КИФ-6. «Современная война». Сборник рассказов

Ольга Семенова

«Без смерти и войны»

Possess (англ.) – владеть.

Occupy (англ.) – занимать, временно пользоваться.

Rage (англ.) – гнев, ярость.

***

Как вы думаете, куда уходит смерть, когда она становится ненужной целому миру? В каком сером углу ей приходится прятаться, пока человечество празднует избавление от своего главного врага? Нужно ли ей, скрываясь, время от времени менять облик? Выстраивать новые схемы и сценарии, менять привычки?

Однако, все это мелочи, и не более того, ведь смерти всегда есть куда пойти. Превратившись в очередную излечимую болезнь, она все равно останется главным синонимом непостижимого, а значит, что ее, как единственную до конца не разгаданную тайну, впустит в свое сердце любой. Стоит ей только попросить.

***

Упавший на лоб, по-девчачьи закрученный локон сегодня ни в какую не соглашался подчиняться гелю для волос. Это значило, пора стричься. Это значило, что прошло еще тридцать дней. Плюс один месяц шлифовки нашей бренной Земли моими не менее бренными подошвами по неизменному, как само бессмертие, маршруту.

Из ванной я прошел в кухню. Хотел закурить, как всегда это делал, но предыдущая мысль заставила тело на полпути остановиться. Я обнаружил перед собой экран. Вот что происходит, когда на секунду выключаешь внутреннюю программу. Становится интересно… Я же никогда не слушаю утренние новости. А сегодня буду. Пальцем дотронулся до сенсорной кнопки, и тут же развернулся, скользнул к подоконнику и схватил пачку.

«…успешно, и объявлена пригодной к началу переселения Марсианская колония 56-ПЗК. Отправление шестисот землян, которые приобрели права на жительство еще пять лет назад, назначено на первые числа нового года…»

Услышав новость, я улыбнулся своей только что выбритой физиономии в зеркале. Минус шестьсот человек на горбу нашей планеты… Такими темпами и до моей сестренки дойдет очередь. И хорошо! Если они с Эриком не получат квоту на деторождение в этом году, будущее их союза мне видится опасно зыбким.

«…Айзенбург, согласившись на космическую миссию длинной в сорок световых лет. Даже с современными возможностями науки и медицины, шансы на возвращение невелики. Именно поэтому мистеру Айзенбергу присваивается звание позессора, и его нуклеарная семья получает право собственности на сельскохозяйственное поле площадью…»

Неплохо… Вот так вот человек взял и изменил несколько жизней. Когда ты обычный бессмертный, чей мир измеряется вечностью, влиять на установившийся ход вещей не так-то просто. А вот мистер Айзенберг смог. Подарил, как минимум, двум людям билет в другой мир – в мир позессоров. Цена билета немаленькая, безусловно: бессмертие на плаху освоения космоса… Зато как беспечна и прекрасна будет вечность его родных. Вот это и есть, наверное, настоящая любовь. Не то, что у нас с Элис.

Я больше не слышал, о чем бурчал эфир, и позволил себе на секундочку задуматься о том, каково это, войти в 5% избранных. Примкнуть к счастливчикам, которые поделили между собой Землю и взялись за другие планеты. Каково это, вдруг из никого стать кем-то и обрести заветную метку позессора – татуировку на запястье – вензель, похожий то ли на птицу, взмывающую вверх, то ли на изящное холодное оружие. Знак, дающий право собственности на клочок земли и на все, что на этом клочке уже есть или может появиться.

У тебя будет целая вечность, чтобы выращивать там экзотические фрукты и продавать их, рыть живописные пруды, сажать тюльпаны и принимать туристов, вкусно готовить и угощать всех желающих… Не бесплатно, естественно. Ты даже можешь построить многоэтажку и сдавать комнаты тем, у кого собственности никакой нет. Таким же оккупантам, как я. У нас из имущества – только тело и бессмертие.

Вначале тебе придется много работать и думать. Скорее всего, меньше спать и отказываться от еды в угоду чертежей, ремонта, идей, твоего зарождающегося нового предприятия… Но потом у тебя будет целая вечность, чтобы выспаться и отъесться… Чтобы несколько десятилетий спустя упирать руки в бока, осматривать свой расцветший оазис и вспоминать первые непростые годы в роли позессора с улыбкой на лице. Один уголок твоих губ будет вниз тянуть Ностальгия, а второй – приподнимет Гордость.

Ты наймешь оккупантов: сделаешь еще одно благое дело. Обеспечить хотя бы нескольких бессмертных средствами и причинами существования сейчас дорогого стоит. Пусть они трудятся на твоей земле, копаются в грязи, работают, так сказать, ручками. А ты освободишь свой день для прекрасного и будешь заниматься тем, чем захочешь. Такая же сладостная жизнь ждет и твою семью: им никогда не придется быть в подчинении у другого позессора, пачкаться во имя чужих идей и пыхтеть, достигая не свои цели. Вы сможете выбрать себе искусство или науку по нраву и посвятить этому делу ровно столько себя, сколько посчитаете нужным. А мы будем вечность вставать по звонку, действовать с чужого разрешения и пользоваться тем, чем вы позволяете…

Вместо того чтобы курить, я смотрел, как тело сигареты медленно превращается в прах.

«… отметки рэйджмометров замерли в оранжевой зоне. Безусловно, на общем уровне гнева сказывается и то, что мы с вами проживаем последнюю неделю месяца, и то, что она выдалась чрезвычайно жаркой… Советуем проверить, пройдены ли все плановые процедуры по личному управлению гневом, побольше дышать свежим воздухом и…»

Я с упоением хлопнул дверью и выскользнул в душное, накаленное яростью, уличное месиво.

***

Как вы думаете, куда уходит война, когда миру кажется, что он справляется без нее? Приходится ли ей менять наряды, скрываться за аляпистыми масками, учиться подражать чужим голосам? Прячется ли она, поджимая хвост, в пропахшей отходами подворотне или вальяжно прогуливается по центральному проспекту, заговаривая с теми, кто не отводит взгляд, о погоде?

Человеческое сердце – удивительное создание. Оно способно открыться всему, что просит внимание, и вместить в себя как самопожертвование во имя космоса, так и желание убить здесь и сейчас человека, жизнь которого достойна длиться вечность.

***

Я смотрел, как они подходят к журналу и простой шариковой ручкой карябают в нем свои имена, потом короткую фразу. И еще одну. Никто не привык писать на бумаге, и от этого самые важные в их жизни строки выглядят, как пьяные располневшие балерины.

На них уже надеты штаны и куртки цвета хаки, удобные беговые кроссовки.

Человечество слишком долго воспевало войну: сначала надломанным голосом после битвы, чтобы заглушить рыдания и выдавить из головы ужас воспоминаний. Потом – когда война осталась только в исторических книгах и памятниках – облачили ее в белоснежные латы, на лицо ей натянули маску гордости и глубокой рефлексии. Перепутали с выражением жестокости и показного патриотизма – с кем не бывает?

А когда настала эра без смерти, и раздел мира окончательно завершился… За чужую жизнь решили безапелляционно забирать твою, а вместе с ней и всю накопленную вашей семьей собственность… Вот тогда о войне как будто бы совсем позабыли. Хотя она о нас помнила всегда.

Я подошел ближе и прислушался к их обнаженной беседе.

– Мне некого писать.

– Что ж ты тогда приперся? Иди отсюда, у других желающих точно есть близкие, которым они хотят помочь.

– А ты не слышал, какую муть он в раздевалке нес?.. Он пришел, чтобы выяснить, есть ли что-то после смерти.

– Вот больной…

– Прикиньте, если золотую пулю на него потратят!

– Так и будет! Чудики всегда все портят…

– Это не по правилам! Господин, извините…

Я вдруг понял, что один из игроков требовательно смотрит на меня.

– Этого лысого нужно дисквалифицировать. Он не знает, кому право собственности в случае смерти передавать…

– У него и родных-то нет.

– Пусть валит отсюда, он же тут чей-то шанс бессмысленно тратит.

Огромные глаза-одуванчики смотрели на меня и улыбались. Действительно, чудак.

– Кхм… Мы не можем отступить от правил и отпустить игрока, прошедшего отбор. Вам нужно написать чье-то имя. Не может же быть такого, что у вас нет близких или друзей. Любое имя. Думайте.

Глаза-одуванчики с насмешкой разглядывали мое лицо.

– А вас как зовут, гражданин начальник?

– Это против правил, вы не можете передать выигранное право собственности мне. Быстрее решайте, до общего сбора пять минут.

Подпольная незаконная войнушка. Две армии: первая пришла понизить отметку уровня гнева на рейджмометре (а пострелять на нашем полигоне – это почти то же самое, что доктор прописал, только в несколько раз действеннее). А вторая пришла умирать.

У отряда позессоров, смех которых доносился из соседнего зала, настоящее оружие и почти никаких ограничений. Они выбирают себе винтовки, револьверы, автоматы… Они будут стрелять по десяти оккупантам, а те выйдут на поле боя с пустыми руками, чтобы прятаться и выживать.

Точнее нет, задачу выжить ни один из них перед собой точно не ставит. Они все мечтают умереть. Но умереть не просто так, а от той самой, единственной золотой пули. Чтобы обладатель имени, которое они накарябали в нашем журнале, получил пожизненное право на собственность, а значит, никогда за целую вечность не оказался бы на этой стороне полигона.

Я оглядел разношерстный отряд самоубийц. Чудик стоял в стороне ото всех и улыбался. Наши взгляды встретились.

Эх, была не была.

Как хорошо, что у нее такие короткие имя и фамилия. Буду надеяться, что чудик неплохо читает по губам.

***

Как вы думаете, кому должна достаться смерть?

На нашем полигоне сегодня отец огромного семейства: он не может позволить, чтобы его дети, вслед за ним, провели свои вечности в шахтах. Он не хочет больше презрением отражаться в глазах любимой жены.

Слева от него земляное покрытие кроссовкой ковыряет молодая оккупантка. Она чувствует, что разучилась дышать, после того, как позессор-работодатель продемонстрировал ей более интимные грани своей власти.

Поймает ли золотую пулю чудаку, который пришел, чтобы узнать, есть ли что-то После?.. После всего этого, в темной, холодной бесконечности.

А вдруг повезет вон тому бледному мужчине с алыми потрескавшимися губами? Его полностью ослепила ненависть, а сюда, на войну, за руку бережно привела месть. Ему нужно убить одного конкретного человека, а дальше – будь что будет.

Кто из этой десятки больше всего достоин заарканить мифическое существо по имени смерть, и кто из них, в конце концов, преуспеет в охоте?

Если честно, перед тем, как ударить в гонг и запустить войнушку, я каждый раз делаю безмолвные ставки и примерно в 70% случаев угадываю исход битвы.

Сегодня я ошибся, но мне не обидно: золотая пуля сыграла максимально справедливо.

***

Как вам кажется, кому больше всего нужна война? Тем, у кого очень мало земли? Или тем, у кого ее слишком много?

Может быть война, как горькое лекарство, жизненно необходима пациентам, чьи рейджмометры зашкаливают, и внутреннего зверя, хочешь – не хочешь, а надо иногда чесать за ухом? Или это у них другие показатели замерли на багряно-красной отметке?

Нужна ли война отчаявшимся, не видящим выхода, света, альтернативы?..

Без нее, скорее всего, не обойтись избранным. И тем, кто борется за мир и справедливость, лазурное небо и будущее своих детей.

Так, может быть, и в твоем сердце найдется место войне? Стоит ей только попроситься на огонек.

Дима Дорофеев

«Солдат»

***

И все было хорошо. Чудесно. Замечательно. Мы уже даже стали забывать фамилию того чудака, который, как и все гениальные, но безумные ученые совершил прорыв, изменивший все. Когда перешел от экспериментов на мышках к экспериментам на свиньях. Которые, как показало время, действительно оказались самыми близкими «родственникам» человека. Действительно ли он сам однажды свято в это поверил, или все дело в том, что его родной дядя был богатейшим владельцем мясоперерабатывающего холдинга… Да и вряд ли это так уж важно.

Но факт остается фактом. Яйцеголовый ботаник добился успеха. Которого все так ждали. Благодаря безымянной хавронье, ген старения был, наконец, открыт. Ну, а технологии редактирования генома в руках ученых имелись, кажется, еще где-то с 21 века. Или даже с 20, не помню.

Человечество перестало стареть. Но не умирать. Пока.

У Вас когда-нибудь был хоть один знакомый, который был бы доволен всем? Вот и у меня не было… Да, люди изменились. Больше лет – больше опыта. Но мудрость тоже, увы, приходит не ко всем. Отщепенцы есть в любом обществе. Даже вечно молодом. А сама по себе вечная молодость не защищает от стали. И часть из тех, кто хотел большего, чем мог себе позволить, пытался взять это большее силой. Железом и кровью.

Но, когда глобалисты окончательно победили и Мировое Правительство установило почти тотальный цифровой контроль, насилие почти исчезло. Почти. Потому что всегда есть те, кто против. Опять же.

И есть мы. Регулярные вооруженные силы. Да, исчезли армии, полиция, спецслужбы, разведки с контрразведками. Остались только ВС. Из древних источников я запомнил странное слово «dru-ji-na». Если этим источникам верить, то я и был кем-то вроде этого самого «dru-jin-ni-ka». Кастой. Тоже древнее словечко. И тоже вполне подходит для отражения устройства этого мира. Правители, воины, торговцы. И… эм… остальные люди. Ну неужели кто-то и правда думал, что в вечно молодом обществе все будут равны? Будут жить, как захотят? Серьезно? Как быстро мы превратимся тогда в животных? Равенство – это глупая утопия. И я принимал это, как само собой разумеющееся.

А однажды я увидел ее. Нет, Ее. Точнее, сначала я увидел афишу. Я даже не помню, за что именно зацепился тогда мой взгляд… И все изменилось. Я пришел на Ежегодный Открытый Бал Школы Искусств. И там на сцену вышла Она. И Она танцевала.

Какое-то глупое слово: «танцевала». Я просто не могу найти в своем лексиконе подходящих. На сцене происходило действо за пределами моего разума. Вы можете описать Абсолютную Красоту? Вот и я не могу. И я сидел, ослепленный и оглушенный, не в силах даже аплодировать. А потом Она просто ушла со сцены. Дочь одного из Тех, Кто Правит. Повелительница Изящных Искусств. Балерина.

Девушка из-за кастового барьера, которая меня изменила. Мир, мой совершенный мир вдруг перестал казаться таким идеальным. Идеально справедливым, каким он был для меня раньше. Но я солдат, и я гнал мысли, достойные разве что отщепенца. И продолжал ходить на балет. Регулярно, как на еще одну службу. Не покупал цветов, не садился в первые ряды. Я просто был. Ее незримым защитником.

Как однажды договорился со своим внутренним голосом, стучащим в возведенную кастовой разницей стену.

Впрочем, одной касты в нашем мире не было. Касты жрецов. Близких к Богу. Научный прорыв как-то незаметно погасил веру в Высший Разум. Человек стал сам Богом собственного мира и приблизился к бессмертию.

Видимо, слишком приблизился. Видимо, каста жрецов все же не была ненужной надстройкой. И разверзлись небеса…

Во всяком случае, так кому-то показалось поначалу. Щель в пространстве, в которой полыхало ослепительное пламя. И омерзительная рогатая козлоподобная тварь, шагнувшая в этот мир. Просто схватившая человека и утащившая в моментально затянувшуюся щель.

И новые щели. И новые твари. Непредсказуемо. Хаотично. Без цели. Без смысла. Не так часто, но вполне достаточно, чтобы поселить в сердцах липкий коварный страх. Особенно после того, как сразу несколько тварей появились прямехонько в нашей казарме и забрали сразу троих. Тогда я и лишился ноги.

Нет, это были не твари. Свои. Случайная автоматная очередь в поднявшейся суматохе почти перерезала мне ногу в районе верхней трети бедра. А тварям пули вреда не причиняли…

Я же говорил про касты, да? Ну так вот, вечная молодость – всем, с остальным сложнее. Где взять донора в мире вечно молодых? Бионические протезы – единственный выход. Но наша гордыня сыграла с нами злую шутку. За ненадобностью технологии бионики были повсеместно заброшены. Кроме одного места с единственным владельцем. Для которого это было просто хобби. Дорогая игрушка. ОЧЕНЬ дорогая игрушка.

Продать все ради протеза? Ради чего? Солдат на протезе. Нелепица… Но формально я остаюсь на службе и получаю жалование. Каста…

Страх, порожденный тварями, поднял из глубин все самое темное в нашем мире. Отщепенцы осмелели. Хотя твари забирали и их. И там, где активность отщепенцев была больше, твари почему-то появлялись чаще.

А потом появился безумный пророк. И безумные слухи из старых книг. О тех, кто приходит из бездны. Тех, кого в древности называли чертями. И о том, что находится на той стороне огненных щелей. Месте под названием Ад. Месте вечных мук.

И в мире воцарился Хаос. А потом Хаос пришел ко мне…

***

Спине холодно даже через постеленную ткань. Очень холодно. Нет, меня не знобит от страха, я уже давно разучился бояться. Тем более, бояться боли. «Боли – тем более»… Забавно звучит. Как бы мне такими темпами в поэты не податься. Шучу, конечно.

Наверное, так и должно быть. В смысле, для процедуры должна поддерживаться определенная температура.

Вену на руке, куда вставлена игла капельницы, начинает немного пощипывать. Это тоже, наверное, нормально. На лицо опускается полупрозрачная гибкая маска, перекрывая нос и губы. «Подышим кислородиком», – говорит чей-то голос. И я автоматически делаю глубокий вдох. А потом начинаю проваливаться. Куда-то в пустоту. Вопреки обыкновению, эта пустота не имеет четкости. Обычной своей четкости, наполненной выстрелами, страхом, болью, сжирающим заживо огнем и.. белыми-белыми платьями. Хотя, нет, стоп, вот в пустоте появляется что-то оформленное, что-то другое…

Должно быть, прошло совсем немного времени. То есть, мне так кажется, что совсем немного. Не знаю, как уж там на самом деле. А потом появились новые ощущения. Не та привычная боль, не те привычные внутренние терзания. Ощущение целости (?). Но какой-то не такой целости. Своей и, в то же время, неуловимо чужой…

На восстановление уходит много времени. Безумно много. И ничтожно мало по сравнению с тем, сколько я ждал этого, сколько я жил до этого, сколько я не-жил, сколько я…

А потом, как-то вдруг, все начинает работать. И мой бионический протез кажется уже чем-то своим, родным. Во всяком случае, если не рассматривать себя голым в зеркало. Зеркало так и норовит показать мне мою ущербность. Да и плевать. Лишь бы работало, лишь бы у меня опять было две ноги. ЕСТЬ две ноги. Как бы там выглядела вторая. Камуфляж и ботинки скроют все. И слово «камуфляж» обретает новый смысл. Похоже, я стал слишком цепляться к словам.

Еще какое-то время уходит на восстановление навыков. Определенных навыков. Тех самых навыков. Накачка, стрельба, метание ножей и так никуда не уходили. Нужно тренировать бег, прыжки, борьбу… Но память и мотивация здорово помогают, и я бью все рекорды.

У моей мотивации белоснежное платье, и она танцует так, как никто и никогда не танцевал в этом мире. Мире, который изменился для всех.

Гораздо больше времени уходит на то, чтобы доказать, что ты можешь. Что ты хорошо можешь. Что ты – это ты. Выбивать 99 из 100, выбивать зубы, преодолевать полосу препятствий… Писать бумаги, обходить бесконечные кабинеты, ждать по дверью. Под разными дверями.

И вот однажды я вернулся. Солдат снова стал солдатом. Воином Порядка, если говорить высокопарно. Тем-Кто-Гасит-Свет. Хотя, свои теперь называют меня Одноногий. И я не обижаюсь. Это куда лучше, чем Оловянный – так меня когда-то звали из-за фамилии.

Винтокрылая птица несет нас в точку без названия. Только координаты. Слишком много стало теперь таких точек в мире.

Где вскоре я вместе с такими же, только двуногими, парнями покину борт. И не потому, что я больше ничего не умею в этой жизни, а для того, чтобы забрать такое количество жизней («жизни-жизней» – опять проснулся тот внутренний я, что цепляется к словам), которое гарантировано и без вариантов отправит меня прямиком в полыхающий ад.

Куда этот проклятый Черт утащил мою Балерину…

Илья Пожидаев

«Dimissione»

– Монсеньор, горячо рекомендую Землю! Лично прочесал все тридцать три миллиарда галактик – и клянусь, как на крови: это лучшее обитаемое тело для колонизации! Более сочного, атрофированного и беспомощного в сопротивлении не сыскать во всей Медведице с околотками!

– Ох ты ж, Ктулху Вас разнеси вдоль и поперек, генерал! Стоило ли так озадачиваться ради сущих пустяков! Да оставьте Вы этих слизняков в покое, дорогуша! Забудьте даже мозговать в их сторону! Эту планету уже не спасти, а поживиться в ее иссякающей клоаке, право слово, давным-давно нечем! Тем более, для них нас пока нет!..

Две тысячи восемьсот девяносто второй год от Рождества Того, На Кого Все Еще Положено Молиться. Пророчества приспешника Его – русского блаженно-юродивого монаха Авеля столетия-XIX – с треском провалились. Армагеддона, стало быть, не стряслось. Зато терпениями и стараниями человеческими отгрохан такой мир, что, право слово, хоть топор в нем вешай – на каждой притолоке. В мире том вооруженные столкновения – да чего там, даже простые мордобойные стычки! – выдраны с корнем. Препоны – любые! – сперва смазали, а затем и стерли, точно гумиэластиком. Все биосоциальные юниты отныне вышколены, выглажены, причесаны и прилизаны. Все живут настолько мирно, безопасно и опрятно, что, ей-же-Кришна, от патоки аж тошнит. А главное – живут юниты теперь вечно: плодятся себе пачками, под ароматическими водородными миазмами, – и не умирают. Хомо сапиенсы доросли-таки до пресловутого «Вечного двигателя», о котором грезили на протяжении всей своей сознательной истории, и который еще жалких триста лет назад считался туповатой мулькой для легковерных. Водород! Воистину велик и царственен Мистер Водород! Он – альфа и омега жизни! Без доморощенных лекарей и шарлатанов-геронтологов! Без газовиков и нефтяников! Вот только электролизный метод получения перманентной энергии дал фатальнейшую осечку.