Щит и меч власти большевиков. Очерки истории ВЧК

© Попов А. Ю., Соколов А. С., текст, 2022

© Издательство «Директмедиа Паблишинг», оформление, 2022

Введение

Всероссийская чрезвычайная комиссия, сокращенно – ВЧК. Более ста лет назад эта аббревиатура из трех букв наводила ужас на врагов советского государства и вселяла надежду в тех, кто эту власть безмерно поддерживал. В динамике можно наблюдать абсолютно положительную оценку этой организации в советской научной литературе и СМИ до перестроечной эпохи середины 1980-х гг. и попытки некоторых авторов с конца 1980-х и вплоть до настоящего времени очернить деятельность ВЧК.

Безопасность России как одно из основных условий развития личности, общества и государства напрямую связана с проблемой эффективности работы специальных служб. В этой связи остается актуальным опыт деятельности отечественных органов государственной безопасности на переломных этапах развития России. Одним из самых драматичных моментов отечественной истории является период становления Советского государства с 1917 по 1922 гг. Гражданская война, последовавшая за приходом к власти большевиков в результате Октябрьской революции, стала проявлением глубокого политического, социального и национального раскола в стране, сопровождавшегося иностранной военной интервенцией. Особая роль в этих событиях принадлежала советским органам госбезопасности.

Актуальность монографии обусловлена недостаточной разработанностью данной темы и отсутствием в отечественной историографии комплексных исследований, посвященных анализу организации и деятельности органов ВЧК в 1917–1922 гг., возможностью раскрытия ранее не изученных или закрытых по идеологическим мотивам различных аспектов функционирования отечественных спецслужб в исследуемый период. Сегодня история первых советских органов госбезопасности изучается фрагментарно. В итоге все еще сохраняется немало исторических лакун, вопросов и проблем, требующих глубокого и всестороннего исследования. Исходя из этого требуется обновление фактологической основы, методологического и понятийно-категориального аппарата истории ВЧК, а также пересмотр сформированного в перестроечный и постсоветский период негативизма по отношению к истории ВЧК в частности и советских органов госбезопасности в целом.

В настоящее время существует целое направление среди историков, главной целью которых является дискредитация органов ВЧК, а через нее и всей истории отечественных органов госбезопасности. В этом отношении объективное освещение деятельности ВЧК способно склонить чашу весов в пользу исторической истины.

В монографии дана краткая характеристика состояния новейшей историографии; в научный оборот был введен новый комплекс исторических источников, анализ которых позволил выделить совокупность факторов, оказывавших влияние на становление, развитие и деятельность органов ВЧК. Кроме того, рассмотрен достигнутый уровень научной разработки организационно-правовых аспектов деятельности органов ВЧК, что позволило с учетом исследования как старых, так и новых источников разобраться в вопросах образования ВЧК и особенностях развития ее структуры.

Привлечение широкого круга материалов позволило не только обобщить опыт использования сил и средств органов ВЧК, но и выявить особенности их становления в условиях Гражданской войны. Это дало возможность, с одной стороны, вывести применение средств органов ВЧК из опыта Российской империи, а с другой – показать всю неоднозначность и сложность этого процесса, а также выделить достижения чекистов в деле организации оперативной деятельности, что, в свою очередь, указывает на заметный шаг в деле использования средств органов госбезопасности по сравнению с предшествующим периодом.

Одной из проблем является традиция тематической избирательности. Современные ученые, как и их предшественники, приоритетным направлением считали рассмотрение популярных для своего времени сюжетов истории ВЧК. Если в СССР исследовательские усилия были сосредоточены главным образом на изучении борьбы органов ВЧК с контрреволюцией под руководством Коммунистической партии[1], то на современном этапе на первый план выступает тема «красного террора»[2].

На рубеже тысячелетий и в последующие годы наблюдается не только углубление в тематику, связанную с историей органов госбезопасности, но и существенное расширение географии исследований. Между тем тематическая избирательность в исследованиях по истории чекистов продолжает, очевидно, присутствовать, и проблем с изучением отдельных сюжетов в истории ВЧК хватает. В частности, слабо изучены вопросы, связанные с внутренней структурой ВЧК, финансированием ведомства, а также работой оперативного состава с осведомителями и перлюстрацией.

Преодоление складывавшихся годами точек зрения на события в истории ВЧК проходит сложно по разным причинам. В советское время, например, утвердилось мнение о невозможности использования «старых» кадров в работе ВЧК. Можно говорить об этом стереотипе и на современном этапе развития исторической науки. Вместе с тем уже давно назрел вопрос: как сотрудники ВЧК при общем низком образовательном уровне без участия бывших сотрудников спецслужб свергнутого режима смогли в короткие сроки наладить оперативную работу, которая в начале 1920-х гг. XX в. позволила блестяще провести такие операции, как «Трест» и «Синдикат-2»?

Вызывает много вопросов наличие работ по истории органов госбезопасности, изложение материала в которых носит односторонне-критический характер по отношению к деятельности ВЧК. В общей массе таких исследований необходимо отметить группу «критиков-антагонистов», выступающих с крайне негативной характеристикой деятельности чекистов[3]. Для них ВЧК является олицетворением «красного террора», направленного на уничтожение широких слоев населения России, а чекисты представляются как садисты и психически ненормальные люди. Анализ этих трудов показывает одностороннее применение исследовательского инструментария, осуществляемое целенаправленно. Данный вывод подтверждается мнением ряда историков об идеологическом наступлении против системы органов советской госбезопасности в современной историографии[4]. Эта проблема в условиях развития современных информационных технологий и методов формирования общественного сознания весьма актуальна.

Авторы монографии посчитали актуальным изучение таких вопросов, как: правовое положение органов ВЧК и их роль в репрессивной политике большевиков, их финансово-хозяйственное обеспечение, кадровый состав и некоторые аспекты оперативной работы.

1. Краткий обзор новейшей отечественной историографии и источниковой базы исследования

Историография ВЧК включает широкий круг исследований. Можно говорить о появлении целых направлений, представленных крупными учеными[5]. Выявление историками многочисленных нюансов и особенностей, имевших место в деятельности и истории чекистов, делает эту тему крайне насыщенной исследовательскими предположениями и выводами. Такое многообразие привело к большому количеству дискуссий и спорных точек зрения. Можно говорить о наличии определенных традиций в историографии ВЧК, что, с одной стороны, является показателем ее устойчивого развития, а с другой – обнаруживает ряд вопросов проблемного свойства.

На основе системного анализа исторической литературы необходимо отметить, что организация и деятельность ВЧК в разной степени отражена в отечественной (советской и российской) историографии, литературе русского зарубежья и исследованиях иностранных историков.

В начале 1990-х гг. кризис советской методологии привел к крушению многих конкретно-исторических концепций развития советского общества. В работах данного периода особенно проявляется вся их противоречивость – сочетание уходящих советских историографических методологических подходов и традиций и приходящего им на смену многообразия мнений и позиций, как в истории, так и в историографии. При всем разнообразии оценок рубежа советской и постсоветской историографии ученые признают, что был кризис, преодолевать который приходилось с большим трудом[6].

Особенностью 1990-х гг. является появление в первую очередь работ, посвященных «запретным» темам советского периода и с яркими названиями на злобу дня[7]. Несомненно, что за таким заглавием скрывалась кропотливая исследовательская работа ученых, но дань моде того времени присутствовала. Более того, по мнению В. И. Голдина, в начале 90-х годов наблюдалось целое «идеологическое наступление» против системы органов советской госбезопасности[8]. Аналогичное мнение можно найти и в монографии О. Б. Мозохина: «После развала Советского Союза были открыты документы, ранее закрытые для исследований. На свет появилось большое количество статей, в которых авторы старались очернить деятельность органов безопасности»[9].

Среди научных работ идеологом такого «критического» подхода является американский историк русского происхождения Ю. Г. Фельштинский, которому в 1993 г. за исследование «Крушение мировой революции: Брестский мир, октябрь 1917 – ноябрь 1918 г.» была присуждена степень доктора исторических наук[10]. В 1992 г. в Лондоне он издает сборник документов и материалов «Красный террор в годы Гражданской войны: По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков»[11]. Впоследствии этот сборник переиздается несколько раз уже в России в соавторстве с другим американским историком, украинского происхождения, Г. И. Чернявским[12]. Публикуемые в основном корпусе этого сборника документы преимущественно хранятся в Архиве Народно-трудового союза во Франкфурте-на-Майне (Германия). Между тем источниковедческий анализ этих документов нельзя назвать полным. А ведь выводы, которые делают авторы во вступительной статье, являются очень серьезными для отечественной истории. Так, Ю. Г. Фельштинский и Г. И. Чернявский утверждают, что «публикуемые… документы свидетельствуют, что для “красного террора” были характерны не просто массовые бессудные убийства, но также массовый извращенный садизм, насилия и надругательства над людьми». Они добавляют, что в сборнике «читатель встретит массу данных об обилии среди большевиков бывших уголовных преступников (воров, грабителей, убийц), о коррупции в правившем лагере, о пьянстве и разврате в его среде, о тенденции покровительства большевиков “социально родственным” уголовникам»[13].

У Ю. Г. Фельштинского впоследствии появились последователи. С 2006 г. начинает выходить целая серия работ по истории спецслужб России под авторством И. Симбирцева, одна из которых посвящена ВЧК[14]. В ней автор выступил с целым рядом смелых утверждений. Во-первых, принялся активно перечислять имена и фамилии палачей из ВЧК, отличившихся особой жестокостью, и их деяния. Автор отмечает, что в Поволжье «наиболее беспощадной» в 1918 г. была ЧК в Нижнем Новгороде, которой руководил Я. Воробьев. А самым кровавым был «Александр Фортунатов, известный полиции Российской империи Сашка Семинарист. В начале XX века один из самых печально известных маньяков и убийц в империи». Во-вторых, изложение материала в книге «ВЧК в ленинской России. 1917–1922» построено таким образом, что у читателя неизбежно складывается отрицательное отношение не только к ВЧК, но и ко всем советским спецслужбам[15]. В целом можно утверждать, что положения книги И. Симбирцева «ВЧК в ленинской России. 1917–1922» не имеют научной составляющей, а значит граничат с вымыслом и крайне ангажированны.

Среди научных работ того времени необходимо отметить исследования А. М. Плеханова, Л. П. Рассказова, А. Л. Литвина, М. Н. Петрова и В. С. Измозика.

В докторской диссертации А. М. Плеханова, посвященной ВЧК – ОГПУ 1921–1928 гг., имеются разделы о совершенствовании организационной структуры ВЧК – ОГПУ, а также о подборе, расстановке кадров, подготовке и воспитании сотрудников центрального и местного чекистского аппарата. Основной акцент в изучении кадров сделан на воспитании чекистов. Автор – профессор Академии ФСБ – поднял большой массив документов, в том числе и ЦОА ФСБ России. Однако главным образом в исследовании освещается период ГПУ – ОГПУ[16].

В 1994 г. Л. П. Рассказов издал монографию «Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском государстве (1917–1941)», в которой исследовал, в числе прочих аспектов, роль и место ВЧК – ОГПУ – НКВД в советском государстве. Анализируя партийные документы, он сформулировал вывод о том, что после левоэсеровского восстания карательные органы по сути стали подразделениями РКП(б), способствовавшими установлению и укреплению диктатуры партии. Автор отметил, что подбор кадров ВЧК из членов одной большевистской партии соответствовал установкам ее руководителей. При этом, характеризуя кадровую политику, обратился к одной из служебных записок Ф. Э. Дзержинского: «Если приходится выбирать между безусловно нашим человеком, но не совсем способным и не совсем нашим, но очень способным – у нас в ЧК необходимо оставить первого»[17]. По мнению Л. П. Рассказова, чекистскую кадровую политику конкретизировал приказ ВЧК от 21 мая 1921 г., согласно которому при зачислении на службу требовались в обязательном порядке направление партийного комитета или две рекомендации коммунистов. Автор также проследил становление и развитие организационной структуры органов государственной безопасности. Между тем ВЧК и ее деятельности в работе Л. П. Рассказова посвящена 2 глава 1 части, которая включает чуть более 100 страниц текста (что составляет четверть всей монографии)[18].

Книга А. Л. Литвина посвящена теме красного и белого террора, а также истории органов карательной политики советского правительства. Она вышла в 1995 году в Казани[19], затем несколько раз переиздавалась[20]. Достоинством этой работы является изучение покушения Ф. Каплан на В. Ленина, обзор практики ВЧК и ее кадрового состава. Интересен в отношении последнего небольшой сюжет с анализом всероссийской переписи августа 1918 г. В книге автор подтверждает вывод, сделанный в советский период, о преобладании в ВЧК коммунистов. А. Л. Литвин рассматривает проблему террора в России, как красного, так и белого.

История ВЧК автором рассматривается только через призму центральной темы, что накладывает определенный негативный отпечаток на деятельность ВЧК и ее сотрудников. Разумеется, отрицать факт красного террора не приходится. Можно только согласиться с Алексеем Львовичем в той части, что «главным проводником террора была ВЧК, руководителем политики его осуществления – большевистское руководство»[21]. Между тем ряд положений в работе профессора вызывает возражения. Автор отмечает: «часто необходимость вооруженной расправы с населением провоцировалась властями большевистской ориентации, иногда подобное диктовалось логикой гражданской войны, но главным оставался ленинский принцип удержания захваченной власти любыми средствами, в том числе и созданием учреждений, свободных в своих действиях от нравственности и общечеловеческой морали»[22].

А. Л. Литвин возлагает всю ответственность «за те беззакония и произвол, которые творились от имени ВЧК, а также за своих воспитанников, проводивших большой террор в середине 30-х годов» на Ф. Э. Дзержинского, Я. Х. Петерса, М. И. Лациса и И. К. Ксенофонтова. Говоря об остальном составе, он отмечает, что в 1920 г. «появились симптомы боязни у палачей». В качестве подтверждения приводится пример председателя реввоентрибунала Заволжского военного округа В. И. Сперанского. При этом автор указывает на единичность таких случаев. «Массовый террор порождал коллективную безответственность и уверенность в личной безнаказанности», – пишет Литвин, отмечая, что много позже стали известны имена наиболее «свирепых чекистских изуверов»[23]. В научно-справочном аппарате под сноской № 155 к таким «изуверам» причисляются В. Брауде и С. Гертнер. При этом источником этой информации указываются: в первом случае книга писателя, представителя белого движения Р. Гуля «Дзержинский. Менжинский – Петерс – Лацис – Ягода», изданная в Париже в 1936 г., а во втором – еженедельник «Аргументы и факты» от 19 мая 1993 г.[24]

М. Н. Петров занимался изучением истории ВЧК – ОГПУ на материалах северо-западного региона России. Исследование отличает большое число архивных источников, в том числе из архивов управлений ФСБ России по Новгородским и Псковским областям, а также г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Автор проанализировал эволюцию структуры, изменение численности местных чекистских органов, рассмотрел проблему мобилизации чекистов на военную службу, показал деятельность секретных сотрудников и агентов наружного наблюдения. Выделил источники кадрового пополнения ЧК, среди которых наряду с партийными, советскими и профсоюзными организациями большую роль отвел поручительствам видных деятелей компартии и самих чекистов. Петров отметил, что за три военных года органы ВЧК были превращены в централизованный боевой аппарат, укомплектованный особо подобранными кадрами, четко проводившими политическую линию на укрепление государства диктатуры пролетариата. Тем самым ВЧК выполнила поставленные перед ней задачи и заложила основы дальнейшего строительства органов государственной безопасности республики[25].

Санкт-петербургский историк B. C. Измозик внес значительный вклад в процесс научного осмысления истории ВЧК, сумев по-новому поставить ряд проблем и корректно решить их с научной точки зрения: он оценил возникновение ВЧК как создание новой тайной полиции и предпринял попытку проследить трансформацию морально-нравственных представлений, происходившую в сознании первых чекистов, совсем недавно бывших борцами с самодержавием[26].

Исследования А. М. Плеханова, Л. П. Рассказова, А. Л. Литвина, М. Н. Петрова и В. С. Измозика, написанные с широким использованием архивных источников, в том числе документов ВЧК, представляли собой первые содержательные научные работы, посвященные эпохе становления советских спецслужб, и выгодно отличались от трудов предшественников по уровню осмысления рассматриваемых проблем. Между тем уровень привлечения документов из архивов ФСБ являлся хоть и прогрессивным для того времени, но небольшим.

В трудах С. В. Леонова, Е. Г. Гимпельсона, С. А. Павлюченкова была проанализирована эволюция организационно-правовых форм ВЧК в ее взаимосвязи с определением места и роли органов государственной безопасности в формирующемся советском государстве, взаимоотношения большевистских лидеров и руководства ВЧК[27]. Трудно не согласиться с суждениями этих историков о том, что создание мощного силового аппарата стало необходимым условием для существования большевистского режима.

В монографии Е. Г. Гимпельсона «Советские управленцы. 1917–1920 гг.» раскрыты процессы формирования советских руководящих кадров центральных и местных органов государственного управления в годы революций и Гражданской войны. Основные темы исследования: практика большевистских «верхов» по выдвижению и расстановке руководителей, социальное происхождение, численность, партийность, социально-классовая принадлежность, культура, компетентность управленцев. Автор проанализировал партийный и социальный состав руководящих кадров ВЧК, обратив внимание на то, что ВЧК по насыщенности коммунистами были на первом месте среди всех центральных учреждений[28].

В исследовании С. В. Леонова, написанном с привлечением большого количества архивных источников, в том числе некоторых документов из архива ФСБ России, показана роль политических факторов и большевистской идеологии в возникновении ВЧК, изменении ее структуры и численности, реорганизации в ГПУ[29]. Так, создание ВЧК, по его мнению, объяснялось не столько обострением обстановки, как трактовалось ранее, сколько стремлением большевиков избавиться от влияния левых эсеров в деле борьбы с контрреволюцией. Позже большевики были вынуждены включить в состав ВЧК левых эсеров, но после их изгнания она стала важнейшим институтом большевистской партии. Говоря о роли ВЧК и чекистов в системе новой власти, автор приходит к выводу, что отсутствие правовой регламентации ВЧК и ее фактически неограниченные полномочия приводили к самоличному изменению руководством ведомства ее структуры, а также к возникновению мессианских настроений в среде ее сотрудников.

Необходимо отметить работы, которые, несмотря на установившуюся моду на критику ВЧК, давали иную точку зрения[30]. К примеру, на основании материалов научной конференции «Российские спецслужбы: история и современность» была издана «Белая книга российских спецслужб», авторы которой дали достаточно корректное определение ВЧК, назвав ее государственно-партийной спецслужбой, имеющей четкую идеологическую установку на решительную борьбу с политическими и идейными противниками и сторонниками других взглядов внутри страны и за рубежом[31].

На рубеже тысячелетий и в последующие годы накал страстей по истории ВЧК ослабевает и появляются работы по истории органов государственной безопасности, умеренные по своему характеру. Речь идет не о снижении интереса ученых, а об изменении вектора этого интереса с темы красного террора на другие области истории ВЧК. Наблюдается не только углубление тематики, связанной с историей органов государственной безопасности, но и существенное расширение географии исследований.

В систематизированном научно-справочном издании «ВЧК. 1917–1922. Энциклопедия», которое подготовили А. М. Плеханов и А. А. Плеханов, дается толкование терминов (понятий), раскрывающих основные направления деятельности органов и войск ВЧК[32].

Продолжается выход работ, имеющих определенный критический взгляд на деятельность ВЧК. В 1999 г. А. Ю. Данилов защитил диссертацию «Местные чрезвычайные комиссии в 1918–1922 гг.: На материалах Ярославской и Рыбинской губерний»[33]. По мнению автора, деятельность чрезвычайных комиссий носила террористический характер. В параграфе 3 главы 2 приводится типичный социально-психологический портрет местного чекиста: неграмотный, психически ненормальный, морально разложившейся тип (наркоман и алкоголик), в кожаной куртке и красных шароварах, обвешанный оружием, для которого не существует моральных, этических норм, а убийство является обыденным делом[34]. В этом случае можно согласиться с мнением А. В. Рыжикова, который отметил: «Безусловно, нельзя отрицать наличие среди сотрудников органов ВЧК аморальных и больных людей, совершавших проступки и уголовно наказуемые деяния. Однако это было исключением из общего правила»[35].

В тексте своей работы «Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920–1930-х годах» А. Г. Тепляков, часто указывая на документальные свидетельства о жестокости чекистов, забывает сделать ссылку, подтверждающую эти данные. Так, на 35-й странице автор пишет: «Имеющиеся документальные свидетельства говорят о крайне жестоких способах массовых расправ, практиковавшихся в губернских чека»[36]. Далее идет описание деяний коменданта одной из местных губчека бывшего матроса Гурова: «…недавно юбилей справлял – три тысячи человек уже расстрелял. Говорит, что дойдет до пяти тысяч и бросит. Но только уж он сдавать стал. Приходится его напаивать каждый раз»[37]. Из текста следует, что эти сведения получены из воспоминаний дипломата-невозвращенца Григория Зиновьевича Беседовского, который, в свою очередь, почерпнул их из разговора с председателем «местной губчека Ивановым»[38]. Очевидно, что воспоминания не относятся к документальным свидетельствам так же, как и то, что достоверность информации в данном случае имеет сомнительный характер. Это при том, что сноска на воспоминания Г. З. Беседовского либо какой-то другой источник отсутствует.

Далее по тексту приводятся примеры жестокости чекистов из письма члена Кокчетавского укома РКП(б) Ф. В. Воронова в ЦК партии и из телеграммы члена Сибревкома В. Н. Соколова в Сиббюро ЦК РКП(б). Если в первом случае в качестве ссылки под № 37 использованы воспоминания вышеуказанного Г. З. Беседовского «На путях к термидору» и монография А. М. Плеханова «ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики. 1921–1928»[39], то во втором сноска отсутствует[40].

Тепляков утверждает, что «ЧК изначально была не только карательной, но и мародерской организацией. В августе 1919 г. ВЧК издала приказ о том, что вещи, расстрелянных концентрируются у видного чекиста А. Я. Беленького – начальника охраны Ленина – и распределяются по указанию Президиума ВЧК»[41]. Разумеется, ссылки на сам приказ в научно-справочном аппарате нет. В качестве подтверждения отмечается, что сам «Ленин получил от хозотдела Московской ЧК счет за полученные костюм, сапоги, подтяжки, пояс – всего на 1417 руб. 75 коп.», и приводятся слова академика В. И. Вернадского о том, что «чиновники чрезвычайки производят впечатление низменной среды – разговоры о наживе, идет оценка вещей, точно в лавке старьевщика»[42]. В доказательство этих сведений под сноской № 83 указываются два источника: полное собрание сочинений В. И. Ленина и «Записки о Петербурге» Е. Игнатовой[43]. Счет хозяйственного отдела Московской чрезвычайной комиссии действительно существует, и на нем Владимир Ильич записал: «Передавая при сем 2000 рублей (две тысячи), прошу – и категорически требую – исправить этот счет, явно преуменьшенный»[44]. При этом нет данных о происхождении этих вещей. Да и сомнительным выглядит тот факт, что глава Советского государства покупает конфискованные у представителей буржуазного класса вещи. Ссылка же на художественное произведение русской поэтессы Е. А. Игнатовой[45], уехавшей в Израиль в 1990 г., вызывает недоумение. Тепляков в своей работе переписывает целый кусок об истории обыска у академика В. И. Вернадского с пассажем об «оценке вещей». Между тем каких-либо документов о производстве обыска или воспоминаний самого академика в обеих работах нет.