– Здорово, девчаты, куды бегали?
– Здрасте, деда Митрофан, к бабе Оле ходили, – ответила Светка.
– Ну идитя сюды, варениками угошшу, с кулубникой! Таку кулубнику по утру насобирал в самародиновой посадке нынча утром. Да—а—а, чудесов на свете многа, это я вам точна говорю! Дак вот вареников настряпал, наелси ужо от пуза, больше не лезут, будити исти, чи не?
Ну как тут откажешься! Вареники с клубникой! Присели рядышком, едим вареники, с них сок льется, все, как поросята, вымазались, но до чего же вкусно! А про чудеса-то из головы не выходит, переглядываемся, мол – в смородиновой посадке? Клубника? А дед молчит, ждёт, проглотили наживку или нет? Ну, естественно, проглотили!
– Не бывает клубники в смородиновой посадке! – выпалила Светка, проглотив вареник.
– От вы глупаи, дак енто же не проста́ кулубника, чуешь, кака сладка, да укусна?
– Ага. А как это не простая?
– Да так, волшебна! Просто так не покажется, для ей свисток специяльный нужон, волшебнай. Свистишь в яво, а кулубника из под листочков самародины выглядывать начинаить, видимо её—невидимо, бери сколь хошь!
Тут уж у нас в ногах засвербило, прямо представили, как свистим и клубнику в бидончик собираем, одну – в бидончик, вторую – в рот, аж слюнки потекли.
– Дак ешьте вареники, ешьте.
Да, какие там вареники, когда там волшебная клубника пропадает! А дед сидит, на нас смотрит, ждёт, когда свисток клянчить будем. Я постеснительнее была, а Светка посмелее.
– Деда Митрофан, а ты можешь нам свисток этот на время дать? Мы бы после обеда бы сбегали?
– Ну, Светка, ня знаю, ня знаю, потеряете ещё.
– Да не потеряем, не бойтесь, мы быстренько, насобираем клубники и принесём.
– Да оно, конешна можно было бы дать, да тольки апосля обеду не могу, Кольке с Петькой обещалси, разве тольки сейчас? – и так хитро смотрит на нас.
– Не—е, до обеда нельзя, баба Клава сказала, чтобы к обеду дома были, разочарованно вздохнула Светка.
– Ой, подумашь, разок попожжей пообедаити! Зато кулубники приташшити, баба Клава вареников настряпаить, да говорю жа, она тольки рада будить. Надысь вздыхала, мол, чё за дела, хучь бы детворе вареников с кулубникой настряпать, да где ж её окаянную возьмёшь? А тута вы да с кулубникой!
Не знаю, что нас могло остановить, разве что хворостина бабы Клавы, но её там не было. Светкины родители работали, так что дома никого не было. Она поскакала за бидончиком, а дед Митрофан её в след кричит:
– Да прихвати ишшо каку—никаку чашку. Там ишшо бздники (паслён так называли) по посадке полно, дак с им тожа вареники хоро́ши (это правда—хороши́). Заодно и бздники наберёти!
Светка быстро прибежала, дед выдал нам обычный свисток розового цвета, еще раз наказал, чтобы не потеряли, и мы побежали к ближайшей лесополосе, которых вокруг деревни было полно понасажено.
Уж как мы свистели вдоль полосы! То я, то Светка, ну никак клубника не появляется, хоть плачь! А время уборки, машины, туда – сюда мимо посадки ездят, представляете, какое зрелище? Две девчонки вдоль посадки мечутся, одна в свисток на смородину свистит, а другая с бидончиком то и дело наклоняется, на кустах что-то высматривает!
Паслёна и правда, – полно. Отчаялись мы совсем клубнику найти, даже поссорились. Светка сделала вывод, что наврал дед Митрофан, а я за него была. Мол, а где он тогда клубнику на вареники взял? Да и про паслён ведь правду сказал. Ну не с пустыми же руками домой возвращаться. Почти полный бидончик в четыре руки паслёна насобирали.
В это время баба Клава нас кинулась. Вышла на дорогу, выглядывает, не идем ли от бабы Оли.
– Чвао, Клавдя, потеряла ково, чи не? – задевает дед Митрофан бабушку.
– Да девчаты маи до Оли побёгли, наказывала им к обеду вернутся, а их чёт всё нет.
– Дак они от Оли-то пришли. Взяли бидончик и поскакали в посадку за Чипинячку, говорять, вареников хоцца, сбегаем кулубники наберём, – как бы, между прочим, говорит Митрофан и смотрит на бабушку, – странные у тябе девки каки-то.
– Да ты чаво, кака кулубника? Можа за самародинай?
– Не, говорили, что за кулубникай. А еже ли ж, говорять, не будить, то хочь бздники насабирають.
– Да итить твою ж за ногу! Гляди, Митрофан, коли тваих рук дела, берегися у мине! – Заподозрила неладное бабушка. – Усё Василию расскажу, он тибе устроить!
– Да я им и слова-то не успел сказать, выскочили из Людкиной калитки и поскакали, как угорелыя! Ты мине лучша вот чаво, Клавдя, скажи, тибе ёжики не нужны?
– Каки ищё ёжики, ты чаво, накой мине ёжики? Ты чаво мне тута зубы заговаривашь?
– Да на кой мине тваи зубы! Вон их в палисаднике цельный выводок энтих ёжиков, усех гадюк заразы попередушили, чаво и делать ня знаю. Тибе-то гадюки ни к чаму, а мине без их пряма бяда кака-то!
– А на кой тибе гадюки-то? – Женщина есть женщина, любопытство всегда возьмёт верх.
– Дак с ими, знашь, кака эконмия получаица! Вот самагонка у мине семьдесять градусав, а я её пополам с водой разбавляю, и по бутылкам, а бутылку по гадюке, дак она через три дня опять семьдесять градусав! О, как, а говоришь, накой гадюки! Да ишшо, знашь, кака сила от такой настойки. А ты думашь, чаво вокруг мине девки вьюцца?
– Ой, да иди ты, помяло, каму ты нада, девки вьюцца! – Махнула на него рукой бабушка и пошла за нами в посадку.
Мы уже входили в село, когда увидели бабушку, идущую нам навстречу.
– И иде вы шляитиси? Вы почему таки самовольницы? Вам кто в посадку ходить разрешал? – И всё в таком духе. – Быстро домой! Наказаны!
– Баба Клава, нам деду Митрофану нужно свисток отдать, мы обещали, – заканючила Светка.
– Какой такой свисток?
Мы рассказали, бабушка только руками всплеснула.
– От ить, я так и знала! Домой идитя, а за свисток ня бойтися, я сама яму отдам, пусть потом попробоваить выташшить! Откуда вытащить – мы тогда не поняли.
Вечером бабы собрались на лавочке, возле них уныло околачивался Вовка. А мы со Светкой сидели во дворе в беседке и болтали ногами. Не знаю, чего там бабам рассказала бабушка, но периодически мы слышали весёлый хохот и от этого становилось ещё тоскливее. Вот бы нам тоже туда, там так весело.
Потом пришла Надежда Петровна и принесла нам вареников с клубникой и своей сметаны. Это хоть и немного, но скрасило наш унылый вечер.
А по деревне бабы болтали, что у мужиков находили странные бутылки со змеюками. Так они их от греха повыбрасывали.
Ой, да отчипись ты от меня, Надька, со своим утюгом за ради Бога!
Это случилось, когда деду Митрофану и его ровесникам перевалило за двадцать пять. Многие уже жили своими семьями, но Митрофан, хоть и был «ходок», жениться не торопился. Так получилось, что его соседка и одноклассница, Петровна, тоже пока семьёй не обзавелась.
У Митрофана тогда ещё была жива мама, которая за ним ухаживала – стирала, наглаживала одежду, готовила. А Надежда Петровна, так получилось, маму свою уже схоронила, отец погиб в Великую Отечественную, соответственно, она жила пока одна.
Митрофан нет—нет, да поглядывал иногда в её сторону, но попыток сблизиться не предпринимал. Так, иногда в своих мечтах, особенно, когда материнские наставления уже вставали у него поперёк горла, мелькала у него мысль зажить своей семьёй, но долго на этой мысли он не задерживался и связывать себя по ногам и рукам семейными узами не собирался.
Выходные подходили к концу, воскресенье катилось к вечеру, мать Митрофана накануне перестирала его рабочую одежду, которая сейчас, уже высохшая, готова была к глажке. Электрических утюгов тогда ещё не было, все пользовались тяжёлыми чугунными, которые разогревали на печке, после чего можно было погладить.
Вот и скажите, ну что могло случиться с чугунным утюгом – да ничего, его не поломаешь, но это точно не про Митрофана. Нет, он его не поломал. Он над мамкой решил пошутить. В саду почти в каждом дворе был колодец, из которого и брали воду. Был и у Митрофана такой. Недавно, утром, перед тем как уйти на работу, Митрофан положил этот утюг в ведро, привязанное к колодезному вороту, и спустил его в колодец.
Мол, мамка за водой пойдет, начнёт поднимать, удивится, чего такое ведро тяжёлое, докрутит до верха, а там утюг – вот смеху-то будет. Ну вот такой он был шутник всю жизнь. Всё так и вышло, да только вот, то ли от тяжести, то ли уже время пришло верёвке, но она оборвалась, и утюг вместе с ведром ушёл в небытие, мать даже и не поняла, что в ведре был утюг, а когда его кинулась, Митрофану крепко досталось.
Вот и теперь Наталья Матвеевна в очередной раз высказала своему сыну, всё, что она про него и про его шутки думает, и послала его за утюгом к Надежде Петровне.
Идти лень, а надо, в мятом же не очень удобно идти на работу. Пошёл. Идет, а фантазия-то у него бурная, в голове образы мелькают: вот открывает ему Надежда дверь, улыбается, призывно кивает, мол, проходи, давно тебя жду, вот он проходит, разувайся, мол, проходи на кухню на рюмку чаю, вот уже и за рюмкой чая Надежда сидит ему глазки строит. Туда—сюда – и до кровати дело дошло.
Сам уже стучит в двери, а мечты не отпускают, вот Надька беременная, женятся, появляются сопливые детишки, штук пять, сопли рукавами вытирают, так ему это всё поперёк души стало!
А тут Надежда двери открывает.
– Здорова, Митроха, чаво хотел?
Митрофан завис на несколько секунд, а потом выдаёт Надежде:
– Ой, да отчипись ты от мине, Надька, за ради Бога со сваим утягом!
– Чаво—о—о?
– Да ничаво! Ни чипляйси до мине, говорю!
– Да кто до тибе чипляется? Чаво припёрси?
– Да ничаво!
– Ну и всё!
– А вот и всё! Вот и иди отседова, Надька, куды шла! – Разворачивается и уходит с крыльца, а Надежда ещё долго стоит в недоумении.
Идёт, а навстречу ему мой дедушка. Они тогда уже с бабушкой женаты были и уже мой папа на свет появился.
– Здорово, Митроха, чаво, к Надьке лыжню проложил, чи не?
– Не, Василий, энто не про мине. От таких баб подальша держатьси нада, уж дюжа они плодовитыи. Нарожають семеро по лавкам, а ты им апосля мучайси, корми их!
– Да, как ты знашь, что плодовита?
– Да знаю, чаво по ей не видна что ли? Ладна, ты мине утягом не выручишь, а то мамка погладить собраласи, а утяга нету.
– Да выручу конешна, а иде же твой утюг-то делси?
– А у деле он у мине, Вася, у деле. Не поверишь. Забыл я как-то на окне стакан с водой на месяцок, а в ём ложка чайна. Так када кинулси, а та часть, что в воде была – золота! Налипло золото на её! О, как! Дак я утюг свой верёвкай привязал и в колодец сунул, чай и на няго начипляицца. Уже няделя, как там. Експиримент, понимашь.
Не знаю, поверили ли взрослые Митрофану, а только слушок по деревне прошёл и к матери Митрофана ни раз детишки прибегали:
– Тёть Наташ, а покажи золотой утюг?
– Какой такой утюг?
– Ну из колодца.
– Идитя с Богом, опять мой шалапай чудить, не иначе!
А иной раз бабы мать Митрофана подначивали:
– Наталья, бабы болтають, что ты сваму Митрохе партки золотым утягом гладишь?
– Ой, да идитя вы, бабы, он мине и так усе нервы истряпал, ищё вы туды жа!
Надежда Петровна постепенно забыла эту историю, но много лет спустя, на каком-то празднике, который отмечали сообща, по—соседски, вспомнила и выпытала у Митрофана, что это за выход из—за печки был. Он всё и рассказал. Не надо говорить, что это только добавило к празднику колоритных красок.
– Клянуся тибе, Петровна, вот прям, как тибе сичас вижу, увидял дятишек штук пять – стоять, сопли по лицу размазывають, от я и вспылил!
История о том, как дед Митрофан всю деревню на концерт Розы Рымбаевой отправил
Конец августа, суббота, дело уже ближе к вечеру. Дед Митрофан с пиджаком в руках идет к своей соседке, Надежде Петровне.
– Петровна, Петровна? Дома?
– Дома, заходи Митрофан, чего тебе?
– Ага, ага, буряков тебе в хату, Петровна.
Буряками местные называли обыкновенную свёклу, а почему в хату – это отдельная история про очередной розыгрыш Митрофана, после которой для этой деревни свёкла стала символом богатства и удачи.
– Петровна, а Палыч-то дома, чи не?
– На элеватор побёг, там линия встала, надо починить. А на кой он тебе?
– Дак, галстух я хотел у него взаймы взять, чтоб вот к этому пинжаку подходил, а то мой затерялси. Раз в сто лет в обед надеваю, куды делси, ума не приложу.
– Гля—я, а на кой тебе галстух?
– Дак, а как на концерт без галстуха? Без него никак.
– Какой ещё концерт, ты чего, Митрофан?
– О даёшь, какой концерт! Так нынче же в клуб Роза Рымбаева приезжает!
– Да иди ты. Я не слыхала!
– А ещё почти никто и не слыхал. Михалыч нынче в райцентр по делам ездил, а там встренул Кольку Лесунова, помнишь? Дак он там сейчас секретарем райкома, вишь, дурак—дураком бегал, а вон, поглядите, в люди выбилси!
Вот Колька и говорит Михалычу, мол повезло вам, ваш колхоз в области первое место по зерну занял, вот в качестве поощрения Рымбаева нынче к вам приедет. О как! А Михалыч у него и спрашивает, мол, а чего не Пугачева или хотя бы Ротару кака—нибудь? А он так строго ему, мол, не капризничай, вы, чай не по стране первое место взяли! Скажи спасибо, что хочь баба, будет на что посмотреть. Так нынче в восемь. Так чего, Петровна, дашь галстух, чи не?
– Да я дала бы, да один он у Петьки-то. А он в чем на концерт пойдёт?
– Дак вы тожа собираетися? Тогда чего ты мне тута голову морочишь?
Эх—! Как без галстуха? Ну, ладно. Нет так нет.
– Да ты у Михалыча попроси. У него, чай есть!
– Да уехал Михалыч к дочери, в Малы Утюжки.
– И чего, на Рымбаеву не пойдет?
– Далася Михалычу твоя Рымбаева, как собаке пята нога, ему дочке с ремонтом подсобить надо. Ладно, пойду, а то скоро к клубу надо идти, очередь занимать, клуб-то не резиновый, на всех местов не хватит. Повернулся и пошёл восвояси. А чего? Дело сделано, в Петровне он не сомневался, вмиг новость по подружкам разнесёт, а те дальше.
– Ничего, ничего, хватит места, – прикинула Петровна, – пол деревни допоздна на току и на дойке работают, точно без концерта останутся. Надо к Петьке на элеватор бежать, чтобы не задерживался, а то опоздаем.
И Петровна помчалась, а по пути к подружкам своим забегала. И нет бы людям говорить, что дед Митрофан новость принёс, так нет – Колька Лесунов Михалычу сказал! Много народу повелось.
К семи вечера у клуба собралась уже приличная толпа народа. Все нарядные, а как же, Роза Рымбаева – большое событие для деревни. Мужики нет—нет, да и бегают за клуб, принесли всё, чтобы совместить полезное с приятным. Настроение у всех приподнятое, все рады друг другу, а места́ в зале, да, что места́, на индийские фильмы все же помещались, кто на табуретке, кто на ступеньках, кто просто у стеночки стоял, так и сейчас, чай никого не обидят.
Тут из—за угла выворачивает Зиночка – новый директор клуба. В прошлом году она окончила культпросветучилище и Анна Павловна, прежний директор, со вздохом облегчения передала ей все дела и ушла на заслуженную пенсию. Зиночка, увидев толпу народа перед клубом от удивления открыла рот и встала, как вкопанная.
– Вы чего тут все?
– На концерт мы, давай скорее, открывай, – со всех сторон посыпалось на Зиночку, – быстрее, сейчас Рымбаева приедет!
Зиночка, как услышала это, резко развернулась и помчалась к дому председателя.
– Иван Семёныч, Иван Семёныч, Рымбаева приезжает! Там у клуба вся деревня собралась!
– Ты чего, Зиночка, с чего ты взяла? Какая Рымбаева, да я бы знал!
Иван Семенович впрыгнул в свой рабочий наряд, посадил Зиночку в свою новенькую Волгу и помчал к клубу.
Увидев приближающуюся председателеву Волгу, народ заволновался:
– Во, во, поди САМ Рымбаеву везет! Но вскоре все поняли, что в машине, кроме председателя и Зиночки никого нет.
– Народ, вы чего тут? – Только и мог спросить председатель, выходя из машины.
– Как чего тут? – отозвался местный агроном, – на концерт Рымбаевой пришли, она чего, запаздывает?
– Николай, да с чего вы взяли, что концерт будет?
– Дак, Петровна моей Зинке сказала. Вон она, спроси, подтвердит.
– И мне Петровна сказала.
– И мне.
– И мне, – послышались из толпы многочисленные голоса.
– Так, Петровна, ты чего народ переполошила, какая ещё Рымбаева?
– Так Колька Лесунов нынче утром Михалычу сказал, он его в райцентре встретил.
– Ага, значит Колька Лесунов? А Михалыч-то где?
– А Митрофан сказал, что к дочке в Малые Утюжки уехал, там подсобить что-то надо.
– А тебе-то кто сказал, Михалыч?
– Не, Митрофан…, – неуверенным тоном произнесла Петровна, и до неё стало доходить, что в очередной раз Митрофан её, как девочку развёл, – Вот ведь сволочь! Опять за своё!
Все начали в толпе искать глазами деда Митрофана, но не находили. А его там и не было. Митрофан сидел в летней кухне у Михалыча и с упоением рассказывал о том, как сейчас народ у клуба Розу Рымбаеву ждёт. Михалыч хохотал от души:
– Ну, Митроха, ну ты мастер народ разводить, смотри, как бы не побили!
– Не переживай, не побьют, народ у нас хороший, с юмором!
И он был прав. Люди, когда поняли, что это дело рук деда Митрофана, от души сначала посмеялись, а потом сами на себя посетовали, как они могли подумать, что в их захолустье заглянет целая Роза Рымбаева!
А Иван Семёнович смеялся громче всех, но не над тем, что Рымбаева, а над тем, что колхоз занял первое место в области по зерну.
– Ну, дед Митрофан, ну придумает же такое! Надо же – первое место! Ну доберусь я до тебя, шутник!
Как Колька гостя из Африки поприветствовал
В один из солнечных летних дней по деревне пополз слушок, что дочка главбухши Клавы собралась замуж. Да не просто замуж, а замуж за африканца, а попросту – негра. И вскоре привезёт его знакомить с родителями.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги