Адгезийская комедия
Через неделю я привыкла. И привычно утром сидела на подоконнике. Светало, я ждала собачников. Каждый день по утрам за ними следила.
Если они появлялись, значит я точно из окна кухни увижу не то, что на самом деле – можно не рыпаться, не делать лишние движения и не выходить на балкон. Всю неделю, пока шлифовала рамы, я поглядывала на улицу.
− Да расслабься, хватит пялиться, − услышала я знакомую хрипотцу. –Мужички твои выходят в шесть-сорок пять, неужели непонятно?
– Они не мои! – я обрадовалась старому другу. Ну конечно: тролль соизволил меня навестить, когда всё страшное позади, когда я прижилась и привыкла.
− А ты, я смотрю, здесь как у себя дома, − тролль − троллит, ничего удивительного.
− Так я и есть у себя дома.
− Здрасьте приехали. Это я у себя дома. И если туго с мебелью, Кроль захватывает свою. Не диван, но кресло-диван! − Мой тролль уселся в кресло, даже улёгся и свернулся колечком как пёс. Тролль имел неприятную привычку, он не отвечал, если не хотел, и твоя реплика улетала в пустоту. В ответ я проигнорила его пассаж о ветхозаветном кресле-диване.
− Не ветхозаветный, а из усадьбы. – Он читал мысли.
− Откуда-откуда?
– Оттуда-оттуда, – бурчал он. – Из усадьбы. А догадываешься ли о последствиях ты? − Он всегда общался несколько странно, но так напряжненько-авангардненько, как сказала бы моя мама
− Ты впервые пришёл на рассвете. – Я тоже вела свою беседу.
− Утром. Я пришёл утром.
− Ну поболтаем.
− Не болтать пришёл. Кому ты хочешь что-то доказать? Или ты такая смелая и наплевать на последствия, и рискуешь попасть в мои кровожадненькие лапки… − он сложил волосатые щупальца на животе; пальцы у него оказались в перстнях как у бабушки, ну… похоже − что-то новое, однако.
− Троллик-Кролик,− это я так шутя к нему обращалась. Ему нравилось сама музыка слова, он повторял нараспев так «кро-о-о-лик», и резкий обрыв: финишное касание на опережение. – Ты мне зубы не заговаривай, на испуг не бери. Откуда у тебя на пальцах столько драгоценностей, а то «последствия», «последствия», а сам – ограбил кого-то? И, пока ты не заговорил меня, у меня цель, а не последствия. У меня – начало. А ты со своими несуществующими креслами можешь идти хоть лесом, хоть чем.
− Послушай, Мальва. – Он был странно серьёзен, без кривляний и выделываний. – Я же не шучу, ты знаешь. Ты не думаешь о последствиях. Ты даже не знаешь, что тебя ожидает.
− Послушай, Кроль. Что меня тут может ожидать? Неровная стена, потолок с разводами или отклеивающиеся обои? Ну ок.
− Не надо «ок». Говори «ко-ко».
− Почему «ко-ко»?
− Мозги у тебя куриные.
− Догнался, не пойму? Почему куриные-то?
− Ряба-баба, потому что. Забыла Рябкову? Как весь класс, ко-ко-кал, когда её к доске вызывали?
− У… у тебя мозги… − Я стала задыхаться от возмущения. – У тебя мозги троллиные.
− Очень содержательный ответ. Десять из десяти, как говорится. Зачтён, как пишется. За неделю отупела окончательно. Вот что значит оказаться в ненужном месте в неверный момент.
− Сам неверный. − Я никогда не обижалась на его оскорбления, ведь он единственный, кто знал о моей тайной любви к Киряну. Ну обижусь я. А он больше не придёт. И что тогда мне делать? − Если уж на то пошло, то у меня русалочьи мозги, а не куриные, ясно?
− Рыбьи, у тебя рыбьи безмозглые мозги.
Обыкновенно он передразнивал, как детский сад, и тут должен бы был сморозить что-нибудь типа «ясно-колбасно». Но он был серьёзен, он не шутил совершенно! Он прав. Рыбий мозг – моё состояние по жизни, я сломалась, я опустила руки, я − тряпка.
– Ты мне зубы заговариваешь. Даром, что сам с шамкающим… − я не договорила. Тролль улыбнулся во все свои здоровые тридцать два зуба, или сколько их там у троллей…
− Издеваться? Вали. Я тебя не ждала.
− Ждала, ждала, − тролль заскакал на своём кресле-диване, запрыгал, как бесятся дети. − Я древний премудрый тролль Кроль. – Бахвальства и самомнения моему троллю было не занимать. Он всегда такой на приколе, совсем не зазнавался − больше игра, бравада, чтобы меня развеселить, мне так казалось…
− Тренировок пока всё равно нет, вот я и…
− «Пока»! Ключевое слово «пока».
− Это «пока» три месяца продолжается. Не забывай!
− Три будет через пять дней…
− Я знаю, что ты самый точный и умный. Можешь не выпрыгивать из своих кружевных панталон.
− «Панталоны» по-французски «брюки». Дружила бы с Рябковой, знала бы не только это.
− Ничего стыдного в панталонах нет. Вали!
Он не бил меня по больному. Вот это было ценно. Он ни разу за карантин не напомнил мне о мастере спорта, и я ему за это была благодарна, пусть хоть сто раз Рябу-бабу припомнит. Я была не права и признаю это, я не доказываю ж, что Рябкова сама виновата, тролль в полном праве мне напоминать мою подлость с юбкой. Он любил и дома надо мной подшучивать, когда я заканчивала подход например к отжиманиям и приседаниям, и у меня уже тряслись ноги или руки. Он часто приходил поддержать меня в Москве, но никогда по утрам. И сейчас он напоминал о некрасивом в началке – далеко не самом некрасивом, что случалось в моей никчёмной жизни.
− Вали!
− Здесь наша территория, − отозвался тролль. – А лишняя здесь ты, ты вали.
− Я собственник вообще-то…
− Что за надменные слова. Наследница − что есть, то есть.
− Считай, что я учусь на маляра.
− Все люди немного маляры. Они красят и перекрашивают, красят и пере… − Тролль с размаха грохнулся на пол, и пол в этом месте провалился.
Я испугалась и смотрела во все глаза, ведь получалось, что тролль провалился к соседям снизу! Что сейчас будет! Они и так названивали маме и даже пытались шантажировать, жаловались везде, где только можно на нас. Но странно за эту неделю шума (они жаловались всегда на шум от жильцов, даже если их не было дома. Наших жильцов-то) ни разу меня не беспокоили. Что сейчас будет!
− Ты перестала делать силовую! – Кроль подтянулся и вылез из дыры, локти его кафтана побелели. – Это что-то запредельное, тут вся квартира в белилах каких-то. Ты хоть прибирайся что ли. − Он стал отряхиваться, как ни в чём не бывало.
Я не смела подойти ближе, солнце как назло в этот самый момент стало бликовать на пол, и я не видела, что там с дырой в полу.
− Два дня не мыла всего-то, это пыль от шлифовки рам, − сказала я медленно подбирая слова.
− Два дня. Потом три дня. Ты ку-ку. Кукухой поехала. Уезжай.
− И не совращай.
− Когда я тебя совращал. Я ж не твой Кирян.
− Я не в том смысле.
− А в каком же ты смысле? – тролль снова сверкнул камнями на волосатых пальцами, что было неудивительно при ярком солнце.
− А в каком ты подумал?
− Ну уж не в том, в котором ты.
− Я имела в виду, что… − я запнулась. Почему я должна оправдываться? Он пришёл, проломил пол, советует уехать. Да я бы и сама с удовольствием уехала, но надо же сделать ремонт, раз задумали, надо теперь с полом что-то решить в конце концов, с дырой: – … я имела в виду, что не привыкла отступать.
− Да всё понятно, что ты имела в виду, не оправдывайся, − тролль махнул лапой, и снова искра от камня на волосатом пальце, хотя солнце уже не попадало в окно кроткосрочными лучами.
Интересно, подумала я тогда, откуда свет, откуда блики?
Но Кроль не стал отвечать на мои мысли.
− В дальнем бассике тоже пока не плавают, − сказал он и так хитренько глянули на меня его чёрные мышиные глазки. − Если откроется бассейн, уедешь?
− Сразу, без разговоров.
− Всё бросишь?
− Слушай, − я взбесилась. – Ты пол проломил, теперь пытаешь меня самым болезненным. Когда откроется бассейн, тогда и будем на эту тему говорить, ясно?
− Всё бросишь: грязь и пыль, всё начатое и недоделанное, и уедешь? Присвою тебе звание мастера по недовведенному до конца.
− По больному бьёшь? Бей-бей!
− Тут по больному так аукнется. Я же агнец в морщинистой плоти, просто агнец-безобидка.
− Чем я тебе тут не угодила? Или те мужики, фиолетовый и рыжий – твои? Тоже тролли?
− Ну а как же. И собаки ихние тоже тролли. – Тролль стал ходить по комнате, аккуратно дефилируя у проломленной дыры.
Я закрыла глаза, в ожидании, когда он пропадёт. Он реально достал меня! Но Кроль умел нагнать воздушную волну, как будто ветерок или сквозняк, я его чувствовала: раз прохлада, значит он тут.
– Кончил дело, гуляй смело − знаешь такую поговорку? Она неверная и вредоносная. Правильная поговорка конкретно здесь должна звучать так: Начал дело, беги смело. Бросай и беги, улепё-оты-ы-вай!
«Вай!» он сказал резко, глухо как бабка-горбунья из фильма про Карлика Носа. И растворился. Он по-разному исчезал. В тот день растворился. И всё пропало − дымка, кресло в стиле винтаж, даже следы, которые по идее он должен был оставлять на пыльном полу. Я подошла к той дыре, в которую провалился тролль. Но дыры никакой не наблюдалось. И белёсый слой пыли был нетронут…
Я подбежала к окну. То, что я увидела внизу, за листвой, выбило меня из колеи на целый день. Двое собачников глотали друг друга! Один подпрыгнет и −хам!− проглотит, а потом они снова рядом, и то же делает и второй, только он ложится на землю и затягивает дружбана как удав, лишь гетры фиолетовые торчат из пасти. И потом снова… Я понеслась из комнаты на балкон, там я видела наш подъезд, ноль машин, носились две собаки, и та, что меньше заглатывала ту, что больше − грязно-рыжие лапы дрыгались агонизируя. А потом снова они с лаем носились, и снова маленькая чёрная заглатывала большую рыжую… Меня то ли замутило, то ли закружилась голова, в глазах потемнело. Я на ощупь дошла до дивана, повалилась на него, очнулась от знакомого хрипящего голоса.
− Дорогуша! Уже девять! Ремонт не ждёт. Рамы требуют обработки!
− Значит ты ещё и прораб, ну-ну, − сказала я и, озираясь, стала прикреплять к диску болгарки шлифовальную насадку…
Да уж… если бы он не пропал, я бы навинтила стальной диск и порезала бы тролля на кусочки, как в фильме про чудище, живущее в стене, Кроль в Веретенце осмелел, охамел − явно изменился, надо будет его проучить навсегда.
Глава десятая. Соседка
К тому времени, как приехал Сеня, стены я благополучно ободрала и соскоблила намертво приклеенные обои в коридоре, размочив их. Я вышла встречать Сеню в зачётном облачении от пыли, угрожая диском болгарки. Видок на фоне серых стен тот ещё. Арсентий даже обиделся:
− Ты совсем, Мальвин, шизой поехала?
− Даже не представляешь, насколько близок к истине! Я человек-комфибия!
− Амфибия?
− Нет. Я в ковидной амуниции, поэтому комфибия.
− Серьёзный халат. Дядя Вася привёз?
− Ну а кто же?
В первый свой приезд Сеня сразу пошёл в магазин. Мне пришлось всё бросить и ползти с ним. Он был шокирован пустотой холодильника, который к тому же я вытащила на балкон и отключила. Сеня всё время оборачивался на меня, он не узнавал меня, но, как воспитанный дурак, делал вид, что мы только вчера расстались после бассейна, и я ничуть не изменилась внешне. Но я видела, как он расстроился. Впервые за три месяца лицезреть меня – авантюра не для слабонервных. Не знаю, что он подумал, глядя на мои впалые щёки и синяки под глазами. Но в магазине он так стал орать, почему касса вторая не работает, что я поняла – виной не касса, а я, Сене надо было на чём-то сорваться, меня ж он не смел обидеть.
− Я тебе быкану. Не позорь меня! – предупредила.
− Как ты это терпишь? Такие очереди! А ну, понятно, ты ж не голодная.
Я не могла сказать Сене, что у меня появился наконец-то аппетит, но очередь в магазине – это всё моё общение, я никогда бы не призналась, что мне никто не пишет (Сеня не в счёт). Я достаточно общительная, вокруг меня всегда были люди. Сначала мама или бабушка, потом одноклассники и одногруппники из бассика, ну и наши из дома, из общежития, вот уж не думала, что начну скучать даже по ним. В Веретенце, стоя в очень большой очереди, я не торопила её как все, а наоборот. И теснота, а места в этом недомаркете жутко мало, меня не пугала. Я отдыхала после однообразной утомительной работы, смотря и слушая других, отвлекалась от странных мыслей и предчувствий, можно сказать отмахивалась от мыслей.
− Ты говорил, часто бываешь в Веретенце, неужели не знаешь, что здесь всегда очереди, и днём, и ночью?
− Мы же не за продуктами приезжаем. Мы сюда на матчи ездим, на баскетбол. Тут же баскетбольный центр отличный, команда в супер-лиге.
− Да. Я видела, тут много высоких людей. Хоть чувствуешь себя не как урод.
− Ты не урод, Мальва, − Сеня наверное решил, что я себя теперь считаю уродом. Не было такого никогда и не будет, просто я всхуднула, это поправимо…− Здесь ещё ледовый центр, − заговаривал Сеня зубы, −фигуристки, ты по сравнению с ними всё равно корова, просто худосочная…
− И хоккеистки. И лыжероллеры. Да ладно, Сень, я пошутила насчёт урода, ну имею право пошутить, я тут впахиваю с пяти утра, могу я так пошутить? Не дуйся!− никогда не думала, что так обрадуюсь Сениному приезду. − Я когда первый раз увидела девчонок вроде меня, но на роликах, поинтересовалась, откуда они. Ну видно, что профи. Оказался хоккей. Они меня пригласили погонять, у них лёд тоже закрыт.
− А с лыжниками не сдружилась?
− Они старые. Лыжероллеры – не моё совсем.
− Удивительно, Мальвин, как ты заводишь новые знакомства. У тебя талант.
− Слушай: приветствия во дворе от пожилых женщин, помнящих меня ребёнком и болтовня в магазинной очереди и у Каменного пруда по вечерам – это всё моё общение здесь в Веретенце на данный момент.
Мы вернулись с Сеней из магазина, я закрыла дверь.
− Звонок зачётный, − Сеня посмотрел на стену в коридоре.
− Угу, моя радость, древний, со времён бабушки остался. Единственное, что о ней напоминает.
Бабушкин звонок протрезвонил нервно и настойчиво. Мы с Сеней переглянулись. Я надела защитную маску и скрылась в комнате.
− Ваш велосипед? – женский такой уверенный голос.
− Мой, − озадачился Сеня. (Сеня приехал на веле и оставил его в тамбуре.)
− Вы велосипед грязный бросили, у меня ребёнок испачкался.
− Я не бросал, я к стенке прислонил.
Я слышала соседей за эти дни немало: как они носятся со своей визжащей дочкой и ублажают все её капризы − это за гранью. Но я не боялась их, ведь проблемы у нас возникали только с жильцами этажом ниже.
Я вышла в коридор и увидела девушку. Худенькая такая, с короткой стрижкой, как актриса. И глазастая − большие глаза, смотрит на меня удивлённо, как овца из мульта. Я сняла рабочую маску и очки, развязала пояс на защитном дождевике, выдавила «здравствуйте». Девушка не ответила, но продолжала хлопать глазами и меня изучать. Но я решила отношения сразу уж не портить, испортить всегда успею. Выдержка у меня нормальная, я вообще умею выжидать и «бить» в самый неожиданный момент.
− У нас тут дежурство, вы весь коридор захламили, а теперь побелкой попачкали.
Я посмотрела на тамбур. Реально шли белые следы, множество следов. Вот засада-то…
− Хорошо. Я всё уберу через минуту. – Я мило улыбнулась.
− У нас дежурство. По пятницам.
Странно, подумала я, в эту пятницу я не слышала, чтобы кто-то убирался. Я же целый день была здесь.
− В пятницу вы должны были убираться. – Она как тролль читала мои мысли.
− Извините.
− Угол чтоб разобрали!
Я проглотила этот командный тон. Только затосковала по старым временам, когда в этой квартире жила соседка Зинаида Алексеевна.
− Слушайте: а где Зина-то? – спросила я.
И эта девушка, дохля, тонкая как ветка… по- собачьи бассейн и то не осилит, отвечает:
− Что Зина? – хамит, то есть.
− Зина, извините, где? Хотелось бы узнать, всё-таки…
− Умерла Зина, − бросила она, развернулась и пошла по тамбуру к выходу. − Мы теперь собственники!
Собственник – отвратительное мерзкое слово, жадное какое-то…
− Когда? – обратилась я к удаляющейся спине.
− Тринадцатого июля, − ответила спина и щёлкнула замком тамбурной двери.
− В том году? – я расстроилась и реально забыла, какой сейчас месяц.
− Нет, в этом, − дверь открылась и снова защёлкнулась.
− Хамло, − заключил Сеня.
− Вопрос конечно глупый, сейчас-то июнь. Ох, − я расстроилась и села на табурет в коридоре. − В позатом году мы ещё с Зиной общались по осени…
− А кто это вообще?
− Бабушка с Зиной не разговаривала и не здоровалась. Но мы с Зиной после бабушкиной смерти дружили, ну как дружили… поддерживали связь. Как оказывались в Веретенце, так заходили к Зине. Иногда она к нам заезжала. У неё и ключи наши были, трубы-то старые, иногда текли, она следила.
− А это тогда что за женщина?
− Ну получается, жена Зининого внука. Зина рассказывала, что оставит ему квартиру.
− То есть ты их не знаешь?
− Внука знаю, помню по детству. Он не сильно изменился. Возмужал. Всегда здоровался со мной за руку и говорил: «Привет Мальвёныш». Он мне казался тогда таким взрослым, а был-то чуть старше нас сегодняшних… Женился на этой дуре. Ты видел когда-нибудь такую аристократическую худобу на грани с дистрофией? На меня не смотри, я свой вес верну, как только в бассейне окажусь.
− Это да… дохлая предельно, я ему не завидую.
− Сень! Надо убраться в тамбуре. Помоги, а?
Пока ползала вместе с Сеней по тамбуру с ведром и тряпкой, пока перетаскивала к лифту и выкидывала на помойку вещи, стоящие в углу около бабушкиной квартиры, я мучилась вопросом, что совершенно не знаю, как бороться с этой белой пылью. Она стоит невесомая и оседает постепенно как тополиный пух. И как быть с обувью – я ж не могу летать по тамбуру, а в квартире всё белым-бело, сколько не мой. А что же будет, когда стены начнут штробить, думала я, меняя воду и драя после квартиру, скоро же приедет электрик. Пыль будет стоять как лондонский туман… В книгах по ремонту (я их листала по вечерам), ничего о пыли не писали. Сеня загуглил, а то за последние дни я ни разу в интернет не зашла. Оказалось, всё предельно просто – надо вымыть квартиру и класть на пол мокрые тряпки, вытирать о них ноги. А ещё вешать мокрое на двери. Лучше всего купить строительный пылесос. Но это пусть другие покупают за такие-то деньги. Я заказала себе маленький обычный по акции, а дядя Вася обещал привезти наш с мамой большой и старый. Реально в пыли жить не айс, дохля права.
Я пожаловалась Сене, как в первый же день от шлифовки рам у меня запорошило все глаза:
− Купила себе глазные капли, а дядя Вася привёз врачебную маску и такой серьёзный намордник для красной зоны. И всё – больше я не вдыхала микрочастицы старой краски, а глаза перестало резать и колоть через три дня.
− Но пыль лезет и на кожу, – заметил Сеня.
Сеня долго ещё возился в коридоре, вернулся, плюхнулся от усталости на диван:
– По-моему они бесятся, что ты просто тут есть, а не из-за грязи.
− Из-за грязи.
− Это ты по её спине определила?
− Очень много людей бесится, если грязно.
− Нет, Мальва. Тамбур месяц точно никто не убирал.
− Как ты понял? Там же пыль белая от нас.
− Под ковриками грязь давнишняя, и под их ковром тоже. Дело не в уборке вообще.
− В уборке.
− Она просто хотела на тебя посмотреть.
− Нет. Шум. А у них ребёнок.
− Нет, Мальва, нет! Я видел – она изучала тебя. Дело не в шуме и не в ребёнке.
− Может им завидно?
− Из-за чего?
− Вы ж квартиру сдаёте.
− Да ну, ерунда. Никакой выгоды, одни проблемы. Мама надеется: вдруг папа объявится? Мы ради папы и ради памяти бабушки тянем эту квартиру. Ещё один такой наезд и я размозжу ей черепушку.
− Мальва! Без своих выходок, прошу!
− Я шутила.
Ближе к вечеру снова раздался нервный нетерпеливый трезвон в дверь. Сеня рванулся к выходу, но я сделала знак: разберусь сама. Это становилось невыносимо. Я открыла дверь молча, не говоря ни слова.
− Ой! А где всё? – и дохля указала на угол рядом с нашей дверью.
− Кое-что выкинули. Вы же сказали убрать.
− Нет! – запротестовала дохля. – Там швабра Зинаиды Алексеевны! Там веники и совок для дежурства!
Тамбур, в котором никто не дежурит… Я прекрасно знала, что Зина при мне не ставила никуда никакую швабру, я прекрасно помнила, что тамбур был заставлен калошницами, шкафчиками, тумбочками. И ещё мне показалось странным, что теперь дохля так уважительно вспоминает Зину и называет Зинаидой Алексеевной.
− Я такие древние швабры видела только в музее СССР.
Такой музей организовали в библиотеке, куда Сеня затащил однажды меня. Я удивилась тогда: в библиотеке его все знали, и так приветливо с ним общались, а на меня смотрели как на пришельца почему-то. Сеня сказал, что я отличаюсь от посетителей библиотек, они все неспортивные, в очках, бледные. Ну это да. У меня кожа смуглая такая, все на меня обращают внимание, я привыкла.
− Не беспокойтесь. Мы поставим современную швабру, и веник, и совок. Сеня! Принеси! Там на балконе в углу выбери получше!
Дохля так обрадовалась, будто я ей подарила слиток золота, стала щебетать, благодарить:
− Ой, спасибо! − Дохля стала щебетать, тараторить, благодарить. Неуравновешенная какая-то. − Мы тут собственники недавно, вот заводим новые порядки, − ослепительно улыбнулась она.
− Собственники, – кивнула я. − Ну главное бабку ж на тот свет спровадить.
Я специально так сказала, чтобы обидеть, чтобы обескуражить, но дохля не обиделась:
− Что вы! Как вы можете, − возмутилась дохля. − Мы ухаживали за ней, она болела тяжело, почти не ходила.
Это было враньё. Зина звонила и жаловалась, что приходится всё делать одной и по магазинам «ползать» − она болела тяжело: ноги и колени, без надобности старалась не выходить. Несколько раз маме приходилось звонить и её сыну, и внуку − они сбрасывали мамины звонки.
− Я ещё выкинула санки, коврики от автомобиля. Это не ваше было?
Мне не нравилась дохля, мне казалось, что ей что-то надо от меня.
− Нет, нет. Надо было оставить швабру, Зинаида Алексеевна ставила всегда сюда.
− Ничего она сюда не ставила.
Зачем она повторяет второй раз? Я решила прекратить её словесный понос.
− А вы тут надолго? – дохля водрузила новый уборочный инвентарь в угол тамбура, который притащил Сеня с балкона.
− До августа.
− Ой, то есть вы весь отпуск потратите на ремонт? – удивилась дохля.
Я молчала: какой отпуск. Она не в себе что ли?
− А я дизайнер помещений, − объявила вдруг торжественно как наш директор на награждениях, – если что, обращайтесь
Совсем что ли, думала я про себя, дизайнер она помещений. Тётя Света тоже утверждает, что он дизайнер.
− Нет-нет. Мы с мамой всё продумали и рассчитали. Извините, у меня и в квартире дел по горло. – Я попыталась закрыть дверь.
− Да-да. С каждым днём всплывают непредвиденные проблемы, о которых вы с мамой даже не помышляли?
− Ну да. – Я раздумывала, как её послать.
− Всё идёт, как карта ляжет.
Мы переглянулись с Сеней. Он как бы говорил мне: нашла себе коллегу, в смысле насчёт карт. А я думала: зачем дохля говорит о картах? Что она этим хочет сказать? Колода-то, которую я привезла, пропала…
− Надо отпустить ситуацию с ремонтом… − соседка стала втирать полный бред. − Меня Катя зовут, а вас?
− А Зина не сообщала?
− Сказала. Я забыла. Редкое имя.
− Мальвина, − я решила ответить. Неужели внук Зины не говорил, как меня зовут? Уж про кого-кого, а про моё имя все всем рассказывают, как о диковинке. Катя попросила мой номер телефона. И тут же, не отходя от двери, стала мне звонить. И не ушла, пока не услышала мой сигнал.
− Сень! Вообще я понять не могу, что тут происходит, − возмутилась я, захлопнув наконец-то дверь. – Зачем она проверяла, верный ли я ей дала номер?
− Тоже обратил внимание. Хотя… все же так обмениваются.
− А зачем за швабру она меня так благодарила?
− Ну вежливый воспитанный человек. – Сеня был ироничен.
− Да ладно вежливый.
− Ну, наверное, испугалась, что ты и её выкинешь, как швабру.
− Зря всё же ты всё выкинул.
− Она сказала, ты сказала – я выкинул. На балконе и швабр и веников целый батальон. Откуда?
− От жильцов.
− По ходу они все были фанатами уборки, просто ярыми фанатами. А та швабра была страх, а не швабра. Ей лет сто. Толстая палка круглая и с меня ростом. Внизу маленький шпендик – ни одна половозрелая тряпка нормально не намотается…
− Сень! Мне всё равно. Она врёт. У Зины никогда не стояла в том углу швабра.
− Да понял я. − Сеня закрыл дверь на балконе и вошёл в комнату. В руке у него были и швабры, и веник, и совок. Сказал негромко:
− Что-то, Мальвин, мне в ней очень не понравилась. Где мне байк оставлять-то?
− Да встаскивай его в прихожую. Если она снова будет звонить, я не открою.
− Она всё равно не отвяжется, вот увидишь, – сказал серьёзно Арсентий. – Долбанутая соседка.– Сеня подошёл к окну и пощипал лист липы.