Вовка. Рассказы и повесть

– Прямо в трусы? – восхитился чернявый.

– Ну да. И вижу, что я ей тоже понравился. Вышла она в зал, и села мне на колени – у меня тут же встал. Тогда она шепчет мне на ухо – сто долларов.

– Настоящих американских? это же ползарплаты! – видно было, что чернявому проще вымазать сажей жену, чем отдавать такие деньжищи.

– А как же ты думал. Они, сучки, цену в городе держат. – Тут Митрий налил себе в рюмку, и все мужики следом, даже дьякон. Хряпнули, выдохнули, закусили. – Если б вы только знали, как она надо мной изгалялась. И сверху, и снизу, и…

Тут я бы вам рассказал обо всём, что наплёл нам Митя, да боюсь, не будет мне после этого прощения ни от дьякона, ни от дедушки Пимена. Они ведь тоже всё это слушали, и теперь им стыдно. Так что представьте в меру своего жгучего воображения.

А Митрий, закончив городскую былину, медленно подкурил чужую сигаретку, дав и мужикам сглотнуть густую тягучую слюну: – Вот так вот бывает.

Всеобщее обалдение длилось около минуты: кто кашлял, кто кряхтел, а иной и вздохнёт от воображаемой услады. Но потом каждого из мужиков словно прорвало: плотина заточения мечтаний и грёз, фантазий и придумок, среди которых попадались редкие обрывки настоящей правды, вдруг стала разрушаться мужицкой бравадой – так всегда случается, когда кого-либо из нас сильно цепляет за живое любовная зависть. Ведь самое тяжкое для настоящего мужчины – не узнать в женщине того, что знают все остальные.

Даже дедушка Пимен в пылу всеобщего похотливого ража хрипло выкрикнул: – а вот у меня было однажды! – и тут же обернулся ко мне: – Закрой уши, а то сквозняком надует.

Пока они хвастались, дьякон, низко склонив голову к столу, делал вид будто жуёт свою любимую селёдку – но на самом-то деле он смеялся. Видно было, как от сдерживаемого хохота тряслись его широкие костистые плечи, как вздулись щёки и гусиные лапки у глаз. Он-то, мудрила, всё про них знал, про своих дорогих мужиков – только не хотел расстраивать эту победоносную трепотню.