Зона ЧП. Не изученная война 1996 года

– Может, что-то срочное, раз раньше примчал? – рассуждал я. – Пойдем быстрей, раз такое дело.

В гараже было намного просторней, чем в кабинете у зампотеха. Прикрыв двери гаража, чтоб холод не поступал, капитан, вытерев свои усы от инея тыльной стороной ладони, произнес.

– Бойцы, сопли жевать некогда. Те, кто завелись, у кого все исправно, по одному подходите ко мне. Я определяю, где и чем загружаться. После полной загрузки берете пропуск у прапорщика Малютина и выезжаете на погрузочную площадку для дальнейшей погрузки самого автомобиля на железнодорожный состав. А те, у кого проблемы с транспортом, чтоб до обеда все исправили или отправлю в другой взвод стрелком к чертовой бабушке. Всем все ясно?

– Так точно, – не одновременно и не все ответили.

– Товарищ капитан, можно вопрос? – спросил Ряба.

– Задавай, – спокойно ответил зампотех.

– Стрелки других взводов уже получают командировочные. Когда мы получим деньги?

– Согласно расписанию, до обеда получают бойцы третьего взвода, вы в списках после них. Вам что, еще не говорили? – сурово взглянув на прапорщика, ответил капитан.

– Только что хотел это объявить, – чуть смущенно проговорил Малютин.

Прапорщик был уже в возрасте, седые волосы, небольшого роста, полного телосложения, с круглым, выпирающим пивным животом. Настоящий прапорщик.

– Про командировочные, значит, понятно, получите после обеда. А вот насчет выдачи пропусков, значит, так: после погрузки вы подходите ко мне, я выхожу, осматриваю груз и выписываю пропуск, – уже более командирским голосом доложил прапорщик.

– Еще важный момент. Чтобы в самом штабе не толпились, по очереди заходим: один выходит, другой заходит, – добавил капитан. – Если вопросов нет, подходим по одному для распределения на погрузку.

Мне было поручено подъехать ко входу в казарму для загрузки кроватей, которые еще вчера стояли уже в разобранном виде, готовые к погрузке. Я был очень рад такому грузу. Во-первых, можно не опасаться, что все побьешь. Во-вторых, нет никаких вещей, которые могли бы кому-то понравиться – карауль тогда, чтобы не украли. К слову Сане Афанасьеву тоже достался такой же груз, тоже кровати. Мы дружно подъехали к казарме. Я встал первый, за мной Саня, за Саней подъехал Паша, которому должны были грузить тумбочки, тоже норм груз. Доложив командиру первого взвода, что машины готовы и стоят у входа (а это было поручено грузить именно первому взводу), мы отправились в курилку покурить.

Мороз не спадал, на градуснике показывало минус 20, но из-за порывистого ветра казалось, что все минус 30. Поля, кругом поля, равнина до горизонта, даже холмика не видно. Интересно, как там в Чечне? Наверное, красивые горы, нет такого ужасного ветра. Зато там стреляют и могут убить. Я верил в судьбу и всегда отметал дурные мысли. Ну, если убьют, значит, такая судьба. Пока молодой, ты не осознаешь в полной мере значения смерти. Ты не понимаешь, что, когда тебя не станет, какая это будет боль родным. Тебе наплевать на всех. Ты думаешь только о себе и относишься с пофигизмом – убьют, так убьют, судьба.

Размышляя, я смотрел, как ребята грузили вещи в машину. Они, как муравьи, шли непрерывающимся потоком и несли кровати. Всё в работе было отлажено. Такое впечатление, что они всю жизнь этим на гражданке занимались, и их специально собрали вместе, отправили в армию, чтобы здесь и сейчас они продемонстрировали свое умение. Прошло всего 30 минут, как они начали загрузку, и вот машина была забита под завязку. Я застегнул брезент и поторопился отъехать в сторону, дать место Сане, чтобы он подъехал ближе ко входу. Решил его подождать, чтоб вместе взять пропуска и ехать в город на погрузочную площадку, чтоб не скучно было.

К 12 часам дня мы с Саней, показав на КПП пропуска, благополучно покинули часть и поехали на железнодорожную станцию. Дорогу, как ехать, мы знали давно – было дело, мы там разгружали вагоны с углем. Ехать было не так далеко, уже через полчаса мы подъехали к площадке, к нам подбежал дежурный по загрузке состава.

– Станьте в колонну, за «Уралом», за десяткой (десять – это последние две цифры госномера, так обычно называли, чтобы легче было понять, про какой автомобиль идет речь), – спешно прокричал дежурный.

Хоть он старался говорить громко, но его было плохо слышно. Стоял ужасный гул, рев БТРов заглушал все. В небо отовсюду поднимался черный дым из выхлопных труб, каша из снега была серо-черная. Старые бронетранспортеры натужно, как будто из последних сил, со скрипом трактов переезжали с места на место. Из некоторых машин, как из дуршлага, лилось масло. Их давно было пора списывать, отправлять в металлолом, они свое отслужили. Отслужили, но только не в России, не в этой части, не в это время, им еще предстоял последний бой. Перед нами стоял состав из платформ. На самых дальних уже стояли бронетранспортеры, их укрепляли тросами и другими приспособлениями. Другие БТРы с ревом по очереди забирались на платформу и проезжали в самый конец. Между платформами был настил из толстого железа.

– Значит, ты заезжаешь после этого «Урала», а ты (обращаясь к Сане) после него, и так далее.

– Сколько мы здесь проторчим? – садясь рядом на пассажирское сиденье и захлопнув дверь, высказался с неудовольствием Сашка. – Уже обед. Мы что, без обеда сегодня?

– Фиг знает, – также недовольно буркнул я.– Есть у меня немного соленого сала, еще не все сточил с прошлой посылки.

– У меня печенье есть, – улыбнулся он.

– Ну, значит, будем живы. Тащи.

Сало с печеньем вприкуску – это так вкусно! Кто служил – поймет. С набитыми щеками, пережевывая, мы улыбались. Все равно нам хорошо. Другие сейчас пашут, как пчелки, а мы сидим в машине, в тепле и жуем сало с печеньками.

Зимой день короткий. Он уже подходил к концу, а мы все еще стояли в очереди на погрузку. Один горе-водитель бронетранспортера промахнулся между платформами и свалился набок на землю. Никто и ничто не пострадали, но задержки еще на полчаса это добавило.

Сало и печенья мы съели, да и в части скоро ужин. Машины тарахтели весь день, вырабатывая в кабине тепло. Стоило заглушить двигатель, как через полчаса становилось прохладно, и приходилось вновь заводить. Часам к трем подъехал Паштет, груженный тумбочками. Хитрый, сука! Не поехал сразу, как загрузили, а дождался обеда. Пообедал, потом сходил в штаб, получил командировочные и только потом приехал сюда. Как, впрочем, и многие сделали. Если бы мы знали, что так долго будем здесь торчать, сделали бы то же самое. Ну а пока мы еще стояли, ожидая своей команды заезжать. Передо мной оставалось два БТРа и две машины «Урал».

– Много дают денег? – поинтересовался Саня у Паштета.

– Не обманули, – ответил Паштет. – Все триста сорок тысяч рублей. Я уже в «чепок» сходил. Угостить пирожком?

– Как раз в тему, молодчик. А то мы здесь без обеда остались, да и по ходу без ужина тоже останемся, – смачно откусывая большой кусок, сказал я.

Надо пояснить, чтобы так не пугались названной суммы денег, которую нам выдавали как командировочные. Дело в том, что в те годы это были обычные небольшие деньги. Только после деноминации, в 1998 году, от них отняли три нуля. Так что, если переведем, то сумма выходит не триста сорок тысяч, а всего 340 рублей. Но пока был не 1998 год, а 1995. На эти деньги мы могли позволить себе много чего. Лично я, как и многие из нас, купил себе в машину маленький однокассетный магнитофон, штук 5 кассет с разными группами, которые были популярны в то время, пару клевых футболок, да и так по мелочам. Хватило и на спиртное, которое покупали все и прятали от командиров.

Стемнело. К погрузке приступили «Уралы», скоро уже и мы. Возле «Уралов» была выставлена охрана, возле каждой машины по четыре человека. Нетрудно понять, что груз ценный. Поинтересовались у водилы – так и есть, нагруженный оружием. Я еще раз выдохнул, поблагодарив судьбу, что мне достались кровати. Часам к пяти подъехал Ряба, нагруженный палатками, печками буржуйками и еще какими-то тряпками.

– Сегодня больше никто не приедет, я последний. В темное время суток нельзя. Остальные завтра, – как из пулемета выдал он. – Где дежурный? Мне ему надо доложить.

– Там где-то, – махнул рукой в сторону состава Паштет.

– Еще сказали, чтоб не разбредались, за нами приедут, еще замполит подъедет, всех заберут, – продолжал Ряба.

– Да капитан уже сто раз приезжал, следит за погрузкой, примчит, наорет на всех, что долго грузимся, и уедет, – вмешался Саня.

– Действительно долго, ну вот и моя очередь, – сказал я, вскакивая в кабину машины и выезжая по знакам регулировщика.

В часть мы вернулись поздно. Пока погрузились все, пока закрепили все тросами, слили из радиатора воду. Кроме всего, на ветру и морозе прождали почти час, пока за нами приедут. Но была и хорошая новость: наш повар, Костя Сизый, был сегодня в своей смене, позаботился о нас, не забыл, нажарил картошки, достал из заначки тушенку. Перед сном мы наелись до отвала. Засыпая, последнее, что я подумал: с утра получу деньги и пойду в магазин отовариваться.

Глава 3

16 декабря 1995 года

1

Вот и настал тот день, которого мы ждали полгода минимум. Сформированный и сцепленный состав состоял из пары локомотивов, далее из четырех вагонов (три плацкартных для рядового и сержантского состава и один купейный – для офицеров и других сопровождающих этот поезд), двух грузовых крытых вагонов (в одном находились продукты питания, в другом – солдатские вещи на смену), двух вагонов-цистерн (бензин, солярка), вагона бункерного типа (там находилась кухня) и длинной цепочки вагонов-платформ с закрепленной на них разной техникой.

Играл оркестр. Нас построили в две шеренги вдоль вагонов. Мы были одеты в новенькие бушлаты, подшиты, наглажены, в новых, начищенных до блеска сапогах. Все ухожены, пострижены и побриты. Ну просто показательная рота, как будто участвуем в конкурсе смотра песни и строя. Командиры взводов стояли вместе с нами в строю. У нашего командира, лейтенанта Миронова, на лице явно можно было прочитать гордость. Он молодой, необстрелянный. Вчерашний курсант едет выполнять свою первую миссию в качестве командира. И опять я подумал, как благоволит мне судьба. Миронов – спокойный, взвешенный человек, а не тот придурок старлей из третьего взвода, где я раньше был, любитель по пьянке нас погонять. Впереди строя стоял командир мотоманевренной группы майор Проскурин. Немного сбоку от нас, на расстоянии 20-25 метров, стояли несколько камер. Это телевидение снимало происходящее. Фоторепортеры бегали и снимали нас с разного ракурса. На таком же расстоянии, но перед нами, стоял микрофон для выступающих. Провожало нас и много гражданских лиц. Многие из них пришли просто поглазеть, ведь субботний день, на работу не надо. Они разноцветной толпой стояли за спинами официальной делегации. В делегации присутствовали командир части, все его замы, начальник штаба. Приехали нас провожать и несколько офицеров из Северо-Западного военного округа. Кроме военных, были и гражданские чиновники. Присутствовали глава района, мэр города, депутаты. Ну и дополнял эту делегацию местный священник.

День был солнечным. Ветер, как будто жалея нас, стих, но мороз не отпускал. И от этого все перетаптывались с ноги на ногу, пытаясь согреться. Я поднял голову и увидел чистое синее небо, высоко парила какая-то птица. Было так спокойно и хорошо на душе. От нудных, однообразных будней хотелось скорей избавиться. Хоть куда, хоть в Чечню, так все надоело. Будь что будет, но перемены мне нужны, чтоб не сойти с ума.

Оркестр затих, началась торжественная часть. На середину к микрофону вышел командир части полковник Чернышов.

– Равняйсь… смирно… равнение на середину, – скомандовал майор, взяв руку под козырек, и строевым шагом подошел к командиру части. Пока он шел к полковнику, ударил оркестр.

– Товарищ полковник, мотоманевренная группа в связи с отбытием в Северо-Кавказский регион построена. Командир группы майор Проскурин.

– Здравствуйте, товарищи, – обратился полковник к нам.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – дружно хором ответил строй.

– Вольно, – скомандовал командир части.

– Вольно, – продублировал командир ММГ.

Постучав пальцами по микрофону, на что в ответ тот, протяжно заскрипев, дал понять, что все подключено и работает, командир части начал речь.

– Уважаемые товарищи, за время Чеченской кампании уже более двадцати подразделений пограничных войск несли свою службу в Северо-Кавказском регионе. Это и Ингушетия, и Чеченская республика, и Северная Осетия. Всегда с честью и достоинством пограничники выполняли свой долг. Я надеюсь, что и эта командировка в один из самых сложных районов также будет выполнена вами достойно, на высоком профессиональном уровне.

Затем выступали со своими напутствиями другие офицеры, глава района, мэр. Последним выступил священник, он прочел молитву и окропил нас водичкой.

– По вагонам, – наконец-то услышали мы от командира ММГ.

– Взвод материального обеспечения, отбиться согласно своим местам, – подхватил лейтенант Миронов.

Под громкую музыку оркестра началась посадка. Я быстро вскочил на подножку вагона. Вот и все. Неизвестно, ступлю ли я вновь на эту землю в Пыталово. Верю в судьбу.

Совсем забыл, играл гимн.

2

– Когда мы наконец тронемся? – бурчал Ряба. – Уже четыре часа как закончилась посадка.

– Не понять, что там у них происходит? Почему не дают зеленый? – поддерживал Рябу Паштет. – Десять раз нас всех пересчитали.

– Может, кого-то нет из других взводов, – более спокойно ответил я. – Куда спешить?

– Бухнуть хочется, – продолжал Ряба. – А ну его ждать. Может, сейчас, а?

– Потерпишь, как тронемся, так и бухнем. Все терпят, не подставляй командира, – пытался успокоить я, хотя самому уже надоело ждать.

Я, Ряба, Паштет и Саня устроились в четырехместном плацкарте. Рядом на боковых сиденьях были Илья Соболь и еще один водитель «Урала» по имени Влад. Все мы ждали, когда застучат колеса, чтобы накрыть стол, достать пузырек и наконец расслабиться и наслаждаться поездкой. Путь нам предстоял немалый, мы едем в Северную Осетию до Владикавказа. В вагоне стоял галдеж, все пытались чем-нибудь себя развлечь. Кто-то читал, кто-то резался в карты, кто-то просто дремал. Постоянно то по одному, то толпой выходили в тамбур курить. Мы располагались недалеко от тамбура, и постоянный стук дверью начинал раздражать. Хотя в данный момент начинало раздражать все, даже Ряба, который постоянно кудахтал.

– В части уже ужин, мы так и будем сидеть? – Ряба был взвинчен до предела.

– Пойдем покурим, – предложил я, – легче станет.

– Я с вами, – присоединился Паштет.

В тамбуре от сигарет невозможно было дышать. Дыма было настолько много, что разглядеть, кто на противоположной стороне тамбура, было невозможно. Зачем тратить сигареты, можно просто постоять три минуты – и ты накурился надолго. Но мы чадили, как паровозы, добавляя свой дым к уже находившемуся здесь. Когда я выкурил сигарету до половины и в очередной раз затянулся, вдруг неожиданно вагон дернулся так, что я подавился дымом. Паштет влетел в Рябу и сигаретой прижег руку, а Ряба, в свою очередь, ударился головой о стену.

– Урааа! – раздалось по всему вагону.

– Урааа! – прокричал и Ряба.

– Наконец-то, – ответил я.

Курить больше не хотелось. Мы быстро побросали окурки в банку и вышли из тамбура. Качаясь от медленно разгоняющегося поезда, мы добрались до своих мест.

– Теперь гульнем, – развязывая вещмешок, с явной радостью в голосе говорил Ряба.

Мы последовали за ним. На столе появилось много еды, нам перед отправкой заботливо выдали трехдневный сухпаек. Здесь были и тушенка, и консервы, и хлеб. Саня достал сало, кто-то высыпал печенье, появились купленные до посадки в вагон огурцы и помидоры, сыр и лимонад. Только водку, чтоб не палиться, на стол не выставили. Ее разливом занимался Ряба под столом. Наполнив огненной водой алюминиевые кружки, Ряба произнес:

– Ну что, вздрогнем? За хорошую поездку, – чокнувшись со всеми, одним глотком он влил в себя содержимое.

– За все хорошее, чтоб все было супер, – поддержал тост Саня.

От выпитого от горла до желудка сразу побежала теплая дорожка. На голодный желудок в голову ударило сразу. Все набросились на пищу, жадно набивая рты.

– Между первой и второй промежуток небольшой, – не давая как следует закусить, налил по второй Ряба.

– Будем, – произнес я и залпом осушил кружку с алкоголем.

– Ох, хорошо, – закусывая, произнес Саня. – Вся суета позади.

– Неизвестно, что будет дальше, – скептически заметил Соболь, ставя пустую кружку на стол.

– Что будет – то будет, сейчас отдыхаем. А ты, Влад, чего не пьешь? – спросил я.

– Мужики, как выпью, начинает желудок болеть, я лучше подремлю, – ответил Влад и сидя прислонился к стенке, прикрыв глаза.

Прапорщик Малютин был назначен дежурным по вагону и периодически ходил следить за порядком. С каждым разом перерывы между осмотрами были все больше, язык развязней, а походка все неуверенней. Он с прапорщиками из других взводов ехали с нами в одном вагоне. Так как они находились в начале вагона, то и курить ходили в другой тамбур, мимо нас не бегали и не мешались.

– Все в порядке? – уже порядочно поддав, спросил у нас прапор.

– Все отлично, – тоже нетрезвым голосом ответил Ряба.

– Выпьете с нами по рюмочке, так сказать, за удачную поездку? – предложил Паштет.

– Можно, только по маленькой, – качаясь, пробормотал прапорщик.

Все выпили. Прапорщик пошел дальше. Сегодня мы его больше не видели. Через пару часов он крепко храпел на своем месте.

– Помню случай, как нас призывали в армию, – начал рассказывать свою очередную байку Ряба. – Стоим мы в кабинете у врача, голые, выставили свои причиндалы напоказ, а у одного пацана встал. Мы смеемся, а врач ему: сходи, вон за ширмой умывальник, водичкой головку помочи. Выходит он из-за ширмы, и мы видим: у него голова мокрая, а член стоит. Тут мы все попадали на пол.

Мы тоже дружно заржали.

– Я слышал похожую историю, – вытирая от смеха слезы, начал Паштет. – Как тоже на осмотре у парня встал, врач ему: вон, мол, там стаканчик с водичкой для таких случаев стоит. Ну тот вернулся, вытирая рот. Туда смотрят, где стоял стакан, а он пустой. Сколько раз туда макали члены, никто не знает.

Снова взорвался смех.

– Да хватает на свете дебилов, – наливая очередную порцию алкоголя по кружкам, сказал Ряба.

В соседнем купе заиграла гитара, хором запели песню: «Уезжают в родные края дембеля, дембеля, дембеля». До дембеля, как до Китая раком, еще девять месяцев служить, подумал я. Мысли закрутились в голове, опять вспомнил гражданку, отца, мать, брательника. От спиртного что-то замутило, в голове закружилось – перепил. Пока здесь не наблевал, надо в туалет. Качаясь, добрался до туалета – занято. Вышел в тамбур. Он был весь изгажен, кто-то уже наблевал на пол, все в окурках, свиньи. От накуренного становилось еще хуже. Открылась дверь туалета, бухой солдат чуть ли не ползком выползал. Я метнулся в сортир и закрыл дверь. Смачно выдал в унитаз все содержимое желудка. Постояв еще с минутку, я сделал несколько глубоких вдохов. Вроде стало легче. Вымыв лицо холодной водой, я побрел назад. Ряба и Паштет сидели у соседей и подпевали песни, Саня уже давно вырубился. Ильи Соболева вообще не было. Я знал, что у него кореш во втором взводе едет, они даже вместе учились, и он наверняка зависает у него. Я глотнул лимонада, скинул тапочки, с трудом залез на вторую полку и под дружный стук колес захрапел.

3

Я иду по дороге вдоль поля, засеянного пшеницей. Солнце печет так, что невозможно идти. Во рту все пересохло. Пить, хочется пить. Почему так жарко? Голова вот-вот закипит. Передо мной появляется дом, я узнаю его, это дача, построенная моими родителями, наша дача. Почему я здесь, где все остальное? Я захожу внутрь, там должна быть вода, как хочется пить. В комнате на диване сидят родители и листают фотоальбом. Мать поднимает голову, улыбнувшись мне, машет рукой, чтоб я присоединился к просмотру фотографий. Подошел, сел рядом с мамой. На снимке я вижу: стоят в военной форме с автоматами на плечах Ряба, Паштет, Саня и Соболь. Все улыбаются и смотрят на меня. Вдруг я увидел, на фотографии у всех глаза были выжжены, а на их месте чернели дыры. Я испугался и откинул фотоальбом от себя, убежал на кухню. На столе стояла банка с водой. Пить, хочу пить. Схватив банку, опрокидываю, открывая рот, чтоб наконец-то насытиться, но вода не течет, как я ни старался. С размаху бросил банку о стену, та разлетелась на множество маленьких осколков. Подбежав к крану, наклонился, открыл кран, там пусто, воды нет.

– Что за хрень? – ору я.

Тут за мое плечо кто-то тянет. Поворачиваюсь и вскрикиваю.

– Леха, Леха, что с тобой? – продолжая тянуть, говорит Ряба.

Паштет, Саня и Илья стояли поодаль.

Открыв глаза, я медленно стал осознавать реальность. Сон. Фууу.

– Кошмар приснился, – продолжая лежать неподвижно, ответил я.

Язык еле поворачивался, все пересохло.

– Пить, дайте попить.

Залпом я осушил полбутылки лимонада. Ох, тяжело. Только сейчас я заметил синяк под левым глазом Рябы.

– Откуда это у тебя? – поинтересовался я, показывая на глаз.

– Ты что, ничего не слышал? – вмешался Паша. – Ну ты здоров спать, здесь такое было. Ха, все проспал.

– Что было-то?

– Да пидор один, из БТРщиков, прикинь, закурил прямо в вагоне. Совсем нюх потерял, ну я ему предъявил. В тамбуре потом выясняли отношения.

– Ну и кто кого?

– Он один раз попал, а так я ему навалял, – гордо сказал Ряба. – Главное, он осознал, что так делать нельзя. Там ему еще и свои объяснили, что он неправ.

– Давно стоим? Где мы находимся? – поворачиваясь набок к нам лицом, тоже только что проснувшись, спросил Саня.

– Уже час точно стоим, где-то в жопе мира, – ответил Соболь, глядя в окно. Никаких признаков жизни, поля кругом.

За окном уже почти рассвело, заснеженные поля уходили вдаль, только на горизонте виднелась полоска леса.

– Завтрак, всем на завтрак, – идя по вагону, вопил с виду уже похмелившийся прапорщик. – Стоим еще полчаса. Мухой к кухне, набрать котелки и по своим местам.

Проходя мимо нас, прапорщик на секунду остановился, увидев фингал у Рябы.

– Откуда синяк?

– Да с полки ночью упал, – соврал он.

– Ну-ну, – не поверив ни слову, прапорщик пошел дальше.

– Понятно теперь, чего стоим. Кому, интересно, с утра полезет их каша, – пробубнил Паштет. – Чайку надо попить. Может, по рюмочке, так сказать, похмелимся? – показывая наполовину выпитую бутылку водки. – Как раз всем по чуть-чуть.

– Я пас, – с отвращением сказал я.

– Я тоже, – поддержал Санек. – К вечеру можно будет под ужин выпить. У меня еще пузырек есть.

– Ну, тогда и я не буду?

– Пойдем покурим, потом в карты сыграем, – подчеркнул свое согласие, что с утра пить рано, Соболь.

До обеда мы резались в карты, сначала просто так, потом на интерес. Играли на спички и сигареты. Когда гора спичек перекочевала к Илье Соболю, а все сигареты ко мне, мы перешли играть на отжимания, приседания и на другие желания. У соседей играла тихонько гитара, кто-то бродил от скуки туда-сюда, кто-то дремал, становилось скучно всем. Карты бросили. Илья ушел к своему земляку, Паштет и Ряба тоже пошли прогуляться, Саня прилег подремать, я уставился в окно. Поезд шел медленно, под монотонный стук колес за окном кружил снежок. Я смотрел на заснеженные деревья.

Необъятные поля сменялись то перелесками, то густыми еловыми лесами. Мы уже проехали Тверскую область, мою родину, и подъезжали к Москве. Никакой суеты, внутри на душе было спокойно. Конечно, головой понимаешь, куда тебя везут. Что об этом думать. Думай не думай, а ты солдат, куда прикажут и что прикажут – туда и пойдешь и все сделаешь. Никогда не возникало мысли от чего-то откосить или вообще сбежать. Это же позор.

Поезд замедлил ход, показались отдельные деревянные домики. Проехали железнодорожную станцию, деревянный небольшой домик с вывеской «Станция Стяжок». Полная женщина, дежурная на этой небольшой станции, проводила нас флажком. Знает ли она, куда мы едем? Вряд ли, ей скорей бы проехал поезд – и вернуться в свою теплую будку, а еще лучше – быстрей бы закончилась ее смена. Проехали переезд с закрытым шлагбаумом, за которым стояли в ожидании две машины. Все кажется таким родным и близким.

Когда я учился в Великолукском лесхозтехникуме, я на каждые выходные ездил домой на поезде. Везде, на каждой железнодорожной станции я видел одно и то же: такая же будка, такая же вывеска с названием станции, такая же женщина с флажком (мне кажется, их набирают на работу по одним критериям, чтоб одинаково выглядели), такой же переезд со шлагбаумом и стоящими за ними машинами. Да и машины, кажется, одни и те же, которым дана кем-то команда преследовать поезд, переезжать с одного переезда на другой. Проехали какую-то речку без названия, появились коттеджи разных типов. Глядя на них, без ошибки можно было определить, что хозяева жили в достатке, в большом достатке. Их сменили огромные заводы с дымящими высокими трубами, какие-то полуразрушенные здания из красного кирпича, высокий бетонный забор с колючей проволокой наверху. Зачем? Для чего? От кого защищает? Прогремел, тяжело набирая ход, встречный товарный поезд. На других путях, которых становилось все больше и больше, также стояли товарняки. Ко мне присоединился Саня. Мы стали вместе наблюдать, что за окном. Наш поезд полз как черепаха, минут пять мы так и наблюдали забор с колючей проволокой и стоящие товарные поезда. Вдруг поезд дернулся и остановился.