(Не) люби меня
Медные тарелочки зазвенели быстрее, теперь Диана повернула их ребром, отчего звук изменился – стал приглушенным и четким, без звона. Завертев бедрами, она поводила грудью, как голубка, призывающая самца, и черные волосы летели шелковым покрывалом с одного плеча на другое, то скрывая гибкое женское тело, то открывая его.
– Ди!.. – умолял Верей, но она засмеялась.
Этот хрустальный смех!..
Дидье машинально отер пот со лба.
– Подождите немного, мой господин! – промолвила Диана, кланяясь на восточный манер – сложив руки ладонями перед грудью, а потом опять начала танцевать, покачивая бедрами и играя волосами. – Терпение, мой повелитель, любовь слаще, когда путь к наслаждению долог…
Она звала этим танцем. Звала, обещая наслаждение, обещая любовь и страсть – чистую, без дурацких правил и условностей… Это была женщина совсем иной породы чем те, которых он знал – настоящая женщина. Радостная, открытая, искренняя, прекрасная в проявлении своей любви.
И чужая.
Король прикусил нижнюю губу, когда Диана скользнула на постель, раскрывая объятия мужу. Верей тут же облапил ее, хватая за груди, срывая газовую ткань и кладя руку на треугольный холмик – гладкий, без единого волоска, бесстыдный в своей наготе, нежный, как лепестки розы.
Диана всхлипнула и запрокинула голову, опуская ресницы. Верей бросил ее на подушки и торопливо склонился к ней, разводя стройные женские ноги и нацеливаясь уже торчащим членом.
Это было невыносимо – видеть эту женщину с другим, пусть она и принадлежала другому. Дидье прижался щекой к стене, отворачиваясь. Но слышать он не перестал, и сдавленный вскрик Дианы отозвался в его душе болью и восторгом. Ревность и трепет, муки совести и вожделения – раньше он и подумать не мог, что можно испытывать столько чувств разом. Если бы это он был там, на шелковых простынях, рядом с ней, он ласкал бы ее с бо́льшим пылом, и дал бы ей больше страсти. Верей дурак, он не достоин такой женщины…
Молодой муж уже достигал пика наслаждения, судя по сопению и убыстрившимся ударам плоти о плоть, а Диана, наоборот, затаилась. Женщина, которой хорошо, не молчит. Ее вздохи опаляют, иногда она всхлипывает, что-то шепчет…
«Простите, сир, я потерял голову…» – услышал Дидье, как наяву, голос Верея.
Нет, это он потерял голову.
Презрев все законы морали, король посмотрел в «глазок». Как раз в этот момент Верей вскрикнул и замер, а потом скатился с жены.
– Любимая… милая… Ди… – бормотал он, тяжело дыша. – Я счастлив… я безмерно счастлив…
Она поцеловала его в плечо и вытянулась рядом с мужем, рука ее легко порхала по его торсу, но Верей уже сонно прикрыл глаза.
А Диана не была удовлетворена. Дидье видел это, чувствовал. Вот она чуть сжала колени и подвигала бедрами, а на губах появилась грустная улыбка. Потом женщина повернулась на бок, спиной к мужу, который уже сладко посапывал, разметавшись. Теперь король мог видеть ее лицо – смуглое, темноглазое, с гордым разлетом бровей. Верхняя губа немного коротковата, и поэтому кажется, что леди Верей всегда чуть улыбается. Вот и сейчас видна была белоснежная полоска ровных зубов, особенно ярких по сравнению с золотистой кожей. Но женщина не улыбалась, она даже вздохнула – коротко, удрученно, как будто резанула по сердцу ножом.
Зажав ладони между коленями, Диана смотрела на огонек оплывшей свечи, а Дидье казалось, что она смотрит на него.
Она не была удовлетворена, и, промучившись сколько-то, приласкала себя. Одна рука ее осталась между стиснутыми бедрами, а вторая легла на грудь – сжала, ущипнула сосок…
Дидье обезумел по эту сторону стены. Если бы сейчас он был рядом. Он, а не этот молодой осёл. Разве можно допустить, чтобы такая женщина ласкала саму себя? Это противно природе, это…
Бедра Дианы двигались теперь так же, как в танце – чувственно, ритмично. Тонкие пальцы играли то одной грудью, то другой, и королю представлялось, что это он ласкает податливое золотистое тело.
Может, в это время она мечтала о нем. Так же представляла, что это он берет ее. Уперевшись лбом в стену, Дидье сжал член, лаская его в такт движениям Дианы, не отрывая от женщины взгляда. Он бы любил ее медленно, смаковал, как хорошее вино. Разглядывал, как редкое произведение искусства, гладил бы нежно, как породистую лошадь.
Диана задвигалась быстрее, губы ее приоткрылись, из них вырвался полувздох или полустон, а потом рука, сжимавшая грудь, поникла, а золотистое тело вздрогнуло, и колени разжались… В исступлении терзая член, Дидье тоже чувствовал развязку – еще немного, и он взорвется… Еще чуть…
Но Диана воровато оглянулась на мужа, коротко вздохнула и осторожно подтянула покрывало, лежавшее в изножье кровати. Глядя, как она заботливо укрывает спящего Верея, Дидье ощутил разочарование. Разочарование и злость – чужая жена думала вовсе не о нем, не о короле. Она мечтала о своем муже. И это напрочь уничтожило всё желание.
Возбуждение спало, и король застегнул поясной ремень, чувствуя себя отвратительно. Больше всего хотелось ударить кого-нибудь – просто так, чтобы выпустить ярость. А еще лучше – придушить. Например, Верея.
Закрыв «глазок», Дидье пошел к выходу, едва не скрипя зубами. Пожалуй, сейчас он не смог бы с уверенностью сказать, кого ненавидел больше – себя за слабость, Верея – за беспросветную тупость, или эту черноволосую девчонку, которая взглядами и улыбками лишила его покоя…
Глава 9. Королевская ночь
Открыв дверь в спальню жены, Дидье сразу увидел и ее, и сына. Они сидели в креслах у шахматного столика и, судя по всему, заканчивали очередную партию без особого интереса.
При появлении мужа, Тегвин радостно встрепенулась, а Дреймонд, воспользовавшись тем, что она отвернулась, стащил ее коня.
– Поставь фигуру на место, – велел Дидье, проходя в комнату и сбрасывая сапоги. – И привыкай честно вести игру.
Служанка тут же принесла ему мягкие домашние туфли и помогла надеть, встав перед его величеством на колени.
Дреймонд, скривившись, вернул коня на клетку, но Тегвин проворно перемешала фигуры:
– Я сдаюсь, дорогой. Я все равно бы проиграла.
Дреймонд, которому недавно исполнилось восемнадцать, поспешил с ней согласиться. Такое поведение сына – наследного принца, покоробило Дидье и не прибавило спокойствия.
Усевшись в кресло у камина, он подпер подбородок кулаком и мрачно смотрел в огонь, не замечая, что жена поднесла ему бокал с разбавленным вином, подогретым со специями и дольками апельсина.
– Вы чем-то огорчены, милорд? – спросила Тегвин.
– Отец просто устал, – заявил Дреймонд, закладывая руки за голову и вытягивая ноги. – В вашем возрасте уже нельзя столько танцевать.
Упоминание о возрасте разозлило еще больше. Дидье впервые подумал, что леди Диана – ровесница его сына.
– Мне не так много лет, чтобы я устал после одного-единственного танца, – сказал он резко.
– Но это был бурный танец, – сказал сын, улыбаясь углом рта.
– Дреймонд, – мягко одернула его мать.
– Ты что-то хочешь сказать? – Дидье повернулся к сыну, поглядев в упор.
Юнец поднялся из кресла, одергивая богато украшенный вышивкой камзол. На сегодняшнем маскараде принц был в образе единорога – сейчас маска лежала в углу, поблескивая позолоченным рогом. Принц Дреймонд был не слишком похож на отца – больше на мать. Светловолосый, среднего роста, достаточно крепкий, чтобы считать себя справным рыцарем, но вряд ли он сможет сражаться в полном вооружении от рассвета до заката, а потом еще ехать сутки в седле.
– Что-то сказать? – сын сделал вид, словно припоминая. – Даже не знаю, что вам ответить, отец. Хотя… Нет, ничего. Само собой разумеется – ничего. Доброго вечера, – он поклонился королю. – Доброго вечера, матушка, – он поцеловал мать в щеку. – Спокойной вам ночи, дорогие родители.
Когда дверь за принцем закрылась, королева устало всплеснула руками:
– Он обижен на вас.
– Он всегда на кого-то обижен, – ответил Дидье. – Не стоит придавать этому большого значения.
– Дреймонд просил вас пригласить на первый танец леди Элизабет Сатис, – тихо напомнила королева. – Он уже пообещал ей…
– Я поступил так, как посчитал нужным, – ответил Дидье угрюмо. – А нашему сыну пора запомнить, что он – будущий король, и не следует опрометчиво раздавать обещания женщинам, к которым залез в постель.
– Да, конечно, – поспешила согласиться королева. – Вы не голодны? Вы ничего не ели на празднике. Я прикажу, чтобы принесли ужин сюда?
– Нет, не хочу.
– Тогда, может быть, ванну?
– Нет, – он ответил резче, чем следовало, и жена тут же опустила голову.
Дидье смотрел на ее бледное лицо – такое домашнее, неяркое, привычное. Несомненно, его жена – достойная женщина. Они вместе уже столько лет, и ни разу она не дала повода для недовольства. Благородная, тихая, скромная, добрая – такой и должна быть женщина. За всю их семейную жизнь она ни разу не показалась ему голой, и даже в постель надевала длинную рубашку, а перед выполнением супружеского долга гасила все свечи.
Король смотрел на свою жену, а перед мысленным взором стояло совсем другое лицо – смуглое, с алыми губами и блестящими, как ежевика после дождя, глазами.
– Что-то случилось? – спросила королева, и так как король не ответил, повторила вопрос.
– Ничего не случилось. Что за глупости? – Дидье вскочил из кресла и раздраженно заходил по комнате.
Леди Тегвин проследила за ним взглядом, а потом достала рукоделие и занялась кружевной тесьмой. Только руки ее дрожали так, что иголка постоянно падала на колени.
– Вы неспокойны, – сказала женщина кротко. – Почему бы вам не облегчить душу?
– На исповеди? – фыркнул король.
– Как вам будет угодно. Можно на исповеди, но легче рассказать близкому человеку, что вас гнетет. Вы вернулись из поездки сам не свой…
Король остановился и долго молчал, перекатываясь с пятки на носок, а потом спросил:
– Как получилось, что я – добившийся абсолютной власти, живу здесь, словно в клетке? Почему радости мира проходят мимо меня? Почему я должен следовать правилам, установленным неизвестно кем и непонятно для чего?
– Вы государь, – размеренно ответила леди Тегвин, – ваша первая обязанность – хранить страну от хаоса. А значит, вы должны показывать пример всем и во всём. В том числе и в следовании законам и правилам.
– Какой пример?! – вспылил Дидье. – Как стать несчастным?
От его голоса леди Тегвин побледнела и уронила шитье. Иголка скатилась с колен и упала в пушистый ворс ковра, а женщина даже не осмеливалась наклониться, чтобы ее отыскать.
– Простите меня, – сказал Дидье, остывая. – Я не должен был на вас кричать.
Королева подобрала юбку и опустилась на колени, отыскивая оброненную иглу. Дидье наблюдал, как она осторожно обшаривала ковер, все ниже наклоняя светловолосую голову. Он почувствовал угрызения совести и повторил:
– Вы простили меня? Отвечайте.
Леди Тегвин слабо улыбнулась, найдя пропажу. Вернувшись в кресло, она с преувеличенным старанием разгладила приметанные кружева, вдела нитку в иглу и сказала:
– Вот проклятье и свершилось, мой дорогой муж.
– Какое проклятье? – проворчал он.
Она посмотрела ему в глаза:
– Вы полюбили.
– О чем вы? – спросил Дидье сердито, а сердце опалил предательский огонек. Он и ждал, и боялся того, что сейчас услышит.
– Все дело в леди Верей, верно? – королева улыбнулась, но губы ее задрожали. – Она красива, я видела ее. Но… мне искренне ее жаль. Бедная девочка… не знаю, сможет ли она выдержать вашу любовь…
– Вы несете бред, – Дидье сбросил туфли, натянул сапоги и вышел из спальни жены, хлопнув дверью.
Он почти бегом преодолел два этажа, кипя от ярости. Навстречу ему попалась одна из служанок королевы – белокурая девица с ярко-голубыми, словно нарисованными эмалью, глазами. Она несла сложенные простыни и поклонилась, увидев короля.
– Ты! – окликнул он ее. – Подойди.
Служанка приблизилась, и он взял ее за подбородок, погладив большим пальцем пухлые губы.
– Милорд?.. – прошептала она, и глаза заблестели.
Ясно, как майский день, что она не была бы против, вздумай он задрать ей подол в коридоре. Но все это было не то, и Дидье убрал руку и мотнул головой, приказывая девице уйти.
Его спальня находилась в северном крыле, и слуги, зная, что король не любит суеты перед сном, уже удалились, оставив воду для умывания, вино и фрукты, и свежее белье. Постель была разостлана, и край одеяла услужливо откинут – во всем чувствуются забота, тепло и спокойствие. Но спокойствия не было и в помине.
Он скинул камзол и швырнул его, не глядя. Потом потянул вязки на рукавах рубашки и порвал их, потому что не хватило терпения развязывать затянувшиеся узелки. Стащив рубашку, Дидье скомкал ее и замер, глядя на себя в зеркало.
Ему исполнилось тридцать шесть. Двадцать из них он был лордом, четырнадцать – королем. Леди Верей едва ли родилась, когда ему пришлось встать во главе войска, чтобы отстоять свои земли от соседей, только и мечтавших, как отхватить кусок пожирней.
Дверь приоткрылась, и в спальню без стука вошла женщина – не слишком молодая, но красивая и статная, в платье замужней леди, но с распущенными, как у девушки, рыжеватыми волосами. Она держала подсвечник с двумя свечами и не поклонилась королю.
– Доброго вечера, сир, – сказала она. – Вот, принесла вам свечи, и хотела спросить – не понадобится ли еще что-нибудь.
– Ты точно не понадобишься, – ответил он, бросая рубашку вслед за камзолом. – Свечи можешь унести, я хочу спать.
– Судя по тому, что рассказала Иветта, то, что вы хотите – вовсе не сон, – промурлыкала она, оставляя подсвечник на столе. – Вы намерены спать в одиночестве? Я могла бы… – и она встряхнула волосами, томно глядя на короля.
Однажды он поддался на эту уловку – на томные взгляды и кошачьи повадки, но теперь почувствовал лишь отвращение. Отвращение к этому роскошному женскому телу, к зазывному взгляду…
– Ты могла бы убраться, Сибилла, – спокойно приказал он. – Сделай все сама, чтобы мне не пришлось выталкивать тебя взашей. Ты, все-таки, благородная дама.
Она хотела говорить, но Дидье нахмурился, и женщина быстро передумала. Зашуршал шелк, стукнула, закрываясь, дверь, и король остался один.
Да, Тегвин оказалась права. Зло свершилось. Он влюбился в Диану Верей и желал только ее.
Глава 10. Дамский кортеж
На следующий день предполагались лошадиные скачки, и благородные лорды вовсю делали ставки, обсуждая, какая лошадь победит. Жозеф предлагал выставить мою Мореру, но я отказалась. Я слишком любила свою лошадь, чтобы позволять ей участвовать в бегах.
– Уверен, она пришла бы первой, – настаивал мой муж. – Подумай, какие мы могли бы получить деньги!
– А если она порвет сухожилие? Или поранится? – не сдавалась я. – Нет, Жозеф, я никогда не соглашусь. Выставляй своего жеребца, если так хочется денег!
Не знаю, чем бы закончился наш спор, но в это время к нам подошел мажордом – сама респектабельность и величие. Мы с Жозефом замолчали, одинаково досадуя, что свидетелем ссоры оказался посторонний человек, но мажордом поклонился, как будто ничего не произошло, и обратился ко мне:
– Леди Верей, его величество хотел бы перед завтрашними скачками устроить выезд всадников. Сначала поедут мужчины, потом женщины. Вы говорили ему, что любите верховую езду. Не будете ли любезны принять приглашение и участвовать в выезде?
Я посмотрела на Жозефа, не зная, что ответить, но он только пожал плечами – он тоже ни разу не видел подобных развлечений.
Мажордом с готовностью рассказал нам суть выезда – всадники по очереди объезжают поле, на котором будут проводить скачки, и каждый показывает свои умения в выездке.
– В прошлом году сэр Колвин поразил всех, когда, гарцуя, повернулся в седле лицом к хвосту лошади, а потом обратно, – рассказал мажордом, сдержанно усмехаясь. – От дам подобных подвигов не требуется, им достаточно просто усидеть в седле. Обычно костюмы для выезда готовят сами участники, но его величество приказал, чтобы вам сшили платье за ночь. Фасон – по вашему желанию.
Слушая его рассказ, я чуть не запрыгала от восторга.
– Хорошо, пришлите портних, – сказала я, подмигнув Жозефу. – И еще мне бы хотелось получить шесть метательных кинжалов. Это возможно?
– Вы будете метать ножи в цель? – мажордом утратил невозмутимость и вытаращился на меня.
Жозеф только хмыкнул, уже понимая, что я затеяла.
– Почему нет? – спросила я у удивленного господина. – Если поставите мишень, будет еще лучше. Но если нет, я не промахнусь и в столб.
– Я потрясен, – только и произнес он. – Но мне надо спросить разрешения у его величества, позволит ли он такую забаву.
Он удалился, а через некоторое время ко мне явились портнихи, и принесли письменное разрешение короля на увеселение с применением кинжалов. Письмо было прочитано вслух при Жозефе, леди Бригитте и Элише, и моя золовка тут же разревелась от досады.
– Что она вытворяет?! – всхлипывала она, размазывая слезы. – Это недопустимо, когда замужняя женщина себя так ведет!
Но Жозеф промолчал, сделав вид, что ничего не услышал, а леди Бригитта еще раз внимательно перечитала королевское разрешение. Лицо ее ничего не выражало, и я не могла угадать, о чем она думает.
– Матушка, запретите ей! – канючила Элиша, а я про себя решила, что даже если леди Бригитта костьми ляжет, я выступлю на завтрашних скачках.
Ничего постыдного в этом нет. И выступив в кортеже, я покажу, что ничуть не хуже северных леди, а во многом и превосхожу их.
– Думаю, Диана уже не может отказаться. К тому же, это честь – участвовать в праздничном выезде, – изрекла свекровь, и Элиша гневно завопила. – Не ори, – одернула ее мать. – Если тебе не повезло с мужем, не стоит завидовать другим.
Элиша пошла красными пятнами, а я отвернулась, скрывая улыбку, и почти простила леди Бригитте ее беспардонность и сухость. Я поблагодарила свекровь и поцеловала мужа, но о том, какой костюм я попросила сшить к завтрашнему дню, не сказала даже Жозефу. Портнихи выслушали меня с таким же потрясенным видом, как мажордом, но пообещали сделать все, как приказано.
Предстоящее выступление необыкновенно радовало меня, несмотря на хныканье Элиши. Когда свекровь с золовкой ушли в свою спальню, я не могла усидеть на месте и бродила по комнате, разминая мышцы. Все-таки, я почти месяц не тренировалась, но была уверена, что на завтрашнем выступлении не оплошаю.
Уже ближе к полуночи принесли метательные кинжалы – небольшие, как раз для женской руки. Я тут же их опробовала, несколько раз метнув в сундук, в котором перевозились мои платья. Жозеф заворчал, что не надо портить вещи, но я только расцеловала его в обе щеки. Ночь мы провели крайне бурно, но утром я чувствовала себя бодрой и готовой к подвигам. Портнихи принесли костюм, и я выгнала Жозефа из спальни, чтобы примерить наряд в одиночестве.
Это был необычный наряд. Рубашка из черного шелка, шелковые черные шаровары, завязывающиеся тесьмой пониже колена и возле щиколотки, и черный платок, который надо было повязать на голову особым способом – чтобы были открыты только глаза. Так в княжестве, откуда была родом моя мать, одевались разбойники.
Метательные кинжалы я подвесила к поясу, в специальных ножнах, которые мне тоже ссудили из королевской оружейной.
Теперь можно было и позабавиться.
Глава 11. Кинжал летит
– Никогда еще не было таких веселых праздников, – сказала миледи Тегвин. – Гости очень довольны.
– Да, ты права, – ответил Дидье, из королевской ложи наблюдая выезд всадников.
Господа рыцари хвастались выправкой и великолепными жеребцами лучших пород, гарцуя перед публикой. Особо ловкие награждались громкими аплодисментами и восторженными криками.
Посмотреть на скачки собрались не только королевские гости, но и простые горожане. Разумеется, им позволили смотреть с противоположной стороны, даже близко не подходя к ложам и скамьям благородных господ, но простолюдины были рады и этому.
Благородные господа тоже по достоинству оценили великолепное зрелище, а дамы бросали особо бравым и красивым рыцарям свои рукава в знак восторга и признательности.
Смех, фанфары и барабаны, ржание лошадей и звон сбруи – все это горячило кровь и наполняло весельем. А еще были яркое солнце и ясное небо без единого облачка, и на поле уже пробивалась первая трава – нежная, светло-зеленая, которую тут же затаптывали копыта.
Но Дидье не разделял восторгов зрителей. В этот раз его не интересовали ни кони, ни всадники. Леди Верей пожелала метать кинжалы – вот это была новость! Когда мажордом передал ему пожелание Дианы, он не нашелся с ответом.
– По-моему, леди уверена в себе, – сказал сэр Лиммерик, сжал губы, а потом не выдержал и хохотнул, но тут же извинился: – Простите, ваше величество. Так вы удовлетворите ее просьбу?
– Пусть делает, что пожелает, – сказал Дидье.
– Кинжалы тоже предоставить?
– Не вижу причин, чтобы ей отказывать, – король пожал плечами. – Ты думаешь, она собирается кого-нибудь убить под шумок? Меня, например?
– Сомневаюсь, что леди Верей способна на убийство, – сказал сэр Лиммерик деликатно. – Она – нежное создание.
На этом и порешили. И сейчас Дидье ждал появления дам, стараясь скрыть нетерпенье.
Не он один ожидал выезда дамского кортежа. Принц Дреймонд, сидевший между отцом и матерью, довольно потер руки, когда фанфары объявили конец выезда мужского кортежа.
– Леди Сатис тоже участвует, – сказал принц, ерзая в кресле.
– Леди Сатис очень красива, – подтвердила королева. – Но не стоит так выказывать свое нетерпение, веди себя спокойнее, как и положено будущему королю.
Принц тут же замер и нахмурился, старательно подражая отцу.
А на поле тем временем выехал женский кортеж. Дам приветствовали с еще большим пылом, чем рыцарей. Благородные леди – девицы и юные замужние женщины – ехали парами, в дамских седлах. Крупы лошадей до самых бабок покрывали подолы платьев – алых, синих, желтых, украшенных изящной вышивкой.
Дамы хвастались богатством нарядов и украшений, распущенные волосы струились по ветру, а драгоценные камни в головных уборах и на сбруе ослепительно сверкали.
Казалось, что волшебницы-феи снова появились на этой земле, чтобы прельщать и соблазнять смертных мужей.
– Леди Сатис в желтом платье! – сказал Дреймонд, оглушительно хлопая в ладоши.
Дама в желтом и в самом деле притягивала взгляд – белокурая, в золотой парче, сияющая, как солнце, она восседала на светло-серой лошади и поворачивала лилейно-белое лицо в одну сторону и другую, чтобы все могли насладиться ее жемчужно-золотой красотой.
Но вдруг в рядах дам произошло смятение, а зрители и вовсе потеряли дар речи – нарушая движение кортежа, вопреки всем правилам, на поле галопом вылетела черная лошадь, на которой восседал мужчина, закутанный во все черное. Даже лицо было скрыто под плотным черным шелком – видны только глаза. Лошадь была так же необычна, как всадник – легкая, гладкая, совсем не похожая на мохнатых тяжеловесов северной породы, к тому же, хвост у нее стоял высоко на крупе и пушился метёлкой, придавая сходство с собакой.
– Что за невежа! – возопил принц, вскакивая, потому что белая лошадь леди Сатис испуганно всхрапнула и дернулась в сторону, едва не уронив всадницу. – Остановите его! Это дамский выезд!
Словно услышав принца, всадник открыл лицо, и зрители дружно ахнули – в мужском костюме, в седле по-мужски, сидела женщина!
Сердце Дидье забилось, как птица, потому что он узнал всадницу в черном сразу. Диана Верей.
Промчавшись по полю галопом, черная лошадь пошла на второй круг. Зрители испуганно закричали, а Дидье чуть не подскочил следом за сыном, потому что ему показалось, что всадница вылетела из седла на повороте.
Но леди Верей не упала – чудом держась на боку лошади, цепляясь коленом за луку, она проехала половину круга, а потом ловко вскочила в седло и повисла уже с другой стороны.
– Это женщина или летучая мышь?! – заорал принц.
Королева прижала ладони к щекам, наблюдая подобное бесстрашие.
Словно в ответ, Диана вскочила на седло и, балансируя, выпрямилась в полный рост, держа уздечку одной рукой.
Такого в Ланваре еще не видели, и люди лезли по головам в первые ряды, чтобы ничего не пропустить.
Черный шелк летел, как черные крылья, и распущенные волосы всадницы пластались по ветру. Усевшись в седло, леди Верей вскинула руку, и все замерли, ожидая новое зрелище.
Дамский кортеж сбился, как стадо овец, в центре поля, и женщины, желавшие покрасоваться нарядами, недовольно подтягивали подолы, чтобы не зацепиться за сбрую соседок. Но на их недовольство никто не обращал внмания – все смотрели на всадницу в черном.
Вот на поле выставили деревянный щит с намалеванной мишенью – в такую стреляли на тренировках королевские рыцари. Всадница направила лошадь мимо мишени, и восторженный рев накрыл поле – сверкнув на солнце, с ладони леди Верей сорвался метательный кинжал и вонзился в самый центр мишени.