Крейсер «Аврора»: хроника дежурного по столетию

© Самченко С. Г., текст, 2020

© Издательство «Директмедиа Паблишинг», оформление, 2020

Предисловие

Зеркало отечественного военного кораблестроения конца XIX – начала XX века. Участница самой драматической морской битвы русско-японской войны – Цусимского сражения.

Один из центральных персонажей русской революции 1917 года.

Герой обороны Ленинграда в Великую Отечественную войну.

Кинозвезда, снявшаяся во многих патриотических фильмах советских времен.

Главный натурный экспонат Центрального Военно-морского музея, объект культурно-исторического наследия страны…

Это все – о ней, об «Авроре», о корабле с уникальной историей, которому в 2020 году исполнится ровно 120 лет.

Крейсера «Аврора», «Диана» и «Паллада» были созданы на отечественных кораблестроительных заводах в первые годы двадцатого столетия – в соответствии с Государственной программой усиления военного флота, принятой в 1895 году. И в этих кораблях – действительно, как в зеркале, – отразились все достижения и провалы российской военной промышленности, уже вступавшей в полосу затяжного предреволюционного кризиса. В этой книге читатель найдет подробную историю проектирования, строительства и испытаний всей серии, воссозданный на основе вахтенных журналов рассказ о боевых и учебных походах, подробный, подкрепленный архивными документами анализ событий боя в Желтом море 28 июля 1904 года и Цусимской битвы 27 мая 1905 года. Автор – военный журналист и историк, – в доступной и стилистически выверенной форме преподносит читателю достоверную версию беспримерных событий российской истории, по сей день оказывающих влияние на нашу жизнь.

Из трех однотипных кораблей годы и войны пощадили лишь один – и уже сам этот факт говорит о многом. Но для большинства российских читателей имя «Авроры» связано прежде всего с холостым выстрелом, прогремевшим над Невой вечером 25 октября (7 ноября) 1917 года перед ключевым событием революции – штурмом Зимнего дворца.

Было ли это событие действительно самым главным в биографии легендарного балтийского крейсера, морально устаревшего еще с началом дредноутской эпохи? Почему устоявшийся в современной исторической литературе термин «Октябрьский переворот» нельзя считать корректным по отношению к объективной истине? – ведь перевороты лишь изменяют структуру власти в стране, не затрагивая собственно общественной формации, а революции ниспровергают прежний социально-экономический строй ради создания чего-то нового.

Ответы на многие спорные вопросы, опровержения многих современных легенд, малоизвестные широкому кругу факты найдет читатель на этих страницах.

1

…Весна 1900 года опоздала в Петербург.

Еще две недели назад по темной, стальной невской воде лениво плыла к устью подталая, грязно-желтая ледяная шуга, ночами стояли холода. Нависшие над самыми шпилями северного города унылые стеклянные небеса щедро кропили открытый деревянный эллинг Нового Адмиралтейства нескончаемым мелким дождем. А к первой декаде мая погода, наконец, начала налаживаться. Свежий ветер ворвался в город с Финского залива, расшвырял в приступе ночной ярости надоевшие слоеные тучи. И город едва ли не в первый раз в этом году увидел солнце.

Это было очень кстати. Потому что 11 мая 1900 года в Питере ожидалось событие, испокон веков воспринимаемое людьми как праздник. На Новоадмиралтейском морском заводе готовились к спуску нового боевого корабля.

Уже с утра многотысячной толпой собрались на набережной Васильевского острова горожане. Заводская спусковая команда увила гирляндами бумажных цветов высокий гостевой балкон, расстелила от самых ворот до эллинга красную ковровую дорожку. В невский створ, осторожно пробираясь по мелководному фарватеру, втянулся парадный расчет кораблей Балтийской эскадры – в парадной окраске и при флагах расцвечивания – громоздкий и высокобортный новейший эскадренный броненосец «Ослябя», парусно-паровой клипер «Джигит», вспомогательный крейсер «Азия», пара транспортных пароходов. На берегу расчехлил медные трубы оркестр Гвардейского экипажа, построился для исполнения державного гимна Кронштадтский матросский хор. Прибыли представители Адмиралтейства, наблюдатели от флота, заранее приглашенные иностранные гости. Заводскую акваторию наполнили суетой многочисленные частные катера и яхты с зеваками, среди которых было немало и репортеров столичных газет. Ждали государя…

Император Николай II прибыл ровно в 11 часов – с супругой Александрой Федоровной и царицей-матерью Марией Федоровной, в сопровождении многочисленной свиты. Их Императорские Величества бегло осмотрели корабль на эллинге, а затем поднялись на балкон. Царь коротко кивнул заводскому инженеру Константину Токаревскому: «Можете приступать!»

Токаревский выхватил из-за обшлага рукава белый платок, взмахнул… Оркестр на берегу грянул гимн. Мастеровые перерезали мощные брусья – задержники спускового устройства. Длинными топорами ловко выбили копылья. И огромный, лаково блестящий под майским солнцем корпус нового крейсера легко заскользил по длинным полозьям – кормой вперед, к свинцовому зеркалу заводской акватории – так, что под днищем задымилась насалка. Перекрывая грохотом орудий гулкое «Ура!» выстроившегося на пустынных шканцах экипажа, с Невы салютовал парадный расчет.

Фото 1. Спуск на воду крейсера «Аврора»

Корабль, стремительно ускоряясь, врезался винтами в свинцовую невскую гладь, поднял высокую волну. Катера с наблюдателями резко подбросило, и хмурый фотограф в английской кожаной тужурке – знаменитый Карл Булла – едва удержал от падения в воду свою громоздкую треногу с черным ящиком однолинзового аппарата. Еще не хватало снимок испортить! – фото со спусковой церемонии заказала редакция главного столичного журнала «Нива».

Меж тем на палубу крейсера, только что отдавшего якоря, поднялся священник в полном облачении, взмахнул кропилом:

– …Нарекаю имя тебе – «Аврора»!..

2

Стоявший на левом фланге парадного строя экипажа сухощавый седенький бородач в белой матросской голландке усмехнулся и покрутил усы. Его, Акима Павлова, отставного матроса Балтийского флота, старика 78 лет от роду, пригласили на церемонию в качестве почетного гостя. В юности Аким Павлов служил марсовым на парусном фрегате «Аврора», участвовал в Крымской войне, а ныне скромно и тихо доживал свой век, служа истопником при Инженерном училище.

Старика словно накрыла волна воспоминаний. Тогда, в 1853 году, на Россию из-за нахимовских побед над турками ополчились разом и французы, и англичане. Из-за того, что главные боевые действия развернулись под Севастополем, войну нарекли Крымской. Да вот, на самом деле, пушки грохотали не только в Крыму…

Как раз в это время фрегат «Аврора» совершил через три океана поход из Кронштадта на Камчатку, в Авачинскую губу, где стоял на страже отдаленных границ державы Петропавловский порт с небольшой крепостцой. И в этот порт 17 августа 1854 года явилась соединенная эскадра врага – шесть вымпелов, 212 пушек на всех, не меньше двух с половиной тысяч душ народу на всех бортах – считая и матросов, и бойцов десантной партии.

Фото 2. Фрегат «Аврора»

Англичане и французы рассчитывали взять городок штурмом. И в победе были уверены, поскольку защитники Петропавловска могли противопоставить им всего 74 орудия в береговой обороне и 34 на стоявших в Авачинской губе кораблях. А таковых, если местных рыбаков не считать, было всего-то два – «Аврора» и транспорт-бригантина «Двина», доставившая в крепость из залива Де-Кастри пехотное пополнение в виде 350 душ из состава Сибирского линейного полка. Слава богу, эти солдатики хоть кое-какую артиллерию с собой привезли – 2 двухпудовые мортиры и 14 штук 36-фунтовых пушек. К моменту прихода соединенной англо-французской эскадры гарнизон города вместе с моряками составлял 988 душ.

Честно признаться – так здесь не должно было быть и «Авроры». По плану похода она шла в залив Де-Кастри, чтобы влиться в состав Тихоокеанской эскадры адмирала Путятина. Но в пути экипаж испытывал недостаток продовольствия, и на моряков напала цинга. Из-за нее-то командир И. Н. Изыльметьев и решил отклониться от маршрута и зайти на Камчатку – взять хоть кислой капусты для поправки здоровья цинготных. А тут – военная угроза… Пришлось согласиться на просьбу командира крепости В. С. Завойко и остаться в Петропавловске, чтобы помочь в отражении нападения противника.

Фрегат и располагавшую собственными пушками транспортную бригантину «Двина» поставили на якоря поперек Авачинской губы – левым бортом к выходу. С правой стороны кораблей поснимали пушки и отдали в береговую оборону. Не перекрытую кораблями часть входа в бухту загородили боном. А утром 18 августа враг совершил первую попытку прорыва в Авачинскую губу, начав с артподготовки. Английские корабли «Президент», «Пайк» и «Вираго», французские «Форт», «Облигадо» и «Эвридика» открыли огонь по русским кораблям и береговым укреплениям. Артиллерийская дуэль была долгой, почти безрезультатной, и закончилась отходом врага.

По разработанному союзным командованием плану враг намеревался уничтожить артиллерийским огнем русские предместные береговые батареи № 1 и 4, ворваться в гавань, расстрелять «Аврору» и «Двину» и подавить береговую батарею № 2. А потом штурмовать саму крепость. И уже начал было делать это: 31 августа 1854 года с утра корабли начали занимать отведенные им по диспозиции места. И вдруг британский флагман поднял сигнал об отмене маневра, и эскадра начала отход. Позже морякам «Авроры» стало известно, что на борту флагманского «Президента» произошел небывалый случай. Командующий соединенной эскадрой контр-адмирал Дэвид Прайс… застрелился.

С чего бы это неприятельскому командиру стреляться перед самым боем, да еще тем, выиграть который имеются весьма неплохие шансы? Дэвид Прайс – опытный моряк, не раз уже участвовавший в сражениях. Воевал смело: бывал и ранен, вся грудь в орденах… Такие стреляются, разве что, в окружении, когда покончить свою жизнь – единственная альтернатива позорному плену! Английская пресса писала о том, что будто бы, рассчитывая лично участвовать в высадке, адмирал решил проверить свой пистолет. А тот, как назло, заряжен оказался… Тоже версия сомнительная! Разве же боевой офицер направит при проверке собственное оружие себе в грудь?

Английский офицер Джордж Пальмер в письме домой рассказал: «Рано утром 31 августа адмирал Прайс отправился на французский корабль “Ла Форт”, чтобы обсудить с французским адмиралом план атаки. Он вернулся на борт в приподнятом настроении, какое-то время изучал береговые батареи в подзорную трубу. Потом он спустился вниз… Я находился в одной из гамачных сеток, когда услышал хлопок, похожий на выстрел. В следующее мгновение снизу появился офицер и выпалил: "Адмирал застрелился! Ради Бога, проследите, чтобы команда не знала!"… Кликнули врача. Но было уже поздно. Адмирал оставался в сознании еще два с половиной часа, непрерывно говоря о жене и сестрах. Он говорил о том, что совершил свой поступок, предвидя адские мучения… и умер, получив святое причастие от нашего капеллана».

Однако факт остается фактом: зашитое в парусиновый саван тело незадачливого британского командующего упаковано было в цинковый гроб и под траурный салют погребено на тихом берегу Тарьинской бухты. А в вахтенном журнале его флагмана «Президента» появилась запись: «Ныне в 12 часов 15 минут пополудни контр-адмирал Прайс был смертельно ранен пистолетной пулей от своей собственной руки».

Командование над эскадрой принял французский контр-адмирал Фебврье-Деспуант. И утром 1 сентября 1854 года враг предпринял новую попытку атаки. Фрегаты «Президент», «Пайк», «Форт» и пароход «Вираго» вели огонь по батареям № 1, 2 и 4, по «Авроре» и «Двине». В это время фрегат «Эвридика» и бриг «Облигадо» обстреливали батарею № 3, отвлекая внимание защитников. После долгого обстрела, наконец, замолчали батареи № 1 и 4. При этом подавить вторую батарею и нанести какой-либо серьезный урон русским кораблям врагу так и не удалось.

Французская эскадра высадила десант на батарею № 4 – в бой пошли 600 стрелков. По приказу В. С. Завойко в контратаку был послан отряд в количестве 130 человек – в основном, из десантной партии «Авроры». Завидев приближение отряда, французские десантники, нанеся несколько ударов палашами по станкам уже заклёпанных отступившими русскими комендорами пушек, дали деру к своим вельботам и вернулись на эскадру, не дав защитникам приблизиться на расстояние выстрела. Тем и закончился первый штурм Петропавловска.

5 сентября 1854 года союзники пересмотрели план Прайса и снова попытались взять город. На сей раз начали с подавления батарей № 3 и № 7. Разделившись на два отряда – по трое на каждую батарею, враги открыли огонь. К слову, на обоих русских батареях было всего 10 орудий, а стрельба по ним велась из 113! Когда умолкла последняя поврежденная русская пушка, поредевшие расчеты батарей отступили в сопки. И тут, конечно, на берег снова пошел десант – 250 душ на третью батарею и около 700 – на седьмую. По плану большая часть десанта должна была, поднявшись на Никольскую сопку, атаковать и захватить город. Остальные должны были, уничтожив батарею № 6, выйти на просёлочную дорогу и атаковать Петропавловск-Камчатский со стороны Култушного озера.

Но десант не смог уничтожить шестую батарею, и под ее огнем застрял на Никольской. Завойко, разгадав замысел противника, собрал все резервы и поднял в контратаку. Резерва вышло 350 человек – против 950…Тем не менее, врага удалось потеснить к крутому обрыву, выходящему к морю. Деваться английским и французским солдатам было некуда, так что пришлось прыгать в море. Сколько нырнувших под огнем с 40-метровой высоты морских пехотинцев так и не смогли всплыть – историки подсчитывают по сей день…

Эскадра пыталась прикрыть свой отступающий десант огнем артиллерии, но успеха не добилась. И тогда адмирал Фебврье-Деспуант отдал приказ к отступлению. Корабли выбрали якоря, даже не подождав свою пехоту, которая, – кто на немногочисленных уцелевших плотах и ботах, кто вплавь, – вынуждена была догонять стремительно ретирующуюся эскадру. Двухчасовой бой закончился для наступающей стороны немалыми потерями: погибло 400 солдат, ранены были сотни полторы. К тому же четверо не рискнувших броситься с обрыва десантников попали в плен. В качестве трофеев бойцам Завойко достались английское полковое знамя, 7 сабель и 56 ружей. При этом потери русской стороны составили 34 человека – в основном, из числа артиллеристов и добровольцев резерва.

26 августа, отчаявшись «сковырнуть» неподатливый форт, эскадра ушла, перехватив на выходе из Авачинского залива русскую шхуну «Анадырь» и призвав коммерческий транспорт «Ситха». Шхуну при этом англичане расстреляли… Несмотря на успешную оборону города, существовали опасения, что последует новая атака – уже с подкреплениями, против которой можно и не устоять. И крепость Петропавловск решено было эвакуировать. Укрепленный городок был разобран буквально по досточке. Забрав уцелевшее оружие, гарнизон погрузился на транспортные корабли, взял и изъявивших желание съехать местных жителей с домашним скарбом, и под охраной «Авроры» и присланного Путятиным корвета покинул порт. Когда новая соединенная англо-французская эскадра из четырнадцати боевых вымпелов явилась в Авачинскую губу с намерением взять реванш за обидное поражение, враг не нашел населенного пункта под названием Петропавловск: на месте города было лишь унылое пепелище. Хочешь использовать территорию как порт – строй его сам заново!

Неприятель был разгневан не на шутку… На флагманском совете было решено перехватить русских в открытом море и в решительном сражении потопить корабли вместе с эвакуированным гарнизоном и жителями города. Догнали русских уже в заливе Де-Кастри. После короткой перестрелки эвакуанты отступили вглубь залива. Англо-французский отряд расположился у входа в залив на якорях, рассчитывая наутро дать бой и разгромить непокорных. Но… на следующий день выяснилось, что русские пропали без следа.

Дело в том, что на английских картах была неточность – остров Сахалин у них островом не считался. Враги всерьез полагали, что это – мыс… И ждали, покуда голод вынудит русскую эскадру встретиться с ними в открытом бою. А корабли Завойко меж тем тихо пробрались в Татарский пролив и ушли к устью Амура, где и спрятались у левого берега реки близ пограничного поста Николаевский. В течение двух с половиной месяцев на левом берегу Амура скромный пограничный пункт силами эвакуированных из Петропавловска солдат, матросов и казаков превратился в новый укрепленный городок-порт Николаевск-на-Амуре.

В Британии разразился поистине грандиозный скандал. Наследников славы Нельсона обвели вокруг пальца! Да еще в придачу и уличили в плохом знании географии! А ведь, наверное, результаты экспедиции Невельского, открывшей пролив к северу от Сахалина, нетрудно было бы добыть английской разведке…

Фрегат «Аврора» после войны вернулся на Балтику, завершив, таким образом, одно из последних в истории кругосветных плаваний парусных кораблей.

«Аврора» дослужила до 1861 года, когда «в силу возраста и неспособности к дальнейшей морской службе» была исключена из состава флота. Ее бурная эпоха, время «войн в кружевах» и великих географических открытий, навсегда успокоилась в шелесте архивных документов, уступив место новым временам и новым войнам эпохи пара и железа. А имя осталось. По давней традиции русского флота оно должно было теперь перейти новому боевому кораблю под Андреевским флагом.

3

Крымская война была проиграна Россией. Никакая доблесть войск и самоотверженность мирных жителей не в силах обеспечить победу при наличии глубокого технического отставания державы от стремительно прогрессирующего противника. Боевые действия на море наглядно подтвердили безусловные преимущества чумазого угольного парохода над гордым парусником, нарезного бомбического орудия – над бронзовой пушкой с каленым ядром, стального борта – над деревянным.

Это был урок для всех участников войны. Во Франции, например, Адмиралтейство в 1857 году издало указ безжалостно списать все корабли, не обладающие паровыми силовыми установками. Даже если парусник и года не прослужил – в утиль, это больше не боец! Англичане столь жестких мер не принимали, но пароходы тоже строили целыми эскадрами.

А русский военно-морской флот к тому же году располагал на Балтике всего одним винтовым линкором, одним паровым винтовым фрегатом, двадцатью восемью колесными пароходами и четырьмя десятками паровых канонерских лодок. И это был самый сильный флот страны. На Черном море дело ограничивалось двумя дюжинами колесных пароходов. На Севере, в Архангельске, пароходов было всего два. На Каспии – восемь. На Дальнем Востоке весь паровой состав флота исчислялся одной винтовой шхуной и тремя колесными пароходами. С такими силами не то, что всерьез воевать – безопасность регулярных рейсов при гражданских перевозках морем не обеспечить…

Тем не менее, при Александре II была принята новая концепция развития военно-морского флота России, полностью ориентированная на сохранение статуса великой морской державы:

«Россия должна быть первоклассною морскою державою, занимать в Европе третье место по силе флота после Англии и Франции и должна быть сильнее союза любых второстепенных морских держав».

Исходя из этой концепции, в ближайшие годы следовало построить только на Балтийском море 153 паровых винтовых корабля со стальными корпусами – 18 линкоров, 12 фрегатов, 14 корветов, 100 канонерских лодок и 9 колесных пароходов. Черноморский флот должен был пополниться пятнадцатью винтовыми кораблями. Дальше кораблестроительную программу должно было доработать и заняться пополнениями флота на Дальнем Востоке. До северных вод пока не доходили руки…

Любопытный факт: перспектива заказа боевых кораблей на иностранных верфях программой 1857 года не предусматривалась. Все намеченные к постройке корабли должны были строиться только отечественными заводами. Но для этого надо было иметь чрезвычайно сильную промышленность. А ее-то как раз, по сути, и не было. Развитие судостроительной отрасли, как, впрочем, и любой другой, сдерживалось, прежде всего, устаревшим социально-экономическим строем державы, основанным на крепостном праве. Время требовало радикальных перемен.

Отмена крепостного права и военные реформы Д. Милютина сдвинули дело с мертвой точки, но тотального отставания России от западных соседей, конечно, не устранили. На серьезный прогресс необходимо время. И чтобы не оказаться к следующей вероятной войне с небоеспособными вооруженными силами, император снял ряд ограничений на заказ комплектующих для флота за границей. А потом и вовсе разрешил строить боевые корабли за рубежом.

В 1863 году в качестве эксперимента были взяты два строящихся винтовых фрегата – «Севастополь» и «Петропавловск» – и их борта обшиты стомиллиметровой железной броней, закаленной по английскому образцу. А на английских верфях был заказан необыкновенный корабль – броненосец с полностью металлическим корпусом «Первенец». Корабль имел водоизмещение около 3 тысяч тонн, а по бортам нес железный броневой пояс толщиной 112 миллиметров, на метр с четвертью опускавшийся ниже ватерлинии. Его вооружение состояло из двух десятков 68-фунтовых орудий, расположенных «равномерно по горизонту» – в бортовой установке.

Англичане не только построили «Первенца» по заказу русского Адмиралтейства, но и согласились обучить на своих верфях русских инженеров и мастеровых. И это – при том что Россию тогда в британском правительстве рассматривали как потенциального противника… Дело было в том, что и «Первенец», и заложенные в том же году по его подобию в Петербурге «Не тронь меня» и «Кремль» нельзя было назвать полноценными линейными кораблями. Это были так называемые «плавучие батареи», по сути дела – крупные канонерки, не обладавшие ни достаточной мореходностью, ни дальностью плавания, а значит, не способные угрожать британскому морскому могуществу. И все же переоценить значение постройки этих трех первых железных кораблей трудно – они ознаменовали переход в русском флоте к железу и стали.

Фото 3. Винтовой броненосец «Первенец» (1863–1960)

В том же 1863 году под Петербургом, в селе Александровском, по инициативе директора Златоустовского казенного горного завода П. М. Обухова был основан новый сталелитейный завод. В недалеком будущем этому предприятию предстояло стать основным поставщиком броневой стали, по качеству мало уступавшей знаменитой немецкой крупповской, и стальных нарезных казнозарядных орудий.

Фото 4. Обуховский завод

Но если полагать Англию основным конкурентом на морях, то «догнать и перегнать» ее по мощи линейного флота удастся нескоро. Если вообще удастся – там, на британских островах, тоже на достигнутом не останавливаются! Это вполне понимали и царское правительство, и штабные чины русского Адмиралтейства.

Если нельзя противопоставить линейной колонне неприятеля собственную мощную линейную колонну, значит, придется бороться за спокойствие собственных морских границ и господство на море немного другим способом – рейдерством. Это значит – тревожить морские коммуникации неприятеля, нарушая связи между метрополией и ее колониями, препятствовать снабжению морем воюющих армий, исподволь разрушать экономику врага…

Долгое время при любых боевых действиях на море рейдерские действия были прерогативой так называемых «вольных каперов» – частных вооруженных судов, нанятых воюющими правительствами с целью захвата торговых и транспортных кораблей неприятеля. Но в 1865 году в Париже всеми великими морскими державами, в том числе и Россией, была принята Международная морская декларация, поставившая каперов вне закона. Отныне выдача каперских патентов прекращалась, сами каперы приравнивались к пиратам и должны были нести уголовную ответственность за морской разбой, а право задержания, досмотра и захвата транспортных и коммерческих судов в ходе войны на море навсегда переходило исключительно к кораблям под военным флагом – рейдерам.

Для рейдерства не годятся медлительные тяжеловооруженные линейные корабли. Это – работа для крейсеров – стремительных и мореходных, способных месяцами работать в открытом море в отрыве от своих портов и баз. Паровая эпоха изменила и гражданский транспортный флот – здесь тоже на смену парусникам пришли пароходы, постоянно росла их мореходность, увеличивалась дальность, улучшались скоростные качества. А если жертва становится выносливее и сильнее, значит и охотнику, чтобы сохранить эффективность, придется развиваться в соответствующем направлении…