Няня поневоле
Тонкий парфюм обволакивает столовую и мешает мне сосредоточиться на завтраке. Кажется, вся еда провонялась им. И собственным запахом Федора, конечно.
«Какими духами ни облейся, моложе не станешь, – думаю я, снова ругая себя за малодушие. Зачем послушала родственников и вышла замуж за старика? Кем стала в его руках? Послушной игрушкой. Посторонним людям Шмелев может показаться добродушным интеллигентом. Он цитирует наизусть Бродского и Мандельштама, может с ученым видом порассуждать про бозон Хиггса и об экономике в стране и в мире. Зато когда мы остаемся одни, весь интеллект мужа испаряется напрочь, а на смену ему приходят самые низменные инстинкты. За закрытыми дверями мой муж не воздержан в еде и в сексе. А еще дикое, почти деспотичное желание власти распространяется не только на сотрудников его многочисленных предприятий, но и на меня. Прислуга и домочадцы ловят каждое его слово и со всех ног несутся исполнять. И если на других муж может наорать или лишить премии, то меня в случае непослушания ждет другая участь. Пощечина или ремень. Все зависит от тяжести проступка. Вся моя жизнь в одночасье попала под пристальный контроль Шмелева. Если я обращаюсь за медицинской помощью, то врачи докладывают ему о моем состоянии здоровья. Вот сегодня позвонила гинеколог и доложила результаты моих анализов. Из близкого когда-то окружения мне разрешено общаться только с родителями и сестрой. Остальные люди – подруги и родственники – как-то сами собой рассосались.
Я слушаю Федора и киваю, соглашаясь с каждым его словом. Муж довольно разглагольствует о нашем будущем, детях и моей предстоящей беременности.
– Гормональный фон отличный, теперь нам нужно забеременеть, котенок, – улыбаясь, замечает он. – А для начала вытащить из тебя спираль. И можно сразу приступать к зачатию. Уверен, у нас все получится. Я сегодня же свяжусь с Варфоломеем, пусть высчитает благоприятные дни для зачатия. Насколько я помню, судя по твоей натальной карте, сейчас самое благоприятное время. Марина, – обращается он к сестре, сидящей за столом между нами, – брось все свои дурацкие делишки и сразу после завтрака поезжай с моей женой к Татьяне Николаевне. Она сейчас звонила. Пусть вытащит спираль. А я смотаюсь в Цюрих на недельку. К тому времени у Апполлинарии все заживет, и приступим.
Заканчивая завтрак, муж без тени смущения рассуждает о моей физиологии, строит планы, когда заделает ребенка. И нимало не задумывается обо мне самой. Да и зачем, если я еще одна вещь в этом богатом и красивом доме.
Шмелев вытирает губы льняной салфеткой и шумно поднимается из-за стола. Поворачивается ко мне, ожидая, когда я встану, дабы отодвинуть стул и подать руку. Ох уж эти церемонии!
– Съездишь в клинику и отдыхай, – велит он, гордо вышагивая по коридору, украшенному витражами. Чувствую, как мою ладонь обхватывают его цепкие холодные пальцы. Силюсь не закричать, прекрасно зная, что означает приказ мужа – дом не покидать!
– Конечно, Федор Ильич, – бормочу я, а в голове бьется только одна мысль: «Беги, дура! Беги!».
В холле, рядом с входной дверью, уже топчется многочисленная охрана и помощники Шмелева. Увидев шефа, народ проявляет бурную деятельность. Кто-то несется открывать дверь, помощник Вячеслав Иванович хватает лежащий на кресле портфель и как преданный пес застывает в шаге от всемогущего патрона. Я точно знаю, как уничижительно относится Федор Ильич к своим подчиненным. Ни во что их не ставит и при малейшем косяке может уволить, не заплатив за месяц. А эти люди не только безмерно прогибаются перед ним, но еще и гордятся, что работают у самого Шмелева!
Муж при всех смачно целует меня в губы, хозяйским движением проводит по груди и, коснувшись ладонью моей щеки, замечает.
– Я быстренько порешаю делишки, и назад. Ты тут не скучай, котенок. Береги себя, ладно?
– Да, – вздрагиваю я, чувствуя, как от унижения глаза заполняются слезами. – Счастливого пути, Федор Ильич, – шепчу я, привыкнув с первого дня знакомства называть Шмелева на «вы» и по имени отчеству. Знаю семьи, где даже при такой значительной разнице в возрасте супруги общаются на равных. Но это явно не наш случай.
– Ну-ну, малыш, – довольно улыбается муж. – Тоже не хочу с тобой расставаться…
Вместе с Федором я выхожу на крыльцо, зябко ежусь, обхватив себя руками. Несмотря на теплый сентябрь, меня пробирает дрожь.
«Нужно бежать», – опять проносится в голове заполошная мысль. Смотрю невидящим взглядом, как Шмелев и вся его свита рассаживаются по иномаркам представительского класса. Бездумно пялюсь на красные огни стоп-сигналов и снова думаю о побеге.
«Беги, – шепчет мне внутренний голос. – Больше шанса не будет!»
Поднимаюсь к себе и в изнеможении падаю на постель. Слава богу, у нас с мужем отдельные спальни, разные гардеробные и санузлы. Федор Ильич навещает меня по расписанию и после быстрого, очень быстрого контакта удаляется к себе. Но даже здесь, в своей комнате, я нахожусь под его неусыпным контролем. Ко мне постоянно заглядывает прислуга с дурацкими вопросами «не надо ли чего?» и при случае докладывает мужу. Выйти из дома самой – вообще дохлый номер. В любой поездке к родителям или по делу меня сопровождают трое охранников. По магазинам я не хожу, а подруг сразу после свадьбы Федор Ильич вывел намертво, как дихлофос тараканов.
– Держись подальше от нищебродов, – бросил супруг презрительно. – Лучше общайся с женами и дочерями моих партнеров. Хоть научишься у них хорошим манерам и обретешь лоск.
За пять лет брака подружек в высшем обществе я так и не завела. Но и не очень старалась. Вечно придумывала всякие отговорки, а если и попадала на какие-то сборища, то сидела молча в уголке.
Из-за больной ноги остряки в окружении мужа прозвали меня китайской принцессой. Я думала, что Шмелев рассердится, но ему понравилось.
– Пойми, котенок, – рассмеялся он, – ты создана, чтобы тебя носили на руках!
Встаю с кровати и, пока никто не видит, бегу в гардеробную. Подняв полы длинного шелкового халата, оглядываю ножки. Покореженные Шмелевским Джипом кости давно срослись. Ну, еще бы, если ряд операций мне делали лучшие хирурги страны, а реабилитацию я проходила в Германии. И до сих пор личная массажистка и по совместительству охранница каждый день разминает когда-то покореженные мышцы.
– Будет прихрамывать, – после операции вынесли вердикт врачи. Я и хромаю, никому ни единым словом не обмолвившись, что могу ходить ровно.
Честно говоря, сама не знаю, что срабатывает. Привычка припадать на больную ногу или инстинкт самосохранения. Но за три месяца, как мои конечности полностью восстановились, я ни с кем не поделилась своим маленьким секретом. По дому хожу сама, слегка подволакивая ногу, а в общественных местах опираюсь на руку Тамары, моей охранницы. На всяких приемах и суаре меня водит под ручку Шмелев, давно снискавший славу нежного и заботливого супруга.
Я быстро распахиваю шкафы, шарю глазами по полкам. Лихорадочно думаю, что мне пригодится на первое время. Джинсы и майка. Белье. Косметичка. Больше в мою сумку-шопер вряд ли что поместится. Да и привлекать внимание к своей поклаже я не хочу. Значит, обойдусь по минимуму. Все остальное потом куплю.
Надеваю одно из тех гладких и унылых платьев, что так нравятся моему мужу. Заплетаю волосы в ненавистную дульку и, положив в необъятный шопер вещи, документы и деньги, направляюсь к выходу. На минуту замираю в нерешительности и, вернувшись обратно в гардеробную, выуживаю с полки небольшую кожаную сумочку. Кладу ее на самое дно и с легким сердцем хромаю к выходу.
– Ты уже собралась? Едем, – улыбается мне золовка. Тихая покладистая баба лет пятидесяти, выполняющая у Шмелева роль прислуги по особым поручениям. Марина так же, как и брат, тонка в кости. Носит длинные юбки в пол и распущенные волосы, выкрашенные в ужасный рыжий. Личная жизнь у золовки не сложилась, что не мудрено с таким-то братом.
– Где твоя Тамара? – огладывается по сторонам Марина и, как только охранница появляется, идет вперед.
А я, облокотившись на крепкую руку своего телохранителя, ползу со скоростью черепахи.
Тише едешь, дальше будешь. Мой случай.
В машине, отвернувшись к окну, прикидываю план побега, но я до последнего не верю в удачу.
«Главное, избавиться от телефона и сумки. И незаметно выбраться из медицинского центра. А потом… Как будет угодно госпоже Фортуне, – думаю я, рассматривая мелькающие за окном соседские коттеджи и озерцо невдалеке от дороги. А когда взгляд лишь на минуту задерживается на пункте охраны на выезде из поселка, я нутром понимаю, что больше никогда не вернусь сюда.
Никогда! Никогда!
В центре всегда толчея и очереди в регистратуру. Но на входе меня встречает девица из ВИП-отдела и сразу без промедления ведет в кабинет врача. Сама экзекуция много времени не занимает. Немного ноет низ живота, и трус, давным-давно поселившийся в моей душе, предлагает вернуться в дом Шмелева. Отлежаться… подумать…
– Где ты еще такого мужика найдешь? – спрашивает меня дрожащая тварь, давным-давно поселившаяся в спинном мозге.
– Лучше жить одной, чем с таким уродом, – пресекает глупые разглагольствования здравый смысл. – Лови момент, Полька!
«Я не оплошаю, – говорю самой себе. – Но рисковать впустую точно не буду. Как карты лягут…»
Видимо, когда я выхожу из кабинета, госпожа Удача поворачивается ко мне личиком. Тамара сидит в сторонке и что-то читает в телефоне. А Марины поблизости вообще нет. Мельком гляжу на Тамару и быстро сворачиваю в другой коридорчик. Потом проскакиваю еще один и, оказавшись около туалета, быстро захожу внутрь. В маленьком узком помещении переодеваюсь в джинсы и майку, а платье прячу в баул. Просто так выкинуть сумку от Фурлы рука не поднимается. Ее можно Потом продам. Но оранжевый цвет бросается в глаза. А значит, меня можно обнаружить. Вытряхиваю все содержимое на пол и выворачиваю сумку наизнанку. Обычная серая кожа, ничем не примечательные карманы. Вот только фирменный медальон в углу сообщает об изнаночной стороне. Но многие люди и понятия не имеют, что настоящая брендовая вещь имеет внутри маленький жетон с порядковым номером.
Но сейчас мне до этого нет никакого дела. Выхожу из туалета и осторожно оглядываюсь по сторонам. Все коридоры заполнены пациентами, и очень легко затеряться в толпе.
«Боженька, пронеси!» – шепчу беззвучно. Бегом спускаюсь по лестнице и останавливаюсь в нерешительности около перехода в главное здание. Если пойти обычной дорожкой, то выход только один, и именно около него стоит машина Шмелева, а рядом пасется моя основная охрана. Мимо этих точно не пройти. Бультерьеры, блин!
А вот если спуститься ниже, я попаду в детское отделение, а оттуда выйду на соседнюю улицу. Сяду в трамвай, доеду до вокзала. А оттуда на шаттле в аэропорт.
«Отличный план, – говорю самой себе и, отодвинув загородку со знаком «стоп», спускаюсь вниз.
Этот вход в детское отделение – служебный. Обычно пациенты заходят с другой стороны. И если мне повезет…
– Здесь прохода нет, – останавливает меня толстая медсестра и машет похожим на сардельку пальцем.
Я останавливаюсь как вкопанная. Наверное, нужно было бежать через главный вход. Может, и удалось бы проскользнуть мимо людей Шмелева.
– Гавриловна, пропусти, умоляю, – шепчу я, узнав в строгой бабке свою давнюю коллегу.
– Ой, Полька, ты? – всплескивает она руками. – Я же тебя сто лет не видела. Говорят, что ты за богатого старика вышла.
– Вышла, Гавриловна, вышла, – причитаю я. – А теперь сбежать хочу. Пропусти меня, пока не хватились.
– Накушалась сладкой жизни, – понимающе кивает старуха и, схватив меня за руку, тянет в другую сторону. – Я сейчас с нашим водителем поговорю. Он тебя до вокзала подбросит. Все равно ему ехать мимо. Только белый халат накинь, чтоб не мелькать перед камерами…
Примерно через час, оказавшись в шаттле, я понимаю, как мне повезло. И когда электричка трогается, покупаю билет до Стамбула. Почему именно туда? Самый ближайший рейс. И от Турецких авиалиний Шмелев вряд ли добьется ответа.
Потом решу, куда дальше. Сейчас главное убраться по добру по здорову.
– Подальше-подальше, – стучат колеса.
– Беги, не оглядывайся, – трепыхается сердце.
– Ты где, котенок? – приходит сообщение от мужа. – Тамара тебя что-то потеряла.
– Я в туалете, – пишу, не задумываясь о последствиях. – Скрутило сильно. Видимо, за завтраком семга была несвежая.
– На каком этаже?
– На третьем.
– Какого тебя туда занесло?
– На четвертом было занято.
– Ладно, я уже в самолете, – пишет муж и отправляет мне смайлик с нимбом на башке. – Никуда не отходи. Стой, где стоишь. Сейчас Тамара и Марина тебя найдут. Они с ног сбились. Две идиотки.
– Хорошо, Федор Ильич, – искренне заверяю я. И выкинув в аэропорту айфон, подаренный мне Шмелевым, достаю из-под подкладки новый телефон с купленной на имя сестры симкой.
До последнего оглядываюсь по сторонам, опасаясь людей Федора или его самого. Но самолет дорогого мужа, судя по табло, уже вылетел в Цюрих. А мой, до Стамбула, взмоет в небо через каких-то сорок минут.
«Боженька, пронеси! – умоляю я, входя в туалет. Здесь уж точно невозможно напороться на охрану Федора. И когда я самой последней прохожу на посадку, с души обрывается камень. Здоровый такой булыжник.
Я свободна! Свободна-а!
Самолет набирает высоту, а я смотрю на удаляющиеся дома и дороги, на поля, больше напоминающие зеленые и желтые квадратики.
«Удрала, – поет душа. – Как быстро меня найдет муж? – задумываюсь лишь на минуту. – То, что Шмелев меня когда-нибудь вычислит, я ни на минуту не сомневаюсь. Но время – деньги. Главное выиграть месяц-другой, найти нормального адвоката и подать на развод. Сама процедура не хитрая. Вот только удастся ли мне развестись с мужем, или Федор Ильич, подкупив судей, снова запрет меня в своем доме и после показательной экзекуции приступит к воплощению в жизнь своих великих планов?
Под гул двигателей я вспоминаю тот день перед самым Новым годом, когда уже почти на выходе из роддома меня догоняет Светка Слепцова.
– Ковалева, ты домой? – кричит она, зычным голосом останавливая меня в предбаннике.
– Ага, – киваю я, радуясь, что смена закончилась.
– Сгоняй в лабораторию, Поль, – просит меня Светка, протягивая пробирку. – Анализ крови по цито. Там у роженицы кровопотеря. Нужно срочно…
– У нас всегда все срочно, – бурчу я и, кинув сумку на подоконник, на всех парах несусь через больничный скверик в лабораторию. Еще и пробирку впереди держу, как эстафетную палочку.
Я не сразу понимаю, что случилось, когда меня в бок ударяет тяжелый бампер Рэндж Ровера и дикая боль пронзает бедро. Меня заносит сначала на капот, а потом на асфальт. Разбивается пробирка, заливая кровью мое пальто.
– Смотри, куда прешь, – орет на меня выскочивший из-за руля водитель. – Тут до роддома уже близко, Федор Ильич, – мрачно сообщает вышедшему следом пассажиру. – Вы пока Настену заберете, я тут разрулю.
– Не пори ерунду, Миша, – тихим голосом обрывает его шеф. По всему видно, что первый – нахал в стеганой куртке – водитель, а второй – в кашемировом пальто на распашку – его начальник. – Моих дочь и внука есть кому и без меня встретить. А мы должны оказать помощь девушке, – заявляет он, наклоняясь ко мне. – Что же ты так, котенок? Не смотришь, куда бежишь.
– Так по скверу на машинах ездить нельзя, – шепчу я, теряя сознание.
Глава 2
Стамбул встречает меня теплым солнышком, легким ветерком и запахом кофе. Я бесцельно брожу по Старому городу и, поднявшись на Галатскую башню, любуюсь Босфором.
«Представляю, какой сейчас стоит стон до самого Цюриха, – усмехаюсь довольно. – Первый раунд за мной, Федор Ильич!»
Деньги у меня есть. Не привлекая особого внимания, я выгребла все проценты, начисленные на вклад. А там за пять лет брака скопилась немалая сумма.
«На какое-то время хватит, – вздыхаю я, рассматривая яхты и большегрузы, спешащие из Черного моря в Средиземное и обратно.
Тяну кофе из высокой прозрачной чашки и пытаюсь собраться с мыслями. Куда ехать? Чем заниматься? Денег на первое время хватит. Но хочется встать на ноги. Пусть на хромые, но свои.
Лучше потеряться где-нибудь в большом городе. Вернуться в Россию и обосноваться в Москве или в Питере.
«Питер! – вспыхивает в голове красная лампочка. – Прекрасный вариант. И пусть там нет никого из знакомых, но это и неважно, – думаю я, покупая билет до Санкт-Петербурга. И как только оплата проходит, телефон заливается трелью. Жанка! Только она одна знает этот номер.
– Ты где, Полина? – рявкает в трубку, не поздоровавшись. – Мать в конвульсиях бьется, а твоего любимого папашу сейчас удар хватит. Какого лешего удрала от Федюльки?
– И тебе привет, дорогая, – меланхолично бросаю я, собираясь заказать себе еще пахлавы и чашку капучино. Гулять, так гулять!
– Что на тебя нашло? – сурово спрашивает Жанка. – Устроила тут кордебалет…
– Федор Ильич решил меня торжественно оплодотворить, – шепчу в трубку, ловя на себе изумленные взгляды туристов.
– Старый урод! Ты все правильно сделала, систер, – выносит вердикт Жанка. – Где ты сейчас и что думаешь дальше делать?
Я мысленно закатываю глаза. Отделаться от сестры мне еще никогда не удавалось. Жанка младше меня на два года. Но с самого детства отлично научилась тянуть из меня жилы, деньги и информацию…
– Ты там уснула? – настырно выдергивает меня из размышлений сестра.
– Нет, – вздыхаю я. – Просто думаю. Хочу обосноваться в Питере.
– На фига?! – возмущенно фыркает Жанка. – Или у тебя там кто-то есть?
– Кто? – устало бросаю я, понимая, куда клонит сестрица.
– Ну, мужик какой-нибудь…
– Ну что ты мелешь? – цежу я, стараясь холодным тоном осадить зарвавшуюся сестру. Но ее этим точно не проймешь.
– Так, – решает она за меня. – Прилетай ко мне в Никитск. Жить будем вместе. Я тут квартиру снимаю. Расходы пополам. Работу тебе найду.
– Спасибо, – глотая слезы, шепчу я. – Но какую еще работу? Я же пять лет дома просидела…
– А какая клуша у нас окончила медучилище и получила диплом фельдшера-акушера? – бухтит мне в ухо сестрица.
– Ну, я, – признаюсь, как на допросе. – Только, Жанна, мне нельзя официально работать. Меня тогда муж в два счета вычислит…
– А я тебе о чем! – нетерпеливо вскрикивает сестра. – Ты можешь работать доулой, Поля! До-у-лой!
– Как это? – будто не понимаю я.
– Да ты пойми, – втолковывает мне Жанка. – Это же великолепный шанс совместить два твоих образования. Тем более, у меня есть знакомые в этой области. Приезжай ко мне в Никитск. Хата есть, работу тебе найду. Что еще надо?
«Действительно, – думаю я, не сводя задумчивого взгляда с Босфора. И погуляв пару дней по Питеру, лечу к сестре.
Жанка встречает меня в аэропорту. Располневшая и жизнерадостная. И только дома, приложив руки к животу, хвастается.
– Кто-то залетел!
Весело смеется, а потом добавляет заговорщицки.
– Знаешь, кто отец ребенка? Сам Назарет… Он такой крутой, Полька, очешуеть! Богаты-ы-ый! Круче твоего Шмелева.
– Ты выходишь замуж? – спрашиваю я, как наивная дурочка. – Смотри, не обожгись…
– Нет, пока о свадьбе речь не идет. Меня и так все устраивает. Назарета тоже. Я у него иногда остаюсь. Поэтому хата в твоем полном распоряжении. Только мужиков сюда не води. А то хозяйка строгая. Выгонит нас с тобой, да еще на меня Назарету нажалуется.
– Ну, какие мужики, – вздыхаю я, проклиная сестрицу за ее дурацкие шутки. – Мне бы со Шмелевым развестись и в себя прийти.
– Ладно-ладно, – театрально вздыхает сестра. – Пойдем, покажу тебе квартиру. Тут есть на что посмотреть.
Как по мне, привыкшей к напускной роскоши Шмелевского дома, квартира отделана скромно. Материалы, конечно, все дорогие, но подобраны с умом и вкусом. Просторные комнаты оформлены в стиле хай-тек. Много света и стекла. И я неожиданно понимаю, что именно этот стиль, а не вензеля с завитушками, мне нравится больше всего.
– Ну, как тебе хата? Жить можно? – ухмыляется сзади Жанка. Мы с ней совершенно не похожи. Сестра у меня крепко сбитая боевая девица. Вся в папу. А я в мамину породу. Там все худые и скромные. Вот только грудь у меня на размер больше. И это еще с подросткового возраста самая главная Жанкина печаль.
Всматриваюсь в круглое щекастое лицо и огромные черные глазища. Даже беременность никоим образом не повлияла на сестру. Как была амбалом в юбке, так и осталась. Только будущее материнство сделало сестру немного помягче. Или это гормоны играют.
– Как же я рада, что ты ко мне приехала! – вопит она, сграбастав меня в охапку. И шмыгает носом, смаргивая непрошенные слезы. – Я тут совсем одна. Назарет, конечно, нянчится со мной, как с маленькой. Но мужик… Сама знаешь, что с него взять?
– А мама знает? – спрашиваю настороженно.
– Нет пока, – отмахивается Жанка. – Ты ей ничего не говори, пожалуйста! Начнет свои советы дурацкие давать. Мне от них – хоть на стенку лезь. Сама скажу, ладно?
– Хорошо, – пожимаю я плечами, стараясь сосредоточиться на личных проблемах. Не понаслышке знаю про причуды беременных. Одной душно, другой – скучно, а третьей дают не те витамины… А тут родная сестра. Случись что, меня обвинят…
– Занимай любую комнату, – машет рукой Жанка. – Я здесь редко ночую. Чаще у Назарета остаюсь. А сюда днем приезжаю. Задыхаюсь в его дурацкой крепости. Прислуга шныряет туда-сюда. Бойцы по всему дому шастают. Ржут как кони… Мне так спокойнее.
– Ты не работаешь? – интересуюсь удивленно.
– А зачем? – равнодушно пожимает плечами Жанка и добавляет хвастливо. – Назарет богаче твоего Шмеля. Только помоложе в два раза. Он ничего для меня не жалеет.
– Рада за тебя, – равнодушно бросаю я, заходя в небольшую комнату. Она немного отличается от других. На стенах вместо безликой венецианской штукатурки бледно-розовые обои в мелкий желтый цветочек. А из окон открывается изумительный вид на парк. Я как завороженная смотрю на величественный фонтан с мускулистыми торсами, на колесо обозрения и каскады водопадиков, сбегающих рядом с высокими ступеньками.
– Так и знала, что ты выберешь эту комнату, – хмыкает сзади сестра. Обводит руками нехитрую обстановку: плюшевый розовый диванчик, белый шкаф, такие же стол и комод. – Мне она напоминает девичью светелку, – морщится Жанка.
– После Шмелевского ампира тут глаз отдыхает, – без всякого умысла говорю я. – Честно говоря, я любой помощи сейчас рада. Ты меня просто выручила! – кидаюсь к сестре на шею.
– Ну что с тобой делать? – вздыхает она. – Свои мозги не вставишь. Сидела бы за дедушкой Федей как за каменной стеной. Деток бы ему нарожала. Денежки бы все к рукам прибрала. Вон, посмотри на шоу-биз! Там таких примеров выше крыши! А Федюльку бы схоронила, нашла бы нового мужика…
– Жанна, – яростно взмахнув руками, выворачиваюсь из объятий. – Да, не хочу я детей от Федора Ильича! Зачем рожать заведомо больного ребенка? Понимаешь? Меня от Шмелева тошнит! Зачем обрекать малыша на жизнь с отцом-деспотом?
– Так вы же спали до свадьбы? – удивляется сестра. – Тогда же не тошнило? И ты его считала добреньким старичком…
– Да я и сама не поняла, как оказалась с ним в одной койке, – сокрушенно бурчу я. – Я тебе сто раз рассказывала!
Отхожу к окну, вытираю ладошкой слезы и снова оказываюсь в уютном ресторанчике в Карловых Варах. Небольшое полуподвальное помещение со старинными кирпичными сводами и тусклыми фресками кажется мне сказочным антуражем. Ресторан закрыт для остальных посетителей. И в мою честь играет квартет, спрятавшийся в одной из арок.
– Надоела толпа. Невозможно поговорить спокойно, – морщится Федор, беря мою ладошку в холодные руки. С холеного лица сходит пренебрежительная гримаска и появляется самая доброжелательная в мире улыбка. – А мне хочется узнать, как у тебя дела? Как себя чувствуешь? Врачи, конечно, докладывают мне каждый день о твоем здоровье…
– Спасибо вам, Федор Ильич. Все хорошо, – лепечу я, даже не пытаясь вытащить руку из захвата Шмелева. – Стараюсь сама ходить. Физиотерапевт говорит, что нужно побольше двигаться.
– Ногу сильно не напрягай, котенок. Пока не окрепла, лучше пользоваться креслом, – кивает он на мою инвалидную коляску и, повернувшись к официанту в строгом фраке, делает заказ.
Суп в булке… седло оленя… утка в брусничном соусе…
– Я столько не съем, – шепчу тихо. – Мне бы салатик и сок.
– Ты должна хорошо питаться, – нравоучительно замечает Шмелев. – Придется мне проследить…
Естественно, он давит на меня своей опекой. Лучшие врачи и массажисты. Бесконечные огромные букеты, которые доставляют в мою палату ежедневно. И в каждом записочка «Не грусти, котенок!».
Хочется послать Федора Ильича куда подальше. Но я не могу себе этого позволить. Не имею прав. Еще не хватало упасть на руки родителям неходячей колодой! Если верить Шмелеву, он поставит меня на ноги. И честное слово, я могу потерпеть его прикосновения и мелкие презенты, лишь бы он и дальше спонсировал мое лечение. Да и какой дурак откажется!