Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах

Сарай стали слегка подтапливать, понимая, видно, что не выживут пленные в холоде, никак не выживут. Вот тут-то и сложился окончательно план побега. Во-первых, хлеба немного насушили. Во-вторых, подсушили солому и лапник. Да и серники подсобрали. И вот в ненастный день, когда морозы, было наступившие, снова сменили снег с дождём, изобразил Трубецкой, что плохо ему, а видно часовых предупредили, которого из пленников не только стеречь, но и беречь надобно. На то и расчёт. Прибежал один часовой. Руками развёл, напарника своего крикнул, и велел ему поспешать куда-то и кому-то сообщить о том, что случилось с пленным. А через минуту оставшийся с пленниками швед уже лежал с кляпом во рту и связанными накрепко руками. Причём связан был его же собственными ремнями.

Пленные бросились к лесу. Лес, что начинался неподалёку, был достаточно густым, и мог стать первоначальным убежищем. Погода же была такой, что следов не оставалось на земле. Важно только было выбрать какое-то неожиданное для преследователей направление, чтобы не вышли на след и не догнали.

Трубецкой понимал, что второй часовой наверняка уже сообщил о случившемся, да только ведь никто особенно не будет поспешать, чтобы взглянуть на пленного. Подумаешь… отлежится, да оклемается.

Так оно и было. Прибежал часовой, постучал в дверь, где располагалось ближайшее его начальство. Погода ненастная, вечер длинный. В доме все спали. Пока соображал проснувшийся офицер, что там случилось, пока одевался, не спеша, пока собирался, времени прошло вполне достаточно, чтобы беглецы могли добраться до леса и углубиться в него.

Когда скрыла спасительная чаща, у Трубецкого мороз пробежал по коже – он вдруг понял, что осенний, промокший от дождей со снегом лес для них столь же спасителен, сколь губителен.

– Ну вот, мы и убежали, – сказал Бутурлин, переводя дух. – Что дальше?.. Дальше-то что?

– Дальше? – переспросил Трубецкой и тут же ответил: – Когда везли нас, я запомнил, что от развилки свернули вот сюда, в это предместье. Значит, нужно теперь идти, прижимаясь вправо, чтоб не заплутать. Идти вдоль дороги, но к ней не приближаться. Она выведет на большой тракт. Ну а оттуда я путь знаю, – и повторил: – Сейчас важно не заплутать… Ну а дальше? Дальше разберёмся.

– Как бы нас возле этого самого тракта и не сцапали? – сказал Бутурлин. – Но как без него? Не пройдём мы долго по бездорожью.

– Ничего, не сцапают, – возразил Трубецкой. – Днём в чаще отсиживаться будем, подальше от тракта, а ночью можно и по дороге пойти. Чуть что – в лес. Одно плохо – искать они нас, конечно, будут к югу от того места, где в сарае содержали. Но не пойдём же мы в северном направлении. Можно было бы, конечно, для отвода глаз, да ведь силы не безграничны. Не хватит сил-то ложные манёвры производить.

Чуть-чуть передохнув за разговором, беглецы поспешили в выбранном Трубецким направлении.

– Эх, карту бы какую-никакую, – приговаривал он, пробираясь сквозь чащобу. – Ну да ладно, примерно помню. Да ведь и тракт ведёт в нужном нам направлении.

До тракта добрались благополучно. Была ночь, тёмная ненастная ночь. На тракте ни души. Когда вышли на опушку, Трубецкой некоторое время размышлял, потом сказал вполголоса:

– Ну вот, видите впереди просвет? Это лес обрывается на берегу. Там мост. Может и вы помните?

– Я помню, – сказал Вейде.

– Да и мне что-то здесь знакомо, – отозвался Бутурлин.

– Тут самое опасное место, – предупредил Трубецкой. – Если нас хватились, могут устроить засаду именно у моста. Ведь эта дорога, если и не в саму Россию, то в направлении русской земли ведёт. Реку перейти можем только по мосту. Не та погода, что бы плавать.

Дальше двинулись осторожно. Трубецкой предупредил:

– Всё, молчим. Больше ни слова.

Немного прошли по дороге. Совсем немного, всего метров сто. Потом всё же свернули в лес, углубились и двинулись дальше, стараясь не удаляться далеко от тракта.

Скоро услышали шум реки. По реке шла шуга. Никак не могла встать река – морозы ещё не окрепли.

Остановились. Прислушались. Долго тоже стоять было нельзя. Ведь преследователи, если ещё не вышли к мосту, могли выйти в любой момент. И тогда всё значительно усложнится.

– Ну, будь что будет, – шепнул наконец Трубецкой. – Идём молча, старайтесь ступать осторожно. Шуга нам на руку: скрепит, трещит, ломается нетвёрдый лёд.

У самого моста постояли ещё немного, прячась за деревьями.

– С Богом! Вперёд! – скомандовал шёпотом Трубецкой.

Собрав последние силы, перебежали мост и тут же снова углубились в лес, благо он и на противоположном берегу довольно близко подходил к реке.

Трубецкой лишь на миг задержался у перил. Потом пояснил, что запомнил их – эти перила. Мало ли в темноте то… Как бы тракт не перепутать. Кто ж знает-то, вдруг и ещё дороги похожие поблизости есть, да и реку не ту можно перейти. Теперь успокоился. Определил, что направление взято верное.

Впрочем, верное-то верное, а сколько ещё идти?! По прямой-то не близко, а петляющими дорогами вёрст не счесть. А реки как преодолевать? Где обогреться, где обсушиться? Не то чтоб сомнения иногда наваливались, а всё ж мороз пробегал по коже. И он снова и снова думал, верно ли поступил, что товарищей своих подбил на этот побег? Чем может он обернуться? Не смертью от холода и голода?

Не подумал о том, где можно обогреться, где просушить одежду. Вон уже почти совсем вымокли. Сколько так можно выдержать? Найти бы деревушку какую, попроситься обогреться, поесть, да вот только денег с собой нет. Кабы знать, что плен, можно было бы как-то спрятать, ну хотя бы в камзол зашить. Не слишком надёжная захоронка, а всё лучше, чем получилось. Обыскали в первые же минуты плена. Обыскали и всё забрали. Очнувшись, Трубецкой сразу обнаружил, что карманы у него пусты. То же и у товарищей его… Хоть и не было особенных ценностей, точнее не держали их при себе, но шведы позарились и на безделицы. В обозе действительно что-то было на крайний случай, но обоз шведы захватили и полностью разграбили сразу.

Когда затеплился тусклый осенний рассвет, Трубецкой тихо сказал:

– Запоминаем место, до которого добрались. И теперь перпендикулярно в лес. Я сделаю едва заметные знаки на деревьях, чтоб дорогу не потерять. Уходим подальше. Поищем такое место, где костёр безопасно развести можно.

Бутурлин сказал задумчиво:

– А ведь ненастье и против нас, и за нас. В такую погоду вряд ли кто по лесу шастать будет. Если костёр развести, дым не пойдёт столбом вверх, а расстелится по земле, смешиваясь с туманом. Обсушиться обязательно надо, не то ноги сотрём, да и простудиться можно.

С первым дневным отдыхом повезло. Вышли к небольшому озерку. Собственно, озерко или затон, в густом тумане не понять. Осмотрелись. Чуть поодаль что-то темнело. Оказалось, что это какое-то заброшенное строение. Сказать дом – слишком сильно для такой халупы. Но и не шалаш вовсе, а что-то посерьёзнее. Бутурлин, приглядевшись, определил:

– Охотничий домик. В нём можно и пищу какую приготовить. Рыбаки, видно, пристанище соорудили. Озерко-то, верно, рыбное.

– Сколько мы от дороги отошли? – спросил Вейде у Трубецкого. – Видно будет, если костёр разложим?

– Ночью-то, особенно ясной, огонёк далеко видать! – сказал Трубецкой: – Даже и через лес. А вот нынче туман всё скроет.

В доме ничего не нашли. Пусто. Видно, если и использовали его, то летом.

Вряд ли бы что вышло из затеи, с костром связанной, если бы не оказалось в домике немного соломы для розжига. Конечно, влажным всё это было. Влажным – не мокрым. Ещё раз всё осмотрели. Кое какие остатки снастей обнаружили.

– А что, если рыбу поймать? – спросил Бутурлин.

– Ничего не выйдет, – возразил Трубецкой, – на озере лёд встал, ну не лёд, а каша, но забрасывать удочку некуда. Время зимней рыбалки ещё не пришло. Да и что за снасти… Нет. Вряд ли что получится. Отдыхать будем. Дежурство по очереди. Давайте, устраивайтесь у костра. Я первым покараулю наш бивуак.

Шелестел мелкий, надоедливый дождь. Крыша старая, дырявая. Удалось правда выбрать место, где костёр развести, чтоб сверху огонь не залило.

Генералы улеглись на постели не только не генеральские – а на такие, что и солдатам при самом плохом командире не сгодятся.

Странное дело. Трубецкой предыдущую ночь не спал, но и теперь спать не хотелось. Когда нашли халупу, в которой можно обогреться и одежду хоть чуточку просушить, он приободрился, укрепилась в нём надежда на то, что удастся добраться до дому. Гнал от себя мысли о том, насколько это трудно. Да что там трудно – можно сказать, почти нереально.

Разбудил Бутурлина уже в середине ночи, когда почувствовал, что сможет заснуть. Вейде он решил поставить на дежурства уже под утро.

Костёр скорее тлел, чем горел. Более или менее сухой хворост закончился, а мокрый, что собрали вокруг, сначала подсыхал и лишь потом слегка воспламенялся. Тем не менее, тепло давал. Домик без печи, без дымохода, но и угореть не было страшно – кругом одни дыры, да такие, что угарный газ не скапливался в этакой развалине.

Только заснул, а вот уж и ночь минула. Разбудил его Вейде. Костёр был затушен. Вейде, приложив к губам палец, жестом попросил прислушаться.

Издалека, с тракта, доносился шум. Что там такое? Не идти же проверять. Главное определить, не их ли ищут, не облава ли? У страха глаза велики.

Что стоит шведам лес прочесать?! И всё. Куда уйдёшь? А если и удастся уйти далеко вглубь леса, заплутать можно.

Трубецкой шепнул:

– Все последствия нашего здесь пребывания нужно ликвидировать. Засыпаем костёр, быстро. Да и сверху мокрый валежник надо набросать. Они ж не знают, где мы, и сюда-то навряд ли дойдут, а вот если те ж охотники забредут и следы костра увидят, сразу сообщат. Тогда уже серьёзно искать начнут.

Так и осталось загадкой для Трубецкого и его попутчиков, что за шум был на дороге. Может действительно их искали, а может, очередную партию пленных вели.

Между тем густели сумерки. Пора было собираться в путь. К тракту шли осторожно. Трубецкой сверял маршрут. Наконец, он нашёл уже наощупь последнюю отметину на сломанном дереве и сказал:

– Осталось шагов сто, не более. На дорогу выходить не будем. Пойдём вдоль дороги, пока ночь полностью не опустится. Вечером ещё может кто-то проехать.

Пошли веселее, чем накануне вечером. Дождь прекратился, и подсушенная обувь больше не промокала. Но это, конечно, на дороге не промокала, да только дорогу-то пришлось покинуть, чтоб не нарваться на всадника запоздалого или курьера. Любая встреча была смертельно опасна. Ведь их не могли не искать. Любого беглеца искали бы, а тут три генерала, причём один из них очень и очень нужный.

Ближе к полуночи вышли-таки на дорогу и прибавили шагу. Трубецкой пытался подсчитать, сколько они шли, а затем ехали из-под Нарвы. Но понял, что лучше пока не считать – страшно становилось.

На тракте – ни души. До утра никто не встретился, и никто не догонял. Так что с дороги сходить необходимости не было.

Шли молча. Разговаривать было нельзя, потому что и голос далеко разносится, да и о чём говорить то? Переливать из пустого в порожнее? Ничего серьёзно просто не лезло в голову.

На третий день пути снова прятались в лесу, подальше от тракта, хотя, казалось, что можно было бы идти спокойно. Безлюдно. Ни кареты, ни повозки, ни всадника, ни, тем более, пеших путников. Дождь со снегом, слякоть. Какие уж там путешествия?! Очень редко кто-то и проезжал. Да ведь верно говорят: бережёного Бог бережёт.

Отсиживались в балках, даже костры разводили, хотя с каждым разом делать это было всё сложнее, да и спички-серники берегли, потому что много приходилось тратить на разведение огня. Заканчивались и сухари. Воды же без костра, на котором снег растапливали, не получить. Разве что в водоёмах пока удавалось взять, но не вечно же будет плюсовая температура. Зима наступала неотвратимо.

Конечно, лучше бы по весне было бежать – там и в лесу укрыться легче, зелёнка спасёт от посторонних глаз, да и не замёрзнешь. А тут…

Пошла четвёртая ночь пути. К утру стало заметно холодать, повалил снег крупными хлопьями. Поначалу он таял, достигнув земли, но скоро стал ложиться, устилая всё вокруг.

Заволновались спутники Трубецкого.

– Всё, зима, морозы… Конец нам! – сказал Бутурлин.

– Тебе ль не знать, что снег окончательно ложится лишь на сухую мёрзлую землю. А этот стает, – возразил Трубецкой.

Так оно и случилось. К вечеру снова очистилась земля, снова всё потемнело вокруг. Оно и хуже, и лучше – когда снег, далеко видно. А тут хоть глаз коли. Если б не было необходимости в разведении огня, можно бы и в ста метрах от дороги отсидеться.

– Может, заглянем в деревеньку какую? – не выдержал Вайде. – Сил нет. Не выжить нам так. Не дойдём.

Трубецкой не спешил с ответом. Он и сам уже понимал, сколь рискованное мероприятие задумал. Всё чаще мысли убегали вперёд, на юг, где за пеленой непогоды лежала Россия, где в стольном граде Москве ждала семья, ждала жена. Что-то она думает о нём, знает ли что в плену, надеется ли на то, что жив?

Из всех беглецов он один был непреклонен и стоек. Но когда начинал сознавать, сколько вёрст ещё идти по бездорожью, сам приходил в ужас. Что там, впереди? Ну хорошо, дойдём до родных рубежей, хотя и это тяжело, очень тяжело. А что там? Есть что-то вроде стражи? Есть ли вообще где остановиться? А может шведы всё истребили, и нет ни души на многие версты.

Несмотря ни на что Трубецкой не жалел, что решился на побег. Он считал, что лучше уж погибнуть на пути в Россию, чем бесславно сложить голову в плену.

Ружьё, отобранное у часового, несли по очереди, заботясь о том, чтоб не отсырели заряды. Мало ли что встретится на пути. А если стая волков? Или другой какой зверь?

Ненадёжное пристанище

На пятую дневку, когда отсиживались в лесной чаще, Бутурлин обратил внимание, что лес в стороне от дороги, несколько редеет. Он прошёл немного и оказался на опушке. С неё-то и увидел вдалеке какое-то строение.

Вернулся и объявил:

– Кажется сарай за лесом, правда, в открытом поле. Но какое-никакое, а убежище.

Все втроём вышли на опушку. Действительно, вдали виднелся сарай, судя по всему, заброшенный. Возможно, лишь летом для каких-то целей используемый. Может вдали от деревни поставленный, чтоб сено там хранить заготовленное. Но деревни не видать. Лишь небольшой снегопад, да мягкая, успокаивающая тишина вокруг.

– Может лучше всё же хуторок найдём?! – взмолился Вайде, вглядываясь в снежную пелену. – Ночь в тепле проведём, а поутру снова в путь? Хоть отогреемся, а потом, пока снег не лёг, укрыться успеем. Если даже и задумают донести, пока доберутся до постов каких, пока те доложат по команде, далеко успеем уйти.

– Да, отдых не мешал бы, – поддержал Бутурлин. – Просушиться, в порядок себя привести, может, одежонкой какой разжиться…

– Разжиться? – усмехнулся Трубецкой. – Так на что разживёшься? Нас ведь полностью выпотрошили.

Долго думал-гадал Трубецкой. Он прекрасно понимал, что нельзя никуда заходить, нельзя показываться. Если их не нашли до сих пор, значит не вышли на след, значит понятия не имеют, где искать. Может ещё несколько деньков – ну неделю – поищут, а потом решат, что сгинули беглецы, погибли, да и бросят поиски. Но силы действительно были на исходе. Нельзя показываться кому бы то ни было, нельзя заходить даже на самый заброшенный хуторок. А как же иначе? Ну, хорошо, обогреются, отдохнут, а потом. Не убивать же тех, кто приютил, чтобы сдать их не могли. Нет, на такое пойти Трубецкой по существу своему не мог. Тем более, заранее не предугадаешь. В доме могут быть и женщины, и дети… нет, не годилось такое решение.

Тем не менее, где-то надо было отсидеться в тепле до наступления холодов, пока не станут реки, пока не покроются льдом заливы. Иначе и вовсе не дойти до России.

Как же добраться до дому из этих Богом забытых мест? Трубецкой обдумывал перед побегом два варианта пути. Один: дождаться, когда замёрзнет Ботнический залив и перейти через него. Рискованно. Очень рискованно. Но на финской стороне можно укрыться в каком-то населённом пункте. Другой вариант – идти на юг вдоль залива, а затем каким-то образом переправиться на европейский берег, в Данию. Это спасение. Дания – союзник России. Какой никакой, но союзник. Главное – выбраться из Швеции.

Карты, конечно, негде было взять. Но у Трубецкого отличная память. Закроет глаза, и предстают перед ним основные начертания побережья, которые запомнил ещё перед походом. Но одно дело вот этакое запоминание общего порядка, другое – конкретика. Когда он рассматривал карту, его интересовало совсем другое – не мог же он предположить, что будет бежать из плена.

Посовещались на опушке леса. А сарай так и манил.

– Давайте-ка сделаем отдых, – решил Трубецкой, чувствуя, что угадывает желания и Бутурлина, и Вейде. – Костёр разведём, пока погода стоит мокрая, туманная. Погреемся, одежду обсушим, ну и порешаем, что дальше делать.

И Бутурлин, и Вейде предложение восприняли с энтузиазмом.

Оставалось преодолеть открытое поле. Конечно, дело опасное, но не дожидаться же вечера. Чай не дорога здесь столбовая. Вокруг никаких больше строений, кроме сарая. Ну кто будет бродить по полю, уже давно убранному. Чай не лето и даже не ранняя осень.

И всё же шли с опаской.

Сарай оказался сенным. Тоже, конечно, продуваемый во всё щели, но крыша, по крайней мере, залатана. Всё же сено хранилось.

– Осмотримся, – сказал Трубецкой и, приставив простенькую деревянную лестницу, забрался на сеновал.

Он долго рассматривал что-то из-под самой крыши. Переползал с места на место и, наконец, спустился вниз.

Бутурлин и Вейде с нетерпением ждали, что скажет.

– Ну что же. Видимо, хранят здесь жители посёлка сено. Сам-то посёлок вон там, – Трубецкой указал в том направлении, на которое смотрели ворота сарая. – Большой посёлок. Правее поле, переходящее в заливной луг. Левее тоже поле до самой опушки леса. Хорошо, что обзор есть. Врасплох нас не застанут.

– Кто? – спросил Вейде.

– Неважно кто, – сказал Трубецкой. – Хоть те, кто ищет нас, хоть поселковые жители. Вот придут за сеном, увидят, ну и сразу сообщат, куда следует.

– Что решим? – спросил Бутурлин.

– Костёр разведём, перво-наперво. Согреемся, отдохнём, – ответил Трубецкой.

Решили сначала согреться, может даже выспаться по очереди, а уж потом держать совет на свежую голову. Вот только еды никакой – всего несколько сухарей осталось.

Бутурлин пошарил в углу сарая и принёс старый чайник и кружки глиняные.

– Ну вот, можем чай приготовить из разнотравья. Сейчас гляну, какое там сено в стогу.

Согрелись, попили чай с сухарями. Оставили самую малость. Ну на один, максимум на два раза. Выспались поочерёдно. А когда стемнело, настало время принимать решение. Прежде всего обсудили, каким путём добираться до России. Чтобы добраться через залив, нужно было дождаться, когда лёд встанет. Чувствовалось, что морозы не заставят себя ждать. Чувствовалось, что зима уже пробует силы. Что ж, до залива совсем недалеко. Найти бы небольшой рыбачий посёлок, а в нём домик на отшибе, ну и отсидеться, отдохнуть перед опасной и долгой дорогой, в конце которой тоже ведь ещё не Россия.

Конечно, финны с шестнадцатого века под властью шведов, конечно, Финляндия не Швеция, а Великое герцогство Финляндское, но тоже ведь на кого нарвёшься. Может статься укроют, а может, и властям сдадут.

Бутурлин неожиданно сказал:

– Кстати, в Швеции, как я слышал, принята осенняя глухариная охота. Показалось мне, когда шли сюда, будто глухарь пролетел вон туда, в сосновый бор.

– Так охотится то надо, когда токует, – отозвался Трубецкой. – Сейчас и не подойдёшь. Да и собака нужна.

– И без собак охотятся. Словом, пойду, поброжу.

Никто и не возражал. Оголодали так, что и чувство опасности притупилось. Впрочем, ни Трубецкой, ни Вейде не верили в то, что Бутурлин отыщет глухаря. Да и не так просто свалить птицу из ружья того времени, особенно если она успеет взлететь.

Долго ли коротко ли отсутствовал Бутурлин, только прогремел выстрел, а вскоре он и сам появился:

– Ну повезло так повезло, – заявил с порога, – правда, сам чуть не погиб. На стадо кабанов вышел. Ну и пальнул в кабанчика небольшого. Наповал. Оставил его метрах в пятистах. Идёмте, заберём.

Кабанчик – не глухарь. Разделывать труднее, а уж готовить в спартанских условиях, тем паче. Но, голод не тётка.

Пошарили в сарае, нашли топор, старый, с зазубринами, видно, оставленный хозяевами так, про запас.

Долго возились с добычей, но всё же к вечеру сумели приготовить себе что-то типа шашлыка. Уже стемнело, когда повеселевшие, сели у костра поговорить о дальнейших планах.

Эту ночь решили провести в сарае. Отдых был нужен. Правда, побаивались, что хозяева явятся за сеном, но не ночью же. А днём можно и понаблюдать с чердака за подходами к сараю.

Ночью вызвездило небо. Уходила непогода, мороз постепенно готовил ей смену. Он наступал без резких перепадов, но наступал.

Костёр с наступлением темноты погасили. Это в дождь со снегом да туман ещё можно было рискнуть, а в ясную погоду ночью издалека огонёк будет видно. С чердака следили за посёлком, что на берегу залива. Видно, был то большой рыбачий посёлок. Он вовсю светил огнями.

– Ну что ж, настала пора подумать, что дальше? – спросил Бутурлин. – Сможем залив-то по льду одолеть? Там ведь ни перелеска, ни сарайчика не найти. А ширина какова? – повернулся он к Трубецкому.

– Не помню точно, но в самой узкой части – верст семьдесят.

– Семьдесят вёрст!? Это сколько ж идти то? И без отдыха, – сказал Вейде. – Сможем ли? На льду и замёрзнем.

– Да и заблудиться можно. Как направление определить? – спросил Бутурлин.

Трубецкой проговорил задумчиво:

– Если будет ночь ясной, попробую по звёздам. Научил меня один старец в детстве ещё.

Помолчали.

– Хочу заметить вот ещё что, – сказал, наконец, Трубецкой. – Если даже дойдём, а я верю, что дойдём, – поспешил он добавить, – окажемся мы не в России, не на своей территории. Окажемся в герцогстве Финляндском, а значит во власти всё тех же шведов. Один неосторожный шаг, и всё наши испытания – напрасны. Ну а из герцогства до России тоже путь не близок и не менее опасен.

– Ну а какие ещё варианты? – спросил Вейде.

Трубецкой пояснил:

– Идти на юго-запад, вдоль берега залива, чтобы попытаться переправиться в узкой горловине Балтийского моря.

– Море там замерзает? – поинтересовался Бутурлин.

– Чего не знаю, того не знаю, – покачал головой Трубецкой.

Да и откуда знать? Географию в ту пору не преподавали. В общих чертах, конечно, что-то наиболее образованные люди знали, но так ведь и теперь спроси даже у человека с высшим образованием, какая часть Балтики и какие Балтийские заливы замерзающие, а какие нет, вряд ли ответит? Читатели могут легко проверить сами себя. А в ту пору?

Единственно, что мог предположить Трубецкой, так это то, что чем дальше на юго-запад, тем больше плотность населения, тем гуще сеть дорог, тем меньше укрытий для беглецов. Да и как осуществляется переправа со Скандинавского полуострова на европейский берег, никто толком не знал.

– Больше вариантов нет? – спросил Вейде.

– Отчего ж нет? Есть, – ответил Трубецкой. – Самый долгий, но самый надёжный – вряд ли там сыщут. Идти на северо-восток, чтобы обогнуть залив. Это очень далеко и долго. Дойдём ли?

– Вряд ли, – покачав головой, сказал Вейде.

Трубецкой развёл руками:

– Вот именно! Но это вариант. А потому нужно добраться до мест, малозаселённых. Думаю, что чем дальше на северо-восток, тем больше таких. И вот там найти хуторок, где можно отсидеться. То есть, путь займёт месяцы, может, и год. Нужно добраться до тех мест, где нас не будут искать, поскольку никто не поверит, что можно преодолеть такое расстояние зимой, без пищи, да по морозу. Верный способ стать добычей волчьих стай. Ну а в небольшом хуторке как-то уже договоримся, чтоб не выдали.

– И здесь волки! – воскликнул Вейде, зацепившись за фразу об этих хищниках.

– Не то слово, – заметил Трубецкой. – Небось, позлее наших. Край-то суровый, северный. Голодные звери.

– Бог мой, как мы ещё не встретились с ними?! – с тревогой сказал Вейде.

– Бог-то и хранит! – Трубецкой перекрестился и продолжил: –

Повторяю: если пойти на север, выбрать хуторок небольшой и отсидеться, то можно потом, уже весной продолжить путь. Тогда уж точно про нас забудут.

– Думаешь, князь Иван Юрьевич, что нас до сих пор ищут? – спросил Бутурлин.

– Убеждён!.. – ответил князь.

И всё же переждать резкую смену погоды решили в сарае, где удалось приготовить какое-никакое питание, где можно было по крайней мере укрыться от пронизывающего ветра, где хоть и в неотапливаемом помещении, но сухом, можно было спастись от сильного снегопада, обрушившегося на землю.