, угостить чем-нибудь, поговорить по душам. Усугубило ситуацию, что муж из-за неудовлетворенности работой стал каждый день выпивать.

И эта его привычка – уходить от проблем в спиртное, да и в принципе уходить от проблем, не выполнять обещания, не доделывать дела – множила во мне обиды. Долго я не могла смириться с тем, что муж мог внезапно после работы уйти с друзьями пить пиво, не предупреждал меня, а просто ставил перед фактом. А так как я всю себя полностью посвятила ему и детям, то единственной моей радостью было дождаться его после работы, чтобы провести вечер вместе. Когда этого не случалось, мне было очень больно и обидно. И, наверное, естественно, что я увидела мужчину, который показался полной противоположностью моего мужа, и влюбилась в него…

Так или иначе, я не знала, что делать, ведь семья была для меня смыслом всей жизни. Только тогда я и решилась пойти к психологу – ученице Михаила Литвака, которая, как оказалось, проводила занятия недалеко от моего дома. Она смогла нам с супругом рационально объяснить, что нужно сделать, чтобы сохранить отношения.

Муж вроде попытался что-то сделать, начал вести себя по-другому… Но вскоре мы поехали в мой родной город на Новый год. На обратной дороге он сел за руль пьяным, въехал в сугроб, и мы чуть было не замерзли в заглохшей машине. Этот случай стал последней каплей. Я почувствовала, как сильно меня тяготят эти отношения, как сильно я устала от них.

В итоге мы договорились с мужем пожить раздельно. Он уехал ровно в день трехлетия нашего сына. Вслед уходящему мужу я сказала: «Это самый лучший подарок мне на день рождения сына». Прозвучало грубо, но, наверное, это было правдой.

Начался новый этап моей жизни. И хоть меня часто мучили сомнения, правильно ли я поступила, я все же чувствовала облегчение. К тому же занятия в психотерапевтической группе, где было много людей со схожими проблемами, сильно поддерживали.

Я училась потихоньку управляться с детьми сама, начала с самого элементарного: отводить и приводить их из садика. Первая неделя была самой тяжелой, ведь я привыкла, что муж возил нас на машине, а тут приходилось идти пешком, вести детей, нести сумки. Но я понимала, что учусь самостоятельности, учусь жить для себя, а не для мужа или детей.

Преодолевая бытовые трудности, я крепла, как будто взрослела. Ходила к психологу, училась на многие вещи смотреть по-другому, училась вести себя иначе. Менялось мое отношение к детям и меняется до сих пор, что позволяет мне не вспыхивать из-за каждого их «неудобного» проявления и экономит силы, оставляя их на более важные дела.

Моя простуда.

10 сентября 2018

Вторые выходные я проболела. В прошлую пятницу я заразилась от Бори. На этот раз затемпературила Вера, а вечером я почувствовала, что и меня знобит. Утром в субботу мне стало еще хуже. Пришлось отлеживаться.

Вера чувствовала себя уже нормально, видимо, ей помогли антивирусные таблетки. Всю субботу они играли, смотрели мультики. Вначале я старалась тоже побыть с ними: собирала с ними пазл, играла в лото. Но вскоре силы закончились, я чувствовала внутреннее напряжение, какую-то жалость к себе, что болею, и некому детьми заняться и обо мне позаботиться. Дети часто прибегали ко мне на кухню, просили чем-то помочь, что-то сделать, задавали свои коронные «а почему?».

А я лежала без сил, говорила им об этом, просила их, чтобы сами налили себе чай. Но в какой-то момент, когда я объясняла детям, почему мне тяжело выполнить их просьбу, Вера навязчиво начала расспрашивать, почему я плохо себя чувствую, начала мне доказывать, что я не права, что я хорошо себя чувствую. И тут во мне поднялся гнев: «Какого фига пытаются опровергнуть мои чувства? Какого фига мне пытаются доказать, что я не то или не так чувствую?» И я вспылила, высказав детям, что мне тяжело говорить, я устала, я болею, мне хочется отлежаться спокойно, и потребовала, чтобы они оставили меня в покое.

А потом вспомнила: сколько раз я, когда предлагала что-то Вере, а она выбирала не то, что мне удобно, объясняла ей, что она хочет неправильно, что гораздо лучше хотеть другое. И вот теперь я получаю обраточку – теперь она мне объясняет, что я чувствую неправильно, ведь ей это невыгодно. Получается, что, однажды поняв, что ее интересы и желания не учитываются, Вера не научилась уважать чужие, в том числе и мои. Что ж поделать? Придется переучиваться всем вместе – уважать интересы друг друга, учиться их отстаивать. Да хотя бы для начала понять, какие они – эти интересы и желания?

Нехватка внимания.

12 сентября 2018

Пришла домой после занятия в психологической группе. Боря вышел встречать меня и с порога спросил, что я ему купила. Я растерялась, потому что даже в магазин не заходила сегодня, но вспомнила, что на работе один из сотрудников поделился акционной игрушкой из «Пятерочки». Я дала ее Боре, и он, обрадовавшись и успокоившись, ушел в гостиную.

А я автоматически начала искать глазами признаки Вериного нахождения дома. Не заметив и не услышав ничего похожего, спрашиваю у Бори: «А где Вера?» Он показывает на диван. Я захожу в комнату и вижу, что Вера и правда лежит на диване, уставившись в монитор компьютера. Время позднее, и я понимаю, что пора уже укладываться спать.

Я подхожу к Вере и спрашиваю, как прошел день, а в ответ слышу ее сквозь зубы тягучее «хорошо». Чувствую, что назревают нытье и капризы, внутренне готовлюсь, настраиваю себя, проговаривая: «Ну что ж, Оля, укладываться придется долго. Но ничего, значит, так надо. У Веры сложный период, надо его пережить».

Ожидания оправдались: хоть я спокойным прошу готовиться ко сну – выключить мультики, помочь расправить кровать – Вера саботирует просьбы, не желая спать, и в итоге начинает громко рыдать, как будто задыхаясь. У меня же ощущение, что это показуха. Спрашиваю ее:

– Что случилось? Что-то болит? Давай вызовем врача, если ты так кричишь, значит, тебе очень больно и нам срочно нужен врач.

Вера кричит еще громче, что врач ей не нужен. Я пытаюсь выяснить, может, что в школе случилось, может, у папы что-то произошло, но в ответ слышу только «Нет!». Меня начинает раздражать это поведение, и я говорю:

– Вера, меня расстраивает эта истерика, я начинаю злиться.

От Веры ноль реакции, но мне самой становится легче от этих слов. Постепенно, потихоньку удается и выключить компьютер, и раздвинуть детскую кровать.

Истерика продолжается, но сквозь нее Вера просит почитать книгу. Внутренне улыбнувшись на ее просьбу, я жду, когда она затихнет, и читаю две сказки любимого мною Дональда Биссета, взятого из библиотеки. Вера слушает, тихонько всхлипывая, потом укладывается в свою кровать и просит налить ей молока. Я иду на кухню за молоком, грею его и приношу в зал, но Вера кричит:

– Слишком много, я так не хочу!

Я при ней же отпиваю молоко и спрашиваю:

– Так достаточно?

Это вызывает в ней еще большее возмущение. Она просит долить – я приношу бутылку, доливаю. Тут же новая претензия:

– Теперь холодное молоко!

– Вера, меня очень огорчает это поведение, – уже не выдерживаю я. – Эти капризы и истерика. Я принесла тебе молоко налить, а ты говоришь, что не надо. Меня злит такое поведение, и я не знаю, как с тобой общаться. Я хочу мирно жить, но чувствую, что ты не хочешь. Я очень расстроена.

Внутри меня кипит гнев, но когда говорю про свои чувства, то злость, которая была обращена на Веру, как будто переходит на саму ситуацию, и мне становится легче.

После моих слов Вера выпивает залпом молоко. Я выключаю свет, и мы засыпаем.

На следующее утро я начинаю будить Веру, включив параллельно мультфильм, чтобы хоть как-то растормошить ее. Вера, услышав звук мультфильма, еле приоткрыв один глаз, начинает громко требовать:

– Мам! Другой мультфильм включи!

По этому тону я понимаю, что вчерашнее ее состояние никуда не ушло. Спрашиваю, какой конкретно ей включить мультик. Она называет один, потом требует другой. И тут мое терпение заканчивается, я чувствую, что это будет продолжаться бесконечно. Я топаю ногой:

– Вера! Меня злит твое поведение, я вижу, что это капризы.

Вера, словно опешив, замолкает. Но, когда наступает время выключать мультик и одеваться, она говорит, что не хочет идти в школу, а хочет остаться дома. В душе я, конечно, ожидала такого поворота событий, и меня вначале подмывает желание оставить ее дома и не мучиться. Но здравый смысл берет верх, и я начинаю объяснять, что если она будет пропускать школу, то останется на второй год, что я не имею права не водить ее в школу, что по закону страны, в которой мы живем, все дети должны ходить в школу, что она не сможет устроиться ни на какую работу без аттестата об образовании и не сможет заработать себе денег ни на еду, ни на вкусняшки.

Вера задумалась, а потом встала и начала одеваться. Так мы худо-бедно собрались и вышли. По пути в школу я видела, что у Веры улучшается настроение. Чем ближе к школе мы подходили, тем большим интересом загорались у нее глаза. Наверное, все-таки ей там интересно и нравится, а истерика была лишь следствием нехватки моего внимания. Ведь прошлый вечер они с братом провели без меня, папа побыл с ними какое-то время, а после им пришлось ждать меня одним.

Вчера я ходила на психологическую группу, вернулась поздно. А Вера любит вечерами посидеть со мной на кухне, любит поговорить, любит, когда я ее глажу. Сейчас, когда она пошла в первый класс, я чувствую, что она особо остро нуждается в моей любви, заботе и внимании. Но без занятий в группе я пока не могу. Там я получаю поддержку, там я общаюсь с людьми с похожими проблемами, там я учусь смотреть на многое под другим углом, учусь видеть выходы из ситуаций, которые раньше казались безвыходными, там мы общаемся искренне, там меня не осуждают, а принимают такой, какая я есть. Если бы не эта поддержка, мне было бы гораздо тяжелее пережить развод, и мне бы не хватило сил изменить жизнь к лучшему. Благодаря группам я и с детьми учусь общаться по-другому, учусь отслеживать эмоции и стараюсь не допускать ошибок, что были в моем воспитании.

К тому же я уже проходила тот путь, когда полностью посвятила себя детям, была с ними круглосуточно и даже на пару часов не хотела их ни с кем оставлять. Я считала, что это нормально, что это мое предназначение. Думала, что, если окружу их любовью и заботой по максимуму, дети будут расти здоровыми, довольными и счастливыми. Только я не рассчитала, что мне тоже нужны отдых и время, чтобы восстановиться, и удивлялась – почему, вместо радости от общения с детьми, я часто испытываю усталость и временами раздражение. А ведь мне и не могло хватать на все сил, ведь нужно было не только кормить, одевать, выгуливать и занимать детей, еще нужно было готовить, убирать квартиру, а вечером еще хотелось пообщаться с мужем. Я чувствовала себя как в заколдованном круге: вроде бы все есть и всего хватает, но радости становится все меньше и меньше, а усталости и раздражения – больше. Тело сигнализировало, что больше так нельзя: я стала очень часто простужаться – по два раза в месяц, и мне не помогали ни антибиотики, ни гомеопатия.

Только когда начала заниматься в психологической группе, я осознала, что мне, как и любому человеку, нужен отдых, чтобы восстановиться, сходить куда-нибудь, напитаться новыми впечатлениями, просто выдохнуть. Я попробовала оставлять детей с мужем и ходить на прогулку в ближайший парк каждый вечер, и тут же заметила, что настроение улучшилось, а простуд стало меньше. Ну а когда развелась с мужем, то периодически стала отправлять детей на выходные к бабушке, а иногда вечерами отец сидел с ними, пока я ходила в магазин или на занятия.

Теперь я понимаю, когда у меня есть силы, а когда их нет. И если силы на нуле, то выхожу хотя бы на полчаса в парк, пока дети смотрят мультик. После таких прогулок раздражение уходит, и общение с детьми приносит мне радость.

День умиротворения и согласия.

15 сентября 2018

Воскресенье, утро. Я бегаю, наливаю чай то Боре, то Вере. Боря просит поиграть с ним, но я еще и сама не ела. Включаю мультик, договариваясь, что вначале сама поем, пока они смотрят мультики.

Сижу на кухне и ем кашу с батоном и маслом, запивая растворимым кофе с молоком. Хоть и понимаю, что растворимый кофе – это сплошной вред и только, но не могу себе отказать в этом. Ведь в детстве мама пила такой кофе по утрам и иногда позволяла мне попить его вместе с ней. Для меня этот вкус остался вкусом тех моментов маминой благосклонности и внимания. И поэтому я так люблю по выходным пить его на завтрак.

Вкус растворимого кофе погружает меня в воспоминания о маме. Отношения с ней у меня были сложные. Маме было не до меня. Оставшись вдовой с двумя детьми на руках, мама была в растерянности и не знала, как ей жить дальше. Она рассказывала, что единственная мысль тогда ее удерживала от самоубийства – что я еще очень маленькая. А через 2 года, когда нам, наконец, дали двухкомнатную квартиру, мы заехали туда с новым маминым мужчиной, который стал нашим отчимом. Первые года два он очень помогал маме: и деньгами, и занимался со мной. Но вскоре он начал пить, причем очень сильно, пропивая все – свою пенсию, мамину зарплату, наши вещи.

Мама, как могла, работала, выкручивалась, но обстановка дома была напряженная, так как отчим напивался и начинал скандалить. Видимо, поэтому я редко помню ее дома. Когда же мама была дома – то либо ругалась с отчимом, либо тихо смотрела телевизор, чтобы не разбудить его спящего.

То время прошло, но сейчас, попадая в спальные районы Петербурга, который раз я замечаю за собой, с какой тоской смотрю на горящие окна панельных пятиэтажек. Именно в такой я выросла в своих родных Чебоксарах. Таким уютом и теплом мне веет от этого света в окошках. Мне кажется, что там живут любящие друг друга люди, что они собираются по вечерам и им хорошо вместе. Я практически не помню такого в нашей семье в моем детстве.

Я и в детстве смотрела на чужие окна, мне хотелось попасть туда – в тепло, уют и защищенность, хотелось почувствовать, что мне всегда рады.

Лишь недавно по вечерам я начала выключать мультики и садиться рядом с детьми заниматься вместе. Причем чаще мы пока занимаемся каждый своим делом: Вера – уроками, я – рисованием, Боря – собиранием пазлов. Мы сидим в одной комнате, за своими делами, и тогда я чувствую, что мне хорошо, что мы близки друг другу, мне уютно и тепло на душе. Наверное, вот так потихоньку и получится создать свой домашний уют, чтобы, видя чужие горящие окна, в душе возникала радость, что в моем доме меня ждет тепло, уют и близкие люди.

Так и в этот день я решила, что проведу его вместе с детьми. Поев сама, я налила чай и положила кашу детям. А потом мы пошли прогуляться до ближайшей детской площадки. Я взяла футбольный мяч, чтобы погонять его с Борей. Мы покатались на качелях, которые называем «гамаком», так как это круглая большая сетка, подвешенная на цепях, потом поиграли в футбол, напоследок зашли в магазин и вернулись домой. А вечером пособирали пазл и, почитав книгу, улеглись спать.

Засыпая, я чувствовала внутри радость от того, что этот день прошел в таком умиротворении и согласии.

Но так было не всегда.

Я до сих пор с содроганием вспоминаю одну из суббот, когда не могла справиться со своими эмоциями.

С самого утра я чувствовала какое-то напряжение и не могла понять, откуда оно и что является его причиной. Я ощущала, что меня все раздражает, что я готова в любой момент разразиться гневной вспышкой. В мозгу у меня стучало молоточками: почему мне так плохо? Что делать?

Единственная мысль, которая мне приходила в голову – это пойти пройтись одной по парку. Тогда я, включив детям мультфильм, сказала, что ненадолго выйду и скоро вернусь. Выйдя на улицу, я буквально рванула на набережную, я чувствовала, как внутри меня все клокочет и кипит: «Да что такое? Почему? – не могла понять я. – Ведь ничего такого не происходило, что могло меня ввести в такое состояние!»

Я решила спуститься к воде и покричать там, где меня никто не услышит, надеясь, что это поможет снять мне напряжение. Но, покричав, мне стало лишь чуть-чуть легче. Я попинала ногами от бессилия мраморные ступеньки, потопала ногами. Мне стало немного легче, и я решила, что пора возвращаться. Придя домой, я уселась играть с детьми в игрушки – мы катали машинки и паровозики, кидали мяч. Я делала все это, пытаясь почувствовать радость от игры, но сколько ни пыталась – мое внутреннее состояние говорило мне об обратном. Мне было плохо, но я не могла себе позволить просто побыть в этом состоянии, ведь я должна быть с детьми, должна устраивать им досуг. Как обычно, я решила замереть – машинально исполнять все, что должна – кормить, поить, варить, стирать.

После обеда Боря уснул, а Вера начала шуметь. Я попросила ее не делать этого, но она не хотела. И тут я почувствовала такой гнев внутри, что ушла в другую комнату и начала бить подушку руками. Вера, конечно же, слышала это, и мне от этого было еще хуже. Внутри я чувствовала, что могу сейчас сорваться на нее, выплеснув все, что у меня внутри, но… я могу этого и не делать – и это будет гораздо лучше для нас обеих. Я уговаривала себя: «Просто надо переждать, просто пережить, главное не сорваться сейчас!»

Постепенно с ударами о подушку мой гнев утих. Утихла и Вера в соседней комнате. Я посидела еще немного одна, потом вышла в гостиную, села с ней рядом и сказала: «Просто мне сейчас, Вера, почему-то очень плохо». Мы посидели молча, слезы покатились у меня из глаз, я плакала от этого ощущения беспомощности, что ничего не могу поделать со своими эмоциями, что я не «идеальная мать», которая всегда бодра и весела, что я срываюсь на детей, когда мне плохо, что я не могу пока еще сама понять свои эмоции и справиться с ними.

Потихоньку я успокоилась, со слезами вышло и напряжение. Я тихонько включила мультфильм, и мы с Верой вдвоем смотрели его, пока Боря не проснулся. Остаток дня прошел спокойно. «Что ж, – подумала я, засыпая, – значит пока так, потихоньку я научусь по-другому».

Экзамен на материнство.

16 сентября 2018

Суббота. Я проснулась в 7 утра, и это на час дольше обычного моего времени пробуждения, чему очень порадовалась. Во сне я летала в свадебном платье по зимнему лесу, в котором заснеженные деревья сверкали на ярком солнце.

Я взялась за дневник, вскоре проснулись дети и приползли ко мне в кровать. Я погладила их, пощекотала и ушла мыться, а они продолжили играть вдвоем, не вспоминая про мультики. После у меня возникло желание устроить совместный завтрак с детьми – хотя у нас нет и не было никогда традиции завтракать вместе. Обычно мы с бывшим мужем любили есть вместе, а детей кормили отдельно. Может, еще потому, что мы с ним могли уединиться только на кухне и поэтому всяческими способами старались детей удержать в комнате – мультиками, едой, вкусняшками. Так и осталась у меня эта привычка.

Но дети не удивились моему предложению позавтракать вместе, пришли и сели кушать. Они, конечно, болтали, отвлекались. Я чувствовала, что меня это раздражает, и хотя я себе говорила, что дети – не роботы, это обычное их поведение, но мое настроение подпортилось.

Мы договорились с детьми, что после завтрака прогуляемся: пойдем в магазин за обещанными игрушками, в библиотеку и на пункт выдачи заказов из интернет-магазина.

Когда поели, я дала детям команду собираться на прогулку, и они с энтузиазмом начали одеваться, заигрываясь временами, так что мне приходилось напоминать им о нашей цели, чтобы сборы не растянулись. Наконец, собрались и вышли.

Погода стояла чудесная, я шла и наслаждалась солнцем. Мы набрали интересных книг в библиотеке, купили в магазине недорогие игрушки и увидели булочки в витрине магазина. Я купила две булочки, и мы сели в парке подкрепиться. Вера, откусывая булочку, вдруг заплакала, сказав, что у нее болит зуб. Ей удалили зуб 5 дней назад, и ранка еще не зажила, видимо, она задела ее, кусая булочку. Я пыталась утешить ее, говоря, что понимаю, как ей больно, и пообещала, что скоро боль пройдет.

Но Вера расплакивалась все больше и больше, как будто мои уговоры еще больше подливали масла в огонь. Я, чувствуя, что сейчас это снова перерастет в истерику, сказала ей: «Иди ко мне на коленки, я тебя поглажу». Вера сначала начала отнекиваться, что не может, но после того, как я несколько раз спокойным твердым тоном повторила свою просьбу, она пришла и села ко мне на колени. Я начала ее гладить по спине и рукам, повторяя, что поболит немного и пройдет. Это ее успокоило.

Вскоре она отсела, укусила булочку еще раз, но больше уже не плакала. И мы направились дальше по делам. Остальное время нашей прогулки прошло спокойно.

Хотя я все равно заметила за собой, что внутренне постоянно сканирую каждое свое действие с детьми на свою «хорошесть» как мамы, на свою грамотность. Я постоянно контролирую, что я сделала правильно, что не очень, словно ставя себе оценки: вот погуляла с детьми – это очень хорошо, вот купила детям снова игрушки – это, наверное, не очень хорошо, но что поделать, они же хотят, я же им обещала. Еще я постоянно просматриваю, хорошо ли и опрятно они одеты: «Ой, уши опять грязные и ногти черные, ай-ай-ай, какая я плохая мать, не слежу за детьми». Одним словом, как будто я сдаю экзамен на материнство, а не живу.