Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах
А вот генерал Иван Иванович Бутурлин вызывал большее доверие. Он постарше, сороковой год шёл. Внук окольничего при царе Алексее Михайловиче и сын стольника. При формировании Преображенского полка стал премьер-майором, а уже спустя три года произведён в генерал-майоры. Под Нарву он привёл Преображенский, Семёновский и 4 пехотных полка. Царь находился в его соединении. Значит, доверие особое. Командовал отражением польского удара храбро. На следующий день после битвы шведский король направил ему предложение о почётной сдаче в плен, обещая, что в случае сдачи «на капитуляцию», получит свободный пропуск в Россию. Выдержавшие удар шведов полки, по приказу Бутурлина сложили оружие. Шведский король обманул. Все подчинённые Бутурлину полки во главе с ним оказались в плену.
«Что ж, у Бутурлина есть все основания ненавидеть шведов и более уже не верить их лживым посулам. Не в бою вследствие ранения попал в плен, а понадеявшись, что может вернуться в Россию вместе со своими солдатами и офицерами. С него и начну разговоры о побеге, когда придёт время…»
Тревожило Трубецкого то, что шведы словно забыли о своих пленниках. Ни с Вейде, ни с Бутурлиным и вовсе не разговаривали ни разу, да и его перестали вызывать на беседы. Впрочем, так ведь и предупредили – ответ он должен дать, когда прибудут в конечный пункт.
Что же случилось под Нарвой?
Снова и снова возвращался князь мыслями в Россию, где остались жена и две дочери. Как-то они там? Да и вообще, что происходит в России после столь сокрушительного поражение под Нарвой и Ивангородом?
Пройдут годы и историки, принадлежащие к враждебному России ордену русской интеллигенции, будут искать оправдания петровской бездарности, петровской бесчеловечности, петровской трусости в первом деле Северной войны – деле под Нарвой и Ивангородом. И ведь, конечно, найдут причины. Армия, мол, была молодая. Только училась воевать. Молодая армия? Да ведь Россия уже не одно столетие побеждала врагов, многократно превосходящих. Записаны в золотую летопись побед и разгром шведов на Неве, и поражение псов-рыцарей на Чудском озере, и великая победа на Куликовом поле, и другая, за два года до неё, баснословная победа на реке Воже, когда был уничтожен ордынский тумен, а дружина Московского князя Дмитрия Иоанновича – будущего Донского – потеряла всего семь человек. Намеренно забыта великая победа войск Иоанна Грозного при Молодях. И многие другие.
Даже бегство царя, именуемого Петром, объяснили стратегической необходимостью – он, мол, вовсе не бежал. Он поехал за подкреплениями. Аж в Польшу! Карл XII уже на подходе, а он за подкреплениями! Это ж какое расстояние надо преодолеть, чтобы Польши достичь, да ещё крюк дать, чтоб со шведским королевским отрядом не столкнуться!
А каково было русским солдатам, офицерам и генералам испытывать на себе так называемую учёбу европеизированного царя, презиравшего всё русское и вооружившего свои войска негодными пушками с негодными боеприпасами к ним?!
Воины дивизии князя Ивана Юрьевича не дрогнули, они сражались стойко, и вот теперь многие из них вынуждены были терпеть унижения плена, унижения, которые они не заслужили, а царь, повинный во всём этом, где-то бегал, якобы, в поисках подкреплений.
Помнил князь Иван Юрьевич сколько бравурных разговоров было о формировании полков нового строя, то есть, как тогда твердили, о создании регулярной русской армии. Но запомнилась одна фраза, сказанная молодым царём перед отъездом за границу во время одного из бесконечных учений, которые тот проводил регулярно. Кто-то льстиво сказал о том, что царь, де, создаёт новую армию. А Пётр Алексеевич возразил:
– Понеже всем известно, каким образом отец наш… начал регулярное войско употреблять, и устав воинский издан был.
Ну и год назвал – 1647 год. Точнее, в ту пору, до возвращения из Европы,
год, который указал молодой царь, был 7155 годом от Сотворения Мира. Это в 1700 году он – а точнее, тот, кто приехал вместо него, изменил старое летоисчисление Сотворения Мира. Первое января 7208 года царь сделал первым января 1700 года. Разница в годах составила 5508 лет!
Реформа вооружённых сил, начатая царём Алексеем Михайловичем, названным в народе Тишайшим, привела к тому, что к вступлению на престол его сына полки нового строя составили 70% численности вооружённых сил России, а к концу царствования того, кто считался его сыном и создателем армии, – 80%. То есть царь вовсе не создавал армию нового типа. Её уже создал до него Алексей Михайлович. Правда, Тишайший предпочитал иноземцам русских офицеров и генералов. У царя Петра преобладали иноземцы. И вот с этими продажными залётными проходимцами он затеял войну со шведами.
А между тем, Швеция к концу XVII века стала серьёзным противником. Она настолько расширила свои завоевания, что фактически превратила Балтийское море в «шведское внутреннее озеро». И этого захватчикам казалось мало. Шведский король Карл XII задумал захватить русские города Новгород, Псков, Олонец, Архангельск. Ему удалось создать сильную коалицию – «Союз морских стран» – в составе Швеции, Англии, Голландии и Франции. Союз оказался довольно прочным.
Царь Пётр – или тот, кто исполнял его роль – тоже стал собирать союзников, но малограмотность, отсутствие исторических знаний и понимания обстановки в Европе, сделали этот союз, как показали дальнейшие события, крайне ненадёжным.
Кстати, свою малограмотность он также признавал. Императрица Елизавета Петровна вспоминала, что однажды царь-отец зашёл в комнату, когда она занималась по учебникам. Взял в руки учебник, посмотрел и сказал со вздохом: «Эх, если бы меня так учили!»
Да, где-то, откуда он прибыл, его, видимо, совсем ничему не учили. Факт остаётся фактом: образования он не получил. Историк Николай Костомаров отметил, что «Пётр не умел правильно написать ни одной строки, и даже не знал, как отделить одно слово от другого, а писал три-четыре слова вместе с беспрестанными описками и недописками».
Ну а как можно управлять государством, не имея ни малейшего представления об управлении, ничего не понимая в политике, в дипломатии, как можно воевать, понятия не имея ни о стратегии, ни о оперативном искусстве и даже о тактике действий? Это, наверное, известно лишь почитателям Петра, поскольку сами они уж военному делу точно не учились.
Составляя коалицию, Пётр выбрал в союзники и уговорил выступить на стороне России Польшу, точнее даже не всю страну, а лишь короля Августа II, едва державшегося на троне. Зазвал Пётр в свою коалицию и Данию. Но она могла стать, скорее, обузой для России, нежели её помощницей. Датская армия была настолько слаба, что не смогла даже отстоять свою столицу и разбежалась при появлении 15-тысячного отряда шведов.
Тем не менее, царь Пётр спешил вступить в войну и обещал открыть боевые действия сразу после заключения мира с Турцией. Слава Богу, его убедили, сколь опасной и бесперспективной могла быть война на два фронта.
18 августа 1700 года мир с Турцией был заключён, и уже на следующий день 19 августа царь объявил войну Швеции.
Вернувшийся из европейской поездки царь показал себя крайне неуравновешенным. Он любил повторять, что может управлять другими, но не умеет управлять собой.
Трубецкой помнил, как вовремя посольского приёма Пётр бросился на генералиссимуса Шеина, грозя ему: «Я изрублю в котлеты весь твой полк, а с тебя самого сдеру кожу, начиная с ушей».
Не сумел оценить царь боевую мощь своего противника, а о полководческих способностях шведского короля Карла XII вообще понятия не имел.
Историк Николай Костомаров дал Карлу весьма лестную оценку:
«Достойно замечания, что этот молодой король, подавший своими шалостями врагам большие надежды на успех, получив известия о посягательстве врагов на его владения, вдруг как бы преобразился, и сделался на всю жизнь необыкновенно деятельным и неутомимым; с тех пор его образ жизни представлял совершенную противоположность с образом жизни его врагов, датского и польского королей. Последние страстно предавались неге, забавам, пирам, фавориткам и придворной суетности; Карл всю жизнь свою не пил вина; не будучи женат, не держал любовниц, не терпел никакой роскошной обстановки, вёл самый простой образ жизни и притом был чужд всякого коварства, действовал прямо, решительно…»
Относительно отсутствия коварства историк, конечно, преувеличил. Предложение русским войскам «сдаться на капитуляцию» с обещанием открыть им путь в Россию, было наглой и коварной ложью. Но наши тоже хороши. Да разве ж можно верить иноземцам, пронизанным до мозга кости подлостью и алчностью. Одно неоспоримо – шведский король оказался сильнее в силу того, что не поддавался порокам, которые поразили его противников, разумеется, в первую очередь предводителей стран, с которыми он воевал.
Пётр I, подобно своим союзникам, немало времени проводил в забавах и кутежах. Пьянство в любезном ему Кокуе стало нормой жизни, по душе пришёлся и ничем не прикрытый разврат.
Вся Москва возмущалась его связью с дочерью винного откупщика-чужестранца Анной Монс. И в то же самое время красавица жена Евдокия, урождённая Лопухина, была насильно пострижена в монастырь и содержалась там под охраной в величайшей строгости.
В сентябре 1700 года русские войска осадили шведскую крепость Нарву. Под началом Петра было 35 тысяч человек (по другим данным даже 42 тысячи). Гарнизон Нарвы насчитывал 1 тысячу 900 человек. Превосходство у Петра было неслыханным.
Но каковы его действия? Он пришёл под Нарву и встал перед ней, не зная, что делать далее. Русским генералам он не доверял. На себя брать ответственность боялся. Он избрал в жизни удобную позицию. Находясь при войсках или силах флота, в случае победы, присваивал себе все плоды и лавры, а в случае неудачи оставался в тени. Неудачи его, даже самые ужасные, именовались уроками. Мол, молодой правитель молодой страны учился!
Под Нарвой Пётр I отдал армию во власть иноземца герцога фон Круе, полководца бездарного, продажного и трусливого. Частными начальниками над полками и дивизиями были 40 иноземных генералов. Русских средь военачальников было раз, два и обчёлся. Да и оставались в строю из природных русских в основном приближённые к Петру генералы.
Князь Иван Трубецкой ратные науки свои прошёл в потешных войсках, потом стал капитаном-преображенцем, а через год полковником.
Когда он привёл свою дивизию под Нарву, где впервые предстояло серьёзное дело, лишь тогда задумался о том, как воевать? Как вести осаду крепости, как готовить войска к штурму, как вести их на штурм?!
Осадными работами Пётр поручил руководить саксонскому инженеру Галларту, который и вовсе не собирался служить России – он только материальное вознаграждение за эту видимость службы спешил загребать. А потому умышленно затягивал дело, пока не понял, что вот-вот придёт пора ответить за свои достижения, и перебежал к шведам в крепость, твёрдо зная, что Петру не по зумам Нарва.
Нерешительные, а то и просто предательские действия командования привели к тому, что более месяца сухой погоды было потеряно напрасно. Когда же зарядили дожди, началась, наконец, бомбардировка крепости. Вот тогда-то и выяснилось, что пушки, купленные Петром перед самой войной у шведов, никуда не годятся. Нашёл, у кого покупать! Так бы ему и продали что-то путное, ведь понимали шведы, что столкновение с Россией неизбежно.
При стрельбе ядра не долетали до стен крепости. Да и маловато заготовили боеприпасов. Они скоро закончились, и даже такую самую ограниченную артиллерийскую подготовку штурма, просто шумовую, чтобы попугать, пришлось прекратить. Подвозить же боеприпасы, продовольствие, снаряжение стало невозможно из-за сильной распутицы и почти полного отсутствия дорог. В войсках начался голод.
Деморализованное иноземными генералами, униженное равнодушным к нему отношением со стороны царя русское войско уже не представляло реальной силы. Солдаты видели, что творится вокруг. Они наблюдали, как ядра шлёпаются в грязь, едва вылетев из стволов пушек, они мучились с отсыревшими зарядами для ружей, они печально смотрели на пустые, потухшие котлы полевых кухонь.
Русский солдат – самый выносливый и неприхотливый солдат в мире, как, собственно, и весь русский народ – самый стойкий народ в мире. Это доказано историей, это отмечено во многих трудах. Но для стойкости беспримерной нужно совсем немного – нужно, чтобы командиры и начальники дурными не были, нужно, чтобы авторитетом пользовались. Недаром даже криминальный мир выкрал это положение. Авторитет – и всё сказано. И лишних слов не надо.
Иван Трубецкой проходил под Нарвой уроки, которые стали ему хорошей школой – но не военной, ибо там учиться было нечему. Жизненной. И это тоже повлияло на будущность того, кто сыграл в судьбе России необычную и важную роль.
Основу осаждающих Нарву войск составляли именно те полки, которые создавал лично Пётр после зверского уничтожения настоящих, хорошо подготовленных и отважных воинов – стрельцов. Вот эти новые петровские, необученные полки и показывали себя во всей красе…
17 ноября царь получил сообщение о том, что Карл XII идёт на выручку осаждённого гарнизона с мобильным отрядом всего в 8 тысяч человек. А у Петра 36 тысяч, если не более того. Что уж тут переживать? Да с таким-то превосходством гениальному полководцу и делать особо нечего.
Но венценосный предводитель, видимо, хорошо осознавал свои гениальные способности. Что же делать? Оставаться со своим войском? Но ведь так можно в плен угодить, а то и того хуже – жизни своей драгоценной лишиться. Жестокие люди никогда не отличаются личным мужеством. Ну а жестокость царь доказал, лично рубя головы стрельцам.
Какие уж там картинки всплывали перед венценосным взором, неведомо, только выход он нашёл, как ему, видимо, показалось, блестящий. Едва пришло сообщение о движении шведского королевского отряда, сразу вспомнил царь о необходимости срочно доставить в лагерь русской армии продовольствие, дабы солдат голодных накормить. А кто это лучше всех сделать может? Только он. Ну и подкрепления ведь нужны. Как же это можно с 36 тысячами против 8 тысяч выходить?!
И объявил царь, что срочно выезжает «резервные полки побудить к скорейшему приходу к Нарве, а особливо, чтобы иметь свидание с польским королём».
Всё это непременно надо было сделать именно перед сражением с королём шведским. Конечно, беседа с польским королём оказалась очень и очень необходимой. Выбрал Пётр в спасители России польского короля, которого самого-то того и гляди с трона могли сбросить.
Бегство царя вылилось в трагедию для русской армии. Трубецкой помнил и об одном в первый момент непонятном эпизоде. Когда началась паника, вылившаяся в повальное бегство, рухнул единственный мост через Нарву. Казалось бы, частям и соединениям надо было ощетиниться против шведов, но не тут-то было. Паника не прекращалась.
Генерал-майор Иван Трубецкой продолжал командовать так, как умел, и его полки встретили врага стойко, насколько стойко можно было встретить в неразберихе, не имея прикрытия с флангов, подвергаясь ударам хорошо подготовленных шведских частей. Дивизия держалась около четырёх часов, но враг проявил упорство, захватил десять орудий главной батареи и фактически окружил дивизию.
Сколько попало в плен солдат, не счесть. Одних офицеров шведы взяли около 780, да генералов, кроме князя Трубецкого, ещё четырёх – Ивана Ивановича Бутурлина, князя Якова Долгорукова, Артамона Михайловича Головина, Вейде, да ещё Имеретинского царевича Александра.
Войска, брошенные сбежавшими генералами, оказались в таком положении, что сопротивляться было невозможно.
Но шведский король понимал, что всё это может измениться, стоит только найтись хотя бы одному мужественному и распорядительному командиру. Он знал простую истину – нельзя загонять в угол противника, надо дать возможность отойти русским войскам, огромной массе русских войск, иначе ведь они могут и повернуть против него сами, без своего сбежавшего царя, и тогда всё непредсказуемо. И король отдал уникальное распоряжение. Он приказал своим солдатам немедленно починить мост, чтобы разрозненные русские подразделения смогли отойти за Нарву. Всех же в плен не возьмёшь. Конвоировать некем.
Карл XII, в отличие от Петра I, был образован, он знал историю, знал, что прежде, до Петра, русские были непобедимы.
Увы, такого командира, который бы мог спасти положение, не нашлось. Грамотные, волевые, закалённые в боях и походах русские воины, имевшие за плечами опыт побед, были колесованы, обезглавлены и удушены в «утро стрелецкой казни», которое, по образному выражению историка, обернулось для России долгой непроглядной ночью.
Всё было потеряно: артиллерия, стрелковое и холодное оружие, военное имущество. Тысячи погибли под Нарвой, многие тысячи замёрзли и умерли от истощения и голода по пути к Новгороду, страшному пути по бездорожью, слякоти, топям и болотам. Тысячи были замучены и уморены голодом в плену.
Прежде чем говорить о побеге, князь Трубецкой попробовал вызвать Бутурлина и Вейде на разговор о трагедии под Нарвой. Интересно было услышать их мнение, узнать, кого они винят во всех бедах. Но они не сетовали на Отечество, не винили царя в случившемся. Они вообще не искали виноватых, хотя каждый для себя виноватого, наверное, всё-таки нашёл. Ведь память хранила картинки случившегося, одну невероятнее другой.
– Кто же мог себе представить такое? – говорил Бутурлин Трубецкому. – Помните князь, как всё начиналось?! Ясный, тёплый солнечный день. Перед глазами крепостные стены Нарвы. Грозные то грозные! Но, казалось, с такой силищей всё сметём. И вот заняли позиции, а ночью я посмотрел и подивился: насколько глаз хватает, костры, костры, костры – наши бивачные огни!
– Что же вы хотите?! – вставил генерал Вейде. – Тридцать шесть тысяч у нас. Тридцать шесть! Слышал, что и ещё в резерве шесть! Всего сорок две тысячи. А в гарнизоне Нарвы?
– У шведов было менее двух тысяч, – сообщил князь Трубецкой. – Если точно – тысяча девятьсот! Я сначала даже не поверил, когда узнал, что комендант Нарвы отклонил ультиматум о сдаче. Как отважился стоять против такой силищи! Нам нужно было сразу идти на штурм!
– Почему же не пошли? – спросил Вейде.
– А помните? – задумчиво спросил Трубецкой. – Помните первую бомбардировку крепости?
– Этого забыть невозможно, – сказал Бутурлин. Ярка я картина. Пушки на позициях, расчёты на местах. Всё готово. Вот сейчас, ещё минута, другая и разорвут тишину мощные залпы. А за ними – лёгкий шорох ядер и разрывы в крепости. Пожар. Паника.
Да, ожидать можно было именно того, о чём говорил генерал Бутурлин. Все ждали решительных действий. И вот уже царь торжественно занял свой наблюдательный пункт. Прозвучала команда. Загрохотало по всему фронту осады. С шипением вылетели из пушечных жерл ядра и… пролетев несколько десятков метров, зарылись в землю далеко от крепостной стены. Последовал ещё один залп – тот же результат, третий – не лучше.
Царь вскочил с походного трона, забегал перед шатром. Лицо красное, глаза на выкате. Сбил шапку с одного из приближённых, оттаскал за волосы другого. Никто и вякнуть не смел, ведь любое слово поперёк, стоило бы жизни. А сказать то можно было лишь одно: «Почто батюшка-царь гневаешься. Сам такие пушки и заряды к ним у шведов купил. Сам…»
Поскакали гонцы на артиллерийские батареи. Царь требовал продолжения стрельбы. Требовал, чтобы подсыпали пороху побольше. А разве ж это можно?! Ствол пушки не труба водосточная, в которую сколь воды не лей, всю пропустит постепенно. А тут какой напор газов-то пороховых! Мгновенно! Снова приготовились. Снова команда. Грохнули орудия, да как грохнули, разлетелось вдребезги несколько стволов, сокрушая всё на позициях, разбрызгивая кровь пушкарей из пушечных расчётов.
Снова безудержный гнев царя, снова полетели шапки с голов тех, кому царь головы готов был отсечь за свои то промахи.
Едва утихомирил его вездесущий «Алексашка» – чудодейственно уцелевший во время заграничного похода Александр Меншиков. Только он один мог утихомирить царя, да и то далеко не всегда.
Ну а что генералы русские – именно русские, а не инородцы, нанятые царём?
С горечью смотрели на эту артподготовку штурма Трубецкой, Бутурлин и другие.
Теперь, в плену, они не могли не вспомнить всё, что случилось, да говорить о том решались только в общих чертах. Всё же царь! Как его обсуждать, а тем паче осуждать. Но думать-то, думать разве запретишь? Вот и думали горькую свою думу.
Отчаянный шаг
В самые трудные минуты плена, когда шведы пытались сломить русских генералов холодом и голодом, и князя Трубецкого и его товарищей по несчастью спасали мысли о России, мысли и родных и близких. Когда заговаривали о доме, сразу оживлялись и словно на какие-то мгновения отступала промозглая погода, преследовавшая пленников даже за стенами сарая, потому как не спасали от ней эти стены, и даже голод забывался. У всех одно желание, одна мечта – вернуться домой.
Трубецкой не знал, ему ли одному или и другим генералам шведы предлагали перейти к ним на службу. Но видел одно, самое важное для него – Бутурлин и Вейде рвались домой, в Россию. И он откровенно заговорил с ними:
– Пропадём мы здесь. Если бежать, то сейчас? Потом поздно будет. Пока они держат нас не за семью замками, можно вырваться.
Бутурлин с тревогой посмотрел на Трубецкого, переспросил:
– Бежать? Да как же это возможно?! Если убежим, как дорогу найдём?
– И ведь ни у кого не спросишь, – прибавил Вейде.
Трубецкой, порадовавшись тому, что его сотоварищи тоже давным-давно, судя по реакции, думали о побеге, сказал:
– Пока везли сюда, я запоминал наиболее важные местные предметы: населённые пункты, реки, мосты, озёра.
– Ну и что? – снова заговорил Бутурлин. – Во-первых, не убежать. Часовые бдительны. Да если и убежим, тут же словят. Всё здесь чужое и все здесь чужие.
Трубецкой резонно напомнил:
– Если не убежим, сгноят нас здесь.
– Может, поменяют, – предположил Вейде.
– Чтобы менять, нужно пленить того, на кого менять, – заметил Трубецкой. – А наши, думаю, никого из ихних генералов в плен не взяли. Никого. Да что там генералов – офицеров-то вряд ли захватили. Так что-либо сами о себе позаботимся, либо здесь и сгинем. Неужто домой не хотите, неужто по женам, да детям не соскучились?
– Не о том речь, – проговорил Бутурлин. – Домой-то хотим. А ну как словят, да и.., – он провёл рукой по шее.
– По мне так – лучше рискнуть и домой прорваться, чем здесь ждать своего часа последнего, – продолжал убеждать Трубецкой. – От голода и холода передохнем. Кормят-то как? Нешто это еда? Хозяин собак так не кормит. Я даже не о добром хозяине говорю, а о злом, жестоком, ведь и тот так не кормит.
– Надёжи мало на то, что сложится дело наше, – наконец, сказал Бутурлин. – Ой, мало надёжи, но, ты прав, князь. Прав – что уж тут говорить?! Не выжить нам в плену, как пить дать не выжить. Так что решаться надобно… Надобно решаться. Ну? – повернулся он к Вейде. – Твоё слово теперь?
– Будь что будет, а только и мне тут не по душе торчать, – махнув рукой, решительно заявил Вейде.
– Тогда так… подсоберём еды немного. Ну хлеб хотя бы. Чтоб на первые дни. Здесь-то никуда не зайдёшь – сразу сдадут. А чуть дальше, глядишь, и придумаем что, – начал выкладывать Трубецкой свой давно продуманный план.
– Летом бы, – покачал головой Бутурлин. – Летом сподручнее, да и в лесу с голоду летом не помрёшь.
– Ясно, что летом лучше. Ясно, что сейчас замёрзнуть можно, да только до лета много воды утечёт. Может статься ещё дальше увезут. Или в острог запрут, – заметил князь. – Нет уж. Недаром говорят – куй железо пока горячо!
– Да вот только не горячо вокруг-то, – отозвался Бутурлин. – Ну да ладно. Готовимся. А покуда готовимся, и покумекаем.
– Должен вам ещё кое-что сообщить, – осторожно начал Трубецкой. – Слушайте…
И он в общих чертах поведал о тех предложениях, которые ему делали шведы. Ну и как бы подытожил:
– Так что обмена ждать бесполезно. Не поменяют. Будут держать и добиваться согласия служить им. Я согласия не дам, а потому конец для меня один. А потом и за вас возьмутся. Вы тоже на заметке. Недаром нас троих в столицу привезли.
Ну что ж, побег, так побег. Решили сначала часовых изучить – кто как ведёт себя, кто повнимательнее, а кто рассеян. Да и бдительность их усыпить своим примерным поведением.
Трубецкой сразу предупредил, что часовых жизни не лишать – связать крепко, да и запереть туда, где сами сейчас сидят.
– Отчего так? – спросил Вейде. – Нет, я не за кровь, а просто… Почему так?
– Не надо себе лишних проблем создавать. А то ведь глядишь и поводом это будет, чтоб нас.., – и он повторил красноречивый жест, который Бутурлин сделал в начале разговора.
Одна смена часовых показалась наиболее подходящей. Два немолодых уже шведа были как-то более спокойны и доверчивы. Пленники с самого начала вели себя смирно, ну а теперь и подавно старались показать, что ничего крамольного у них и в мыслях нет. Впрочем, часовым даже в голову не могло прийти, что русские генералы бежать вздумают. Куда же здесь убежишь?! До России не дойти.