Сила искренности

Красота и правда – основа искусства Горюшкина – полностью соответствовала внутренней потребности и устремлениям Василия. Несмотря на все трудности, учился он с вдохновением и упорством. Но выросший на природе, в постоянном общении с ней, Василий в Пензе скучал без леса и, наконец, нашёл правильный ход: подобрал ребят, которые тоже любят лес, и возглавил в училище туристическую ячейку. В походах, на привале, у костра с удовольствием читал любимые стихи Есенина. Он стремился наполнить поэзией жизнь своей души и приобщить к ней других.

Природа всегда его вдохновляла, поэтому с радостью встретил новый этап в программе обучения – пейзажный этюд, с которым чуть-чуть успел познакомиться в изокружке. Главное, к чему он теперь стремился в пейзаже – передать состояние природы, как в портрете – характер человека. Для этого старался из всего богатства красок и оттенков подобрать те, которые соответствовали настроению, возникшему при первом взгляде на выбранный пейзаж: что-то усилить, что-то смягчить, добиваясь гармонии и цельности картины. Недостаток гармонии в композиции или в цветовом решении будущий художник всегда чувствовал и воспринимал как фальшь. Довольно быстро прошёл период строгого анализа в процессе работы над этюдом, стало больше доверия своим впечатлениям, включился камертон чувств, эмоций, ощущений. Вспоминались слова Горюшкина о поэтичности пейзажа, об искренности, которую Василий сам любил и ценил в людях и видел в картинах учителя.

Один из самых ранних сохранившихся этюдов Василия Керенского «На речке», по всем признакам 30-х годов, то есть периода учёбы в Пензе, уже многое говорит о юном художнике. Центром композиции летнего пейзажа он избрал две детские фигурки на берегу небольшой извилистой речки. Весёлое сочетание красного, синего и жёлтого в их одеждах, голубое небо с лёгкими белыми облаками, тонкие берёзки и зелёные, по-разному освещённые берега – всё создаёт ощущение гармонии и радости светлого летнего дня. На первом плане – чистая гладь воды с тонко написанным отражением берёзок и небесной голубизны, местами переходящей в глубокую синеву. В этой работе уже видны особенности живописи Керенского, которые позже будут развиваться: композиционное равновесие, достигнутое с помощью рисунка и цвета, колористическое и тональное богатство, создающее настроение пейзажа.

К тому же времени относится тончайший по колориту и интересный по композиции маленький этюд «Зимушка», написанный в Городище. Автор использовал характерный для этой местности перепад уровней поверхности земли. В левой части пейзажа на высоком холме, на фоне неба изображён мальчик в пальто и шапке-ушанке, а неподалёку от него – электрический столб и дерево, отделяющие правую часть картины, где на дороге, огибающей холм, виднеются лошади и фигура человека. Всю землю укрыл белый снег, переливающийся на солнце голубыми и розовыми красками. В бирюзовом небе – лёгкие облака вторят тёплым солнечным пятнам на снегу. Пейзаж передаёт светлое, радостное мироощущение. Керенские жили в Городище на Нагорной улице. Василию нравилось местоположение их дома на большой высоте: отсюда открывался прекрасный вид на город и речку. Возможно, он специально выбрал такую точку обзора снизу вверх, чтобы подчеркнуть эту высоту, а в фигуре мальчика, скорее всего, изобразил самого себя.

Следующий этюд пензенского периода «Зелёный шум», при всей свой кажущейся простоте, производит весьма необычное впечатление и говорит ещё об одном важном стремлении Керенского – к цельности и лаконизму. Сильный, почти ураганный ветер клонит стволы берёзок, приютившихся в лощине, и всю зелёную массу листвы гонит по горизонтали. Кроме серо-голубого неба, в пейзаже царствует зелёный цвет разных оттенков – целая симфония зелёного, переносящая нас от зрительного впечатления к слуховому. Действительно, при взгляде на этот пейзаж слышится сильный шум листвы и вспоминается стихотворение Николая Некрасова «Идёт-гудёт зелёный шум». Выразительность запечатлённой картины природы и взволнованность души юного художника здесь очевидны.

Кроме пейзажей сохранился его единственный живописный натюрморт пензенского периода. В нём просто поражает убедительность передачи материала каждого предмета: бронзовый подсвечник, керамический горшок с цветком, лежащая на столе бутылка тёмно-зелёного стекла с бумажной пробкой, белая чашка с рефлексами от расположенного рядом синего стеклянного яйца с росписью, и наконец, толстое зеленоватое стекло под предметами, которое просто хочется потрогать. Тени, блики, рефлексы – всё на своих местах, всё работает, и ничто не нарушает цельности картины.

Василий Керенский учился в техникуме с 1929 по 1932 год. Это было очень непростое время в жизни страны Советов. Шли постоянные поиски новых форм управления в разных сферах деятельности, в том числе в искусстве и просвещении. Представители Пролеткульта, часто малокультурные и малообразованные, призывали уничтожить старую художественную культуру, как буржуазную, и на голом месте строить новую – пролетарскую. Дело дошло до разграбления библиотеки и уничтожения старых изданий по классическому искусству. Вместе с тем началась травля самых опытных «дореволюционных» педагогов. В 1931 году сфабрикованный «суд общественности» постановил освободить от работы в техникуме группу преподавателей, в том числе И.С. Горюшкина-Сорокопудова. Как ни тяжело было Василию остаться без любимого учителя, но оканчивать учёбу пришлось без него. Все уроки и советы Горюшкина он берёг в памяти и в сердце, следовал им и дальше. Золотое зерно правды в жизни и в творчестве было брошено доброй рукой в добрую почву.

Об этом периоде своей жизни Керенский пишет:

«Окончив техникум, в 1932 г. уехал в Новороссийск, где продолжал учиться в студии живописи и рисунка художника Обрезкова Г.А. (ученика Фешина Н.И.) и одновременно работал художником-исполнителем в клубе «Швейник», в Доме обороны, в Интерклубе, в доме отдыха ЦК Союза лётчиков. С 1935 г. стал печататься в Новороссийской газете «Пролетарий Черноморья». 1937-39 гг. – снова в Пензе, уже в Художественном училище, снова у замечательного русского художника И.С. Горюшкина-Сорокопудова».

В Новороссийске быстро оценили талантливого парнишку и доверяли ему исполнение портретов вождей партии и правительства для клубов, стахановцев и ударников труда для местной фабрики и городской газеты, объёмных сооружений для оформления колонн праздничных демонстраций, масок из папье-маше для карнавалов и бал-маскарадов. Причём сохранились справки о «чрезвычайно своеобразном и творческом характере работ» Керенского.

Как видно из выше приведённой записи, юный художник все эти годы продолжал развиваться, набирался опыта и искал свой путь в искусстве. Более того, выдержки из новороссийского дневника Василия Керенского за 1936 год позволяют понять характер и масштаб его работы и дают нам редкую возможность узнать, какие мысли волновали его в 21 год:

«Хочется работать над собой, хочется жить, работать и верить, быть тем, кто оставляет долго жизненный, чистый, полезный человечеству след. Как много сил, воли, как велика жажда творить. Условий этому нет. Их нужно добывать потом, мученьем, кровью. Однако, иного пути, иной цели передо мною нет. Прошли ещё сутки упорной работы. Труд завершается – седьмое, последнее панно. Завтра все семь будут подписаны, но не мною».

А через три дня – следующая запись в дневнике:

«Работы – семь громадных панно обвили карнизы «Детского мира». Полуторамесячный труд завершён. Невзирая на ограниченный срок выполнения, несмотря на дешевизну, – работа украсила не только этот магазин, она оказалась лучшим оформлением по городу (это оценка зрителей). Заказчик доволен, он даже фотографирует их за свой счёт. Моей подписи на работах нет. Из всей массы зрителей ко мне подошло 3–4 человека, которые знают мою кисть, говорят – «Ведь это твоя рука!?» Я отвечаю молчаньем и убегаю от знакомых».

Вот так, во все времена находятся недобросовестные люди, которые пользуются талантом юных, оставляя их бедными и безымянными! Не у всех хватает сил одолеть такие преграды. Но Керенский одолел, – его звала большая светлая мечта.

Возвращение к Горюшкину было вполне логичным и осмысленным, потому что уровень Пензенского художественного училища 1937 года был несравнимо выше уровня техникума 1932 года. А главное, Горюшкин, как родная душа и опытный педагог, притягивал Василия. Сознавая, как многому ещё можно научиться у Ивана Силыча, он решил окончить училище, чтобы после поступать в ВУЗ. Учитель полностью одобрил его план.

Со времени отъезда Керенского в Новороссийск произошло много перемен. Дела в сфере художественного образования в стране стали налаживаться и приходить к единой системе. В 1933 году в Ленинграде была открыта Всероссийская Академия художеств, а в 1936 году художественно-педагогический техникум обрёл своё старое название «Пензенское художественное училище». Преподавать рисунок и живопись снова пригласили И.С. Горюшкина-Сорокопудова. Постепенно были восстановлены полноценные занятия по основным предметам: рисунку, живописи, скульптуре, композиции. Пришли новые квалифицированные специалисты, вернулись прежние высокие требования профессионализма, основанные на принципах русской реалистической школы. С 1936 года среди художественных училищ страны Пензенское училище стабильно стало занимать одно из первых мест, авторитет его растёт и притягивает молодёжь со всех концов необъятной родины.

Приверженец репинской школы реализма Горюшкин-Сорокопудов, как и прежде, строил программу обучения на основополагающей роли рисунка и композиции, на классических образцах изобразительного искусства. Рекомендовал своим ученикам никогда не расставаться с альбомом и карандашом, чтобы в любой момент можно было зарисовать что-то интересное, как это делал его учитель Илья Ефимович Репин. У Василия эта привычка выработалась давно, ещё в техникуме, с того дня, как Горюшкин сказал об этом, и осталась на всю жизнь. У него многое в жизни было именно так: если принял умом и сердцем, то «раз и навсегда». Это его характер. Он рисовал везде: на отдыхе, на собраниях, в поезде, в лесу и даже в гостях, если не возражали хозяева. Учёба шла успешно. Сказались занятия в студии Г.А. Обрезкова и разнообразная практическая работа четырёх последних лет. Но он хорошо понимал, чего ему не хватает. Теперь надо повышать общий уровень знаний, больше читать, изучать творчество великих художников. Эта задача была актуальна для многих студентов, приехавших из городов и сёл, далёких от культурных центров страны. В училище, конечно, читали краткий курс лекций по истории искусства. Его в свою очередь прекрасно дополняли живые воспоминания Горюшкина о тех, у кого и с кем он учился в Академии художеств на рубеже веков. Студенты очень любили эти его рассказы. По ходу занятия он не только давал советы индивидуальные и полезные всей группе, но и ненавязчиво делился своими мыслями и взглядами, которые постепенно складывались в совершенно чёткую, стройную и цельную систему воспитания будущих художников. Например, говорил: «Чем сильнее в человеке творческое горение, тем легче он переносит все трудности жизни». Советовал мысли и чувства постоянно питать вниманием к людям, наблюдением природы, хорошей музыкой, чтением художественной литературы. Особенно полезной считал русскую классику, а также поэзию, поскольку она развивает ассоциативное и образное мышление. Говорил, что Русь-матушка – это неисчерпаемый кладезь мудрости и красоты, поэтому отечественную художественную культуру следует познавать каждому.

Самые увлекательные многочасовые беседы со старшекурсниками и выпускниками проходили обычно в конце весны в усадьбе Горюшкина. Незадолго до окончания училища Василий оказался участником такой незабываемой встречи. В свободной, непринуждённой атмосфере одна за другой рождались волнующие всех темы: о призвании художника и его роли в жизни общества, о выборе своего пути в искусстве, о настоящем и будущем. Когда вспомнили про кого-то из великих мастеров прошлого, Иван Силыч с удовольствием рассказал о своей четырёхмесячной поездке по Европе в 1911 году, назвал её «второй Академией», потому что, наконец, увидел многие из тех великолепных памятников искусства, которые прежде изучал по репродукциям. Сильнейшее впечатление произвели на него творения художников Возрождения, их мастерское владение рисунком, цветом, композицией, удивительное чувство гармонии. Что совершенно потрясло его – это их умение проникать в духовный мир человека. Василий понял: вот что мне нужнее всего! Перед расставанием поговорил об этом с учителем. Горюшкин поддержал его настрой, показал несколько ценных иллюстрированных книг и сказал: «Это твой следующий этап, поступай в Академию художеств, там всё изучишь всерьёз и поймёшь, что тебе ближе и важнее, чтобы развивать своё. Всегда помни главное – опирайся на точный рисунок, хорошо продуманную композицию и стремись выразить свою мысль, создать свой художественный образ. В этом суть творчества». Подсказал, над чем стоит ещё поработать, чтобы лучше подготовиться к экзаменам. Василий признался учителю, что пока не считает себя готовым к Академии. Но пришло время подводить итоги и принимать решение.

За годы учёбы в Пензе Керенский освоил сильную репинскую школу, получил прочные основы рисунка, композиции, живописи. Под руководством Ивана Силыча формировался его художественный вкус, ещё острее стало прирождённое стремление к гармонии. В училище Василий ответственно относился ко всей обязательной программе, а душой особенно тянулся к портрету. Его кумиром был Рембрандт. В летние каникулы «дорывался» до портрета. Если не мог найти, кто бы согласился попозировать, принимался за автопортрет. Всегда охотно выполнял домашние задания – живописные этюды и карандашные пейзажи, в которых отрабатывались задачи композиции, перспективы, светотени. С детства Василий много рисовал простым карандашом, и особая любовь к этой технике осталась у него навсегда. Скорее всего, в училище она постоянно подкреплялась страстью Горюшкина-Сорокопудова к рисованию как самостоятельному виду искусства.

К сожалению, до нас не дошли рисунки Керенского периода обучения в Пензе, но все карандашные портреты и пейзажи 1939–1941 годов явно говорят о том, что в училище он много внимания уделял рисунку. Сохранился замечательный портрет «Знатный пчеловод», выполненный летом 1939 года, сразу по окончании училища. В нём уже видна рука мастера и проницательность психолога, который всё успел разглядеть и с явной симпатией к этому доброму труженику поведать о его жизни. Выгоревшие от долгого пребывания под солнцем волосы, пристальный, внимательный взгляд старика, привыкшего к долгим наблюдениям и раздумьям, неспешный ритм его деятельности – всё так убедительно и так просто передано, что возникает ощущение живого общения с ним. А какое разнообразие штриха: от лёгкого касания – через мягкую растушёвку – к немногочисленным чётким линиям. Ничего лишнего. Но попробуйте убрать один короткий штрих, наметивший линию плеча, например, – и гармония уже исчезнет. Оказывается, он, как точка опоры, совершенно необходим.

В 1939 году Василий Керенский женился на Александре Лебедевой – дочери известного в Городище и Пензе доктора Александра Григорьевича Лебедева. Лето 1940 года, проведённое с семьёй в Городище, стало особенно плодотворным для Василия Николаевича. За два месяца было создано несколько живописных этюдов и целый ряд карандашных пейзажей и портретов высокого художественного уровня. Среди них особенно хочется отметить «Портрет матери», «Автопортрет», «Сладкий сон», «Отдых в городищенском лесу». Такие разные, даже по жанру, работы объединяет присущий этому художнику подход – полнота правды и внешней и, главное, внутренней. Лицо матери буквально приковывает внимание. В её глазах, морщинках, губах хочется прочитать всю историю её жизни. И невозможно уйти, пока не прочтёшь, как невозможно оторваться от захватывающей книги. Сколько бед, горя, потерь, тяжкого труда и, вместе с тем, человеческого участия видно в этих чертах! Каждый зритель – в меру своего познания жизни и людей – составит свою картину, но никто не останется равнодушным, потому что всё в этом портрете дышит искренностью, сыновней любовью и глубоким пониманием. На многих послевоенных выставках, посвящённых Дню Победы, экспонировались фронтовые рисунки В.Н. Керенского, портреты его однополчан – защитников Родины, а над ними размещался «Портрет матери». И наши чуткие зрители не раз говорили, что она смотрится как Мать всех бойцов, которая за всех переживает и молится.