Книга Кремлёвцы - читать онлайн бесплатно, автор Николай Фёдорович Шахмагонов. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Кремлёвцы
Кремлёвцы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Кремлёвцы

«Н-да, попали в переплёт, – подумал Константинов. – Что ещё за комендант? Лучше всё-таки не доводить дело до серьёзных разборов».

Он тронул Гончарова за рукав гимнастёрки и шепнул:

– Командуй. Лучше построй, а то, чувствую, как бы всё не обернулось худо.

Гончаров шагнул в сторону, встал так, чтобы строй мог расположиться слева от него, как и полагалось по строевому уставу. Скомандовал:

– В одну шеренгу, становись!

Да так, что сам старшина Любимов вздрогнул, удивлённый столь громовым командирским голосом. Не знал, что Гончаров прекрасно поёт и может исполнить даже песни, которые исполняют маститые певцы, отличающиеся басом, посильнее того, что, к сожалению, ныне разменял на попсовые закидоны Басков.

Вся ещё недавно весёлая компания вытянулась перед старшиной, тоже не ожидавшая такой строевой команды из уст своего товарища.

Любимов крякнул от удивления, но несколько успокоился. Кому ж приятно, когда тебя в грош не ставят. Однако, это был не тот человек, чтоб прощать подобные выходки.

– В чём дело? Почему не приветствуете старших?

Все молчали.

– Батальон? Рота? – резко спросил он и, не получив ответа, снова обратился к Гончарову: – Курсант, вы из какой роты?

– Вроде как четвёртая.

– Что значит, вроде как? Ваш военный билет.

– А это что ещё за билет? Куда? В театр? – начал прикалываться Гончаров, который являлся юмористом и до некоторой степени «язвой» для нерадивых командиров.

Увы, увы, нерадивые командиры не столь редки, как и нерадивые курсанты.

Любимов снова стал свирепеть.

– Да я вас сейчас же отведу на гауптвахту.

Ну, уж тут все понимали, что он загнул, причём через чур загнул. Никаких прав арестовать кого бы то ни было, ни у кого из командиров ниже командира роты, прав не было.

– Сдать военные билеты.

– Простите, проездные военные билеты на поезд? – спросил юморист Гончаров. – Так мы их в роте сдали.

Кажется, Любимов начал понимать, что он нарвался на весьма странную компанию и вскоре догадался, кто перед ним. Он не мог не знать, что именно с этого дня началось прибытие выпускников суворовских военных училищ.

Понял он и то, что нет ещё никаких военных билетов. Ну а удостоверения личности суворовцев уже документами не являются, да и не отдадут они их, если даже при них находятся. Это память о СВУ.

Он стал отчитывать, говорить о порядках в училище, о строгой дисциплине, но краем глаза заметил в начале плаца какого-то офицера, и предпочёл отпустить проштрафившихся перед ним, правда, приказав доложить командиру роты, что он просит их всех наказать.

Так произошло первое знакомство с порядками в училище, где и офицеры ниже майора и даже сверхсрочники – все начальники над курсантами.

После прогулки с в чайную, о результатах которой и доложить оказалось некому, Константинов и Гончаров получили задачу на уборку закреплённой территории. Там и познакомились поближе, пока мётлами махали, сметая грязь, оставшуюся после дождя, да уж и первые листочки, грядущего осеннего листопада, большого раздражителя курсантского спокойствия. Училище утопало в сочной зелени деревьев. Значит, скоро должно было начать утопать в уже подсушенной солнцем за лето и позолоченной осенью листве.

Вот ведь как. В советское время написал бы в сочной зелени – и всё совершенно ясно. Но ещё в девяностые, в период торжества либерастии, сочная зелень в умах многих перестала относиться к деревьям и сделалась сопоставимой с прокладками, только без крылышек и рожами американских людоедов. Вот бы их – этих людоедов – на прокладки с крылышками лепить – там самое место.

– Ну как тебе первый день в училище? – спросил Гончаров у Константинова.

– Скажу одно – это не суворовское…

– Точно, – отозвался Гончаров. – Приветствовать макаронника?! Ну и дела…

Напротив окон 4-й роты 2-го батальона были окна 1-й роты.

Ну и выход из противоположного крыла здания просматривался достаточно хорошо. Уже в первые дни Николай не раз убедился, как же ему повезло.

– Ты только погляди, – сказал Павел Гончаров, когда они возвращались с уборки – не спеша, возвращались, вразвалочку.

На противоположной стороне внутреннего двора главного корпуса рабочие команды 1-й роты построились, чтобы старшие могли доложить о выполненном задании. Высокий, худощавый капитан что-то долго говорил, медленно прохаживаясь перед строем. При этом фигура его оставалась вытянутой в струнку. Форма сидела так, словно он родился в ней и никогда ничего кроме военного мундира не надевал.

Подошёл курсант 4-й роты, который поступил в училище с гражданки, и сказал:

– Видите, тот самый ротный, к которому попасть не дай бог! Это вам не наш… Мы в увольнение – они на строевую, мы в кино – они на полосу препятствий. Так весь год. Весь первый курс. Этот ротный даже на Новый год никого не отпустил.

Другой курсант, с которым Константинов не успел ещё познакомиться, и сказал:

– Между прочим, он Новый год с ними встречал. Стол накрыли. Жена ротного пирогов напекла. Вот так.

Трудно было понять, одобряет говоривший или не одобряет то, что вся рота осталась в училище. А с другой стороны. Домой-то далеко не каждый мог успеть съездить, а в Москве родственники не у всех. Знакомыми же первокурсники не успели обзавестись. Где ж встречать то?

Константинов даже поёжился: «Новый год в училище? И что, москвичи тоже в училище Новый год встречали?»

Спрашивать не стал. Подумал только:

«Ну да что там – повезло, так повезло. В академии порядки куда проще. Тут за забор не выглянуть, там – по парку МВО гуляй – не хочу. Ну и ладно, хоть то, что в четвёртую роту попал, радует».


Главное то, что все, кого встречал Константинов в эти первые дни в училище, могли рассуждать о трудностях, о том, кому повезло, а кому нет, но каждый думал, а точнее, чувствовал на каком-то подсознательном уровне свою незыблемую связь с тем, что здесь, в училище, происходит. Связь с военной службой, сопряжённой с трудностями и лишениями, без которых она немыслима. И каждый был уже предан в душе профессии всей своей жизни.


Глава третья

«Направляетесь в первую роту!»


Все первые дни своего пребывания в училище курсант Константинов не переставал радоваться тому, что попал в четвёртую роту, а не в первую. Четвёртая рота шла в столовую спокойно, чуть ли не вразвалочку. Первая рота нарезала круги на плацу. Кто бы её ни вёл, сам командир роты или кто-то из командиров взводов – все добивались, чтобы и строевой шаг был на высоте, и песня звучала задорно, весело. А ведь учебный год ещё не начался, и курсантам казалось, что можно бы и не спешить с муштрой, как они сразу окрестили то, что происходило с первой ротой.

То же самое и на вечерней прогулке. В первой роте прогулка была не прогулкой, а внеочередным занятием по строевой подготовке. Для не посвящённого человека может показаться, что вечерняя прогулка – это свободное гулянье на свежем воздухе, что-то типа личного времени только обязательно на улице. Но в армейском распорядке вечерняя прогулка имеет совершенно иной смысл. Это прогулка строем, со строевой песней. Нередко для таких прогулок даже определялись задачи, к примеру, потренироваться перед смотром, закрепить вновь разученную строевую песню.

Впрочем, в четвёртой роте в первые дни после прибытия Николая Константинова, прогулки всё же были ближе к свободному гулянию, хоть и гулянию строем. Во всяком случае, проходили они спокойно, строевой подготовкой никто не занимался.

Но в первой роте всё было иначе.

Через два дня прибыли в училище все суворовцы. Калининцы крайне удивились: «Академик» – так дразнили направленных в академии – Константинов и вдруг в Московском ВОКУ.

Николай же быстро освоился в роте, успел подружиться с поступившим в училище год назад на первый курс Валерой Бурениным, с выпускником Московского СВУ Павлом Гончаровым.

А вот друзей-приятелей своих, попавших в первую роту, ещё и повидать не успел ни разу, разве что мельком, издали. Те с завистью смотрели на него и всех, кто попал к «доброму ротному».

Вот тут и возникает вопрос, отчего же так?

Казалось бы, выбор сделан, впереди офицерская служба. Так что ж тут рассусоливать? Там лучше – там хуже? Тогда уж лучше вообще забыть об армии.

Нет, не так. Выбор выбором и даже пусть этот выбор подразумевает готовность к испытаниям, а всё же каждому человеку хочется, чтобы испытания были, по крайней мере, в разумных пределах. И многим в годы учёбы кажется, что педантичная строгость – это уже пределы не разумные.

За время учёбы и службы Николаю Константинову не раз придётся задуматься над таким, в общем-то простым вопросом. Казалось бы, все офицеры одинаково состоят на службе, все носят офицерскую форму, все получают звания. Словом, со стороны разницы не видно. А ведь это не так. У одних служба проходит в купных городах, рабочие места в кабинетах, после окончания обычного, как на гражданке, рабочего дня, закрыл кабинет и домой. А у других – учебные поля, полигоны, занятия на морозе или на жаре. Все праздники на службе, даже Новый год дома не встретить.

Ещё удивительнее условное равенство офицерское – да и не только офицерское – на войне. Возьмём простой пример. Воины гвардейских миномётных частей наносили противнику колоссальный урон. Но такой ли они подвергались опасности и таким ли лишениям, как воины стрелковых или танковых подразделений и частей? Жизнь расставляла всех по своим местам, не слишком в итоге равным. Моряки-подводники, уходя в боевой поход, не знали, вернутся ли, поскольку не всё зависело только от боевой слаженности экипажа. Зависело, порой, и от непредсказуемых вещей.

Словом, примеры можно приводить бесконечно. У Николая Константинова было всё гораздо прозаичнее. Конечно, с точки зрения курсанта, лучше быть в роте, где командир мягче, добрее, даже, можно сказать, требователен не так, как в другой. А что лучше? Сегодня, возможно, лучше именно так. Сегодня, допустим, нелегко учиться в условиях жёсткой дисциплины, не очень нравится жёсткий распорядок, строгие командиры. Тем более, по общему мнению, в Московском ВОКУ всё на ранг твёрже и жёстче.

Не случайно ведь полковник, решивший вопрос о направлении Николая в Московское ВОКУ прямо в кабинете начальника Калининского СВУ, задал вопрос: «А не сбежите из Московского?»

Думал ли обо всём этом он, становясь в строй роты, когда услышал команду на построение? Вряд ли. Построения могли объявлять по самым различным причинам.

Встал в строй. Прозвучала команда:

«Смирно, равнение на средину».

Из канцелярии вышел командир роты, махнул рукой, мол «вольно», докладывать не надо, и, развернув листок бумаги, стал называть фамилии:

– Курсанты …

В конце списка Николай услышал и свою фамилию, насторожился: «Куда-то на работу что ли отправят?»

– Выйти из строя! – выдохнул ротный.

Николай Константинов сделал два шага вперёд и чётко повернулся лицом к строю, оказавшись в шеренге с несколькими выпускниками СВУ, только что зачисленными в роту.

– Товарищи курсанты. Вы переводитесь в первую роту. Прошу взять личные вещи и через десять минут построиться здесь же. Старшина роты отведёт вас в расположение первой роты. Разойдись.

Константинов замер на месте. Словно гром прогремел над его головой. Он некоторое время смотрел на дверь, за которой скрылся майор, затем решительно шагнул к ней и, постучав, вошёл:

– Разрешите? Курсант Константинов.

Как положено, назвал звание, фамилию и услышал:

– Да, да, проходите, товарищ курсант. Что вы хотели?

– Товарищ майор, оставьте меня у себя в роте, пожалуйста.

Майор даже встал из-за стола, подошёл к окну. Чувствовалось, что он чем-то взволнован, быть может, даже огорчён, но старается не подавать виду. С минуту ничего не отвечал, потом повернулся и мягко проговорил:

– Не могу я ничего поделать, товарищ курсант. Приказ.

– Ну, меня же к вам распределили, товарищ майор.

Константинов ещё не знал, что такие вот разговоры, да уговоры в Московском ВОКУ неприемлемы. Впрочем, он и не узнал о том в тот день, потому что и командиру роты очень не хотелось отпускать от себя и его, и тех других выпускников СВУ, фамилии которых он назвал перед строем.

– Идите, товарищ курсант. На построение опоздаете. Приказы не обсуждаются. А я получил приказ. Идите.

– Есть, – сказал Николай, чётко повернулся и вышел из канцелярии.

Его товарищи по несчастью уже собирались в коридоре, ожидая команды.

– В одну шеренгу, становись! – как-то очень вяло и равнодушно скомандовал старшина роты, высокий, худощавый старший сержант.

Дождался, когда шеренга вытянется вдоль коридора, и спокойно сказал, почти без командирских ноток в голосе, да и не по-уставному:

– Собрались? Тогда за мной, не в ногу. Пошли!

Курсант Константинов понуро брёл в этом импровизированном строю, веселья в котором не наблюдалось.

Прошли по коридору, повернули налево, потянулись ряды классных кабинетов первого взвода, затем второго, третьего, четвертого. Далее открылся большой холл перед актовым залом. И снова коридор с классами в обратном порядке.

В первой роте была тишина. Казалось, можно услышать, как муха пролетит. Старшина четвёртой роты построил приведённых им курсантов в одну шеренгу и приоткрыв дверь канцелярии роты, с порога доложил:

– Товарищ капитан, группа курсантов, переведённых из четвёртой роты в первую, прибыла в ваше распоряжение. Старшина четвёртой роты старший сержант Николаев.

Вышел высокий, худощавый, подтянутый капитан, с суровым выражением лица.

– Вы свободны, товарищ старший сержант, – сказал он Николаеву. – Ну а с вами, товарищи курсанты, – он сделал ударение именно на «товарищи курсанты», – мы сейчас займёмся. Прежде всего, представлюсь. Я, командир первой роты капитан Бабайцев Вадим Александрович. Вы прибыли в первую роту училища. В особую роту! – говорил тихо, с предельно точной расстановкой слов, словно ударом молотка загонял гвозди. – Первая рота училища должна быть во всём первой. Тем более, – снова ударение на сочетании слов и повторение для лучшего усвоения: – Тем более в списки первой роты зачислен почётным красноармейцем и командиром Владимир Ильич Ленин.

Сказал просто, без пафосных добавлений, что именно это вас ко многому обязывает, это возлагает на вас особую ответственность. Просто и ясно – первая рота должна быть первой!

Капитан медленно прошёл вдоль строя, вглядываясь в каждого. Он словно сверлил насквозь цепким, внимательным взглядом, от которого становилось немножко не по себе и хотелось ещё раз поправить обмундирование, разогнать складки на гимнастёрке. В ту пору армия ещё не перешла на кителя, в том числе и хлопчатобумажные. Впрочем, ни хлопчатобумажных гимнастёрок, ни хлопчатобумажных кителей в Московском ВОКУ курсанты не носили. Только полушерстяные, офицерские. Ровно, как и солдатские шинели были у кремлёвцев только для полевых занятий и повседневного ношения на территории училища, а в увольнение выдавались шинели из офицерского материала. Это были шинели, которые уже использовались на ноябрьском параде и затем переводились в разряд парадно-выходных курсантских.

Николай и его товарищи по несчастью, переведённые в эту «строгую роту» были пока ещё в том обмундировании, которое получили у себя в суворовских военных училищах. Вещмешки с многочисленными элементами формы одежды были сложены у входа расположение роты. К вещмешкам приторочены шинели.

– Познакомимся в процессе учёбы и службы, – завершил свой краткий монолог командир роты. – А сейчас сдать обмундирование и личные вещи в кладовую роты и доложить о прибытии командирам взводов. Они в классах на занятиях.

«Какие ещё занятия? – подумал Николай. – Учебный год ведь пока не начался».

Капитан Бабайцев зачитал, кто и в какой взвод определён. Николай попал во второй взвод.

От знакомства с ротным остались неясные впечатления. Видно было, что офицер суровый, даже очень суровый и немногословный. Видно было, что военную форму любит и носить её умеет. Константинов поймал на себе цепкий взгляд и без слов понял, какие у него изъяны и недостатки во внешнем виде. Не всегда ведь надо говорить, гораздо действеннее указать на недостатки без слов, одним только взглядом. Он ещё не знал этого, но, быть может, именно в те минуты под суровым взглядом командира роты сделал первый шаг к познанию командирского мастерства. Ведь командирское мастерство не может быть преподано на лекции или даже практическом занятии. Оно состоит из множества самых разнообразных элементов, которые просто невозможно включить в предметы обучения. Это мастерство познаётся именно с помощью военного образования, получившего название базового, образования, которое возможно только при сочетании воинского общежития, то есть жизни курсантов в казарме, какой бы ныне усовершенствованной она ни была, познаётся в процессе жизни и учебы, где всё под контролем командиров. Познаётся это мастерство и через самих командиров, которые, особенно в Московском ВОКУ являются примером для подражания.

Учёба на «домашнем коште», которая когда-то практиковалась в России и была запрещена ещё Екатериной Великой, а в советское время вылилась в институт «двухгодичников» не может воспитать настоящего командира, за исключением редчайших случаев.

Именно в воинском коллективе человек по-настоящему утверждается, проявляет свой характер, свою волю, учится строить свои взаимоотношения с товарищами. Хлипким не место в коллективе, а уж коли не место в коллективе, то уж тем более не место на командных должностях в войсках.

Служба в амии, учёба в военных училищах – это как экзамены на звание мужчины. Кто не прошёл казарму, кто не утвердился в коллективе среди равных себе товарищей, кто не испытал тягот и лишений армейской службы, может ли называться мужчиной? Ответ на этот вопрос так по существу и не смогли дать ни педагоги, ни психологи, ни философы. Они оказались не в состоянии решить его, возможно, потому что сами, порой, не носили погон, не знали строя и пытались что-то исказить, опровергнуть, подтянуть под себя. Ответ на этот вопрос можно попытаться найти в романе, но опять же лишь с помощью читателей, особенно с помощью своих однокашников и с помощью тех, чья молодость согласно поговорке, прошла в шинели, а юность перетянута ремнём.

Что видели Николай Константинов и его друзья до того, как переступили порог высшего военного училища, будь то Московское ВОКУ или любое другое, конечно, в первую очередь командное училище? Конечно, они видели больше, чем их сверстники, ведь в суворовских военных училищах юноша проходит становление и завоёвывает своё место в воинском коллективе без помощи пап, мам, бабушек и дедушек. Причём, любой юноша, из какой бы он семьи ни был. Пусть даже у него отец крупный военачальник, он в коллективе представлен самим собой, а не отцовскими погонами. Это командиры могут поступать так, как подсказывают обстоятельства, а товарищам обстоятельства такие ничего указать не в состоянии. Поэтому в Сталинские времена дети и внуки государственных и военных деятелей оканчивали военные училища, а внук Сталина Евгений Яковлевич Джугашвили – Калининское СВУ, а затем военное училище и завершил службу в звании полковника. Калининское СВУ окончил и внук легендарного Чапаева.

В более поздние времена дети, внуки, племянники советской «элиты» тоже не гнушались армейского стоя, и только дурман демократии поменял положение дел, да и то не на все сто процентов.

Суворовское военное училище – великая школа, замечательная школа, закалка на всю жизнь. Всё самое лучшее, что есть в традициях русского воинства, мальчишки в чёрных шинелях с алыми погонами на плечах впитывают в том возрасте, в котором человек ещё не испорчен дурацкой пропагандой СМИ, когда он открыт добру, открыт восприятию мужества, стойкости, достоинства и чести.

Но переступая порог военного училища, да ещё старейшего и прославленного училища страны, Николай Константинов ещё не представлял, что даже та суровая школа, которая ими пройдена, только самое начало, и что главное у них впереди.


Глава четвёртая

Здравствуй, второй взвод!


Нехитрое курсантское имущество перекочевало в кладовую роты – попросту в каптёрку, – и курсанты отправились по своим взводам. Опять тот же коридор. Небольшой холл, поворот направо и по правую руку первая дверь – первый взвод. Двое вошли туда, вторая дверь – второй взвод, в который был назначен переведённый из четвёртой роты один Николай Константинов.

Стучать не стал – ведь это же классная комната, то есть своя, которая должна стать родной на долгие три года.

Открыл дверь с вопросом:

– Разрешите войти?

Прямо перед собой увидел старшего лейтенанта, который сидел полуоборотом к двери, положив ногу на ногу, и что-то читал в большой амбарной книге, лежавшей перед ним. Оглядев вошедшего, он сказал:

– Заходите курсант, заходите. Пополнение?

– Так точно. Курсант Константинов прибыл в ваше распоряжение.

– Калининское СВУ?

– Так точно, Калининское, – подтвердил Константинов, хотя, видимо, и вопрос и ответ были излишними, поскольку командир второго взвода старший лейтенант Минин Виктор Александрович конечно же знал, кто прислан в его взвод на пополнение.

– Ну, так садитесь, курсант Константинов, вот ваше место, – и указал на третий стол в центральном ряду, за которым пока сидел один человек – суворовец-калининец Лебедев.

Лебедев был из «семилеток», то есть из тех, кто проучился в суворовском семь лет, поступив в училище после четвёртого класса в пятый класс. Ну а «трёхлетками» звались те, кто поступил после восьмого в девятый класс. Вместе с первой в истории училищ ротой «трёхлеток» покинула калининское СВУ и последняя рота «семилеток», правда, как оказалось, не последняя в истории. Кто знал тогда, как будет развиваться суворовское образование в будущем!?

Николай прошёл к столу, но не успел ещё сесть, как услышал:

–Вот ваш командир отделения, – указал командир взвода и уточнил: – второго отделения второго взвода, сержант Владимир Шепелин.

Шепелин поднялся со своего места, кивнул вновь прибывшему и придирчиво осмотрел внешний вид. Был он ростом примерно с Николая, может, чуть выше. Плотно скроен. Лицо приятное, открытое, располагающее к себе. Взгляд внимательный, пытливый.

– Ну а на первом ряду, заместитель командира взвода ефрейтор Суровой.

Да, в тот день Вячеслав Суровой был ещё, как ни странно, ефрейтором. Впрочем, дела с воинскими званиями очень быстро поправили. Уже к 1 сентября были присвоены звания младших сержантов тем, курсантам, которые командовали отделениями или являлись заместителями командиров взводов.

Константинов не сразу понял, что за занятие было, когда он вошёл в класс. Видимо, просто знакомство командира с прибывшими в училище суворовцами-выпускниками. Каждый кратко рассказывал о себе. Вот поднялся из-за стола крепыш спортивного вида, как впоследствии оказалось многоборец. Назвался:

– Курсант Юрий Дьяченко. Киевское СВУ!

Несколько слов о себя, и эстафета перешла к другому, третьему, четвёртому…

Николай старался запомнить:

«Курсант Сергеев, курсант Макаров.., курсант Ефремов.., курсант Трошин.., курсант Михайлов.., наконец, его сосед курсант Лебедев.

Командир взвода слушал краткие рассказы суворовцев с неподдельным вниманием. Константинов уже знал, что старший лейтенант Минин – выпускник Ленинградского высшего общевойскового командного училища имени Ленсовета, что прибыл он из войск, а потом выяснилось, что и заместителя командира взвода ефрейтора Сурового он привёз с собой и даже помог ему поступить в училище.

Но никто тогда не ведал, не только Николай и его новые товарищи, но и сам Виктор Александрович Минин, насколько удивительно и необыкновенно сложится военная его судьба, что в будущем он станет сначала адъютантом, а затем порученцем Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Андрея Антоновича Гречко. Мог ли кто-то и даже сам Виктор Александрович Минин представить, что будет при Министре обороны вплоть до последнего часа, а точнее до последней минуты жизни маршала.

Причём, на всю ту удивительность и необыкновенность окажет огромное влияние то, что он оказался здесь, в стенах старейшей кузницы офицерских кадров страны.

Если командир роты показался очень суровым, неприступным и жёстким, то Минин, напротив, выглядел совсем иным, хотя, конечно, первое впечатление могло быть и обманчивым.

Что особенно бросалось в глаза, так это уверенность в себе, какая-то внутренняя сила, сочетавшиеся с высокой внутренне культурой, тактичностью. Минин никогда, как говорят, за словом в карман не лез. Когда состоялся приказ о назначение на должность адъютанта Министра обороны произошёл забавный случай. Минин, тогда уже капитан, прибыл для представления. Ну и доложил по всей форме:

– Товарищ Министр обороны, капитан Минин, представляюсь по случаю на должность адъютанта….