Пятый угол
Когда в среду около семи вечера позвонили в квартиру, Ленка точно знала, что это он! Девушка даже не заглянула в глазок, дрожащими руками поворачивая в замке ключ и распахивая дверь.
И интуиция её не подвела. На пороге действительно стоял Дед Мороз. Самый что ни есть настоящий, с кучерявой бородой, в красной шапке с помпоном, красном полушубке, подвязанном кушаком. Девушка даже не обратила внимания, что у Деда Мороза нет ни посоха, ни мешка с подарками, даже рукавиц у него не было, а замёрзшие короткие пальцы синели от наколотых на них перстней.
– Здра-авствуй, дедушка! – зачарованно произнесла Ленка.
– Здравствуй, дочка. Впустишь ли в дом? – ответил ей приглушённый с хрипотцой голос.
– Впущу, конечно, проходите же. А я так давно вас ждала!
– Ну, вот и дождалась. Главное, дочка, верить в чудо, и оно однажды произойдёт!
– А вы правда ко мне? Ничего не перепутали? К Ленке Кляксиной?
– Ну, если тут больше никто не живёт… – насторожился Дед Мороз.
– Одна я тут, дедушка. Никого больше!
– Значит, именно к Ленке Кляксиной и шёл из заснеженных лесов. Путь мой долог был. Позволишь ли передохнуть у тебя с дороги, дочка?
– Конечно же, дедушка, только я сейчас, у меня ведь для вас письмо есть, я его ещё в третьем классе написала, всё ждала-ждала вас. Вот вы и пришли.
Ленка поставила шаткий стул и полезла на антресоли искать письмо, а Дед Мороз в это время привалился к дверному косяку и устало прикрыл глаза, переводя дух.
Петрович был вор-рецидивист, имел несколько ходок на зону. Каждый раз, оказавшись на свободе, он зарекался воровать, но судьба его имела свою точку зрения на этот счёт. Как и теперь: после неудачной попытки взять кассу в небольшом магазинчике он еле оторвался от погони и, «одолжив» у какого-то мужика костюм Деда Мороза, забежал в первую попавшуюся квартиру…
– Вот, – девушка протянула ему мятый, замусоленный конверт, и глаза её искрились неподдельным восторгом.
Петрович мог ждать чего угодно: кучу гомонящих детишек, наперебой пытающихся ухватить его за поддельную бороду, подозрительного молодчика с битой в руках, пару сенбернаров, приученных сразу вцепляться в глотку, и даже знакомого участкового Акиньшина, имевшего особенность всегда объявляться в самом неподходящем месте. Но встретить в этой квартире полубезумную девушку с огромными голубыми глазами и интеллектом ребёнка он никак не ожидал и счёл это большой удачей, потому и решил уж играть свою роль до конца.
Дед Мороз взял помятый, видавший виды конверт. Долго разглядывал его, качал головой, хмуря брови, чем напугал молодую девушку. Ей уже показалось, что время давно упущено, и Дед Мороз не примет её письмо, и не выполнит самое заветное желание. Но в последний момент глаза его дрогнули, губы расплылись в широкой улыбке, обнажая два ряда гнилых и жёлтых от чифиря зубов.
– Добро, дочка. Прочту его утром и сразу же всё выполню, – искренне пообещал он. – А теперь позволишь ли пройти да передохнуть с дороги дальней?
– Проходите, проходите, дедушка, как дома будьте, храни вас господь! А я чайник поставлю. У меня сахар есть и сухари с изюмом.
Счастливая Ленка унеслась в кухню, откуда тотчас послышался шум набираемой в чайник воды.
Петрович прошёл в квартиру и присвистнул. Большая комната вся была увешана и уставлена разными картинами, посередине стояли два мольберта: небольшой и вовсе огромный. Пол был заляпан разноцветными каплями красок. На небольших столиках громоздились тюбики, баночки, засохшие кисточки.
Рецидивист аккуратно выглянул в окно, но никакой опасности не заметил. «Пронесло» – подумал он.
– Чай готов, проходите, шубку-то можете в прихожей снять, да и бороду свою отцепляйте, думаете, я не знаю, что она не настоящая у вас? Вот знаю, что вы самый что ни на есть настоящий, а костюм ваш – нет! Уж больно старомодный.
Остаток вечера Ленка что-то без умолку щебетала уставшему Деду Морозу, который глядел в темень окна осоловелыми глазами и думал, как податься в соседний городок, пересидеть месяц-другой на хате у кореша, пока всё поутихнет.
Когда Петрович начал клевать носом, Ленка услужливо предложила ему прилечь на диване, а сама уселась подле, с ногами забравшись в старое просиженное кресло. Взяв вышивку, девушка ещё долго бубнила себе под нос, рассказывая какие-то истории не то спящему Деду Морозу, не то себе самой.
Утром Петрович ушёл ещё затемно.
Когда Ленка проснулась в кресле, морщась от боли в затёкших ногах, его уже не было, но самое главное, что он забрал то заветное письмо. То самое письмо Деду Морозу, которое Ленка написала двенадцать лет назад и хранила все эти годы в ожидании чуда! От счастья она даже не обратила внимания, что вместе с письмом Дед Мороз забрал из жестяной конфетной коробки все её сбережения – пять тысяч семьсот пятьдесят рублей, прихватив так же на всякий случай несколько картин небольшого формата и пять банок тушёнки – весь запас, что хранился у Ленки в холодильнике.
Все следующие дни девушка ходила окрылённая, а в её окошко с треснутым стеклом светило яркое декабрьское солнце.
Доподлинно неизвестно, ЧТО именно попросила Ленка у Деда Мороза в письме, как и то, успел ли прочитать письмо Петрович до того, как его повязали на Зеленяхинском вокзале в три пополудни следующего дня. Но то, что жизнь Ленкина в последующем кардинально изменилась, – это факт.
Она всё так же рисовала для Матильды К., ела макароны с тушёнкой и слушала старые грампластинки. Однако не успели завершиться крещенские морозы, как в дверь её раздался тройной прерывистый звонок. «Бззззз-бзззззз-бзззззз». И это была не Матильда, ибо был не четверг, было не десять утра, и Матильда всегда звонила только дважды.
– Иду-у, иду-у, – по обыкновению пропела Ленка, шаркая всё теми же тапками без задников.
На пороге стоял представительный мужчина в дорогом пальто, тёмно-бордовый шарф отлично смотрелся с такого же цвета галстуком. Рядом с ним были худенькая девушка в больших стильных очках и молодой человек, держащий в руках дорогой планшет, а за ними – пара здоровых мордоворотов с цепкими холодными взглядами.
– Здра-авствуйте… – опешила Ленка.
– Здравствуй, Лена. Мы зайдём? – глубокий голос представительного мужчины проникал во все поры не то что кожи, а души, и Ленка лишь посторонилась с раскрытым ртом.
Нежданные гости вошли в квартиру. Амбалы остались у входа, а Представительный с помощниками прошли по комнате, разглядывая рисунки. Представительный лишь молча покивал и, сказав негромко что-то молодой девушке, удалился с мордоворотами, даже не попрощавшись.
Девушка в очках, проводив взглядом спину шефа, тут же с профессиональной улыбкой обратилась к молодой художнице:
– Елена, здравствуйте! Меня зовут Ангелина, я – помощник депутата городского совета Московцева Виктора Фёдоровича. А это Артём, старший специалист по молодёжной политике. Виктор Фёдорович – очень значимый человек в политических кругах, который проводит огромную работу для благоустройства и развития нашего города. Он хотел бы купить несколько ваших картин, чтобы подарить их Художественной галерее, а также некоторые – для своей личной коллекции. И он предлагает вам тесное сотрудничество.
– Но я… У меня забирает на продажу картины Матильда?..
– Этот вопрос уже решён. Вам не следует беспокоиться. И ещё, на следующей неделе приглашаем вас принять участие в выставке молодых талантов нашего города.
Так Ленка попала под крыло влиятельного мецената Московцева, который платил за её картины вполне реальные, в отличие от Матильды, деньги. Матильда, к слову сказать, перестала появляться у молодой художницы, как-то резко закрылся её салон после некоего скандала, а сама она внезапно продала свою двухкомнатную квартиру в центре и переехала жить к тётке в Одессу.
У Ленки, можно сказать, началась новая жизнь. Появились деньги. Её стали приглашать на выставки, мероприятия, а весной она планировала подать документы в художественную академию.
***
Май выдался тёплый. Ленка по обыкновению сидела на скамейке в городском парке, поставив перед собой мольберт, и рисовала цветущую сирень. Она так увлеклась картиной, что не сразу заметила рядом парня, любующегося её работой.
– Очень красиво! – отозвался молодой человек, широко улыбнувшись, когда Ленка обратила на него свои большие глаза.
– Спасибо!
– Я заметил, ты часто тут бываешь, сидишь на лавочке, рисуешь.
– А я тебя тут ни разу не видела.
– Какой там, ты всецело погружаешься в свои картины и не замечаешь вокруг ничего и никого, кроме объекта своего вдохновения!
– Да? Хм. Наверное, и правда. Я не думала об этом! А ты, значит, за мной наблюдаешь?
– Нет! – смутился парень. – Просто случайно проезжал мимо пару раз. А сегодня решил… припарковаться рядом.
Только сейчас Ленка обратила внимание, что парень сидит не на скамейке, а около неё, практически вровень, в инвалидном кресле.
– Тогда сиди тихо, пока солнце на месте, чтоб мне успеть поймать его лучи, а потом мы сможем поболтать, если хочешь.
– Хочу! – почему-то шёпотом ответил парень, и Ленка вновь принялась рисовать.
Спустя несколько минут ему наскучило сидеть в тишине, и он украдкой достал из внутреннего кармана куртки небольшую флейту и начал выдувать из неё едва слышные печальные ноты.
Андрей – так звали парня – уже пару лет как был прикован к креслу из-за травмы, которую получил во время занятий альпинизмом. А ещё он очень любил играть на флейте. Любил, но жутко стеснялся это делать. Порой ему хотелось просто приехать в парк и поиграть – в первую очередь для себя, а если кому-то захочется слушать, то и для окружающих тоже. Но едва он доставал флейту, как зеваки тут же начинали искать шляпу, коробку или футляр, куда кинуть деньги, думая, что инвалид просто хочет подзаработать. Андрею это не нравилось, он тут же прекращал игру и, раздосадованный, уезжал прочь…
– Что это за мелодия? Очень знакомая.
– Прости! – парень тут же перестал играть и, смутившись, спрятал флейту обратно. – Я не хотел тебя отвлекать.
– Играй. Играй. Это такая приятная мелодия. Она есть у меня на пластинке. Это же Битлз?
– Да. Это «Yesterday». Только в моей обработке…
Ленка с удивлением и радостью посмотрела на этого улыбчивого парня, и в её груди, там, где находится сердце, затеплилось какое-то новое, доселе неизведанное чувство…
Говорят, спустя пару дней она уже катила по парковым дорожкам инвалидную коляску, в которой сидел улыбающийся парень. Разместив на коленях сложенный мольберт художницы, он умудрялся выдувать из флейты красивые мелодии. Та ещё парочка! И оба были полны жизни и энергии.
А что дальше, спросите вы? Да, в принципе, и ничего.
Тот, кто верит в чудо, в конечном счёте получает его в той или иной форме. Главное – верить.
А для Ленки с Андреем эти чудеса только начались!
Вечность
Третий день подряд мы играли в карты на Краю Мира.
Я, Иуда и Падший Ангел.
Расположились в какой-то заброшенной казарме с худой крышей, в которую задувал ветер. Вокруг была безжизненная пустыня, и бушующая периодами песчаная буря швыряла горсти колкого песка в выщербленные стены здания.
А немного поодаль от казармы, если двигаться ниже по едва различимой тропе, был Обрыв, или тот самый Край. Край Мира.
Я не знаю, что я здесь делал. Хотя… Если попытаться припомнить, то я шёл… Очень долгое время. Я шёл к тому самому Краю, выставив руки вперёд, низко наклонив голову и пытаясь уберечь лицо и глаза от жалящего песка. Пока не встретил у самой Цели этот Пост, этих двоих. Они-то меня и не пустили за Край, заманили в казарму и предложили сыграть. Мол, буря скоро стихнет, и они – такие же путники, как и я, – коротают время, чтоб переждать непогоду. Я знал, Кто они на самом деле, не знаю откуда, но знал, и всё равно свернул со своего пути и пошёл к ним.
Мы играли в дальнем углу пустого помещения, сидя на перевёрнутых ящиках. Столом нам служил огромный пень, в середине которого нетвёрдо трепетало пламя огарка свечи. В перерывах мы пили тёплое кислое вино, ели засохший сыр, отдающий плесенью, и такие же сухари, с которых предварительно нужно было стряхнуть маленьких чёрных жучков.
Иуда сильно потел, исподлобья бегали его маленькие хитрые глазки, нигде не задерживая взгляд надолго, кустистая спутанная борода его шевелилась от неразборчивого бормотания, а грязные, покрытые струпьями пальцы уверенно тасовали потрёпанную и замусоленную колоду карт. Я знал, что он мухлюет, но всё равно согласился играть. Я проигрывал, но ставил вновь, пытаясь отыграться. Я знал, что это бесполезно, но всё равно поступал так, вопреки себе. Почему? У меня нет ответа…
Падший Ангел сидел, забившись в дальний угол. Его лихорадило. Некогда белоснежные, а теперь грязные крылья со слипшимися перьями с шумом вздрагивали и шелестели по стенам, обсыпая потрескавшуюся штукатурку и облупившуюся краску. Одно крыло было неестественно вывернуто, и когда Падший шевелил им, то морщился от боли. Он ужасно смердел, заполняя комнату запахом гнили и мертвечины. Думаю, на сломанном крыле началась гангрена, и протянуть ему оставалось недолго.
Мы с Падшим Ангелом поочерёдно проигрывали, хотя ему порой и удавалось отыграться, а Иуда продолжал так же бесстыдно мухлевать, причмокивая бледными, потрескавшимися губами.
– И снова моя победа, – проскрипел мерзким голосом Иуда. – Что ещё будешь ставить? – он вопросительно посмотрел на меня исподлобья, глазки его вновь забегали.
В углу заворочался Падший, шелестя крыльями по стене, и высыпал на стол жменю медяков. Иуда аккуратно придвинул к медякам серебряную монету. Две пары глаз, белеющие в полумраке, воззрились на меня. Взгляд Падшего Ангела был ледяным, давящим, а Иуда смотрел хитро и лживо.
– Что там у тебя на шее? Серебро? – он противно облизнулся, по-змеиному высунув язык.
– Не твоё дело! – я еле узнавал свой голос, язык налился и был тяжёл от медного привкуса кислого вина, а на зубах скрипел песок.
– Ну что ж, подумай! Ставить-то тебе больше нечего! – Иуда бросил взгляд на Падшего Ангела, который я прочёл как «Следи за ним!», а сам поднялся и вышел на улицу, впустив в помещение вихрь песка.
На улице едва различимо слышались голоса, кажется, среди них был женский или детский. Затем голоса постепенно стихли. Иуда провёл очередную группу Заплутавших к Краю. Такова была его Цель. Он служил Проводником. Вот только почему меня он не пустил к Краю, почему задержал здесь, я так и не смог понять.
Какое-то время спустя я различил его шаги и скрип двери.
– Там и для тебя есть работка. Иди!
Падший, прикрыв глаза от боли, поднялся и, шелестя по стенам и полу крыльями, вышел в бурю.
– Некрещёных младенцев относит в бездну Падший Ангел. По Дороге им Пути нету, – пояснил Иуда, небрежно наполняя вином из бурдюка свою кружку.
Он пригубил, сморщившись от кислоты, затем долго копошился в складках одежды, пока не вытащил очередной огарок свечи. Подпалив его от предыдущего, почти погасшего, Иуда вдавил основание свечи в лужицу воска, загасив тем самым слабо трепещущий огонёк. Стало гораздо светлее, по стенам заплясали причудливые тени, а мне показалось, что каждая свеча – это людская жизнь. Или жизни – уж больно схожи были всполохи теней с силуэтами Заплутавших.
Словно прочтя мои мысли, Иуда вновь противно заскрипел своим голосом:
– Тебе нечего больше поставить, кроме этой серебряной цепи. У тебя ничего больше нет. Уж не думаешь ли ты, что я стану играть на твою никчёмную жизнь, из которой даже такой огарок не получится?
Я на миг прикрыл веки, вспоминая, от кого получил в дар эту цепочку и как она служила мне оберегом долгие годы. Ценнее её у меня ничего не осталось. Открыв глаза, я долго пытался сфокусировать расплывающийся взгляд на Иуде.
– У меня есть… у меня… ещё… есть… – мозг силился что-то выцарапать из остатков памяти. И словно по чьей-то подсказке я выдохнул: – Душа…
– Хо-о! Ставки растут! – Иуда заёрзал на своём ящике, глазки его вновь забегали по комнате, а руки лихорадочно тасовали карты. – Странный выбор ты сделал. Променял кусок железа на душу. Но… – он грозно сверкнул глазами и прошипел сквозь зубы: – Ставки сделаны!
В этот единственный раз Иуда не смухлевал, а играл честно, но всё равно выиграл. Ему просто повезло. Выиграв мою душу, он вмиг погрустнел, осунулся, обмяк и потерял всякий ко мне интерес. Хлопнула дверь. Вернулся Падший, да так и остался стоять у выхода, преграждая мне путь к бегству.
– Что теперь? – спросил я каким-то звенящим, металлическим голосом, ощущая во рту привкус крови.
– Мы отпустим тебя. Но заберём твою душу, – ответил Иуда, глядя в сторону.
Ощутив на шее нестерпимый зуд, я потянулся, чтобы почесать, но едва коснулся рукой цепочки, как она тут же рассыпалась под моими пальцами, превратившись в окисленную серо-зелёную вспененную пыль. Серебряная цепь вмиг истлела, и только сейчас я понял, что натворил. Волна ярости захлестнула меня. Я наливался злобой, чувствуя обман. Ведь я знал, что меня обвели вокруг пальца, с самого начала этого Пути. Но и знал я, что сам это допустил и уже ничего не мог исправить.
Повинуясь каким-то первобытным инстинктам, я подскочил и в один миг вцепился Иуде в глотку. Мы повалились на грязный пол, где я мёртвой хваткой сжимал пальцы на его шее. Где-то над нами суетливо шелестел повреждённым крылом и смердел гниющей плотью Падший, и вот, когда я уже почти прикончил Иуду, глядя в его выпученные глаза, что-то больно вонзилось мне под лопатку. Мой хват тут же ослаб, в глазах потемнело, а тело налилось тяжестью и неуклюже осело на бок. Падший Ангел выдернул из меня клинок и каким-то чутьём я ощутил, как он замахнулся для очередного, рокового удара. Но в этот момент взмах Падшего прервал властный женский возглас:
– Стойте!
Кажется, я даже попытался улыбнуться, услышав тот самый голос, который узнал бы среди тысяч других, но перед глазами замерцал калейдоскоп радужных огней, и я провалился в беспамятство.
***
Тоненькая струйка холодной родниковой воды текла мне на губы. Часть попадала в рот, часть стекала по щеке, за ухо и на шею. Нежные тёплые руки придерживали мою голову.
– Пей, – шептал знакомый женский голос. – Пей.
Я открыл глаза, и от яркого света они тут же заслезились. Пришлось зажмуриться, проморгаться, но когда открыл вновь, то уже знал, кого я увижу.
– Тайна? – я попытался привстать, но резкая боль под лопаткой сковала моё тело.
– Не вставай. Тебе ещё рано! – Тайна положила мне руку на грудь, а другой рукой убрала себе за ухо прядь выбившихся волос. Тёплый ветер с привкусом весны шевелил её белокурые кудри, убранные в толстую косу. Серые глаза улыбались, как и упругие губы, а над подбородком едва заметно белел давний крохотный шрам.
Я улыбнулся в ответ и откинулся на что-то мягкое, подложенное под спину её заботливой рукой. Я долго смотрел в её глаза и думал ни о чём. Так легко было думать ни о чём, лёжа под ясным небом и утопая в глазах любимого человека. Мыслей не было совершенно, как и воспоминаний.
Я помотал головой.
– Я не помню ничего! Совершенно! Ты знаешь, где мы? Что случилось? Что произошло со мной? Как?..
– Тссс! – Тайна приложила палец к губам, а затем наклонилась и едва-едва коснулась губами моих губ. – Помолчи. Не трать силы. Ты немного ранен. Тебе надо отдохнуть.
– Но где мы?
– Все потом. Поспи!
И, словно по её команде, на меня навалился сон.
***
– …пришлось уплатить им твой долг, твой проигрыш и забрать тебя! Иначе бы они не отпустили.
Мы стояли неподалёку от широкой реки, держа под уздцы двух пегих коней, щиплющих траву возле наших ног. Рана у меня под лопаткой почти зарубцевалась, хотя и ныла ещё ночами, но передвигаться я мог самостоятельно и на коне.
– Но что я там делал? Куда шёл?
– Ты заблудился. Потерялся. Запутался в себе и в какой-то момент свернул со своего пути и стал заблудшим, ищущим Край. И ты почти достиг его, если бы не эти двое… – Тайна глядела вдаль, на неспешные воды реки.
– Получается… я Ушёл?
– Почти так. Потерялся.
– И как ты узнала, где я? Где меня искать?..
– Помнишь, я рассказывала про мою бабушку и про тот дар, что она передала мне. Мы, наш род, мы можем немного больше, чем большинство обычных людей. Мы умеем Спрашивать, Разговаривать, Искать и… Находить. Ну, и если к этому всему добавить мою интуицию и… любовь… В общем, не так сложно было разыскать тебя. Гораздо сложнее казалось вернуть, и если бы не эти двое, нарушившие Свод… – Тайна осеклась.
– «Нарушившие Свод»?
– Не важно. Тебе не обязательно знать всё. Важно, что ты отвернул с того Пути, что не достиг Края… И что ты снова со мной. Вот что важно! – она посмотрела на меня, и мы крепко обнялись.
– Но где мы теперь? Что это за место? – её волосы щекотали мне лицо, и я благоговейно вдыхал тонкий можжевёловый запах с нотками цитруса.
– Сложно, да и долго всё это объяснять. Если примитивно, то что-то вроде Чистилища, Лимба, реки Стикс… Но это всё так, на уровне сказок и легенд. Некий промежуток между тем миром, где мы считаем себя Живыми, и тем, в который мы отправляемся потом. В этом месте мы – те, кто задерживается, – ещё не бесплотны как душа, но и в тот мир людей, откуда пришли, уже не можем вернуться и стать прежними. Там мы вроде как… Вроде как нас не стало, но тут мы ещё живём, потому что по самым различным причинам не можем отправиться дальше…
– Кажется, у меня голова сейчас лопнет от всего этого.
– Мало кто задерживается здесь так надолго. Извини, слишком много информации для тебя за один раз. Нам пора отправляться в путь.
– Но ещё один вопрос. Последний.
Запрыгнув на коня, Тайна обернулась ко мне в пол-оборота и пристально посмотрела в глаза.
– Если я… Ушёл оттуда. То ты за мной следом. Но… как? Ты специально? Ты нарочно что-то сделала. Ты…
– Нет! – она улыбнулась. – У женщин всегда есть свои секреты, а тем более у Чаровниц.
Тайна пришпорила коня, и мне ничего не оставалось, кроме как забраться на своего и припустить за ней.
***
– Что это за место?
Закатное солнце играло сотнями бликов на чешуйчатой глади реки, а мы, привязав коней, стояли у подножия величественного, но запущенного маяка.
– Маяк.
– Просто маяк?
– Ну, можешь назвать его Маяк Света, Маяк Провожающий за Край. Как угодно, суть его от этого не изменится, ведь верно?
– Ну, да. Он освещает путь каким-то кораблям?
– Нет, он был построен, чтоб заблудшие души могли найти верный Путь и отправиться туда, куда им следует. Куда им предопределено.
Немного помолчав, Тайна продолжила:
– Может, помнишь, есть поверье, что некий лодочник Харон перевозит души умерших через реку мёртвых – Стикс.
– Да, что-то припоминаю, хотя не силён ни в религии, ни в мифологии.
– На самом деле он не лодочник. Харон был смотрителем этого Маяка. Очень долгий срок.
– Куда же он делся?
– Ушёл на покой. Его Время истекло. Да, даже тут у каждого есть своё время, как и своё предназначение. А ещё… – она на миг задумалась, словно желая добавить что-то к сказанному, но вместо этого задрала голову вверх, глядя на величественное строение. – Так ты согласен?
– С чем? – медленно спросил я, следуя примеру Тайны и задирая голову наверх.
– Остаться тут. Смотрителем этого Маяка.
– Я? – я мог ожидать чего угодно, но это предложение меня ошеломило. Масса вопросов роилась в голове.
– А почему именно Ты об этом спрашиваешь? Или… предлагаешь?
– Ты ведь всегда хотел этого, это была твоя мечта – там, в мире живых. Но раз так получилось, что ты Ушёл оттуда, Ты можешь… подождать меня тут.
– Послушай, я ничего не понимаю. А с тобой, Туда, мне нельзя?
– Поверь, моё – лучшее предложение, чем твоё. Прежним ты там не будешь, а иным не стоит и пробовать. Ты уже свернул с Пути, так стоит ли возвращаться, чтоб снова дойти до этого поворота?
– Хм, – я задумался, устремив взгляд на реку и почёсывая пятидневную щетину.
– А мне нравится твоя небритость, – улыбнулась Тайна и провела пальцами по моей щеке. – Колючий!
Я смотрел в её глаза – серые как грозовое небо, и тонул в них…
***
Тайна пробыла со мной ещё пару дней, пока не наступила пора её возвращения. За это время я осмотрел хозяйство маяка, старый, но бодрый Харон разъяснил мне суть Работы. Я был удивлён, узнав, что этот старец, проживающий выше по реке в рыбацкой лачуге, приходился Тайне далёким предком, если рассматривать это родство по меркам мира Живых.
Мы с Тайной снова стояли у подножия теперь уже горящего Маяка, и луч его простирался далеко за Реку.
– Мне нужно завершить там кое-какие дела, но я смогу иногда сбегать сюда во сне, буду навещать тебя.
– Я буду ждать, но сильно не спеши. Век Живых краток, успей сделать там всё, что надо, а у нас с тобой впереди целая наша Вечность.