Если вдуматься, то сам Шмелев и не виноват в ДТП. Это Миша, его водитель, гнал на всех скоростях к роддому. Другой бы даже первую операцию оплатить не соизволил. А Федор с присущей ему педантичностью контролировал все три и давал жару врачам в больницах. Нашим вообще пришлось несладко. Но и немцам досталось…
Тихий ужин с неспешной беседой запомнился мне во всех деталях. Тонкие шутки Шмелева, какие-то байки, которые он травил, войдя в раж. Помню, как мы вышли из ресторанчика.
– Хороший день, – как мальчишка улыбнулся тогда Федор Ильич. – Не хочу, чтобы он так быстро заканчивался…
– Мне нужно возвращаться, – пробормотала я, поправляя плед на коленях.
– Сейчас поедем в санаторий, – улыбнулся Шмелев, берясь за ручку кресла-каталки. Оно у меня, стараниями Федора Ильича, новороченное – с электроприводом и с устройством для пересаживания. Очень удобно.
«Где б ты была, если бы не Шмелев? – думаю я по дороге в санаторий. – Валялась бы дома и не знала, как выйти на улицу!»
Я в который раз поднимаю глаза к небу и благодарю Господа, что он не оставил меня. И пусть иногда Федор Ильич раздражает своей гиперопекой, но я готова до конца жизни молиться за здоровье этого человека.
– А у меня здесь квартира, – простецки кивает Шмелев на роскошную высотку. – Отличный вид на набережную. Давай поднимемся на минуточку, время еще есть! – с азартом решает он. – Согласна, котенок?
Послушно киваю. Не хочу обижать старика отказом. За время болезни я сильно привязалась к нему. И если честно, полюбила как родного дедушку, которого у меня никогда не было. Да и кто бы еще так нянчился со мной?
Панорамный лифт бесшумно несет нас на шестой этаж. Федор Ильич ввозит меня в просторный пентхаус, украшенный статуями и лепниной. Помогает встать на ноги и осторожно ведет к окнам. Чувствую, как его руки крепко сжимают талию, и ловлю себя на неожиданной мысли.
«И почему я решила, что он старый дед? Крепкий красивый мужчина!»
Федор Ильич подводит меня к эркеру, откуда виднеется река и набережная, сверкающая огнями.
– Так тебе будет удобнее, – говорит Шмелев, помогая мне снять тонкий пуховичок. Ощущаю себя безвольной куклой в его руках. Нет, не так… Чувствую себя женщиной, укутанной заботой любящего мужчины. Пусть только на несколько минут. Пусть только в моих глупых мечтах…
Федор Ильич кидает мою куртку на соседнее кресло. Следом летит его кашемировое пальто.
– Давай помогу сесть, – заботливо предлагает он и, придвинув широкое кожаное кресло с высокой спинкой, легко и непринужденно берет меня на руки. У меня не хватает смелости ойкнуть, как я оказываюсь на коленях у своего спасителя. Жадные руки уверенно путешествуют по всему телу. А тонкие губы быстро накрывают мои. Язык вторгается в рот, обшаривая там все закоулки. Нужно вырваться и потребовать отвезти меня в санаторий. Но вместо этого я обвиваю руками шею Шмелева и позволяю ему расстегнуть блузку. Чувствую, как его холодные пальцы проникнув под тонкую ткань, а затем и под кружево бюстгальтера, мягко и нежно сжимают мою плоть. Умом понимаю, что это безумие нужно прекратить, но не двигаюсь с места, неожиданно ощущая небывалый восторг. По телу бегут мурашки, а внутри пульсирует жгучее желание.
– Скажи мне «да», – шепчет на ухо Федор Ильич и смотрит выжидательно, немигающим взглядом напоминая хищника.
А когда я киваю, с рыком победителя несет меня в спальню.
Для меня до сих пор остается загадкой, как я могла вот так запросто отдаться Шмелеву. Но той ночью в его объятиях мне было так сладко! А утром за завтраком Федор Ильич надевает мне на палец кольцо с бриллиантом.
– Как честный человек, я должен на тебе жениться, – заявляет он непререкаемым тоном.
А через две недели, забрав меня из чешского санатория, перевозит в свою московскую квартиру.
– Мы поженимся в начале июня. Выбирай любую дату до пятнадцатого числа, – заявляет он, не давая мне вставить даже слово. – Все под контролем, котенок. Я советовался с астрологами. Сейчас самый благоприятный период. Если хочешь, давай вместе посмотрим в календарь…
И сам же назначает свадьбу на десятое июня. Внутри меня все замирает.
Не хочу! Не могу! Не буду!
Но я даже заикнуться боюсь о разрыве помолвки. Ежесекундная трогательная забота напрягает. Но в голове постоянно бьется мысль «А кому ты нужна, калека?!».
В день свадьбы меня с утра накрывает истерика.
– Мамочка, – рыдаю я на груди у матери. – Увези меня отсюда, пожалуйста! Я не люблю его!
– Да кто еще так с тобой носиться будет, Полька? Кто на тебе, покалеченной, еще женится? – оторопело смотрит на меня мать и вздыхает горестно. – А Федор Ильич – мужчина порядочный. Да и ты его обнадежила. Это все предсвадебные волнения, дочка. Возьми себя в руки…
– Вон, здоровые девки найти себе мужика не могут, – фыркает Жанка. – А у инвалидки вообще шансов нет никаких. А ты такого деда богатого отхватила! Помрет вскорости, все тебе достанется…
– Жанна, – одергивает сестру мать.
– А что я такого сказала? – фыркает она. – Это же правда!
– Полина, – просит меня родительница. – Столько денег потрачено. Люди уже собрались. Ну, не захочешь жить с Федором Ильичом, разведешься. Он же тебя насильно рядом держать не станет. Но, милая, – обнимает меня мама. Прижимает к себе. – Трудно даже здоровой женщине найти такого любящего мужчину. Федор Ильич с тебя пылинки сдувает. Боготворит.
Всхлипываю, наблюдая, как мать поправляет на моей голове тиару с бриллиантами. Стою как вкопанная, опираясь на спинку стула, когда она одергивает фату, купленную во Франции.
– Надевай туфли, и пойдем, – лихо командует Жанка.
Хочу закричать. Прогнать мать и сестру прочь. Убежать куда глаза глядят. Но не двигаюсь с места, осознавая неоспоримый факт. Мои близкие правы. До выздоровления еще очень далеко. И вряд ли я смогу ходить самостоятельно. И что меня ждет без поддержки Федора Ильича?
Не успеваю ответить самой себе, когда дверь распахивается, и в комнату, будто вихрь, врывается Шмелев. В темно-синем костюме от Бриони, с белым галстуком и таким же цветком в петлице.
– Ты готова, Аполлинария? – весело осведомляется он. – Какая же ты красивая сегодня. Глаз не отвести.
– Спасибо, Федор Ильич, – шепчу, собираясь в последний момент отказаться от свадьбы. – Но я…
– Ты что такая печальная? Болит нога? – спрашивает он обеспокоенно и строго смотрит на мою медсестру, сидящую в кресле у дальней стены. – Вы сегодня кололи Аполлинарии Михайловне обезболивающее? Или ждете от меня указаний?
– Но она не говорила… – пытается возразить та.
– А вы сами не видите? – рычит Шмелев, настойчиво подводя меня к кровати. – Не терпи боль, любимая, – шепчет он, приподнимая подол платья, и строго велит моим матери и сестре. – Выйдите, пожалуйста.
– Платье помнется, – пытаюсь воспротивиться я. – Я потерплю, – заверяю торопливо, боясь, что будущий муж догадается об истинной причине моих слез.
– Ерунда, – хмыкает Федор Ильич. – Принцесса Диана выходила замуж в ужасно мятом платье. И ее видел весь мир. А у нас домашняя церемония.
Чувствую, как в мышцу вонзается игла, и вместе с болью от укола в моей пустой башке бьется простая до безобразия мысль.
«Все! Клетка захлопнулась!»
Шмелев помогает мне сесть на постели. И откинув в сторону трехслойный подол свадебного платья обнажает мои ноги чуть ли не до самых трусиков. Спокойно надевает мне на ноги туфли. По-хозяйски проводит ладонями по белым чулкам, каждым движением давая понять, что отныне я полностью принадлежу только ему. Послушная жена состоятельного мужчины.
– Сладкая моя, – шепчет хрипло и, осмотрев меня жадным взглядом, интересуется насмешливо.
– А где колье, что я тебе подарил? Отдала сестре или загнала в ломбард?
– Нет, оно в сейфе, – лепечу я. – Мне кажется, изумруды плохо сочетаются с диадемой.
– В них отражаются твои глаза, – улыбается Федор Ильич, мягко целуя меня в нос. – Уважь мужа, котенок. Сегодня твой день, и ты должна блистать на все сто!
Киваю, зная, что Шмелев все равно настоит на своем.
Покорно подставляю шею под тяжелое ожерелье. Замочек щелкает, впуская в душу студеную безысходность.
«Это конец. Теперь я полностью во власти мужа. Не вырваться, и никогда не обрести свободу!»
Глава 3
ЛинараС Жанкой в день приезда мы болтаем до утра. Ей, правда, приходится позвонить Назарету и отпроситься на ночь.
– Прости, милый, сестра приехала, – докладывает она, выходя из кухни, где мы, нажарив картошки и мяса, устроили посиделки. До меня долетают какие-то смешки и шепот сестры.
– Он с друзьями в баню пойдет, – вернувшись к столу, машет она рукой. – Развлекаемся каждый по своей программе.
Я внимательно вглядываюсь в счастливое лицо сестры и прошу Боженьку дать ей счастья. Если у меня жизнь не задалась, то пусть уж хоть ей счастья обломится.
– Завтра мы с Назаретом идем на скрининг, – заявляет Жанка. – Заодно и пол ребенка узнаем.
– А ты кого хочешь? – задаю глупейший вопрос.
– Да мне все равно, – пожимает плечами сестра. – Ну, не знаю даже… Родить поскорее хочется, – признается она. – Надоело с пузом ходить.
– Да срок-то еще небольшой, – ласково напоминаю я. – Ты маме когда скажешь?
– Давай договоримся так, – строго замечает сестрица. – Я молчу о твоем местонахождении. А ты – о моей беременности. Согласна?
– Ладно, – сдаюсь я, смутно догадываясь, что Шмелев обязательно возьмет в оборот моих родителей. А они люди простые. Интригами не искушенные. Вряд ли смогут что-то утаить от Федора Ильича. Проболтаются обязательно, а потом затянут песню «Разберитесь по-хорошему!». Федя им наврет с три короба и рванет за мной в Никитск.
– Вот и славно, – весело замечает Жанна. – Маме отправь письмо какое-нибудь, чтобы она не волновалась. И с утра долго не разлеживайся. Я вернусь, поедем с тобой к Люсе…
– А кто это? – удивилась я, желая отдохнуть, а не бродить по хаткам.
– Самая крутая акушерка в городе. Специализируется на домашних родах. Обычных или в воде. Я с ней рожать планирую. Назарет уже договорился…
– Здорово, вот только при чем здесь я?
– Люся… Людмила Вячеславовна то есть, обычно работает с доулой. Она сама очень строгая. Ее требования должны выполняться неукоснительно. А доула – помощница для роженицы. Она объяснит, что требуется. Водички принесет, потрет спинку и ножки. Научит правильно дышать. Она как буфер между строгой Люсей и капризной клиенткой, понимаешь?
– Допустим…
– Так вот, – вздыхает сестра и смотрит на меня как на умственно отсталую. – Ирка – ее последняя доула – умотала работать в спортзал. Она вообще-то инструктор по йоге. И Люся сейчас ищет специалиста. А у тебя дипломы потрясающие. Как раз в тему. Вот она и заинтересовалась…
– А откуда она про меня знает? – изумленно смотрю на сестру. – Я же только в Никитск приехала.
– Ну, здрасьте-пожалуйста! – разводит руками Жанка. – Твой Шмелев, небось, тебе все мозги выел. Ничего не соображаешь, Полька! Пока ты ко мне летела, я все и обтяпала. Скажи спасибо, что у тебя такая сестра умничка!
– Но, – пытаюсь переварить информацию. – Жанна, я никогда таким не занималась. Училась на психфаке в свое удовольствие…
– Вот пора и совместить приятное с полезным. Жить-то на что-то надо. Сумку от Фурлы уже, конечно, не купишь, но на булку с маслом должно хватить. Не зря же ты училась, систер!
– Не зря, – эхом повторяю я, даже не рассчитывая на такой благополучный исход.
Прекрасно помню, почему решила пойти учиться. Лишь бы меньше бывать рядом с Федором. И хоть как-то занять мозги. Честно говоря, мне больше всего хотелось продолжить учебу в медицинском. Выучиться на гинеколога и вести прием в каком-нибудь известном центре. Но стоило мне только заикнуться об этом Шмелеву, как у него глаза вылезли из орбит.
– Врач, по сути, обслуга, моя дорогая, – шипит он. – Тебе, как моей жене, недопустимо чужие пилотки разглядывать. Как мне с тобой тогда в одну постель ложиться, зная, куда ты всовывала пальцы и на что смотришь весь день. Еще в дом заразу принесешь…
От такого поворота я даже слова сказать не могла. Стояла, пораженная, и смотрела на холеного старика в джинсах и футболке от Армани. Это надо такое придумать! Врач – это обслуга! А банкир кто? Хозяин жизни? Красивый поворот!
– Выбери себе что-нибудь более утонченное, – поморщившись, разрешает Федор Ильич. – Искусствоведение или социологию. Чудесные бесполезные предметы. Зато в любом обществе ты без труда найдешь тему для беседы.
– Может, психология? – спрашиваю как можно равнодушнее.
– Пожалуй, да, – добродушно кивает Шмелев. – Выбери хороший ВУЗ, котенок. Я все оплачу. Или нет, – отмахивается он, передумав. – Позвоню Сашке Далецкому. Он тут в нашем универе в ректоры выбился. Попрошу его принять тебя на бюджет. Отличный вариант!
Сказано, сделано! И буквально через пару месяцев я вливаюсь в ряды студентов. Но все мои мечты, хотя бы на парах оставаться без надзора разбиваются о строгие указания Федора. Мне нанимают личного телохранителя. И рослая противная баба сопровождает меня везде. Даже в университетский сортир. Естественно, мои однокурсники с первого дня считают меня больной и странной. Смотрят пренебрежительно и дают обидное прозвище. Инвалидка! Сторонятся, всем своим видом показывая, как им противно мое общество. За партой я сижу одна, не считая Тамары. Поэтому остается только учиться, а дома – обсуждать с Федором Ильичом прошедший в разлуке день.
– Хоть я и считаю психологов шарлатанами, но мне тоже полезны твои рассказы, – говорит он за ужином. – Потом посмотрим, котенок! Если врачи запретят нам рожать, открою тебе частную практику. Или введу для тебя в банке специальную должность. А что? Это идея! Распоряжусь освободить кабинет рядом с моим. И в обед сможем предаваться разврату, – хохочет он, потянувшись ко мне. Наскоро обтерев губы салфеткой, муж целует меня грубо и требовательно.
И в тот момент я отчетливо понимаю, что хромая и беременная стану совершенно беспомощной. А когда появится ребенок, Федор точно не даст развод. Или выгонит меня, оставив малыша себе. Сколько таких случаев? Да до фига!
– Ребенок? – не в силах переварить информацию, тихо тяну я. – У вас же есть Настя и Илья… А мне здоровье, наверное, не позволит…
– Здоровье поправим. Марина, запиши мою жену к нормальному эндокринологу, – поворачивается он к сестре, сидящей напротив меня. – Или ты не хочешь от меня детей? – спрашивает подозрительно, как будто Шмелевский отпрыск – это самый дорогой подарок в мире.
Брезгливая гримаса безотчетно пробегает по моему лицу. Стараюсь как-то справиться с чувствами. Но бесполезно! Муж мгновенно догадывается.
– Выйди, Марина, – велит он сестре. – Все пошли вон! – кричит он в ярости. И когда все домочадцы, как ошпаренные, вылетают из столовой, спокойно встает из-за стола и нависает надо мной. Я сижу, боясь пошелохнуться. Даже не успеваю удивиться перемене, когда добродушный старичок превратился в злобного монстра.
– Посмотри на меня, – сипло приказывает муж, беря меня двумя пальцами за подбородок и чуть приподнимая мое лицо. – Ты что себе возомнила, Аполлинария?
Застываю, немея от страха.
«Но не ударит же он меня», – думаю легкомысленно, когда тонкая ладонь рассекает воздух и бьет меня по лицу.
– Ты, дрянь, совсем рассобачилась, – хрипит Федор Ильич. – Придется тебя держать в строгости.
Как будто до этого я жила как-то иначе!
– Повторяй за мной, – рычит он, все еще удерживая меня за лицо. Из моих глаз ручьем текут слезы, а язык прилип к небу. Неужели весь этот ужас происходит со мной? – Повторяй! Я очень хочу ребенка. Дорогой муж, мы должны чаще тренироваться…
Рыдая, бормочу вслед за Шмелевым. Закрываю глаза, чтобы не видеть искаженное злобой лицо мужа. И чувствую, как моих глаз касается льняная салфетка.
– Все хорошо, котенок, – вздыхает Федор Ильич. – От тебя требуется только одно. Послушание. Поняла? Ты же хочешь жить со мной в любви и согласии?
– Да, – киваю я и прошу жалобно. – Я все сделаю, как вы велите. Только не бейте меня, пожалуйста!
– Не говори ерунды, – криво усмехается муж. – Я тебя даже пальцем не тронул.
Он внимательно смотрит на меня и, придавив свободной рукой мою шею, замечает сварливо.
– Зря я разрешил тебе посещать универ. Небось, встретила там молодого козла, а теперь от меня нос воротишь.
– Нет, – мотаю я головой. – Я не общаюсь со сверстниками. Спросите Тамару!
– Это хорошо, – кивает Шмелев. – Больше не расстраивай меня, котенок. А то костей не соберешь, поняла? – рыкает он, пригибая мою шею к столу.
– Да, – сиплю обреченно. – Отпустите меня, пожалуйста! Я больше не буду, – бурчу как маленькая. И самой себе противна в собственном бессилии.
– Вытри слезки, и давай позовем наших родственников. А то решат, что мы тут уже приступили к операции «наследник», – добродушно усмехается он и громко зовет. – Можете войти!
С этого вечера многое меняется. Кроме Тамары меня в университет тепрь сопровождает еще и Николай Иванович, коренастый строгий мужик. Но он обычно не заходит в аудитории, а терпеливо ждет под дверями. Ко мне и раньше никто подойти не мог. А теперь тем более. Исключение составляют две девчонки с социологии. Дочки Шмелевских партнеров. На перемене, если встречаемся где-то в коридорах, можем поболтать минутку. Но всегда под надзором строгой Тамары.
– Она у тебя в памперсе ходит? – хихикает Ляля, когда приходит к нам в гости вместе с родителями.
– Это же биоробот, – смеется Света. – Функция очистки не предусмотрена. Когда забьется гуаном, Федор Ильич купит новый аппарат.
Девчонки почти мои ровесницы. Веселые. Радостные. Болтают о женихах и нарядах. А я лишь слушаю их и печально улыбаюсь. На тряпки Федор денег не жалеет. Вот только все покупает по собственному вкусу, никак не заботясь о моих желаниях. Его вообще мое мнение не интересует. Может распустить мне тщательно уложенные волосы, или заставить пойти переодеться. Не угадаешь, когда и чем можешь не угодить… Приходится приспосабливаться и заранее просчитывать все варианты. В нужный момент изображать интерес, в другой раз – скуку. А главное – притворяться в постели. Подмахивать и стонать с чувством. А это противно.
Чем хороша профессия психолога? Ты понимаешь о людях все. Прекрасно знаешь все повадки абьюзера и пути к освобождению. А в реальной жизни ничем не можешь воспользоваться.
План побега рождается в моей голове не сразу. Видимо, понадобилось еще два леща, чтобы я задумалась об этом основательно.
«Самое главное, новый смартфон», – решаю я и, когда на новый год приезжает сестра, прошу ее купить мне самый простой Самсунг и симку.
«Нужно бежать, – шепчу я, захлебываясь слезами той ночью, когда муж из-за глупой шутки приложился к моей голой спине и ниже тонким ремнем. Чувствую, как горит кожа чуть на пояснице и ягодицах. Пытаюсь изо всех сил совладать с собой. – Главное, ничем не показать свою решимость, – думаю я. – Повод у абьюзера может быть любой. Тем и страшен подобный брак. Живешь как на пороховой бочке. И никогда не догадаешься, что ждет тебя за поворотом. То ли получишь кольцо с бриллиантом, то ли по морде. А может статься и то, и другое».
«Уходите оттуда, где вам плохо!» – призывает всех известный психолог. А за ним как попки повторяют другие. А ты попробуй, дорогой товарищ, уйти от Федора Ильича! Это ж как нужно исхитриться, чтобы обмануть несколько кругов охраны и не попасться. Потому как в моем случае, провал равносилен гибели. Федор просто запрет меня в доме и не разрешит посещать универ и родителей.
При первой же оказии Жанка передает мне новенький Самсунг.
– Симка на мое имя, – говорит торжественно. – Заныкай подальше, чтобы Федюлька не засек.
Легко сказать! А учитывая любовь Шмелева копаться в моих вещах, спрятать сотовый так, чтобы он его не нашел, вообще дохлый номер. Хорошо хоть в мою гардеробную не проверяют на жучки. У Шмелева пунктик. Муж свято уверен, что все его разговоры прослушивают конкуренты. Поэтому Самсунг приходится держать за подкладкой сумки и везде носить с собой. Благо он выключен. А я самой себе напоминаю партизанку на задании, несущую в штаб СС бомбу.
Беспомощная коза, блин!
Сержусь на себя. Ну как не сердиться, когда со Шмелевым растеряла все. Даже чувство собственного достоинства!
Во все глаза смотрю на сестру, горбушкой обтирающую юшку в салате. И дышу. Дышу!
Я свободна, мать вашу! От Федора Ильича и его дурацких требований. От его рук, лапающих меня, когда вздумается. От гадского, чуть надтреснутого голоса. Птичка упорхнула из клетки, старый козел! Так тебе и надо!
Уже под утро, когда, наговорившись вдоволь, мы разбредаемся по спальням, я решаю согласиться на Жанкино предложение. Работать ни по одной специальности я не смогу. А доула – это как раз самый оптимальный вариант!
Утром я просыпаюсь от громкого шепота. Жанка, склонившись надо мной, пытается что-то втолковать.
– Мы с Назаретом едем в Перинатальный центр. Часов в двенадцать вернусь. Сведу тебя с Люсей. Отдыхай, систер…
Но как только за Жанной захлопывается дверь, я подскакиваю с постели. Запахиваю на груди ее халат. Бегу в кухню и с высоты шестого этажа смотрю, как моя сестра в сопровождении высокого широкоплечего мужика спешит к черному Порш Кайену. Мужчина что-то весело бросает Жанке. Она улыбается. Его лица я не вижу. Но в каждом движении этого человека чувствуются сила и власть. Он чуть поворачивается к моей сестре, и я перестаю дышать. Как зачарованная, смотрю на хищный профиль и молю, молю бога.
Пусть тебе повезет, сестричка!
В этот момент Назарет оглядывается и внимательно глядит на наши окна. Я успеваю вовремя отпрянуть в сторону. А потом медленно осаживаюсь на пол и рыдаю навзрыд.
Поломанная глупая кукла!
«Вставай, – говорю себе, когда слезы иссякли. – Выплакалась, и хорошо. А теперь за дело. Попробуй вылепить из обломков души самоуважение и уверенность. Потихонечку, милая, шаг за шагом», – убеждаю себя.
Поднимаюсь с пола и как больная бреду в ванную. Смотрю на себя в огромное во всю стену зеркало с яркой подсветкой и вижу бледного заморыша. Ну, какая из меня доула?!
«Ты должна произвести хорошее впечатление на эту Люсю, – велю самой себе. – Работа нужна. Особенно, без оформления. Давай, мой голову, красотка!»
Встреча с самой великой акушеркой Никитска проходит на удивление приятно. И вскоре мы с Люсей уже болтаем как закадычные подруги. Она снабжает меня учебными пособиями и роликами. А примерно через месяц, погоняв по выданному материалу, берет с собой на роды. Жизнь потихоньку налаживается. Я уже меньше обращаю внимание на прохожих. Не выглядываю в витринах «хвост», а свободно и беззаботно живу. Дышу полной грудью. Гуляю в парке в свободное время и, глядя на забавных малышей, которых матери возят по парку, запрещаю себе думать о материнстве.
«От Федора не хочу. А кто-то другой вряд ли согласится жить с чужой женой».
В том, что Шмелев мне не даст развода, я уверена. Затянет процесс, всучит кому надо взятки. Потребует вызвать меня в суд. А там поймает в ловушку. Лучше уж жить одной. Заниматься любимым делом, а по вечерам слушать Жанкины байки.
– Почему вы не живете вместе с Назаретом? – спрашиваю сестру.
– Он меня бесит, – отмахивается она. – Родится ребенок, тогда, может, к нему перееду окончательно. А пока мне с тобой лучше, чем с ним. Под боком личная доула!
– Странно, что твой муж так и не соблаговолил познакомиться со мной и с родителями, – бубню я сварливо.
– Ой, – фыркает Жанна, – перекрестись левой пяткой! Он такой нудный и правильный. У него на все есть свое мнение. Не переспоришь, блин! Кстати, он на родах собирается присутствовать, – хмыкает сестра. – Вот там и познакомитесь!
– Не очень-то и хотелось, – огрызаюсь я, прекрасно понимая, что в тот момент будет не до формальностей. Кивнем друг другу – в лучшем случае.
Но в тот момент, когда в ванную комнату, где в большой белой джакузи стонет моя сестра, стремительно входит высокий властный мужчина, у меня все обрывается внутри. Опускаю голову, убирая со лба Жанкины волосы. Исподволь наблюдаю, как Назарет в обычном белом халате и в шапочке садится на стул рядом с Жанной. Даже издалека видно, что самый крутой мэн в городе немного прибалдел. Просто сидит рядом, держит Жанку за руку и отрешенно смотрит куда-то в стену.
Продолжительная схватка скручивает сестру. Она стонет от боли, а этот наглый тип даже не поцелует ее.
– Полюби каждую схватку. Это мостик от тебя к ребенку! – шепчу я Жанке, как учила Люся.
Глава 4
ШмелевС той минуты, как пропала Аполлинария, я пребываю в бешенстве. Пару раз даже врезал кому-то по морде. Думал, нажалуются, но нет, никто даже не пикнул. Терпилы, блин!
И каждый день из этих проклятых семи месяцев я беспрерывно размышляю о своей жене. Куда она делась, мать вашу! Маленькая стерва сбежала. Придумала хитренький план и дала деру. Никто из семьи и охраны даже не догадался проверить сумку моей благоверной. Никому в голову не пришло задаться элементарным вопросом – а за каким лядом госпоже Шмелевой на приеме у врача понадобился шоппер? Нет, в кабинет ее, конечно, под белы руки завели. Вот только оттуда она выскочила тайком. Судя по камерам, вошла в туалет, а после уже исчезла с радаров.