Птенчик

– Да.

– Сегодня я хочу показать тебе капеллу, Риккардо. Сегодня я хочу помолиться в ней вместе с тобой.

– Капеллу?

– Да, Риккардо. Капелла. Место, где люди, любящие друг друга, молятся вместе. Ты знаешь какие-нибудь молитвы?

– Нет.

– Вы с родителями не ходите в церковь?

– Нет.

– Тогда я буду первым, кто откроет тебе тайну святилища.

Когда Риккардо услышал, как мать назвала гараж святилищем, то испытал нечто среднее между ликованием и возбуждением. Он был в гаражах Карлы и Чака, чьи отцы не молились там, а ставили автомобили и хранили всякий хлам; ни фигурок Иисуса Христа, ни свеч Риккардо в их гаражах не видел. Но отцовский гараж – другой, он – святилище, в которое Риккардо ввиду возраста запрещали заходить.

На шестой день рождения Риккардо получил в подарок новый (взрослый!) велосипед и право ставить его в гараж зимой (из-за соображений безопасности) и летом (за ненадобностью).

Брат привёл Риккардо в гараж, и Риккардо с трепетом ждал, когда громадная скрипучая крышка поднимется, и святилище предстанет перед ним во всей красе. И расстроился, не обнаружив в нём ничего, кроме отцовского «форда»; даже бутылки с разноцветной жидкостью, как в гараже Карлы, и потрёпанные журналы, как в гараже Чака, не валялись.

Риккардо надул губы.

– А где бог?

Брат присел перед ним на корточки.

– Какой бог?

– У дедушки в гараже живёт бог. Я видел его статую!

– У дедушки нет гаража, птенчик. У дедушки есть капелла, в которой он молится.

– Святилище?

– Святилище.

– Мама сказала «гнусным тёткам», что папин гараж – святилище. Разве вы с папой не молитесь здесь?

– Нет. В гаражах не молятся, для молитв есть церковь.

– Но мы не ходим в церковь.

– Не ходим.

Риккардо вздохнул.

– Человек должен быть образован…

– Трудолюбив и набожен. Всё верно.

– Ты не расскажешь папе, что я хотел помолиться в его гараже? Он рассердится.

– Не расскажу,– брат притянул Риккардо к себе.– Это будет наш с тобой секрет.

И хотя Риккардо ожидал от отцовского гаража что-то большее, чем железный короб для стоянки автомобилей и велосипедов, тем не менее, он с радостью закатывал туда, куда имели доступ только взрослые мужчины – отец и брат, а теперь и он сам —свой «швинн» до ноября 1974 года: в ноябре 1974 года в гараже поселилось чудовище.

У него не было ни когтистых лап, ни острых клыков, ни волосатого туловища, зато было четыре колеса и блестящий красный корпус; и имя у чудовища тоже было – «Ламборгини Каунтач», но мать называла «чудовище» стелой. Она кричала: «В день, когда мы потеряли нашего первенца, ты идёшь и покупаешь себе автомобиль, Аурелио! Это не машина, это стела для нашей семьи!».

Риккардо не знал значения слова «стела», но понимал, что если отец не избавится от чудовища, то оно всегда будет напоминать, что в их семье был ещё один ребёнок, что у Риккардо был старший брат.

Отец не продал Ламборгини, но и не садился за его руль: с ноября 1974 года автомобиль покрывается пылью в гараже.

Риккардо остановился и посмотрел через плечо: мистер Бигль запаниковал, что затронул запретную тему, спрятался в в своём домике и задёрнул в ней шторы; вспоминать и говорить о первом сыне отец не позволял ни прислуге, ни матери, ни Риккардо.

Риккардо нажал на кнопку и перестал имитировать кашель, но вытащить костяшки пальцев изо рта не рискнул: слишком долго он копил эту боль, чтобы сейчас она вырвалась беззвучно.

Скрипнув, крышка медленно поплыла вверх, и Риккардо представлял, как красное чудовище высовывает когтистые волосатые лапы, обнажает острые клыки и затаскивает его вглубь гаража, где разрывает на тысячи частей, чтобы лакомиться им было удобнее. Разрывает под молитвы и шёпот Риккардо, в которых он благодарит чудовище за смерть, за то, что оно избавляет его от страданий, от мучительных мыслей о брате, которого Риккардо больше никогда не увидит, который не починит его велосипед, когда с того вновь слетит цепь, не подкатит к его тарелке пластмассовый шарик за ужином, не заступится за него перед отцом, не сохранит их новый маленький секрет, коих набралось уже сотни; о брате, который был для Риккардо дороже отца и матери; о брате, за встречу с которым Риккардо продал бы душу и богу, и дьяволу; и если бы чудовище вырвало его сердце, Риккардо благодарил бы его, ибо нет физической боли, которая не прошла бы, но есть эмоциональная, которая будто дерево пускает сухие корни в глубины любой – и невинной, и грешной души – и исчезает лишь, когда человек становится прахом; и если цена избавления от этих мук – жизнь, Риккардо готов заплатить чудовищу сполна.

Когда крышка поднялась, образ чудовища рассеялся, но Ламборгини не растворился вместе с ним; блестел, словно только вчера отправился с конвейера прямиком в гараж: совесть мистера Бигля лопнула бы как мыльный пузырь, не кружись он с тряпкой хотя бы раз в месяц вокруг автомобиля, к которому не приближался даже его владелец.

Риккардо опёрся руками о багажник; старался дышать глубоко и ровно, не пускать в голову мысли о чудовище и брате, но тянущая боль в груди скручивала лёгкие и сжимала рёбра, ломала и дробила их изнутри невидимым кастетом, и тащила наружу уже не рыдания мальчика, потерявшего брата, а крики раненого зверёныша, чью мать застрелили охотники. Но плакать нельзя. Настоящие мужчины не плачут. Отец не плачет. Брат не плакал. И Риккардо тоже не будет.

Риккардо сорвал с крюка велосипедный замок, выкатил «швинн» и, разогнавшись, двинулся в сторону Центральной улицы, игнорируя светофоры, пешеходов и сигналящих водителей, тормозивших перед ним в последний момент. Он хотел как можно скорее купить аспирин и вернуться домой: запереться в комнате и читать, пока не заслезятся глаза, а затем лечь спать, чтобы проснуться и прожить очередной день.

Припарковав велосипед, Риккардо толкнул дверь и скрестил пальцы в надежде, что за прилавком будет стоять хорошенькая, глупенькая старшеклассница, одна из тех, кто подрабатывает летом в аптеке мистера Феррера, или её хилый поклонник, надрывающийся за возможное будущее свидание, или сам мистер Феррера; кто угодно, лишь бы не Оскар.

Оскар – девятнадцатилетний сын мистера Феррера и старший брат Карлы – дежурил в аптеке редко, потому что распугивал посетителей, не заботился о них и грубил, если они ввязывались с ним в спор. Покупателю, доводившего его вопросом о натуральности красного перца в составе купленного им порошка, Оскар предложил насыпать этот порошок в трусы и проверить, полыхнёт ли его старая, морщинистая задница: если полыхнёт, значит, перец натуральный, а грузному мужчине, искавшему средство для похудения, Оскар порекомендовал зашить прожорливый рот.

Оскар обожал сестру и всех, кому она симпатизировала, в том числе Риккардо: при встрече Оскар трепал Риккардо по чёрным волосам, обращался не иначе, как «Рикки» и посвящал его в тайны «взрослых парней».

– Вода закончилась, – проворчал Оскар.

Пока другие бизнесмены, глядя, как легко и быстро мороженщики набивают карманы, ломали голову, как обернуть высокую температуру воздуха в свою пользу, Гаспар Феррера придумал, как обогатиться на ней вдвойне.

Он расставил стеклянные бутылочки, с криво наклеенными этикетками «полезная вода», на полках этажерки в углу аптеки, и повесил рядом с ними стенд, заполненный печатными вырезками о витаминах и минералах, содержащихся в воде из водопадов Новой Зеландии.

Гаспар не навязывал посетителям воду, которую продавал за непомерную цену в полтора доллара, но аккуратно намекал, что она не только благоприятно влияет на общее состояние, но также способствует восстановлению организма, измотанного жарой.

Люди кивали, но воду не брали: платить полтора бакса за маленькую бутылку с неизвестно чем, когда фунт мяса стоит на двадцать центов дешевле – верх идиотизма, о чём Гаспару не раз говорили друзья, среди которых был Аурелио Бенитос, но Гаспар с улыбкой отвечал, что ждёт СВОЕГО покупателя, и, когда он придёт и купит эту воду, за ней прибежит весь город.

СВОЕГО покупателя Гаспар нашёл через две недели в лице начинающего режиссёра из Нью-Йорка, который приехал в Деренвиль отснять парочку сцен в вольере «мистера страусиное яйцо» [10]. Тощий творец с жидкой бородёнкой заскочил в аптеку за глицином, а вышел из неё с бутылкой «полезной воды», и те, кто видел, как он, морщась выпил бутылку залпом, вернулся в аптеку и прикупил ещё три, смели с полок оставшиеся. А дальше сработал принцип «сарафанного радио».

– Привет, Оскар.

Оскар, растёкшийся по прилавку, приоткрыл глаза, улыбнулся и снова их закрыл.

– Привет, Рикки. Воды нет, но я могу внести тебя в лист ожидания на завтра.

Риккардо не пил «полезную воду», потому что видел, как семья Феррера её делает.

По вторникам Альба играла с подругами в покер, и Риккардо сидел у Карлы. Они смотрели телевизор, собирали пазлы или заваривали чай и читали о приключениях Маленькой Лулу, как было в тот день, когда на кухню пришёл Оскар.

Он громко рыгнул, потянулся и, поправив штаны, наполнил водой из-под крана все кастрюли, которые нашёл.

«Отец кипятит или сразу высыпает?» – спросил он у Карлы.

«Кипятит».

Почесав голый живот, Оскар поставил кастрюли на плиту, вытащил из заднего кармана джинсов пачку «Мальборо» и затянулся сигаретой.

«Чем занимаетесь?»

Карла показала брату комикс.

«О, Маленькая Лулу! Любил эту чертовку в детстве. Уже дошли до выпуска, где они с Табби отмечали Хэллоуин?».

«Нет!– Карла закрыла уши руками.– Нет, Оскар, даже не думай об этом рассказывать! Мы хотим сами обо всём узнать!».

«Хорошо, хорошо, не буду,– Оскар поднял руки в примирительном жесте, и пепел упал в одну из кастрюль.– Чёрт»,– он засунул сигарету в рот и судорожно принялся стучать ложкой по дну кастрюли.

«А если не растворится?»– спросила Карла.

«Растворится. А если нет, скажем, что в водопадах Новой Зеландии обнаружили редкий не растворяющийся минерал».

Пока Карла рассматривала иллюстрации, Риккардо не сводил глаз с Оскара, который, насвистывая, высыпал по пачке соли в каждую из кастрюль.

«Ты пересолил воду,– вырвалось у Риккардо,– в ней невозможно будет готовить».

«Я не собираюсь в ней ничего готовить, Рикки. Это вода на продажу. «Полезная вода», спасающая от жары. Сечёшь?».

«Вы выдаёте пересоленую воду из-под крана за воду из Новой Зеландии?».

«Точно. А со следующей недели мы начнём продавать просто воду из-под крана, которая необходима для правильного усвоения «полезной воды»– Оскар сымитировал низкий голос отца, и Карла, отвлёкшись от комиксов, засмеялась.– Это секрет нашей семьи. Никому о нём не рассказывай, Рикки».

Риккардо заёрзал на стуле.

«Как люди её пьют?».

«Не знаю. Давятся и пьют, наверное. Главное, что они платят. А там уж пусть лакают её, как хотят».

«Почему они вообще её покупают?».

«Плацебо. Им сказали, что вода помогает, и они верят. Особо внушаемые даже чувствуют какие-то улучшения. Готов поспорить, что если бы папаня сказал, что она лечит рак, какой-нибудь чудак с отваливающимися лёгкими подтвердил бы, что после пары глотков у него выросли новые. – Оскар выключил плиту.—Позовите меня, когда это дерьмо остынет. Будем разливать его по бутылкам».

Риккардо, мечтавший попробовать «полезную воду», обрадовался, что ему не выдают карманных денег, а сэкономленные с обедов монетки у него закончились.

– Мне нужен аспирин.

Оскар поставил на прилавок баночку с горькими таблетками, а рядом положил футляр, внешне напоминающий портсигар.

–Надо?– Оскар постучал пальцем по футляру.

Голова в шлеме, изображённая на футляре, и название «Троянцы» не внушали доверия, как и то, что футляр предлагал Оскар [11].

– Нет, спасибо.

– Зря,– Оскар спрятал футляр под прилавок.– Мы думали, что от смеха надорвём задницы, когда Лось подкинул их в сумку Браун, и чуть не подохли, когда её мамаша, обнаружив «троянцев», гонялась за ней по улице Красных роз с воплями, что перевоспитать шлюху никогда не поздно. Не представляешь, как было весело, Рикки.

– Не представляю.

Риккардо похлопал себя по карманам. Мать не будет гонять его по улице Красных роз: она сразу его убьёт.

– Я забыл деньги,– простонал Риккардо.

Оскар махнул рукой.

– Запишу на ваш счёт.

– Спасибо,– Риккардо спрятал баночку в карман.

Из аптеки Риккардо и Оскар вышли вместе; Оскар развалился на ступеньке и закурил, когда Риккардо, опустившись на колени, вцепился в велосипедный замок, дёрнул его и грохнулся на спину.

– Господи,– процедил Оскар и встал.

Зажав сигарету в зубах, он схватил Риккардо за футболку и рывком поднял на ноги.

–Что ты его дёргаешь, как девственница член?– Оскар присел у велосипеда и, не вынимая сигареты изо рта, продолжил.– Смотри, как надо: вверх и резко вправо. Понял?

*

<Вверх и резко вправо>

Риккардо запихал замок в карман, мысленно проложил путь так, чтобы не завалить чужие велосипеды и, задержав дыхание, поднял над головой свой и засеменил к выходу со стоянки, где его уже поджидала недовольная Карла.

– Хотел сбежать от меня, Рикки?

Риккардо поставил велосипед на землю, и Карла тут же облокотилась на руль.

– Сегодня вторник,– напомнила она.– А по вторникам мы обедаем в «Крабовом утёсе» и веселимся у меня. Можем сыграть в «Монополию», если уговорим Оскара.

– Лето кончилось, Карла,– Риккардо перекинул ногу через седло.– Меня не оставляют одного, ты же знаешь.

–Я не боюсь тебя,– Карла прижалась к велосипеду.– Я могу попросить Оскара сидеть с нами, если твоим родителям так будет спокойнее. С обязанностями няньки он справится не хуже Молли Верберг.

– Не думаю, что мать согласится. На каникулах она отпускала меня, потому что кто-то из твоих родителей всегда был дома, но сейчас, когда мистер Феррера дежурит в аптеке сам, а миссис Феррера, благодаря моей матери, приобщилась к покеру, она не разрешит приходить к тебе. Но я спрошу.

Компания из четырёх семиклассников, во главе которой был Чак, заприметив Риккардо, направилась к стоянке.

– Эй, итальяшка!– крикнул Чак, когда расстояние между ним и Риккардо укладывалось в десять шагов.– Высохла твоя тетрадь?

Риккардо посмотрел на Карлу, которая пять минут назад всучила его тетрадь по истории рыжему мальчишке.

– Что он хочет от тебя, Рикки?

<Он хочет, чтобы все знали, что я неудачник, чья тетрадь плавала в унитазе>

Риккардо подался назад и пнул по колесу ближайшего велосипеда: упав, велосипед завалил остальные.

– ТЫ ОХРЕНЕЛ, УРОД? – завопил Чак.

Выжав всю скорость, на которую только был способен его «швинн», Риккардо рванул на Восьмую улицу: когда эти пустоголовые разберутся, где чей велосипед, он уже будет на перекрёстке Восьмой и Олм стрит – двух улиц, куда Чак и его дружки не сунутся ни за деньги, ни под страхом смерти.

На Олм стрит обитала премерзкая старуха Лиза Хэмфулл – бывшая школьная библиотекарша, а на Восьмой – скандалистка Молли Верберг, и объединяла их ненависть к окружающим.

Любимым занятием Лизы было издевательство над детьми в Хэллоуин, в другие дни она бухтела, но никого не беспокоила в отличие от Молли.

Риккардо солгал, когда сказал Карле, что не слышал о Молли Верберг; о Молли Верберг слышали даже те, кто в Деренвиле не проживали. Родственники звонили им и жаловались, что дикая тётка, с торчащими по бокам жёлтыми волосами, выжженными дешёвой краской, опять закатила скандал в магазине, скупила все консервы или сочинила небылицы про соседей и за ними теперь следит полиция.

Молли могла толкнуть, оскорбить или натравить своего ротвейлера как на взрослого, так и на ребёнка. Шкаф Мартина Гленана ломился от жалоб на Молли, но она пренебрегала предупреждениями шерифа, а, когда он выписал ей штраф, демонстративно сняла штаны перед Управлением и подтёрлась им на глазах у сотрудников. И хотя психиатр Джеймс Норвелл признал Молли Верберг вменяемой, тем не менее, он посоветовал жителям при встрече с ней придерживаться того же принципа, что и со змеями: не трогай и проходи мимо.

Риккардо, подъезжая к дому Молли Верберг, гадал, как реализовать совет Норвелла на практике, и не пересекаться с женщиной на протяжении четырёх часов, если мать наняла Молли в качестве его сиделки.

Спрыгнув на ходу с велосипеда, Риккардо бросил его у крыльца, вбежал по лестнице и постучал в дверь.

Дверь открыла девушка, по виду чуть старше его самого, и Риккардо сделал шаг назад, чтобы проверить, не перепутал ли он номер дома.

Восьмая улица. Двести тридцать седьмой дом. Дом Молли Верберг. Всё верно.

– Ты Риккардо?– спросила девушка.– Проходи.

Риккардо зашёл в дом и с опаской посмотрел по сторонам, готовясь к тому, что в любой момент из-за угла выскочит либо Молли с голым задом, либо её бешеный пёс.

– Меня зовут Далия.

– А где миссис Верберг?– спросил Риккардо, заглядывая за угол.

Далия засмеялась.

– Там никого нет, только лестница, ведущая на второй этаж.

– Где миссис Верберг?– повторил Риккардо.

– Путешествует по Австралии. До января.

<Соревнуется с кенгуру в сумасшествии?>

Риккардо развернулся к Далии.

– А ты кто такая?

Маленькая, худенькая, в застиранном голубом платье – она теребила кончик ленты, выбившийся из косы.

– Я Далия, племянница Молли. Твоя мама наняла меня.

– А,– Риккардо стянул школьную сумку,– понятно.

Он завернул в гостиную, плюхнулся на диван и вывалил учебники на журнальный столик.

– Я могу называть тебя «Рикки»?

– Нет. Только друзья могут называть меня Рикки. Для остальных я Риккардо.

Далия улыбнулась: ну, какой из него Риккардо? Щуплый черноглазый мальчишка, у которого ещё даже голос не сломался.

– Я хотела бы стать твоим другом.

Риккардо проигнорировал её слова.

Она прошла в гостиную и села напротив Риккардо на другой диван.

– Если ты голоден…

– Нет.

– Чай?

– Нет.

– Что-нибудь другое?

– Тишины.

Далия кивнула. Но её молчанием Риккардо наслаждался лишь минуту.

– Апельсины! Я купила апельсины! Твоя мама сказала, что ты любишь их.

– ТИ-ШИ-НЫ, мисс Верберг,– Риккардо оторвался от задания по математике.– Спасибо.

Закусив губу, Далия теребила то ленту в волосах, то подол платья, и замерла, когда в дверь постучали.

Риккардо посмотрел на Далию.

– Ты кого-то ждёшь?

– Нет,– испуганно ответила она.

Стук усилился.

– Может, откроешь?

– Да. Наверное, кто-то из соседей.

Риккардо ухмыльнулся.

<Кто-то из соседей, конечно. Или твой парень, с которым ты закроешься на втором этаже и будешь скрипеть кроватью, как это делали предыдущие сиделки>

Риккардо слышал, как Далия пригласила кого-то в дом, а затем, когда гость отказался, пожелала ему хорошего дня.

– Твой друг передал.

Риккардо вырвал тетрадь из её рук.

– Он мне не друг.

Далия опустилась на диван.

– Какую музыку ты любишь?

Риккардо вздёрнул подбородок.

– Ты мне мешаешь.

– Извини.

Она вышла на кухню, пошуршала там пакетами и вернулась обратно.

Почистив апельсин, Далия предложила его Риккардо.

– Я не хочу.

Риккардо приподнял глаза на Далию: она делила апельсин на дольки с тем же лицом, с каким обиженные дети назло матери отрывают лепестки от её цветов.

– Классическую,– сказал он.– Я люблю классическую музыку. Симфонии Бетховена, например.

Далия пододвинулась к журнальному столику.

– Какая твоя любимая симфония?

– Десятая.

Она сжала апельсин, и сок брызнул на Риккардо, чего Далия, задумавшись, не заметила, а Риккардо не подал виду, что что-то произошло.

– Я не слышала десятую симфонию. Но обязательно её послушаю к нашей следующей встрече.

– Послушай.

<Хотел бы я увидеть твоё лицо, когда в музыкальном магазине тебе скажут, что десятой симфонии не существует>

***

Тем же вечером

За ужином Риккардо машинально засунул руку в карман: пластмассового шарика в нём не было, а стул напротив Риккардо пустовал уже три года.

– Как тебе девочка?– спросила мать, отложив в сторону столовые приборы.– Ты подружился с ней?

– Нет.

– Почему? Она показалась мне милой, – она обратилась к супругу, – я наняла племянницу Молли Верберг. Она будет присматривать за Риккардо по вторникам.

Риккардо ответил матери:

– А зачем? Если она сбежит, когда узнает о…о…,– он перевёл взгляд с пустого стула на отца, читающего новости,– когда узнает. Они все сбегают, когда узнают. И она тоже сбежит.

– Не повышай голос на мать, Риккардо,– приказал отец, не отрываясь от газеты.– Как дела в школе?

Риккардо откинулся на спинку стула.

– Отлично, пап. Сегодня меня обозвали «поганым итальяшкой» всего три раза.

– Хочу тебе напомнить, Риккардо, что я тоже учился в этой школе, но что-то меня «поганым итальяшкой» никто не называл. Так, может, дело не в них, а в тебе?

[1] Бутлегерство – незаконное производство и контрабанда алкоголя

[2] Омерта – «кодекс чести» мафии

[3] «Двенадцать ложек» – итальянский пирог

[4] «Bel ragazzo» (итал.) – красивый мальчик

[5] Больцано – транзитный концлагерь в фашистской Италии

[6] Маленький человек – человек, который хочет стать частью мафии, но пока не принят в «семью»

[7] «Grazie, signore» (итал.) – спасибо, синьор

[8] «Si, signore» (итал.) – да, синьор

[9] «Si, padre» (итал.) – да, отец

[10] «Мистер страусиное яйцо» – отсылка к персонажу из рассказа «Счастливого Рождества»

[11] «Троянцы» – презервативы