О пессимизме

При этом психика человека, движимая принципом удовольствия, придаёт даже самым ужасным событиям нашей жизни произошедшим в прошлом положительный окрас. Поэтому вспоминая в последствии о прошедших событиях психика отсеивает негативный пласт и оставляет положительный. Причём даже, если говорится о негативной составляющей, то ей придаётся более светлый оттенок, чем он был в момент непосредственного ощущения. Это и сформировало неверное представление о жизни как череде полос белого и чёрного. На деле же выходит, что даже та полоса, какую человек сегодня считает чёрной в будущем воспринимается как белая, то есть она на фоне сегодняшних невзгод выглядит благодатным периодом. По этому поводу есть даже занимательный анекдот: «Встречаются два приятеля и один у другого спрашивает: «как дела?»; тот отвечает: «как в полоску: чёрная, белая»; «щас какая?», «щас чёрная»; проходит полгода, друзья встречаются снова; «знаю, что в полоску, но щас какая полоса?», «чёрная», – отвечает тот; «как чёрная, ведь тогда же была чёрная?», «нет, отвечает ему знакомый, оказывается тогда была белая». На самом же деле все эти флуктуации есть просто послабления или увеличения в страдании, но не освобождение от них. Тоже самое следует сказать о давних воспоминаниях, при которых человек идеализирует себя и своё положение. Тогда как это неверное видение опровергается воспоминанием о недавних временах, которые человек ещё живо чувствует. Это недавнее еще незабытое воспоминание показывает человеку его реальное положение, тогда как далеко отстоящий во времени порядок вещей постоянно идеализируется. Это же подтверждает исследование, проведённое немецким философом Арнольдом Ковалевским, приведённое И. И. Мечниковым: «Он навёл справки относительно приятных и тяжёлых воспоминаний. Он спрашивал детей обоего пола, что они дольше помнят – радости или горести, и записывал их ответы. Действительно, оказалось, что в громадном большинстве случаев (70%) преобладали приятные воспоминания»6. При этом страницей выше Мечников указывал исследование того же автора относительно остатков дневных впечатлений, записанных в дневник философом Мюнстербергом. Соотношение уже приняло форму 60% и 40% в пользу отрицательных впечатлений. Более того, некоторые печальные события и переживания, оставшиеся в прошлом, человек воспринимает как не относящиеся к нему.

В тот момент, когда нам удалось выполнить или достичь желаемого, тут же перед нами рисуются новые цели и желания, а старая достигнутая цель уже не представляется столь прекрасной и желанной. Мы ставим перед собой новые задачи и погружаемся в очередную полосу страдания. Эта полоса длится очень продолжительное время и представляется нам длинным и долгим путем, в то время как время наслаждения от достигнутого составляет мгновение. Поэтому радость и счастье положительны только в момент их достижения и отрицательны, если взглянуть на них в общей последовательности действий. Поэтому после достижения долгожданной мечты человек не чувствует удовлетворённость, а чувствует пустоту.

Уже по одному этому факту можно составить себе представление о человеческой доле, которую лишь по недомыслию называют хорошей и благой. На деле же выясняется, что основная составляющая бытия есть горесть и печаль. Наслаждения не вылечивают, но лишь заглушают то реальное, что и есть сама жизнь. Страдания занимают основную часть жизни, тогда как наслаждения проявляются с завидной редкостью. Об этом говорит Леопарди в стихотворении «Покой после бури»7:

О благосклонная природа, вотДары и наслажденья,Что ты готовишь смертным,Нам наслажденье нынче —Преодолеть мученье;Ты щедро сеешь муки, а страданьеСамо восходит. Радость,Из ужаса родившаяся чудом, —Уже большая прибыль. Род людской,Любезный тем, для коих смерти нет!Ты счастлив даже лишку,Коль дали передышкуСредь горя; и блажен,Коль смерть тебя от всех врачует бед.

Действительно, человек себя чувствует хорошо, даже счастлив, когда он просто избавился от бед и несчастий. Из чего следует, что беды не просто занимают большую часть жизни человека, но есть основная составляющая его жизни. Гартман даже утверждал, что эти наслаждения, которые он называл косвенными, превышают по силе и ценности прямые наслаждения, то есть непосредственные. Например, наслаждение от прекращения головной боли, намного превосходят наслаждение, полученное от приятного обеда. Причём, если взглянуть прямо, качественно жизнь человека никак не улучшилась. При этом избавление от бед еще совсем не означает, что человек приплыл в безопасную бухту.

Гёте правильно замечает: «ничто нас так не тяготит как вереница хороших дней»8. Эта вереница хороших дней вызывает скуку, которая гонит человека к дальнейшим действиям. Под этой мыслью следует понимать то, что человек ощущает более естественным своё состояние в суете и заботах, чем в спокойной размеренной жизни полной счастья и удовольствия. Эту мысль позднее развил Шопенгауэр, говоря, что человек не замечает времени, когда он удовлетворён, то есть жизнь проходит незаметно, бессознательно, она нас тяготит и выливается в скуку, но ощущает каждую секунду, то есть живёт полной жизнью, при страданиях.

Основания пессимизма и причины его возникновения лучше всякого определения дают определенное представление об этом явлении.

1.1.3 Позиция школ философии

Далее нам необходимо точнее разобрать основные посылы и мнения греческих философов по поводу того, как прожить более правильную жизнь, то есть такую, какая избавляла бы от всех негативных сторон, а также о том, что есть жизнь счастливая и какие средства более подходят для её достижения. Эти мнения нам более всего интересны ввиду того, что все они направлены на то, чтобы заглушить то реальное, что есть в человеке.

Эвдемонические, гедонистические, этические школы философии искали ответ на вопрос, как можно более правильнее и лучше прожить жизнь, и каждые находили свои способы реализации правильной жизни. К сожалению счастье, наслаждение и добродетель не только не избавляют нас от страдания, горестей и печалей жизни, но порой прямо ведут к ним. Философы этих школ обращали внимание лишь на одну сторону жизни, а именно к чему стоит стремиться для достижения блага, но забывали о другой стороне этих стремлений, а именно – о страданиях, приносимых этими стремлениями и самой жизнью. Наслаждение, например, скоротечно и, если избавляет от страдания, то на короткий период. Более того, представление о наслаждении у разных людей могут быть разные и многие назвали бы страданием то, от чего получает наслаждение другой. Эту инверсию можно наблюдать в романах Маркиза де Сада или Леопольда Захер-Мазоха, где герои получают наслаждения от страданий, что логически кажется абсурдным, но онтологически эти люди сходны с теми, кто носит власяницу или с теми, кто отправляется в скит. По-видимому, мазохисты получают наслаждение только от малой степени страдания, но большие страдания они уже не воспринимают за удовольствие. Кроме того, для одного человека достаточно малого наслаждения, тогда как другому недостаточны все наслаждения мира. Поэтому на вопрос: «возможны ли одновременно наслаждение и страдание?» – можно с определённой долей уверенности ответить положительно.

Если есть люди, получающие удовольствие из страданий, то возможен и обратный вариант, когда страдания являются следствием удовольствий. Примером этого служат люди, употребляющие алкогольные, наркотические или другие вещества, вызывающие на начальном этапе чувство удовлетворения, но в случае чрезмерного или продолжительного употребления провоцирует негативные последствия. Причём, жажда максимального наслаждения всегда готовая перейти в страдание, настолько манит, что не каждый может балансировать и найти грань, отделяющую одно от другого. Более того, сознательно каждый знает последствия такого употребления, но тем не менее не может остановиться перед магией наслаждения.

Ещё одной характеристикой наслаждения, является его притупление при многократном повторении. Страдание же каждый повторяющийся раз представляется с такой же или доходящей до нейтрального уровня силой. Причем положительные ощущения со временем могут стать отрицательными, то есть страданиями, а они в свою очередь не могут со временем перейти в наслаждения. Отрицательные ощущения в следствии воздействия сознания или общества могут ощущаться нейтральными, но как только представляется возможность человек тут же от них избавляется. Разные человеческие темпераменты по-разному переносят как страдания, так и наслаждения, но более всего это отношение зависит от приспособленности и привычки.

Что касается гедонистов и эпикурейцев, то они более выигрывают по сравнению с киниками и стоиками, так как все чувственные наслаждения ведут к меньшей степени пессимизма, тогда как интеллектуальные упражнения ввиду всё большего накопления знаний, устанавливают максимально возможный пессимистический взгляд. В связи с наслаждениями оправдывается большое накопление богатства, ввиду получаемых от него послаблениях в страдании и получения наслаждений, но его добыча обычно приносит гораздо больше страданий, так что порой овчинка выделки не стоит. Богатство как средство приобретения власти, всегда приносит больше тревог и волнений.

Красота тела очень скоротечна и построить на ней свой фундамент не представляется возможным. Не даром Оскар Уальд наделил своего героя Дориана Грея постоянной молодостью, но с запачканной совестью. Настоящая красота свойственная отроческому возрасту, как правило не осознаётся в моменте. Она начинает цениться в те года, когда красота уже потеряна. Большая часть жизни проходит не в молодости, а в среднем и старом возрасте, где о красоте тела говорить не приходится. Из этого следует, что пессимизму менее подвержены течения философии исходящие из чувств, а основанные на душевных удовольствиях – более.

По легенде Эпикур, почувствовав, что приходит смерть приказал приготовить ему горячую ванну и принести вина. Даже если это так, то эта позиция Эпикура не избавила его от главного горя, какое его постигло – смерти. Причём эти действия оправданы с точки зрения чувств, тогда как с точки зрения сознания они абсолютно бесполезны. Сознание не может смириться с мыслью о том, что она прекратит своё существование в определённый промежуток времени. Как говорят, перед смертью не надышишься. Природа чувствительности состоит в периодическом стремлении к кратковременным наслаждениям, которые прерываются длительным состоянием нейтралитета, которое постепенно переходит в страдание. Но чувствительность вообще, и наслаждение со страданием в частности, сами по себе мало значимы и только тогда приобретают значение, когда сознание наделит их этим значением. Из этого следует, что этот великий философ не более чем достойно предстал перед несчастьем, какое его ожидало, но эти действия не избавили от самого несчастья. Он хотел умереть с наслаждением, тем самым показав, что наслаждения побеждают даже смерть. Хотя и нужно признать, что он был до конца последовательным в своей философской позиции.

Смерть в обыденном представлении есть несомненное зло, такое состояние, которое противоположно жизни, но сам Эпикур говорил о том, что смерть не имеет никакого отношения к человеку. Так же рассуждал Демокрит, который считал, что человек в своей обыденной жизни должен стремиться к хорошему настроению, эвтюмии, тем самым ему легче будет жить. Этот совет не может послужить делу избавления от страданий, как умственных, так и физических ввиду того, что хорошее расположение духа невозможно поддерживать постоянно. Более того, даже если это возможно, то оно стало бы в тягость и его невозможно бы было оценить, ибо всякое состояние духа познаётся в сравнении с другим.

Наслаждение по причине своего непостоянства и кратковременности не может избавить человека как от душевных страданий, так и от физических.

Добродетель в некоторых случаях может избавить от страданий, точнее заглушить, так как духовные наслаждения являются наиболее сильными, но она требует большей отрешённости от себя, что причиняет страдания. Причём, представления о правильности действий, которые ведут к добродетели могут заглушать физические страдания, сопряженные с достижением этической цели, что и оправдывает анахоретов, так как аффект наслаждения от добродетели сильнее чувственного аффекта. В добродетели можно найти средство от исправления несправедливостей общества или исправления природы человека, что как бы ведет к более благополучной жизни, но вся история человечества, полная лишений, войн и страданий, опровергает это утверждение. То, что люди стремятся к добродетели, то есть к исправлению человека, к более лучшему состоянию, подтверждает выражение «мир во зле лежит». Но это выражение верно при христианском взгляде на человека, где всё телесное в человеке – зло, а для язычника добродетельным, наоборот, будет тело. Так что добродетель трудно определить и интерпретировать как источник блага, поэтому она не может вполне избавить от страданий. По-видимому, только добродетель, окрыленная религиозным рвением, может на большой промежуток времени избавить человека от страданий жизни. Для этого нужно лишь, чтобы религиозное миросозерцание не покидало человека, завладело им полностью. Сам по себе акт добродетели ничем не отличается от тысячи других совершаемых человеком на протяжении жизни. Аналогом могут служить такие понятия как идея фикс, смысл жизни, вообще всякая идея, в которую человек полностью вовлечен, которая без остатка завладевает жизнью. Процесс достижения такой идеи может полностью оставить осознание страдания за скобками. Здесь страдания являются поступью к достижению самой высокой цели. Добродетель, со стороны субъекта действия, может стать избавителем от горестей и несчастий жизни, только при должном акцентировании внимания на предмете деятельности.

Почти так же происходит и со счастьем. Большинство людей живут так, как живут другие, и стремятся к тому, к чему стремятся окружающие. Счастье – это специфическое ощущение удовлетворенности. В большинстве случаев люди не ставят себе целью достижение счастья в смысле абстрактного представления, а измеряют свою долю исходя из сравнения с окружающими. Ввиду того, что человек постоянно чего-то хочет, а для достижения этого необходимо время, как правило продолжительное, то человек большую часть жизни живёт неудовлетворённым. Поэтому трудно сказать, может ли быть счастье путеводной нитью на протяжении жизни. Если человек дожил до старости, не испытав полноты удовлетворенности, то значит им руководила воля к жизни. Даже на пути достижения идеалов, навязываемых общественным мнением, половина общества не может их достичь. Если человек все же дожил до старости при таких обстоятельствах, то значит он глубоко несчастлив и только дети, друзья, какие-нибудь призрачные стремления и ожидания не дают ему досрочно уйти из жизни.

Страдания явно присутствуют и занимают ту или иную долю в жизни человека. Средний человек склонен нивелировать осознание страдания, хотя само ощущение страдания у всех одинаково. Только у людей чувствительных – поэтов, мистиков, осознание страдания принимает гипертрофированную форму. Свойственная человеку умственная эквилибристика способна придать страданиям, горестям и печалям жизни положительный или отрицательный оттенок.

Из всех персоналий гедонистической школы нам более всего следует обратить внимание на Гегесия Киренского, так как только он сделал негативный вывод из основных посылов учения Аристиппа. По всей вероятности, он был первый сознательный пессимист. Гегесий исходил из реального взгляда на мир, из которого он заключал, что удовольствия либо недоступны, либо неудовольствия значительно перевешивают удовольствия, значит большая часть счастья недоступна, а основным спутником человека являются страдания. Истинный взгляд на вещи невозможен ввиду постоянной смены концепций и парадигм, а значит в познании тоже нельзя найти счастья, так как она подобна Протею. Из этого Гегесий заключает, что стремление к счастью бессмысленно, и всё что доступно человеку это не подвергаться страданию, а это осуществляется посредством атараксии, равнодушию ко всяким душевным тревогам. Но это лекарство по Гегесию относительно, так как человек постоянно подвержен внешним воздействиям, как наслаждениям, так и страданиям, а ввиду того, что основное состояние человека есть страдание, то истинным утешением может быть только смерть. Его взгляды оказали большое влияние на современников и последующую традицию, в частности его взгляды были распространены в среде стоиков. Особенно примечательно, что Гегесий покончил жизнь голоданием, то есть сознательно и методически отказывался от приема пищи. Голод, наряду с любовью и самосохранением, является главным двигателем воли к жизни и сознательный отказ поддерживать этот инстинкт, является победой над природой развившегося сознания. Намного позднее Гартман осуждал всякое неповиновение бессознательной воле к жизни, но это было связано с тем, что противоположное мнение не вписывалось в его систему философии. Лекции Гегесия запрещали из-за губительного влияния на слушателей, а книги сжигали. Такой, в частности, всегда во все времена была позиция политиков и всякого рода государственных деятелей, обещающих прекрасную жизнь и опасающихся подстрекателей или недовольства масс. Сама по себе политическая деятельность подразумевает оптимизм. Аристотель говорил, что человеку более нужно не стремится к наслаждениям, а к избавлению от страданий. Возможно, именно этот посыл критикует Гегесий и постулирует невозможность абсолютного избавления от страданий, которые являются главной составляющей жизни.

Атараксия эпикурейцев и пирронистов в большей степени есть идеал, к которому нужно стремиться, но которого на практике практически невозможно достичь. Действительно, эти философы хотели избавиться от страданий окружающих человека, которые в области разума приводят к душевным волнениям и тревогам, а в области чувств приводят к телесной боли. Атараксией при этом называлось отсутствие тревог и боли, но на практике выходит, что волнения и страдания есть основа жизни. Если это состояние кому-то было доступно, то действительно, человеку уникальному, если конечно таких когда-либо носила земля. Отчасти это понимали уже сами философы, предлагавшие это лекарство, когда указывали на борова Пиррона, который находясь в лодке волнуемой бурей оставался невозмутимым. Но этот пример заключает в себе противоречие, так как философы советуют уподобиться животному, а не какому-либо человеку, тем самым говоря, что нужно превозмочь свою природу.

Другим вопросом, возникающим уже в связи с определением Эпикура, является вопрос о том, действительно ли отсутствие страданий и волнений ведёт к блаженству? И есть ли вообще такое состояние, при котором одновременно отсутствуют страдания и наслаждения? Ясным является лишь то, что почти непреодолимой в чувственной природе является желание, что неизбежно сопровождается страданием. Если даже мы избавились от страданий и полным ходом стремимся к наслаждениям, то это стремление сопряжено с рядом страданий, в ходе которых наслаждение является своего рода подарком за тяжело пройденный путь. Из этого следует, что легких наслаждений, то есть добываемых без труда, бывает мало, хотя в основном люди к ним и стремятся. Отсутствие страданий совсем не значит, что человек достиг блаженства.

Действительно, при первом взгляде на природу атараксии можно заключить, что это одно из немногих стремлений к которому стоит стремиться, ведь конечная цель её есть спокойствие, которое естественно хочет обрести человек ежеминутно обуреваемый разными страстями. Аналогичным стремлением в умственном плане, только уже признаваемым практически всеми школами философии, является стремление к истине. К сожалению, в истории философии много говорили об истине и о важности её обретения, но не всегда упоминали для чего человеку нужно такое стремление. Вопросы обуревают умом не менее, чем страсти завладевают телом и как правило на них мало просто ответить, но нужно ответить правильно, то есть истинно. Установлением же истины постулируется спокойствие. Но мысль человека такова, что в своём горизонте она хочет объять весь мир, то есть каждый несколько серьёзный ум стремится к цельному знанию. Но именно на поприще истины и цельного знания у человечества разворачивались самые сильные агоналии, а следовательно, и самые сильные волнения и напряжения сил. Под таким же углом зрения всегда представляли и природу агрессии. В большинстве случаев агрессией достигается спокойствие, а уже потом власть.

Атараксия даже сегодня предпочтительна и не будет устаревать в будущем, ведь то, что она постулирует всегда будет ценно для человека.

В большинстве случаев правда приносит человеку множество несчастий и страданий, и это относится как к обыденной жизни, так и к научной деятельности. Для достижения истины и правды требуется большая затрата сил и мыслитель испытывает радость в процессе ее нахождения, ведь он познал реальность. Но результат не всегда оказывается благополучным, поэтому многие квазиучёные предпочитают оставаться в счастливом неведении, чем говорить правду, и этот выбор они не всегда совершают сознательно. Тем более природу правды или истины можно объяснить из его классического определения, согласно которому правда есть то, что соответствует реальности. Правда является избавителем от иллюзий, какие помогали человеку, а это ведёт к прозрению реальности, которая как-правило пессимистична. В этом отношении очень верно заметил Эрнест Ренан: «Истина в самой своей основе печальна»9.

Следует упомянуть о том недоразумении, какое сложилось в истории философии относительно «пессимистичности» и «оптимистичности» Демокрита из Абдер и Гераклита из Эфесса, исходя из того факта, что в историографии о них осталось мнение как о смеющемся и плачущем. Скорее всего это два вида общих понятий, на которые можно разделить человеческий темперамент. Так позднее советский психолог С. Л. Рубинштейн выводил два типа мироощущения: трагическое и комическое. Возможно, на самом деле Демокрит и Гераклит обладали данным душевным складом, какой им приписывают, ведь на это указывают как в своих сатирах Лукиан, так и позднее Ювенал, а также философы Сенека и Цицерон. Но от современников их или более-менее отстоящих во времени потомков нет никаких сведений. Скорее всего данное представление сложилось уже позднее в эпоху эллинизма, потом же подхватилось римлянами, на время затихло в средневековье, и с новой силой расцвело с помощью гуманистов ренессанса. Особенно имеет смысл выделить художников, которые следуя всему античному ваяли скульптуры, подражая первым и вынесли эту тему как саму собой разумеющуюся. Это можно видеть даже на картинах Рубенса и Веласкеса, где второй явно подражает диптиху первого. В сущности же при первом рассмотрении этого вопроса станет ясно, что эти философы, смеясь или плача над обычаями и нравами людей, стремлениями их и желаниями, а также участью человеческого рода, делали в принципе одно и тоже, только подходили к этому с разных сторон. И то и другое состояние, и то и другое отношение к вещам зависит от индивидуального склада личности, но смысл какой они вкладывают в это отношение один и тот же. И плача, и смеясь они хотят показать тщетность человеческих стремлений, но безрезультатность доказать обратное побуждает их отстраниться от деяний толпы, и единственное, что можно делать, это либо смеяться, либо плакать. Когда человек плачет, то он открыто выражает свои эмоции и чувства. За смехом же и шуткой люди прячут пустоту, отрешённость, грусть, боль.

Ещё Аристотель заметил, что почти все самые значительные мыслители являются меланхоликами. В то же самое время нельзя быть абсолютно уверенным, что флегматик не может быть оптимистом, а сангвиник – пессимистом. Меланхолия – это прежде всего чувство обреченности. Тоже самое относится, по-видимому, к интровертам, только в большинстве своём интроверты являются пессимистами, но конечно не во всех случаях. Пессимизм является причиной образования интровертного характера. Экстраверт же наоборот, более деятельный человек, направлен во внешний мир, поэтому ему мало свойственно глубокое размышление, а для этого следует обладать оптимистическим взглядом на мир.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М.: ТЕРРА, Т 1, Республика, 1999. C. 453

2

см. Аврелий А. О граде Божьем. – Издательство «Алетейя» СПБ – 1998г. – с 20

3

Шпенглер О. Пессимизм ли? Ответ моим критикам. Изд.: «Крафт+», 2003, – 25с.