Анти-Дарвин: неудобная антропология
Давайте обратимся к обстоятельствам написания и выхода в свет книги Дарвина. 50-е годы XIX века. Великобритания развёртывает могучую колониальную экспансию по всему миру. Редьярд Киплинг ещё не провозгласил «бремя белого человека», но уже столетие звучит над морями: “Rule, Britannia, rule the waves!” Англия утверждается в сердце сказочного Востока, повергая Индию к ногам британского льва.
Но вот случился 1857 год. В Индии вспыхнуло восстание сипаев. Беспощадная резня в Бибигаре английских заложников – женщин и детей – не оставила равнодушными все европейские нации. Даже в России, где Англию считали заклятым врагом, печать выражала сочувствие несчастным англичанам! Как «белая раса», избранная, по всеобщему убеждению англосаксов и многих континентальных европейцев, к тому, чтобы повелевать «низшими расами», могла предохранить себя от подобных казусов? Это был один из самых важных политических вопросов, занимавших благочестивое викторианское общество. Книга, говорящая о способах «предохранения избранной расы», должна была привлечь широкое внимание и стать хорошо продаваемой.
Следует обратить особое внимание на это понятие – the Favoured Race, «избранная» или «излюбленная раса». Оно имеет корни в протестантской религиозной доктрине и напрямую связано с ветхозаветной идеологией избранного Богом народа. Favoured Race это именно не преуспевшая, не победившая, а возлюбленная Богом и заранее предназначенная Им к спасению раса. Дарвин явно намекал, что речь идёт не просто о победителях в конкуренции, а о расе, которой исходно, какими-то высшими силами, предопределено преуспевать. Это была прямая отсылка к вопросам общественной идеологии, для которой материал из биологии служил лишь иллюстративным рядом.
Использование Дарвином библейской аллюзии становится особенно понятным в свете того, что по своей научной специальности, приобретённой во время учёбы в Кембридже, Дарвин был богословом. А занятия естественной наукой – медициной – которую он ранее изучал в Эдинбурге, ему не дались.
Дарвина, как любого джентльмена, волновали общественно-политические вопросы. Англия того времени смотрела в будущее не только с оптимизмом, благодаря колониальной экспансии, но и с тревогой. Да что там – тревога охватывала весь добропорядочный буржуазный мир. Дарвин вряд ли знал, что ещё в 1847 году два молодых, мало кому известных немца выпустили «Манифест коммунистической партии», в котором грозили скорой гибелью всему этому старому миру – его королям, сословиям, богатствам и даже институту семьи. Но он видел, как растёт численность рабочего класса, как тот переходит к активным политическим выступлениям, требует всеобщего избирательного права.
То был самый животрепещущий вопрос политической жизни Англии в середине XIX века. Как раз в 1848 году Англию сотрясло первое выступление чартистов, требовавших всеобщего и равного голосования на выборах в Палату общин. «А что, если всем дать избирательное право? Ведь тогда депутаты рабочих, составив большинство в парламенте, примут законы, отменяющие собственность и семью! Нет, не бывать этому!» – так думало образованное общество, к которому принадлежал и Дарвин. Но как предотвратить такое развитие событий, не посягая при этом на священные права свободы слова и неприкосновенности личности, одинаковые для всех?
Джентльмены уже избраны самим своим происхождением для того, чтобы управлять Англией, ко благу всей нации. Но им необходимо знать, как на будущее удержать это своё положение. Борьба за жизнь пронизывает всё вокруг, и много есть охотников занять место высшего класса, используя политические методы. Проблему надо было сформулировать, как она есть, но не обязательно проговаривая всё до конца, чтобы не возбудить излишней неприязни в демократических кругах. Более того, идею можно было подать этим кругам как прогрессивную, революционную, сокрушающую гнёт религии в таком важнейшем мировоззренческом вопросе, как происхождение жизни. Это была удачная находка! А те, к кому идея обращена через явные намёки в самом названии, поймут.
Они действительно поняли. Последняя треть XIX века в передовых странах стала временем принятия эффективных мер «избранной расой», то есть правящими классами, для предохранения своего господствующего положения. Развитие капитализма стало направляться так, чтобы заинтересовать в нём возможно большие массы населения «белых» стран. Причём это население само стало занимать положение сплочённой «избранной расы» по отношению к населению колоний в Азии и Африке. А главное – правила общественной конкуренции стали умело составлять так, чтобы они всегда содействовали отбору правящей элиты с нужными качествами, обеспечивающими эффективность и приспособляемость буржуазной системы к любым изменениям.
Часто говорят, что величайшая заслуга Дарвина – в том, что он показал действие естественного отбора как главного движущего фактора эволюции. Это утверждение вообще несообразно. Сказать, что в природе выживают и преуспевают существа, наилучше приспособленные к условиям среды, – чистейшей воды банальность. А в этом и заключается естественный отбор. Предположить же, что естественный отбор действует в человеческом обществе и показать элите, что она должна отвечать условиям такого отбора, дабы предохранить своё первенствующее положение, – уже доктрина. Термин «социал-дарвинизм» – тавтология. Теория Дарвина исходно была социальной доктриной.
Учение Дарвина, заставившее господствующие классы задуматься о стратегии сохранения своего доминирования в «борьбе за жизнь» путём создания соответствующих условий «естественного» отбора, явилось достойным и своевременным ответом капитализма на возникновение учения о пролетарской революции. Этим объясняется то колоссальное значение, которое придано Дарвину в современном мире. Многие восторженно повторяют его имя, даже не понимая, в чём, собственно, заключался вклад этого поистине выдающегося человека в развитие и качество цивилизации, а не только в историю науки. Этот вклад легко можно оценить отрицательно, но это уже выходит за рамки настоящей книги.
Более того, его вклад в науку, конкретно – в биологию, явился лишь побочным эффектом его идей, следствием выбора конкретного материала, которым он эти идеи проиллюстрировал. Бывает.
1.2. Магический «естественный отбор»: как он объясняет всё, не объясняя ничего
Из изложенного в предыдущем параграфе отнюдь не следует, конечно, что теория Дарвина вовсе не имеет никакого отношения к процессам в живой природе. Она удачно объяснила некоторые вещи, стала отправной точкой для формирования новых продуктивных гипотез, но, как и любая теория, имеет некие пределы применения.
Более того, открытие в ХX веке явления мутаций, спонтанных изменений генетического кода, делает, по-видимому, эволюцию просто-таки неизбежным следствием данного явления. Биологические виды не могут не изменяться с течением времени.
Однако законно сразу задаться сомнением: почему учёные так уверены, что эволюционная теория должна объяснять все аспекты происхождения человека в его современном виде? Почему заранее исключается, что в него могли вмешаться какие-то неизвестные пока факторы внешнего порядка? Так ли уж убедительно объяснение возникновения человека природными причинами? Нам говорят о естественном отборе, а что, если где-то и когда-то в отношении наших предков имел место отбор искусственный, как то делал сам человек с предками различных пород собак, лошадей, коров и т. д.?
На это следует логичное возражение: а вы сначала докажите, что такие факты имели место. Вот, мы объясняем теорией эволюции происхождение человека. Опровергните, что то-то и то-то не могло возникнуть в человеке естественным путём.
Поэтому надо начать с подтверждений и опровержений теории эволюции.
Настоящая научная теория позволяет делать предсказания. Если она верна, то предсказания сбываются. Истинность всеобщего закона тяготения, выведенного Ньютоном в конце XVII века, была подтверждена следующим открытием. Когда точность инструментальных наблюдений стала обнаруживать заметные расхождения между прогнозируемым и фактическим положением планеты Уран, была выдвинута версия, что движение Урана искажается притяжением другой планеты. В 1846 году эту возмущающую планету (Нептун) обнаружили в той области неба, которая была предсказана для неё теорией всемирного тяготения.
Когда в 1869 году Менделеев предложил свой Периодический закон химических элементов, то некоторые клетки его таблицы оставались пустыми. Однако в течение 1870–1880-х гг. было открыто несколько новых элементов со свойствами, предсказанными на основании Периодического закона, – галлий, скандий и германий. Что и доказало: Периодический закон не кабинетная мнемоническая конструкция, а подлинный закон природы.
Мы не можем проверить теорию Дарвина непосредственно, так как на это ушли бы десятки тысяч лет. Но она, эта теория, позволяет делать прогнозы, вроде бы проверяемые палеонтологией. Были найдены ископаемые формы, сочетавшие признаки рыб и амфибий, амфибий и рептилий, рептилий и птиц, рептилий и млекопитающих и т. д. Точно также были найдены и ископаемые формы существ, занимающих разные промежуточные градации между обезьяной и человеком.
Но для научной теории мало только сбывшихся предсказаний. Для кого-то и астрология имеет предсказательную силу. Многие верят в гороскопы и в то, что они сбываются. Попробуйте рационально опровергнуть хоть один профессионально составленный гороскоп! В том-то и дело, что они пишутся таким манером, который начисто исключает возможность его опровержения. Они всегда таковы, что в них можно найти предсказанные события либо факторы, помешавшие этим событиям совершиться. Так что точность астрологических прогнозов – вопрос веры.
Научная теория тем и отличается от ненаучной (паранаучной, лженаучной), что может быть опровергнута. Она оставляет возможность критической экспериментальной проверки, в результате которой становится ясно: права теория или нет. Она позволяет предсказывать некие события, наличие или отсутствие которых можно зафиксировать объективно (инструментально). Если предсказание не сбывается, теория считается фальсифицированной. Этот критерий фальсифицируемости теории, для признания её научной, был предложен австрийским философом Карлом Поппером в 1930-е гг.
Например, теория относительности Эйнштейна предсказала, в частности, что лучи света должны искривляться в гравитационном поле. 29 мая 1919 года во время полного солнечного затмения было обнаружено смещение видимого положения далёкой звезды у края диска Солнца, покрытого Луной, на предсказанную Эйнштейном величину. Отсутствие такого смещения или фальсификация результатов наблюдений означали бы опровержение теории Эйнштейна. При этом на её научность это никак бы не повлияло. Её бы просто списали тогда в архив науки как ещё одну опровергнутую теорию (вроде теорий флогистона и эфира).
В описанном примере с таблицей Менделеева наличие каких-то химических элементов, не соответствующих условиям, предсказанным Периодическим законом, – элементов, для которых не нашлось бы пустых клеток в таблице, – означало бы, что данная теория фальсифицирована.
Оставляет ли теория эволюции Дарвина возможность для подобной проверки? Мы ведь не можем предсказать, какой именно биологический вид произойдёт от какого-то ныне существующего, даже если бы имели возможность проверить такое предсказание спустя десятки тысяч лет. Остаётся только проверка по палеонтологическим находкам.
Так вот, нам говорят, что если в древних геологических слоях обнаружится какой-то ныне существующий вид (отряд, тип) живого существа, возникающий как бы из ниоткуда, без предков, то это и может стать опровержением теории Дарвина. А пока мы видим только, как жизнь постепенно развивалась за миллионы лет – от простых форм к более сложным.
На самом деле, такое прочтение палеонтологической летописи сильно упрощено. Например, почти все ныне существующие типы многоклеточных животных возникли как бы сразу в самом начале кембрийского периода (542 млн лет назад, по современным данным). Про их предков нам ничего неизвестно. Нам говорят, что следы этих предков и не могли сохраниться по причине своей структуры, зато потом, внутри этих типов, принципы эволюции наблюдаются и соблюдаются неукоснительно. Хорошо, но всё-таки непонятно, почему за последовавшие 500 с лишним миллионов лет не возникло больше ни одного нового типа животных, а вся эволюция шла только в рамках этих типов, раз и навсегда возникших непонятно откуда. Эта загадка палеонтологии и эволюционной биологии (Кембрийский взрыв) была сформулирована ещё самим Дарвином и до сих пор остаётся неразгаданной.
Ладно, речь не о древнейших позвоночных, а о теории эволюции человека. Она уже давно должна быть признана фальсифицированной, если применять к ней такой же критерий! Потому что кости людей современного вида, Homo sapiens, частенько принадлежат к одному и тому же времени, что и кости неандертальцев и других более примитивных видов человека. Например, на острове Флорес нашли останки карликовых существ, больше всего похожих на самых первых людей, «ранних Homo». В Африке они обитали около полутора-двух миллионов лет назад, а флорезианские хоббиты (как их окрестили по аналогии со знаменитыми литературными персонажами) жили всего 12 тысяч лет назад! Представители более древних видов людей обитали во многих местах Земли, когда в других местах уже появился Человек Разумный.
Правда, и здесь нам резонно возразят, что мы сами используем термин «более древние», следовательно – признаём, что Человек Разумный появился всё-таки позже, чем жили некоторые другие человекоподобные существа. А значит, теорию эволюции это вовсе не опровергает. В главе 3 будет рассмотрено немало таких примеров, как более прогрессивные виды гоминид (то есть семейства людей) предшествуют в палеонтологической летописи более примитивным, и как эволюционная теория виртуозно выходит из этих затруднений. Но важно заметить: для того, чтобы объяснить такие затруднения, теория эволюции вынуждена придумывать дополнительные сущности. Одной из таких сущностей является допущение, что новые виды человека неопределённо долго сосуществовали на планете со старыми.
Автор не собирается подвергать сомнению такие допущения. Одновременное обитание разных видов древних людей – факт. Важно понять: откуда оно бралось. И другое важно: рамки фальсифицируемости теории эволюции всё-таки довольно расплывчаты, коль скоро под эту теорию можно подогнать любую палеонтологическую проблему, объяснив её с помощью другого неизвестного. Например – естественной неполнотой палеонтологических данных, не сохранивших до нас некие «переходные звенья», предсказываемые этой теорией. Это уже довольно сильно напоминает «прогноз» гадалки, который, как известно, всегда сбывается, если уметь его «правильно истолковать».
Ссылки на проверку теории эволюции по данным палеонтологии некорректны, и вот почему. Этот способ ставит проверку в зависимость от такой случайности, как палеонтологическая находка. Эксперимент обязан подразумевать, что мы сами в состоянии создать для него условия. Например, мы можем смешать известное количество кислоты и щёлочи, чтобы получить воду и некую соль, как то следует из теории. Либо мы в состоянии дождаться наступления таких условий, которые позволяют проверить теорию, как в описанном случае с покрытием звезды Солнцем во время затмения. Подобные события происходят со статистической закономерностью и предсказуемы.
Ситуация же с палеонтологическими находками принципиально иная. Их делают совершенно случайно, даже во время целенаправленных раскопок. Нельзя намеренно поставить эксперимент для проверки теории эволюции на промежутках геологического времени – в сотни тысяч и миллионы лет. Возможность для такого эксперимента даёт лишь палеонтология, однако мы не можем целенаправленно воздействовать на встречаемость палеонтологического материала.
Палеонтологическая проверка теории эволюции исключает главное условие научного эксперимента: его моделирование. Эксперимент на то и эксперимент, что он может быть повторен сколько угодно раз любым исследователем. В данном случае экспериментом является не палеонтологическое изыскание вообще, а конкретная палеонтологическая находка. Последняя не существует в категории «вообще». Любой палеонтологический образец уникален сам по себе и по обстоятельствам его обнаружения.
Итак. Теория эволюционного происхождения видов (родов и т. д. до типов включительно) может быть опровергнута только средствами палеонтологии. Палеонтологический эксперимент с заранее на 100 % заданными свойствами невозможен. Следовательно, теория эволюции не является в полной мере научной.
Очень забавная получается ситуация! Теория эволюции предсказывает множество «переходных звеньев» между различными группами организмов. То, что какие-то из них пока неизвестны по ископаемым останкам, теория эволюции объясняет тем, что они пока не найдены! Но при этом она признаётся верной потому, что не найдены свидетельства, её наглядно опровергающие! Если это не двойной стандарт, тогда что это такое?
Теория эволюции утверждалась не без помощи фальсификаций. Один из первых пропагандистов учения Дарвина – немецкий биолог Эрнст Генрих Геккель – сформулировал «биогенетический закон», согласно которому любое живое существо в своём развитии от эмбриона до жизнеспособного организма повторяет основные стадии эволюции: «Онтогенез есть воспроизведение филогенеза». Свои «биогенетические ряды» эмбрионов (рыбы, саламандры, черепахи, курицы, собаки, коровы, кролика и человека) Геккель продемонстрировал в работах «Естественная история творения» (1866) и «Антропогения» (1874). Историки науки признали, что «Геккель счел возможным ограничиться схематическими изображениями, а не результатами прямых наблюдений… Едва ли у него была возможность получить достаточное количество эмбрионов человека для исследования»[5]. То есть, попросту говоря, Геккель сознательно фальсифицировал результаты своих исследований ради победы теории Дарвина над оппонентами.
Эти «биогенетические ряды» долго считались доказательством теории эволюции. Преднамеренный характер фальсификации Геккеля был окончательно разоблачён в наше время[6], а факты, противоречащие закону «биогенетических рядов», были известны ещё во времена её создания. Тем не менее, дело сделано – дарвинизм давно стал не просто мейнстримом, а «единственно верным» научным мировоззрением, и в немалой степени благодаря подлогу Геккеля. В главе 2 будет приведено немало примеров фальсификаций палеонтологических материалов, сопровождавших утверждение идеи эволюции применительно к происхождению человека. Когда некая теория укоренилась, то на разоблачение её самых ранних «доказательств» обычно уже обращают мало внимания.
Из сказанного ещё не следует, что теория эволюции неверна. Теории психоанализа тоже неопровержимы, а значит, ненаучны. Однако ими продолжают пользоваться, и в ряде случаев, говорят, они дают прекрасные результаты. Критерий истины – практическая польза. Пусть. Теория эволюции помогает увязать воедино и разнообразие современной живой природы, и многочисленный палеонтологический материал. Факт изменчивости обитателей нашей планеты на долгих промежутках времени несомненен.
Важнейшая деталь, которую часто упускают из вида: палеонтологические свидетельства эволюции говорят не только и не столько в пользу теории Дарвина. Они равным образом подтверждают и теорию Ламарка, и любую вообще теорию эволюции, коих было немало!
На самом деле, главную проблему представляют механизмы эволюции, предлагаемые теорией Дарвина. Ключевой из них – естественный отбор. А что это такое? И как можно поставить эксперимент, проверяющий действие этого фактора в ходе эволюции человека?
Здесь с особенной силой проявляется то историческое обстоятельство, что теория Дарвина есть социальная теория, механически перенесённая на природу. Следовательно, в применении к явлениям биологического происхождения и эволюции человека она едва ли может считаться научной. Конечно, критерии научности весьма разнообразны – есть из чего выбирать. Коль скоро тут есть возможность и право субъективного выбора, автор сошлётся на критерии, предложенные американским, в бытность ещё советским, математиком и психологом Владимиром Лефевром:
«Естественнонаучная традиция, окончательно сложившаяся в первой половине нашего [XX – Я. Б.] столетия, содержит в своей основе два скрытых постулата. Первый постулат, если его попытаться выразить “апокрифически”, гласит: “Теория об объекте, имеющаяся у исследователя, не является продуктом деятельности самого объекта”. Второй постулат: объект не зависит от факта существования теории, отражающей этот объект»[7].
В данном случае объектом выступает человечество в процессе своего развития. Теория, описывающая этот процесс, может рассматриваться как теория, созданная самим объектом, причём объектом, достигшим известного уровня развития, позволяющего осознать, описать и объяснить своё предшествующее развитие. Поведение нашего объекта – человеческого социума – также явно зависит от того, насколько в нём распространена вера в естественный отбор как в объективно действующую на социум силу. За примерами далеко ходить, полагаю, не надо: ссылки на якобы естественную конкуренцию людей, на закономерное выживание сильнейших и гнобление слабых служат для многих излюбленным оправданием любой общественной несправедливости в наше время.
Правда, можно возразить, что именно ранний человеческий социум, который и является объектом эволюционной теории, лежит всё-таки вне воздействия на него наших теорий и не причастен к их созданию. Следовательно, теория естественного отбора в примитивном человеческом сообществе отвечает как первому, так и второму постулатам Лефевра. Это верно, хотя очевидно, что грань между примитивным и современным человечеством, как объектами изучения, зыбка и податлива перед исследователем. И, самое главное, как поставить эксперимент с действием естественного отбора на эволюцию предков людей?
Внутривидовые изменения, происходящие на наших глазах, ничего не доказывают. Эксперименты такого рода (на насекомых, например) ставились неоднократно. Да, целенаправленно воздействуя на среду, мы можем добиться изменения некоторых свойств вида. Но ниоткуда не следует, что мы вправе экстраполировать эти внутривидовые изменения на изменения, приводящие к возникновению нового вида (тем более рода, семейства и т. д.). Ведь в наших экспериментах не возникает репродуктивного барьера между видами. А главное – из этих экспериментов всё равно никак не следует, что все эти изменения происходят благодаря только «естественному отбору» и ничему иному!
Если же нам где-то говорят, что в результате того или иного эксперимента возникли две популяции животных, которые перестали скрещиваться в природе между собой, то это может свидетельствовать о чём угодно, но выдавать такой итог за возникновение новых видов – заведомое шарлатанство! Люди тоже не скрещиваются между собой с кем попало – значит ли это, что они представляют разные виды?! Прекращение обмена генами между искусственно выведенными породами может означать, например, включение признаков полового отбора (§ 1.7), тоже излюбленного дарвинистами. Если можно принудительно скрестить получившиеся популяции и получить от этого потомство – ясно, что никаких новых видов в таком опыте не возникло.
Говорить же, что когда-нибудь такие популяции обособятся в разные виды – напоминает один анекдот. Его, правда, автору сих строк рассказывали как быль – про некую учительницу сельской школы на национальной окраине СССР в 1940-х гг. Тогда, кстати, не было школьного предмета «Биология» – вместо него были «Основы дарвинизма». Так вот, эта реальная или мнимая учительница так, говорят, доказывала происхождение человека от обезьяны. Мол, в московском зоопарке учёные наблюдают за одной умной обезьянкой и ожидают, что очень скоро она превратится в человека… Кажется, что интерпретаторы опытов, доказывающие, что в них мы воочию наблюдаем возникновение новых видов, недалеко ушли от этой легендарной учительницы (или мнимых учёных).
Искусственный отбор, которому можно подвергнуть организмы в наших опытах – антипод естественного отбора. При искусственном отборе мы ставим организмы в те условия, которые никогда не существуют в природной среде. И свойства, появившиеся на свет в результате искусственного отбора, не сохранятся на протяжении многих поколений. Их носители вымрут как неприспособленные либо эти свойства растворятся в более многочисленном природном виде. Выведение пород посредством искусственного отбора никак не доказывает возможность возникновения видов посредством отбора естественного.
Ещё раз подчеркну, что научная теория позволяет поставить такой эксперимент, который, чисто логически, мог бы иметь двоякий исход: подтверждение либо опровержение теории. Причём за ограниченный промежуток времени: учёный, который поставил эксперимент, сам, а не будущие поколения, имеет возможность лицезреть его результат. Теорию можно иллюстрировать множеством фактов, убеждающих в её правдивости. Но сколь угодно большое количество таких фактов не является доказательством теории. Научная теория оставляет принципиальную возможность опровержения. Если опровергнуть в опыте не удалось, значит, теория доказана – до критической проверки на другом практическом следствии из теории. «Теория Бога», например, такой возможности не оставляет. Во Вселенной всегда будет достаточно того, что нам непонятно, и это непонятное можно совершенно неопровержимо приписывать вмешательству божественных сил.