После маленькой встряски жизнь в Земляникино текла ровненько, по своим законам, хитровцы жили все лучше и лучше, даже невзирая на частые раздраи промеж себя. Открыли Чепушиловещательную станцию и накачивали простаковцев необходимой, выгодной для себя, информацией.
Простаковцы же были все стройные, как на подбор, ремешки затянуты, и все пристрастившиеся к разного рода развлечениям, особенно к разным играм, а еще очень любили на кухнях почесать языками и позубоскалить в адрес хитрованов. Озабоченные вечным поиском заработков, уже туго соображали, что к чему и что по чем.
В одном только месте мозги закипали от перенапряжения. Вы догадались? – в Капустинке, там в своей школе сынки и дочки капустинцев решали всякие задачи и придумки, как бы преумножить содержимое своих банок, куда они закручивали для засола капусту, да и приструнить нет-нет да забаламутившихся простаковцев.
Один пострел Шустер, сын знатного менялы той же фамилии, придумал:
– А давайте создадим рабовтов из железа и искусственные мозги из проводков, и пусть себе ишачат на нас, опять же вон за речкой эти с Пендосовки всё не угомонятся, а так мы покруче станем и попугаем их, чтоб неповадно было на наш каравай зариться.
– Ну, а этих куда денем?
– Каких таких этих? – удивился Шустер.
– Да из Простаково!
– Аа! – как бы вспомнил придумщик и изрек фразу из недавно пройденного материала в школе: «Боливар не выдержит двоих!» И продолжил уже с энтузиазмом. – Мы их по ящику и накормим, и успокоим. Да и что вы переживаете, мы же придумали ширмы, за которыми нас не найти: инфляции там, растущие, скачущие цены, кризисы, индексы, ну и прочие бла-бла-бла, а эти мозги из проводов… это будет самая главная ширма, на неё можно все валить, хоть войну с пиндосами. Сами поймите, если что, так проводки там перепутали или замыкание произошло, а мы ни при чём, вот так вот.
– Ну ты и голова! – зааплодировали капустинцы.
Да и хитровцам понравилось. И впрямь по чепушильнику в каждой передаче, чуть не захлебываясь от восторга, говоруны славили новые изобретения, а главное – не врали: дескать, такая-то и такая-то механизма будет внедрена и (о, чудо и счастье!) освободит от рабочих рук в таком-то количестве, а если такая-то и такая-то, то в еще большем количестве, а мозги из проводов чуть ли не всех освободят от тяжелого труда, при этом, конечно же, ни слова о том, а куда и в какие края свободным и освобожденным от тяжелого труда податься.
Но простаковцы в накрученной общей эйфории радовались, как дети, новаторским разработкам, чуть даже не приплясывали в квартирках. Вот какова сила Чепушиловидения! Им «конец» подготавливают, а они, как деревянные солдатики Урфин Джюса, радуются при виде огня, который сжигает их самих. Такие вот ширмы просторные, прячься, места хватит всем: и хитровцам, и капустинцам.
Конечно, можно еще долго описывать жизнь земляничников: и про то, как в Капустинке, на заброшенной, старой мельнице стоял какой-то станок печатный и его хозяин, Блеф Банкин, якобы дружен с нечистой. И про то, как хитровцы боялись истории, а особенно той ее части, где описывалось восстание рабов, и всячески затирали этот период, пробираясь по ночам в общую, земляникинскую библиотеку и орудуя там ластиками – резинками в кромешной тьме, так, чтобы никто не увидел, и про то, как простаковцы, когда-то гордые и решительные, вдруг, не без помощи двух других райончиков, превратились в наивных, доверчивых телят, которых готовят на заклание, а они даже этого не осознают. И про то, что в общем и целом жизнь стала какой-то безрадостной и неправильной, скорее всего оттого, что души погибших в том восстании за свободу Земляникино потеряли покой от предательства их жертвенности нынешними обитателями, но это совсем другие истории, уверен, кто-то их знает, а кто не знает, обязательно узнает.
Эксперимент
Ученые ставят эксперимент: у нескольких жителей планеты стирают временно память, но оставляют национальную идентификацию на генном уровне и отправляют на необитаемый остров с целью применения идентификации в условиях самовыживания.
На необитаемом острове, ласково омываемом водами наитишайшего мирового океана, под мерный, легкий плеск волн, спали в разных местах несколько мужчин разных национальностей. Упавший с пальмы банан попал прямо одному из них по голове.
– Что это? – проснулся мужчина, недоуменно подняв банан с песка и оглядываясь вокруг.
А вокруг была красота: синее небо, восходящее солнце, пальмы, увешанные бананами и кокосами, и, куда ни кинь взор, лазурного цвета океан.
Мужчина очистил банан и с наслаждением съел его. – Кто я? Где я? Не понимаю, не понимаю, почему я здесь? – и сам себе ответил – Нет. Нет, не помню. – и судорожно начал исследовать содержимое карманов. Карманы в брюках были пусты, а в нагрудном он нашел записку, в которой было только одно слово – «американец». – Аааа, так я американец! – потирая руки, воспрял духом испытуемый. – Так-так-так, значит я прагматичный! – и в легкую распевочку, прогнусавил «ПРОДУМАННЫЙ!».
Тут он начал внимательно вглядываться и осматривать всё в округе, и к его радости, что он не одинок, обнаружил недалеко, в разных местах других спящих мужчин. Он подошел к одному, к тому, который начал потягиваться и пробуждаться. Вновь проснувшийся также с недоумением стал озираться по сторонам, но, увидев рядом стоящего, встал и спросил:
– Где это я?
– У меня в гостях, это мой остров! – не моргнув глазом соврал американец, затем, поймав голодный взгляд вновь пробудившегося на половине банана, который «хозяин» не успел доесть, тут же добавил – А хочешь, я тебе банан дам со своего дерева?
– Хочу! – сглотнув слюну, ответил новенький.
Американец сорвал с пальмы банан, благо дело он был рослым и крепким, и протянул с широкой улыбкой, новенькому:
– На, ешь.
– Спасибо, добрый человек! – жуя банан, поблагодарил новенький. – А как вас звать?
– Я – американец! И зовут меня Сэм! – гордо ответил американец.
– Послушайте, Сэм, а можно еще один бананчик, уж больно они вкусные у вас.
– На, бери еще один, я добрый. Ну, а ты кто?
– Я? Я? – растерялся новичок и машинально зашарил в карманах брюк.
– Ты в нагрудном посмотри. – посоветовал Сэм. И действительно, в нагрудном кармане была обнаружена записка.
– «Поляк»! – прочитал новичок.
– А, так ты поляк!? – глубокомысленно произнес американец, совершенно незнающий и не понимающий, где это и кто это. – Ну-ну, так-так, и как же тебя звать, поляк?
– Иржик. – ответил поляк.
– Ты вот что, Иржик, тут скоро, судя по солнцу, обед будет, и ты наверняка захочешь еще бананов!
– Конечно, Сэм, – уже преданно заглядывая в глаза Сэму, ответил Иржик.
Сэм бережно поднял с песка рядом лежащую палку-дубину, оценил ее боевые свойства взглядом хозяина, помахал ею перед носом поляка и уже твердым, властным голосом, не терпящим возражений, сказал:
– Ты вот что, Иржик, сейчас походи по моему острову и собери все палки, которые валяются здесь, и принеси их сюда. Сэм показал указательным пальцем на хорошую разлапистую пальму.
– Хорошо, Сэм, соберу!
Иржик отправился выполнять задание, а Сэм с палкой пошел к другим, уже просыпающимся. Процедура знакомства с другими проснувшимися была идентична знакомству с поляком: здесь были латыш Янис, эстонец Янес, литовец Янус.
Прохвост, американец Сэм, всем представился владельцем острова и всего, что на нем есть, а за бананы обеспечил занятость.
Кто ставил незамысловатый заборчик из пальмовых листьев, кто за этот заборчик таскал кокосы и бананы, а кто лез на пальмы, добывая их. Литовец же, вдобавок ко всему, отведал удар палкой на глазах у всех остальных за то, что решил без спроса съесть банан, которые он таскал за заборчик. Память трех остальных зафиксировала данную акцию и напрочь стерла желание повторять подобные действия впредь. Тем временем Сэм, уже даже с какой-то ненавистью, посматривал на двух, продолжавших бесцеремонно спать парней.
Прошло уж где-то два часа, события по захвату власти и территории для Сэма разворачивались как нельзя лучше и самое главное – быстро, а эти двое его тревожили на уровне интуиции, расположенной прям под кожей и выдававшей себя в нервном почесывании. Через пару минут, не выдержав нервного зуда, Сэм позвал поляка.
– Иржик! – поманил его пальцем. – Вот тебе палка, Иржик, иди и разбуди этих двух, уже вон и солнце взошло, а они все спят.
– А может, им не мешать, Сэм? – робко возразил поляк, но Сэм одарил его своим самым грозным взглядом, от которого Иржик вжал голову в плечи.
Иржик пытался еще что- то сказать, но как только он открыл рот, Сэм ловко засунул в него полбанана.
– Ешь, ешь! Я добрый!
Поляк, с удовольствием жуя банан, пошел будить двоих спящих. Когда Иржик подошел к спящим, он вдруг сморщился и перекривился, зажал нос и произнес:
– Матка боска, это ужас какой-то! Как тут воняет!
– Чем там воняет? – спросил стоящий невдалеке и наблюдающий за происходящим Сэм. Иржик принюхался, выпятив вперед нос, а ладошкой, как бы погоняя к нему воздух, принюхался и выдал свое экспертное решение:
– Спирт и, по-моему, чеснок.
– Мне это не нравится! – сдвинул брови Сэм, подумав, добавил. – Это влияет на дисциплину!
В это время один из спящих шумно перевернулся на спину, раскинул руки в стороны и громко захрапел, второй, которого Иржик тыкал палкой в бок, присел на песке, смачно зевнул и стал с любопытством озираться по сторонам. Он выглядел не как все, на нем были широкие штаны, вышитая узорами рубаха, а на голове красовался длинный одинокий чуб.
– Ты кто? – спросил Сэм, ему нравилось бесцеремонно задавать вопросы, вкладывая в эту бесцеремонность уже предопределенную субординацию.
– А шо такое? – парень сплел пальцы рук на затылке, потянулся и вопросом на вопрос спросил Сэма – А ты хто?
Сэм сложил руки на груди и выставил ногу вперед, гордо приподнял подбородок и, как бы опуская сверху вниз взгляд, поставил печать под своими словами:
– Я хозяин острова и всего, что на нем: видишь деревья – они мои, на них кокосы и бананы – тоже мои, но я добрый. Хочешь, я тебе дам банан?
– А горилки с салом у тебя случайно нет? – и парень, сглотнув слюну, с надеждой посмотрел на Сэма.
– Нет, но будет! – нашелся мгновенно Сэм.
– А когда?
– Скоро! – соврал Сэм, при этом подкидывал и ловил банан.
Парень провожал взглядом летающий вверх и вниз фрукт. Сэм ловко подкинул банан вверх в сторону парня, и тот ловко поймал его.
– Благодарствуйте, хозяин!
Сэма как будто пронзило током, он обернулся, позвал всех подойти к нему и, когда последним Янес подошел, сказал:
– Знаете, я решил, что хватит нам тут официальных реверансов, а то все «Сэм, Сэм», и на «вы», предлагаю без всяких там церемоний: зовите меня попросту – «Хозяин», вот как он. – и Сэм ткнул пальцем в новенького,
– А кто он? Как его звать? – спросил Янус.
– Чуть не забыл. – вспомнил свой первый вопрос Сэм. – Кто ты? – и Сэм опять встал в картинную позу.
– Та не знаю я, кто я! – развел парень руки.
– А ну, посмотри в нагрудном кармане. – посоветовал Янис.
Парень пошарил в кармане рубахи, но там было пусто, затем в шароварах, и там было пусто, и виновато забормотал:
– Наверное, потерял, шоб те пусто было! – кому-то пожелал он, посмотрев на всю компанию, развел руками и сказал – Немае писульки, – и при этом глупо улыбнулся.
– Хозяин, последний просыпается! Пойдем знакомиться с ним. – предложил Иржик.
Толпа дружно направилась к последнему. Последний, как раз тот, что храпел, встал, быстро скинул с себя одежду и с диким криком забежал в океан по пояс, а затем нырнул, вынырнул… и так несколько раз, фыркая и выкрикивая:
– Уф, хорошо, ох, отлично!
Потом вышел на берег, встряхнулся от вод, как зверь, затем, мельком взглянув на толпу, дружелюбно сказал:
– Привет, пацаны! – и подбежал к первой пальме, вцепился в ствол и начал трясти, несколько кокосов, не выдержав энергии трясущего, сдались ему в плен. Новенький взял один и них, тот, что побольше, и с криком «За ВДВ!» разбил кокос о голову, чем удивил до состояния паралича всех присутствующих, особенно Сэма. Сэм, приняв картинную позу, громко, почти полукриком, объявил новенькому:
– Это мой остров, это мои деревья, это мои кокосы!
– Где это написано, чем докажешь? – жуя орех, быстро парировал новенький.
Оторопелый американец был в бешенстве, подойдя поближе к бунтовщику, замахнулся и хотел ударить его палкой, но тот лихо перехватил ее, сломал о колено, взял американца за шкирку, притянул к себе и со злостью произнес:
– В следующий раз п…лей получишь, понял меня? А теперь пошел на х…!
Сэм, введенный в состояние ступора, ретировался к толпе и стал спрашивать:
– Что он сказал? Что за язык? Я ничего не понял!
И с двумя вопросами в каждом глазу вертел головой на своих подданных, но ни один Ян, ни Иржик не знали и только пожимали плечами, а в цветастой рубахе подошел поближе и прошептал Сэму перевод. Сэм поднял брови:
– Какой плохой человек, какой плохой человек! – опешил от перевода американец. – А ты откуда знаешь эти слова?
Сэм подозрительно глянул на чубастого.
– Откуда? – Сэм, три Яна и Иржик посмотрели на чубастого.
– Сам не знаю. – и вдруг резко ударил себя по лбу. – А может, мы родственники, может, мы братья?
Сэм быстро смекнул, что к чему и сказал:
– Да нет, что ты, какие вы родственники, ты хороший, он плохой! – обнял шароваристого за плечи. – Ты вон какой красивый, а он мерзкий и противный. На, тебе банан, как ты думаешь, кто он?
Ответ ждать было бесполезно: чубастый уплетал банан и ему было не до мыслительных процессов. Легок на помине, подошел новичок.
– Ну, что вы тут, как сычи, насупились, айда на пляж, искупаемся, позагораем, как звать-то вас, чудики?
– Ты сам чудик! – за всех ответил Сэм. – Нам некогда резвиться, у нас дел по горло, надо к закату все успеть, так, чтобы с рассветом новые дела придумать и делать их. А тебя как звать и кто ты?
– Да я тут у себя в кармане записку нашел, там написано… – и новичок, как бы подтверждая подлинность документ, прочитал: «русский».
– Русский? – не понимая почему, но как в каком- то кошмаре, пересохшим языком – повторил американец, у него отчего-то появился звон в ушах и легкое головокружение, через минуту, справившись со своим состоянием, американец продолжил – Как звать тебя, русский? – Иван, Иван я! – ответил Ваня. Тут, как ужаленный, взвился с песка шароваристый:
– Вспомнил, вспомнил, как меня зовут! Иванко, во как! Русский посмотрел на внезапно обретшего имя, рассмеялся и сказал:
– Так ты – хохол, Иванко!
– Это почему я хохол?
– Так на голове у тебя хохол!
Тут к Иванко подошел Сэм и на ухо прошептал:
– Ну, что я тебе говорил?! Ты видишь, какая он сволочь! У тебя чубчик, а он «хохол», говорит. Какие вы братья? Он – Иван, а ты-то – ИванКО! Он просто смеется над тобой, будь с ним поаккуратнее, он очень плохой, я еще сомневался, а теперь вижу: хуже никого нет. Боюсь, он хочет отнять у меня кокосы и бананы.
Рядом стоящие и слышавшие Сэма три Яна и Иржик нахмурились, глядя на Ивана, вся компания во главе с Сэмом дружно стала прогонять его.
– Уходи, Иван, мы не хотим с тобой дружить, ты плохой!
А Сэм больше всех распалялся:
– Ты сказал, что мой остров не мой, и что я здесь не хозяин, а вот они тебе могут сказать, что я здесь хозяин и всё здесь моё. Подтвердите, «друзья»! – перекосившись от этого слова, но вынужденный его произнести, напирал на русского Сэм.
– Сэм здесь хозяин, мы это подтверждаем. Сэм хороший, он нам бананы дает, это его остров!
Опешивший от такого дружного напора, русский растерялся:
– Ну, ладно, ладно вам, не хотите, как хотите… – и пошел один на пляж, пройдя шагов десять, обернулся, посмотрел на компанию, улыбнулся и, покачав головой, сказал – Да вы, б…, секта какая-то, психбольные, а этот Сэм ваш – жулик и прохвост! А ты, хохлатый, наипервейший балбес! Что ты там трёшься? Да забей ты на этого Сэма, пошли купаться, я тебе банановое дерево подарю!
Иванко было дернулся в сторону русского, но на полшаге вдруг что-то вспомнил:
– Не, я не пойду, мне Сэм еще сало обещал, и горилку, ему скоро привезут. Правда же, Сэм? – и Иванко преданно посмотрел на Сэма.
Американец, поникший было от разоблачительной речи русского, встрепенулся:
– Конечно, правда! Я скажу вам больше, скоро много чего привезут, там и сало есть, и горилка, и еще много всякого… Я добрый, дам вам.
При этой новости вся толпа еще дружнее сплотилась вокруг Сэма и еще злее стала корчить физиономии в сторону Ивана.
– Да пошли вы, чокнутые! – махнул в сторону коалиции Иван и пошел обустраивать свою территорию перед наступающей ночью, и планов в его голове было громадье, можно сказать, вагон и маленькая тележка.
Иван засучил рукава и с энтузиазмом принялся наводить порядок на своей территории. Где-то на подсознательном уровне он знал, что она его, он не помнил, откуда, но точно знал и приговаривал:
– Давайте, давайте, вы еще пожалеете, что связались с этим жуликом, вы еще прибежите ко мне. – при этом никакой злости не испытывал к ним, а только одну досаду.
В то же время в глубине острова компания сидела кружком, и Сэм держал речь:
– Вот же занесло на нашу голову этого плохого, неотесанного грубияна, теперь он точно начнет всех обижать. Видали, как он кокос о голову хрястнул, а купался и фыркал, как медведь, нам теперь по одному никак нельзя, правда же, «друзья»?
Почему-то при слове «друзья» Сэм всегда рефлексировал кислой клюквой.
– Но ничего, мы его проучим, подкараулим и отдубасим палками, давайте решим, как мы это сделаем.
– Что значит, «как сделаем»? – спросил литовец Янус.
– Ну, например, ты, Янус, подойдешь к нему и потребуешь: «А ну-ка дай денег, Иван!» – и самое главное, чтобы вид у тебя был страшный.
– А если он не даст? – спросил латыш Янис.
– Тогда подходишь ты и спрашиваешь: «А если нет денег, тогда дай закурить!».
– Так здесь же нет сигарет? – удивленно поинтересовался Янес.
– Ну, что ты тормозишь! – грубовато в сторону эстонца зыркнул Сэм. – Я сам знаю, что ни денег, ни сигарет у него нет, но нам надо найти предлог для ссоры с ним, чтобы проучить его, так вот дальше, когда он ответит отказом, из-за пальм выйдут Иржик и ИванКО. – И что? – напряглись поляк и Иванко.
– А то, что вы скажете Ивану: «Что ты тут маленьких обижаешь и ничего им не даешь, негодяй!»
– Но он же нас не обижал! – опять впрягся эстонец.
Тут уже все понявшие замут загомонили:
– Да не тормози ты, тормоз, ну-ну, дальше-то что, Сэм?
– А дальше… Иванко первым сзади ударит Ивана палкой, а за ним все остальные.
– А шо я-то первый, пусть вон Иржик, у меня голова разболелась.
– Он же тебя больше всех не любит! Он тебя за дурачка считает, перед всеми «хохлом» обзывает, вон и недавно сектантом и психбольным обзывал!
– Та это ж, он про всех. – пробовал включить заднюю Иванко.
– Нет, это он тебя одного! Ты плохо слышал, ты в это время банан жевал. И потом, мы все здесь по запискам, я американец, Иржик-поляк, эти литовец, латыш, эстонец, а ты кто?
Иванко опустил глаза в песок.
– Вот видишь! – продолжал морально уничтожать его Сэм. – А если ударишь первым, мы тебя сделаем…
– Кем, кем? Американцем? – не дав договорить Сэму, воспрянул духом Иванко.
Сэм скривился, отмахнулся рукой, как от назойливой мухи, подумал и изрек, подняв палец кверху:
– Европейцем тебя сделаем!
– Правда? – переспросил счастливый Иванко.
– Вот те крест! – не моргнув глазом, соврал Сэм и показал на палки, случайно сложенные и напоминающие крест. Правда, могильный, кладбищенский, но Иванко был удовлетворен. Затем компания, вдруг в одночасье превратившаяся в банду, улеглась спать, благо роли и функции были распределены.
И русский Ваня ложился спать с разными думками, потом стряхнул их с себя и сказал:
– Утро вечера мудренее! – и заснул крепким сном.
Послесловие. Один из ведущих профессоров, который проводил эксперимент, отошел от большого экрана и сказал:
– Ну, вот что и требовалось доказать, уважаемые коллеги. Национальные характерные черты в прямой зависимости от времени проживания социума, в тех или иных условиях общественного мироустройства, в которых и где проживала данная социальная группа, называемая «Нация».
Рассказы
Кто не спрятался – я не виноват, или Три, четыре, пять – я иду искать
Кабинет начальника охраны крупного нефтеперерабатывающего завода был прост и полностью соответствовал своему хозяину, мужчине лет сорока-сорока пяти, Доронину Виктору Сергеевичу. Так официально его называли только на работе коллеги и подчиненные, для немногочисленных друзей, в основном бывших сослуживцев, он как был, так и остался Виктором. В секретных же архивах военной разведки по-простому ГРУ он числился, как Герой России, майор подразделения специального назначения «Оскал Белого Медведя» или «ОБМ», уволенный в запас по причине ранения, при выполнении задания в горячей точке. Куда пуля, осколок или клинок попали и в каком месте земного шара в досье не указывалось, а вот в сверхсекретном с грифом «только для трех лиц» было написано, что ТОР был ранен, вынося раненого ЗЕДА, в левое плечо и область шеи с той же стороны. Место проведения боевой операции – ледники Памира. Круговая засекреченность просматривалась и в этом документе в нем не указывалось ни звание, ни фамилия, ни имя, ни отчество.
Крутя ролик мышки, Виктор просматривал новостной портал, задерживаясь на немногочисленных интересных новостях. Очередная пауза застигла ролик на сирийских событиях.
– Да, – размышлял сам с собой Виктор. – война меня не отпускает. Смотря или читая новости о военных конфликтах, я мысленно нахожусь там, мозг постоянно анализирует решения воюющих, появляется неугомонный зуд во всем теле, мышцы напряжены, все твое существо просит выброса адреналина.
В общем, военный профессор-психолог, так и сказал: «Это, милок, адреналиновая зависимость или, если угодно, поствоенный синдром, так что спорт-спорт! Горные лыжи, прыжки с парашютом и, дай Бог лет, так эдак через десять, все нормализуется». Виктор, конечно, понимал старичка профессора, светило в своей области, профессор так и остался жить в советском формате, где и парашют, и лыжи, в общем-то, ничего не стоили, было бы желание. Сейчас это дорогое удовольствие, а выбросы энергии просятся наружу почти каждый день. Мысли Виктора прервал стук в дверь, в кабинет вошел парень, чуть выше среднего роста, лет тридцати.
– Здравствуйте, подпишите мне обходную. – несколько категорично попросил он Виктора.
Не дождался приглашения, ни волшебного слова не произнес, и вообще он выглядел как-то дерзко, расхлябано. Люди с такой манерой поведения не очень нравились хозяину кабинета. Виктор вспомнил его, охранники в своих рапортах-отчетах давали информацию об опоздавших или скандалистах. Завод-то серьезный, и охрана не только следила за контрольно-пропускным режимом, но и выполняла функции по наведению порядка. И паренек этот, судя по анкете Эдуард Глубский, не раз фигурировал и в одной, и в другой категории.
Эдик пришел на завод недавно и чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Про себя он знал, что стабильность и труд не его стезя, вот торговля, во всех ее проявлениях, манила его, он даже готов был начать с продавца, нет, не с простого, сидящего на кассе, а с ловкого, базарного умельца, владеющего искусством отжать и впарить, обвесить и недодать. Но, увы, уличные комплексы среди местной молодежи не дали Эдуарду проявить себя на этом поприще, боязнь быть под насмешками парней и девчонок заставила его сделать выбор в пользу завода.
– Этот старый мудак совсем нюх потерял?! – заговорил Эдик, как бы ожидая сочувствия Виктора, внимательно читающего анкету. – Ну ничего, я этому уроду устрою сладкую жизнь, он у меня попляшет в комиссии по трудовым спорам, это начальство обнаглело совсем, они думают, что им все можно, не на того напал, хрыченыш.
Не проронив ни слова, Виктор быстро подписал анкету и протянул ее Эдику. В этот момент их глаза встретились. Эдик вдруг почувствовал себя каким-то маленьким, кухонным тараканом. Все слова, которые ждали своей очереди, чтобы унизить начальника цеха, вдруг застряли непонятно где, то ли в начале дыхательного тракта, то ли в конце его, а уходя, он заметил, что сам того не желая, произнес: «спасибо и до свиданья». Слова, словно под гипнозом, сползли с его губ. Закрыв за собой дверь, Эдик облегченно вздохнул.
– Надо же, есть ведь такие противные люди… – подумал он про начальника охраны.
Виктор напоминал ему рентгеновский аппарат, от которого невозможно утаить истину, его, Эдика, нутра. Такие люди ему определенно не нравились. Вот и начальник цеха Егор Васильевич, такой же урод – разыгрались здесь в ум, честь и совесть нашей эпохи. Да, в принципе, пошли они на… Я теперь свободен, немного отдохну, а там что-нибудь придумаем. Сделаем, придумаем, помыслим у него всегда были во множественном числе, так как мысленно эти функции он всегда возлагал на всю свою родню. На улице майское солнце, голубое небо, щебет, спрятавшихся в кронах деревьев птиц, и, конечно же, дурманящий весенним запахом, воздух, приняли Эдика в свою праздношатающуюся компанию, а в качестве успокоительной таблетки судьба подарила ему видение в образе, пока еще не четком, несколько размытым, но, судя по контурам, очень многообещающим. В начале улицы в его сторону двигалась обалденная фигурка, принадлежащая беспечной, можно сказать, бунтарской и, конечно же, романтической натуры, Настеньки Волиной.