Стальной Кваки
Рассуждая подобным образом, придумывая как бы мне получить всё, что мне причитается, до последнего цента, я сидел, прячась в кустах, рядом с домом неугомонного Кобейна. Слушал, как, не замолкая, истошно орёт музыкант. Долбанный нытик – Кортни права, парню нужна срочная медицинская помощь… патологоанатома. Я не из тех сердобольных типов, кто жалеет паршивых бездомных котят. Надо будет – порву без всяких сопливых сожалений. Подумайте сами, если ты так орёшь, как Курт, то болен без дураков. Неважно, что у него там внутри гниёт – ливер или душа, такой пассажир на качелях бытия – не жилец. Выходит, что я ему действительно собираюсь сделать одолжение. Круто.
Как мне Кортни и обещала, калитка в стене оказалась не заперта. Зайдя во двор, я прокрался к решётке террасы, и по ней взобрался на второй этаж особняка. Дверца, ведущая с балкона в дом, легко поддалась, мне оставалось сделать пару шагов, чтобы напугать до усрачки Курта. Оставался маленький штрих, одновременно бы скрывший мою истинную личность и произведший гарантированный эффект «обосраки» на жертву. Моя любимая часть маскарада – маска. Собираясь сегодня на убийство, я выбрал маску Элвиса. Так будет правильно. Символично. Король, музыкант, и Курт тоже из разряда отмеченных богом звёзд рока.
Курт сидел на полу, держа на коленях, мать его, настоящее ружьё. Судя по цвету лица, ему было плохо, точнее, очень хреново. Отреагировал на моё появление он совсем не так, как я ожидал. Обдолбанный в хлам рокер, нисколечко не испугавшись, завопил:
– Эй, тебе чего здесь надо, чувак!!!???
Действовал я не раздумывая: набросившись на Курта, в первую очередь, овладел его ружьём.
– Да кто ты, грёбанная задница, такой!? – Курт не сдавался, вертелся, намереваясь выползти из-под меня и встать.
Невероятно, но этот хлюпик, лишившись оружия, предпринимал попытки бороться со мной. На его вопрос у меня нашёлся единственный достойный ответ:
– Элвис, – сказал я, приложив дуло его собственного ружья ему под подбородок.
Ощутив давление стального ствола на горло, Курт успокоился. Уверенный, что он успокоился бы всего на несколько секунд, предупредив его возможные действия, я спустил крючок. Выстрел прозвучал не так громко, как я ожидал. Черепушка Кобейна послужила отличным глушителем. Компот из мозгов полетел веером, забрызгав мебель. Мой бог, какое дерьмо!
Вроде бы всё – моя миссия выполнена. Но нет, с этим красавчиком я не закончил. Упустить такой шанс – просто преступление против собственного естества. Когда мне ещё так повезёт. Не удержавшись, стягиваю с Курта портки и, пока он не остыл, пользуюсь случаем засвидетельствовать ему моё почтение доступным мне способом. Думаю, он не будет на меня в обиде. Как он там пел – «Я ненавижу себя. Я хочу умереть. Изнасилуй меня, изнасилуй меня, изнасилуй», – я просто воплотил его мольбы в жизнь…
Кортни Лав, несмотря на мои опасения, всё же полностью со мной рассчиталась. Сразу после похорон принесла ко мне на квартиру причитавшиеся мне две тысячи баксов. Не решилась она меня кинуть. Правильный выбор. Подумав, при виде пачки денег, о её благоразумии, я ошибся. Крашеная сучка приготовила для меня сюрприз.
Через месяц, после того как Кортни со мной рассчиталась, я возвращался домой, когда у железнодорожного переезда мне встретились четверо отморозков с битами и цепями. Первый удар я прозевал. Из-за столба выскочил мужик, озабоченный идеей размозжить мне башку. Я едва успел подставить предплечье под биту. Вытерпев, я кинулся на него. Он не ожидал от меня такой реакции, думал, что я, скиснув, начну ныть, если сразу не улечу во тьму. Перехватив биту, я вырвал её из его рук, угостив придурка по зубам, разом вбив их ему в вонючую глотку.
Дружок первого говнюка хлестнул меня цепью по темечку, содрав кожу с мясом до самой кости. За ним подоспели остальные двое с битами. Поймав цепь, я подсёк мудака, как рыбу, и подтянув к себе, вырубил ударом кулака в висок. Его оставшиеся на ногах приятели допустили типичную ошибку для дилетантов – долбили битами куда им бог на душу положит, в голову спецом не целились, а иначе бы они могли добиться своего. Самого наглого из них я толкнул, уронив на землю, а когда он вставал, схватил поперёк туловища и впечатал головой в каменную насыпь. Полное разрушение, после такого падения никто не в состоянии выжить. Последний из нападавших оказался умнее всех его товарищей – он, бросив биту, убежал.
Пришлось мне допрашивать того, что играл с цепью. Он единственный из троих, валявшихся у моих ботинок челов, мог говорить.
– Мужик, вам от меня чего было нужно? – для верности я угостил парня ударом в ухо. Так, не сильно, чтобы он не расслаблялся, и принял заданный мною вопрос всерьёз.
– Ай. Сссс… Нам заплатили.
– Кто? – задав очередной вопрос, я ударил его в нос. Мне не понравилось, что он тормозит, вот я его и поторопил.
– Псыфф. Я не заю его! – удар в глаз. Пришлось поучить говорить правду. Я не хотел, он сам меня заставил.
– Как он выглядел?
– Кто? – Увидев, что я готов продолжить воспитательную работу, парень затараторил: – Лысоватый такой, мелкий, с пузом. На еврея похож.
– Аааа, – протянул я, и ударил недобровольного информатора в челюсть. Мне стало всё ясно…
Лысого еврея я знал. Единственный в своём роде скользкий тип. Таких совпадений не бывает. Он работал менеджером группы «Дыра», в которой солировала – кто бы думали? – Кортни, конечно, моя старая знакомая шлюха Кортни. Она, решив подстраховаться, натравила на меня этих наркоманов, чтобы они меня, как следует отдубасив, подложили на рельсы, в аккурат под проходящий поезд. Отличная задумка – свидетелей нет, и конец истории с убийством-самоубийством Курта, а у Кортни всё схвачено. Ха ха ха, ха ха… Как бы не так.
Пришлось мне ещё раз посетить тот дом. Моя милашка Кортни до сих пор там обитала: её не смущал тот факт, что она живёт рядом с местом смертоубийства. По проторенной дорожке перебравшись через забор, я забрался на второй этаж; отжав замок, вскрыл балконную дверь. Найти её спальню оказалось парой пустяков – во сне она довольно громко сопела. Наверняка легла в кровать в перманентном для неё состоянии нестояния. Для встречи с ней я прихватил с собой маску клоуна Пеннивайза: люблю разнообразие, особенно – в клоунах. Тушка Кортни с задранной на ней ночнушкой лежала на животе, зарывшись головой в чёрные простыни, отсвечивая срамом и голыми пятками, бликующими в свете, падающим из окна от оранжевой пушистой головки уличного фонаря. Мне оставалось, достав скотч и надев маску, перейти к сладкому.
Драл я её со всей своей нерастраченной любовью ко всем лживым сукам на свете; так увлёкся, что из двух главных её рабочих дырок потекла кровь. Фу, не хватало ещё, чтобы она меня инопланетной чумой заразила. Впав в состояние бешенства от вида её крови, хорошенько ей наподдал. Убивать не стал, сдержался. Хотел, чтобы она осознала своим плоским мозгом ядовитой ящерицы, что ко мне лезть не стоит. Её смерть принесла бы много проблем: копы, проснувшись, начали бы поиски убийцы. Живая, получившая сполна, осознавшая ошибку Кортни для меня нужнее.
Простыни мокрые от крови, безвольно распластанное на них тело – я доволен, почти физически удовлетворён, не хватило самой малости. Стоя в дверях, прежде чем уйти, я обозревал пастельное поле боя.
– Дорогая, если тебе понравилось, можешь ещё раз попробовать достать меня. Я с удовольствием закончу то, что начал сегодня.
Само собой, она мне не ответила, скотч мешал, да и после моих кулаков не до разговоров, но уверен, Кортни меня поняла.
Прекрасным солнечным утром следующего дня я отправился в беззаботное путешествие. Мне требовался отдых, я хотел как следует оттянуться, помастурбировать на океан, позагорать, побаловать себя фруктовыми коктейлями. Честно говоря, не очень-то я и устал, но кто знает этих трахнутых музыкантов. Мало ли что у них на уме…
Кваки против веррата Рейха
Нападение произошло, когда его ждали меньше всего. Группировка Крутова на трёх машинах возвращалась из подпольного казино на загородную базу. Отец им даровал выходной, они повеселились, а теперь пришла пора возвращаться. Большая часть бойцов порядочно нагрузились. Егор Клещёв, как действующий спортсмен, не пил, но и он ничего не успел сделать. После взрыва, перевернувшего головной автомобиль, в котором сидел Егор, застрочили пулемёты. Оглушённый Егор успел, открыв дверь, вывалиться наружу, сделав всего два выстрела из пистолета. Дальше затылок треснул и сознание накрыли помехи.
Клещёв не видел, как расстреливали его товарищей, он в это время плавал в густом тягучем чёрном забытьи. Бандиты из конкурирующей с Крутовым ОПГ устроили засаду на него, а вместо главаря получили гору трупов рядовых бойцов и пару мёртвых бригадиров. Единственным из двенадцати крутовских пацанов, кто выжил, оказался Егор. Хреновая лотерея. Лучше бы его убили.
Приходил в себя Егор мучительно долго, то всплывая на поверхность булькающих непонятными звуками размазанных на сером холсте пространства мутных, скользящих мимо образов, то вновь погружался в пучину тягучей трясины – не дающий дышать. Наконец очнувшись, он, открыв глаза, осмотрелся. Егор сидел, привязанный к железному стулу, в плохо освещённом помещении. Судя по характерным запахам ГСМ, плававшим в воздухе, как радужные пятна бензина в дорожной луже, и покрышкам, лежащим у стен, на которых висели полки, заполненные инструментами, баллончиками с герметиками, краской, Егора привезли в гараж. Наверняка, частный гараж, принадлежащий кому-то из захвативших его в плен бандитов. Предусмотрительно из гаража вывели машины, убрали всё лишнее, могущее помешать допросу. И то, что Егору предстоит пережить допрос, он не сомневался. К стулу, прикрученному болтами к бетону, его приковали, а не привязали. Как ни напрягал мышцы Егор, освободиться ему не удалось. Тело не слушалось: ныли плечи и икры, разламывалась от тупой боли голова, но Егор продолжал работать над путами, не теряя надежды освободиться. Возможно, в конце концов, это ему и удалось бы, если бы у него в запасе было достаточно времени. Времени у Егора, к сожалению, не оставалось, слишком долго он валялся без сознания.
Пойманную на загородном шоссе зубастую рыбку в садке подземного гаража выдерживали в течение шести часов. Прошла ночь, наверху встало ласковое июньское солнце, проснулись птицы, а за Егором пришло зло. Где-то заскрежетала железная дверь, послышались низкие, словно и нечеловеческие, голоса: в гараж-мастерскую спустились четверо мучителей во главе с маленьким крепышом в белом халате. Среди сопровождавших его рослых бандитов, одетых в пиджаки и лёгкие куртки, их предводитель выглядел настоящим карликом. Подойдя к Егору, четверо мордоворотов встали вокруг него, а белый халат, приблизившись вплотную, заглянул в лицо и обрадовался:
– Проснулся!? Вот хорошо! Ну давай мы тебя сейчас полечим, – урод, пообещав Егору лечение, два раза слюняво причмокнул. Видно, идея «лечения» ему самому ужасно нравилась – возбуждала аппетит.
Отвечать на такое приветствие Егор не нашёл нужным, знал он таких упырей, последнее слово всегда оставалось за ними. И морда мерзкая, как у гоблина, – нос, сплюснутый в утиный клюв, толстая кожа, покрытая сетью красных капилляров, прямоугольные глазки, карие с грустно опущенными внешними уголками, практически отсутствующие брови и рот – самое выразительное, яркое, что выделялось на квадратном лице дознавателя, был огромный, в мясистых, ярких, будто густо накрашенных розовой помадой, мокрых губах. При каждой фразе, произносимой Гоблином, он причмокивал, как кровосос при виде пульсирующей на шее ребёнка синей жилки.
– Неразговорчивый, а? – за словами последовало: «Чма чма».
Из чемоданчика, принесённого с собой, фальшивый санитар выложил на верстак несколько свёртков-поясов с инструментами своего гадкого искусства. Развернув пару тревожно звякнувших свёртков, Гоблин отошёл в сторону, чтобы показать стальные сокровища Егору.
– Видишь, что я для тебя приготовил?
Егор видел. На замшевой подкладке в кармашках лежали буры, скребки, щипцы, крючки и ещё бог знает что – затейливое, острое, опасное.
– Постой, – один из быков поднял руку, выставив лопату ладони перед собой. – Он сказал, что нужно, прежде чем ты начнёшь, задать вопросы.
– Ах да, вопросы. Ха ха ха, – Гоблин сделал хитрое выражение лица. – Я забыл. Зачем они нужны? – притворное непонимание санитар разыграл мастерски, ему бы в театре выступать, а не в камере пыток скальпелем дирижировать. – Он нам и так всё-всё сейчас расскажет. Но раз нужны вопросы, значит, будут вопросы.
Гоблин с явным сожалением отложил в сторону инструменты хирургического воздействия на волю пациента. Сделав два шага от верстака по направлению к Егору, вернулся обратно. На верстаке, помимо прочих мелочей, валялся простой молоток, вот это грубое орудие, способное калечить, а не лечить, для большей убедительности задаваемых им вопросов, он прихватил с собой.
– Итак, – поигрывая молотком, начал Гоблин, – нам нужно знать, где скрывается твой шеф Крутов. – Подождав реакции Егора, молча смотрящего на Гоблина, он попросил: – Ну ты хоть головой мотни, мол, не знаешь. Что, нет, не хочешь? Тогда на! – как по мановению волшебной палочки лицо Гоблина, потеряв всю напускную добродушие, исказилось, открыв его истинную клыкастую, рычащую сатанинскую суть.
Молоток, мелькнув в воздухе, врезался в колено Егора. Он не сумел сдержать крика, вышедшего высоким, резким, звонким, как у мальчика подростка.
– Во. Заговорил. Приятно услышать твой голосок. Скоро ты у меня и не так запоёшь.
Гоблин казался довольным. Он думал, что пациент готов, но ошибся, больше криков от Егора никто не услышал. Он вздыхал, стонал, но молчал, чтобы санитар Гоблин с ним не делал.
– Где Крутов? Где ваша касса? – Гоблин, как послушный вожаку банды исполнитель, задавал вопросы, каждый сопровождая ударом молотка.
Железо било по суставам, сокрушая кости, дробя хрящи. Острая до красной темноты в глазах, не проходящая ни на секунду боль вкручивалась в костный мозг, резала глубже, разъедала больше, разливалась дальше. Если бы Егор просто терпел, надеясь на свою волю, то он, после часа пытки, наверное, сдался бы. Для облегчения страданий он воспользовался способом переключения внимания на внешнюю точку сосредоточения внимания сознания. Боль уходила на второй тонкий план, не исчезала, постоянно рвала тонкую плёнку контроля, но существовала не то, что отдельно от тела, а теряла с ним прежде крепкую связь. Спасибо первому настоящему наставнику (не тренеру, а именно наставнику) Егора, который заставил выучиться способу терпеть боль. Потратив на приобретение нужного навыка больше года, преодолев немое сопротивление и непонимание ученика, наставник, сам того не зная, сохранил ученику рассудок.
Закончив с коленями и локтями, Гоблин решил передохнуть. Достав из-под верстака стеклянную банку с мутной коричневой бурдой, свернул с неё крышку и прямо из горлышка стал мелкими глотками лакать гремучий компот, состоящий из спирта, стимуляторов, анальгетиков, травяных концентратов. Побухивая, Гоблин разрешил быкам присоединиться к веселью:
– Пациент не должен страдать от нашего невнимания и остыть. Мальчишки, покажите на что вы способны.
Бандиты два раза просить себя не заставили, продемонстрировав свои кулачные навыки на живой груше. Били Егора со знанием дела, стараясь ухать не лишь бы куда, а попадать по болевым точкам. Печень, солнечное сплетение, челюсть, рёбра, ключицы. Разрушение. Другой бы на месте Егора получил разруху всего организма, а у него и синяки на теле не проступали. Клещёв с детства особое место в своей спортивной подготовке уделял место набивке. В отличие от большинства каратистов он не ограничивался набивкой бёдер и ударных конечностей, Егор закалял всё тело, учась терпеть самые жестокие удары. Голову, как известно, не набьёшь, но здесь он научился в нужный момент расслаблять мышцы шеи, смягчая пропущенные удары. Нос ему всё же сломали, зато остальные лицевые кости удалось сохранить.
Пятнадцать минут зубодробительного перерыва закончились, Гоблин, подкрепившись психоактивным шизонапитком, вернулся полный сил. Обследовав пациента, он с удивлением обнаружил, что, словив сотню чистых ударов, Егор заработал лишь переломанную переносицу. Так просто это недоразумение он оставить не мог. Молоток помог ему исправить нерасторопность тяжеловесных помощников. Челюсть, не выдержав соперничества с железом, лопнула в нескольких местах, сдавшись после нескольких точных коротких выверенных ударов. Егор ни сказал ни слова.
Пришла пора вернуться Гоблину к его инструментам, что он со звериной радостью и проделал. Выбрал клещи. Егор, тяжело дыша, не сидел, а висел на стуле: его колени и локти раздуло в красно-лиловые пузыри, а теперь пришла очередь пальцев. Пальцы – клещи, клещи -пальцы. Гоблин начал с мизинцев, брал осторожно палец за основание, слегка сжимал, чтобы потом, резко нажав, выкрутить, дёрнуть. Клещи скользили выше, переходя к следующему суставу и также плющили, ломали его. Последнюю фалангу разошедшийся Гоблин едва не скусывал, выдёргивая из гнезда сустава. Расправившись с одним пальцем, он принимался за следующий – и так десять раз подряд. Выносливость человека не безгранична, на девятом пальце Егор, в первый раз, потерял сознание. То, что Егор отключился, санитар садист не заметил, так его увлекал сам процесс, он и вопросы давно перестал задавать – просто наслаждался.
Не добившись нужного эффекта клещами, Гоблин схватился за идею применения ЭСТ (электросудорожной терапии) к причиндалам пациента. Обмотав орган Егора проводками, Гоблин воткнул вилку в розетку. От воздействия тока не спас метод концентрации внимания на удалённой точке, мозг отключался, выдавая сбой за сбоем. Егор хватался за соломинку воли, вытаскивая себя из острой иглы, пронзающей все клетки организма разом, за волосы. За его конец вцепилась свора бешеных собак. Укусы, растянутые по времени и по всему телу, вот на что это походило. Запахло палёным. Лобковые волосы плавились, как поросячья щетина – и так же мерзко воняли.
ЭСТ не так сильно нравилась Гоблину, как прямое воздействие на плоть, когда он чувствовал пациента кожей. Оставив игры с током, он взялся за паяльник, им он рисовал узоры на груди и спине Егора, доставая до мяса, ковыряя раскалённым металлом в мышцах, как пальцем у себя в ноздре.
Шёл четвёртый час пятки, когда в гараж спустился вожак банды – Антипов Сергей, которого криминальное сообщество знало, как авторитета Антипа. Он зашёл тогда, когда Гоблин, прыгая с толстой иглой на пластмассовой ручке вокруг стула, подсовывая его под нос Егора, обещал:
– Я тебя сейчас глаза выколю, а потом отрежу яйца. Слышишь, падаль, ты уже мёртв.
– Что у вас? – обратился Антип к Гоблину.
– Молчит пока. Крепким оказался. Ну ничего, я его расколю надвое. Хе хе хе.
Антип, кивнув санитару, подошёл к Егору. Осмотрев пленного, он проговорил:
– Нечего на него дальше время тратить. Парень ничего не скажет, смысла с ним работать нет. Пристрелите его.
– А как же… – Гоблин выглядел растворенным, уж очень ему хотелось добраться до яиц пациента. Жар выпустил впустую.
Антип исподлобья глянул на Гоблина и тот осёкся, сник, опустил взгляд. Бык, стоявший справа от стула, достал из кобуры пистолет; приблизившись на шаг так, чтобы до Егора оставался метр, вскинул ствол. Прицелившись, он выстрелил Егору в лоб. Выстрел в закрытом пространстве прозвучал раскатом грома, обрушившего потолок на голову. Пуля вошла в правую сторону лба над левой бровью. Пробив череп у самой границы начала роста волос, пуля выбила с боковой части головы участок кости величиной с хоккейную шайбу.
Джип, везущий труп, остановили на посту ДПС. Никогда здесь их не останавливали, а тут… Почуяли они, что ли? Хлопнули двери, двое напряжённых братков вылезли из салона.
– Командир, в чём дело? Мы же ничего не нарушили.
Полицейский, как положено, представился, после чего объяснил:
– Обычная проверка. Приготовьте документы.
На посту ошивалось пять человек в форме, к джипу подошли сразу трое. Нервозность витала в воздухе, полицейские, по долгу службы, отлично чувствовали чужой страх.
– Всё нормально? Можем ехать? – получив документы на руки, спросил водитель.
– Багажник откройте, пожалуйста.
В фильме на этом месте заиграла бы мрачная музыка, подошло что-нибудь вроде – «Ба бам, ба ба ба бам», сыгранное на органе. Но в жизни ключевые события в жизни музыка не сопровождает. Увы.
– Послушайте, мы спешим, – вступил в разговор пассажир Джипа. – Вы ещё у нас аптечку, блин, проверьте. Что вы в багажнике не видели? Запаску?
– Что вы так волнуетесь. Покажите запаску свою и поедете. – К остановившему джип полицейскому подтянулись ближе его коллеги, да ещё оставшимся на посту сделали знак быть наготове.
По асфальту зашаркали шаги, ключ, как по маслу, вошёл в замочную скважину, с лёгким стоном петель открыли крышку багажника.
– Епть!.. Стас, у него глаз дёргается, – услышал Егор Клещёв глас свыше. После бесовской скороговорки и ватных звуков переговоров бандитов с полицейскими, долетающими до него через щели в багажнике, неподдельное удивление человека, обнаружившего его окровавленное тело, звучало райской музыкой в отбитых ушах. Это у него глаз дёргается! У него! В его тёмном, душном мирке стало светлее.
За удивлением полицейских сразу последовали выстрелы. Бандиты, отстреливаясь, пошли в отрыв к ближайшему леску. Добежать до березняка им оказалось не суждено, полицейские имели огневое преимущество – пять автоматов против двух пистолетов: могильщиков неудачников завалили в поле, срезав несколькими перекрёстными очередями.
К Егору вернулся слух, когда джип остановили на посту: чем дальше, тем отчётливее он слышал; чего нельзя сказать о зрении – оно мигало, постепенно затухая. Шевелиться он не мог, издавать звуки, даже такие примитивные, как стоны, тоже. Это плохо. Хорошо, что в его беспомощности срывался один существенный полюс – Клещёв не чувствовал боли. Вокруг него суетились люди, куда-то его перекладывали, вызывали скорую, потом матерились, тащили. Он слышал, как тот, кто его обнаружил в багажнике, сказал:
– Если будем скорую ждать, он копыта двинет. Говорят, что им ехать сорок минут по пробкам.
– Чего ты с ним возишься? Оставь, небось такой же бандит, как эти. Не поделил с дружками навар, вот в багажник и попал.
– Не знаю. Вот тебе понравилось бы, что всем на тебя наплевать? Сколько людей мимо проходит, когда у остановки человек валяется. Говорят – пьяный.
– Ну этот точно не пьяный, он дохлый. Из таких убитых запчастей его ни один лепила не соберёт. Не суетись, мы своё дело сделали. Скорая приедет, заберёт.
– Угу. Стас, помоги мне его в машину положить.
– Ты что задумал?
– Ничего. Ты поможешь или нет?
– Млять.
Егора опять понесли. Что-то где-то щёлкало. Толчок, ускорение, тошнота…
Сколько прошло часов-дней-лет (?) Егор не знал. Последнее, что он запомнил, сирену, включённую полицейским. Под этот визгливый аккомпанемент Егор въехал в царство теней, а сейчас его оттуда выбросили прямо в яркий голубой свет. Спрашивать себя было бесполезно, на вопрос – «Где я?» – Егор ответить не мог. Пока не рассеялся туман, он представлял, что парит в пустом пространстве, наполненном голубым светом, а когда способность видеть к нему стала возвращаться, понял, что, всего-навсего, лежит в светлой больничной палате, выкрашенной в небесно-голубой цвет. В палате Егор прибывал ни один: девушка в бирюзовом халатике и шапочке поливала цветы на подоконнике. С трудом поворачивая голову (от лечебных пут распорок, растяжек, штырей, повязок и гипса, свободным оставалась одна шея), он огляделся вокруг. Белая кровать, слева стоит шкаф с приборами, от которого к Егору тянуться провода и трубки; справа – белая тумбочка, а на ней – маленькая статуэтка весёлого, улыбающегося лягушонка в шляпке канотье. Казалось бы, Егор должен был сосредоточиться на длинноногой девушке, но нет, эта зелёная, керамическая фигурка приковала всё внимание пациента.
– Ва х вахе ээ, – он хотел сказать: «Что это?» – а вместо этого из его пересохшего горла непослушный язык, разучившийся правильно двигаться, вытолкнул несколько нечленораздельных звуков.
Медсестра, услышав исходящие от койки пациента хрипы, оставив цветы в покое, повернулась.
– Ой. Проснулся, – после слова «проснулся» внутри черепушки Егора зажглась аварийная лампочка. Его уже спрашивали об этом, только не таким милым голоском и в другом, пахнувшем не утренней свежестью, а мазутом, месте. Клещёва передёрнуло от нахлынувших воспоминаний. – Вы что-то сказали?
Со второй попытки Егору, собравшись с силами, удалось, справившись с языком, безбожно хрипя и посвистывая старым худым чайником, произнести:
– Шшшто ххрэто?
Девушка наморщила лоб. Сделавшись на секунду серьёзной. Для полной картины строгой учительницы ей очков на веснушчатом, вздёрнутом пуговкой носике не хватало. Её белое личико осветилось улыбкой, морщинки на лбу разладились.