Аргар, или Самая желанная

1. Карина

Земля 2052 год

– Внимание! Говорит глава Координационного Комитета Славянской Независимой Республики.

Механических голос, прозвучавший в динамиках, заставил меня оторваться от микроскопа и расстроено вздохнуть. Сколько пафоса! Какая республика? Так, жалкая горсточка бывших политиков, олигархов и чудом затесавшиеся между ними ученые и работяги, которым эти политики и олигархи обязаны собственной жизнью.

Динамик захрипел, запищал, как будто к нему поднесли микрофон, потом звук выровнялся, и я услышала густой бас главы:

– Дорогие сограждане, сегодня двадцатая годовщина со дня страшной трагедии, изгнавшей человечество с лица Земли. Ровно два десятилетия назад наша голубая планета подверглась жестокой атаке из космоса. Целые континенты и океаны были сметены с лица Земли, а все живое буквально испепелила смертельная радиация…

– Интересно, кто ему речи пишет, – пробормотала я, протирая запотевший экран защитного костюма.

– Тише, Карина, – шикнул отец, бросив быстрый взгляд в сторону динамика, – тут везде камеры понатыканы. Хочешь, чтобы тебя признали разлагающим элементом?

Я резко передернула плечами, но промолчала, ведь отец прав.

Наша лаборатория занимается изучением астероида, упавшего на Землю в 2032 году, и за ходом исследований ведется тщательный надзор свыше. Образцом служит крошечный серо-зеленый камешек с разноцветными металлическими вкраплениями и огромным радиационным фоном. Это единственный экземпляр небесного тела, погубившего человеческую цивилизацию, который достался Славянской республике. Его держат в специальном свинцовом сейфе, но даже через стенки толщиной в две мои руки просачивается излучение.

Правда, как выяснилось в ходе экспериментов, в малых дозах эта радиация не останавливает, а ускоряет деление живых клеток. И потому монстера, случайно оказавшаяся между колб и реторт, за месяц из хиленького росточка превратилась в гигантскую лиану, листья которой теперь достигают метра в поперечнике.

Страшно представить, что будет с нами, если мы зайдем в лабораторию без защитных костюмов!

Глава правительства продолжал толкать речь, к которой я почти не прислушивалась. Мне гораздо интереснее было то, что лежало на предметном стекле. Только услышав "…почтим же память погибших минутой молчания", я выпрямилась. На мой взгляд, минута молчания это слабое утешение для тех, кто погиб из-за халатности своего правительства.

Запищал коммуникатор, я нажала кнопку громкой связи.

– Всему ученому составу лаборатории "С" срочно пройти в отсек для заседаний, – прозвучал манерный женский голос.

– Что опять от нас понадобилось? Не хочу идти, я как раз только что-то новое обнаружила! – На предметном стекле моего микроскопа лежали крошечные кубические кристаллы черного цвета, не дающие мне покоя. – Пап, мы с тобой уже полтаблицы Менделеева нашли в нашем образце, но это нечто совершенно иное. Вещество неорганического происхождения… Я бы сказала, что это теллурид ртути, но…

– Колорадоит? Это невозможно, – отец заглянул в мой микроскоп. Он отличный радиобиолог, можно сказать лучший из оставшихся в живых, только слишком дотошный и недоверчивый. – Идем, нельзя заставлять себя ждать.

– А моя работа?

– Она не убежит. Нам обоим не мешает прогуляться. Была бы мама, она б сказала, что мы здесь уже мхом поросли.

– Мамы здесь нет! – жестко ответила я. – Зато у этих тугодумов из совета очередная заморочка, а нам с тобой – очередная головная боль.

– Такова наша участь!

Отец нажал красную кнопку на панели управления, и лабораторный стол мягко въехал в предназначенную для него нишу. Бесшумно опустился защитный экран из матового кварца, армированный тончайшими свинцовыми нитями. На магнитном замке вспыхнул и погас огонек.

– Иногда я думаю, что лучше бы мы остались на поверхности тогда, когда все случилось, – пробормотала, наблюдая за отцом.

– Не говори глупостей! – он повысил голос. – Давай, пошли уже, а то пришлют кого-нибудь за тобой, например Акихито.

– Нет, только не его!

Тяжелые двери лаборатории медленно разошлись, утопая в стенах. Отец снял защитную перчатку и приложил ладонь к экрану сенсорного замка. Тихо щелкнул зуммер – все, дверь в лабораторию надежно заблокировалась.

Теперь следовало позаботиться о себе.

Мы сняли ядовито-желтые костюмы радиационной защиты и сбросили их в специальный коллектор для обеззараживания. Сами в обтягивающих синтетических трико разошлись по боксам с инфракрасным душем.

Не знаю как у других, а в Славянском корпусе вода подавалась только два раза в сутки и строго пятнадцать литров на человека. Этого мало, чтобы принять ванну, но вот на душ вполне хватало. У нас же в лаборатории всегда был запас обеззараживающей жидкости, которой мы щедро поливали себя после работы.

***

Вымывшись и переодевшись в свою одежду, мы с отцом вышли в отделанный пластиком коридор. Здесь вдоль потолка тянулись километры кабелей и коммуникационных труб. Под ногами мягко пружинило виниловое покрытие.

– Пап, а как ты думаешь, мы вообще когда-нибудь выберемся отсюда? – озвучила я свою самую сокровенную мечту. – Я уже не помню, как выглядит небо. Это меня пугает.

– Не думай об этом. Если на поверхности радиация такая же, как у нашего образца, то там и думать нечего – в таких условиях не выживет ни одно живое существо.

– А как же монстера?

– Исключение из правил только подтверждает правила.

Слайдер у меня на запястье завибрировал, привлекая внимание. На крошечном, размером со спичечную коробку, экране появилась глупо улыбающаяся физиономия Акихито.

– Карина! Ты обещать позвонить и, видимо, забыть? – произнес он с неприятным акцентом, от которого мне захотелось скривиться. – Я приглашать тебя на свидание. Ты это помнить?

– Помнить, – нехотя ответила я.

– Наш группа вызывать в совет. Ваш тоже?

– Наш тоже.

– О-о! Это замечательный новость! Я быть радостный, когда увидеть тебя!

Я отключила слайдер и только сейчас обнаружила, что отец тихо давится от смеха.

– Что?! – я с вызовом уставилась на него. – Достал он меня!

– Не ёрничай, ты же знаешь, такие правила. Месяц как-нибудь переживешь, а с первого числа компьютер подберет тебе нового кандидата. Вдруг, он будет посимпатичнее.

– И поумнее!

Акихито мой ровесник, подданный бывшего Евросоюза со сложной японской родословной, присланный в Славянский корпус в рамках обмена опытом. И надо же было такому случиться, что банк генетических карт именно его подсунул мне в качестве идеального спутника жизни!

Вот уже неделю этот так называемый жених мне проходу не дает. Я не расистка, но при виде его тщедушной фигурки с круглой головой и застывшей на лице лягушачьей улыбкой, мне так и хочется поднять лозунг: "Славянские женщины только для славян!"

Странный тип, а от его масленого взгляда у меня каждый раз озноб по всему телу. Но что поделать?

За двадцать лет в нашем Муравейнике, как народ прозвал подземный ковчег, население существенно поуменьшилось. Старшее поколение потихоньку вымирало, а вот молодежь отказывалась заводить детей. Да и какие дети в таких условиях, когда вместо неба над головой пятикилометровый пласт земли и потолок из титанового сплава, прикрытый пластиком? К тому же, свободных девушек теперь в пять раз меньше чем мужчин, но обзаводиться семьей они не спешат. Вот и придумал наш Координационный Комитет программу по стимулированию семейных отношений.

Первого числа каждого месяца компьютер подбирает так называемую "идеальную пару". Определения "муж" и "жена", "институт брака" давно ушли в прошлое. Сейчас это называется взаимовыгодное партнерство: двое получают письма из генетического центра, встречаются на собеседовании и договариваются, как проведут ближайшие тридцать дней.

Спустя месяца они либо заключают договор о взаимном зачатии и воспитании детей, либо компьютер предлагает каждому из них новую "идеальную пару". Главное условие для брачного партнерства – рождение ребенка, хотя бы одного. Но даже на это почти никто не решается.

Меня с шестнадцати лет атакуют такие "партнеры". И хуже всего то, что если в ближайшее время я не определюсь, то спутника жизни (и отца будущих детей) мне назначат в судебном порядке!

Говорят, у американцев ситуация еще хуже. Если до двадцати лет не вступила в партнерство и не родила – переходишь в разряд суррогатных матерей. Женщин-одиночек просто оплодотворяют по решению суда. Что ж, и дураку ясно, что все это делается ради выживания человеческой расы. Вот только методы вызывают неприязнь.

– Ты так похожа на свою мать, – голос отца вывел меня из глубокой задумчивости. – Такие же рыжие волосы, голубые глаза и упрямый подбородок. Ты даже фигурой пошла в нее, а она была настоящая красавица.

Я натянуто улыбнулась. Что скрывать, на внешность не жалуюсь. Природа наградила меня тонкой костью, изящной фигурой и вторым размером груди. А учитывая высокие скулы, пухлые губки бантиком и копну рыжих волос до пояса – мне на рынке невест цены нет, такой генотип пропадает! Единственный недостаток – ершистый характер и скверная привычка не отступать и не сдаваться. Многих это отпугивает, но есть и такие, что считают мой маленький «недостаток» изюминкой.

Но красивая внешность и популярность среди мужчин что-то совсем не радуют. Мне уже двадцать пять, а я так и не определилась с выбором, потому что выбирать не из чего.

Почти все наши мужчины абсолютно инертны. У большинства нет ни цели в жизни, ни увлечения, ни желания чего-то достичь. Да и зачем? Это раньше надо было учиться, работать, добиваться своих целей. А теперь всем обеспечивает Муравейник – автономная замкнутая система, расположенная на глубине пять тысяч метров под поверхностью Земли. Многие не желают даже учиться, им гораздо легче не напрягая мозги выполнять команды, отданные кем-то другим. Они бегут от ответственности, как бы говоря: вот, ты мне приказал, я сделал, а последствия не в моей компетенции.

Как с такими детей заводить? Они же сами как дети!

Единственный мужчина, которого я уважаю и люблю, это мой отец, он – святое. Маму я почти не помню. Мне было пять лет, когда на Землю обрушился астероид, и моя мать погибла одной из первых. С тех пор у меня есть только отец, и я без преувеличений готова перегрызть глотку любому, кто посягнет на его жизнь.

***

Коридор пару раз вильнул, разделяясь на несколько рукавов. Мы привычно двигались в нужном направлении, пока не достигли сектора "NB", где находился отсек для заседаний. Здесь пришлось остановиться, ожидая вызова.

Рядом с нами толпилось еще несколько человек. Я узнала парней из радиологического контроля, микробиолога Андреаса из соседней лаборатории, климатолога Велислава и еще двоих из реакторного отсека.

Странная компания собралась. И зачем нас всех вызвали?

В зале заседаний уже знали, что мы здесь, так как под потолком мигали камеры наблюдения. Как только к нам присоединились трое опоздавших – Акихито со своими коллегами – двери автоматически открылись. Мы переступили порог и предстали перед научной комиссией, курировавшей проект "Возрождение". Тот самый, над которым подземные лаборатории Славянского корпуса трудились вот уже двадцать лет.

***

– Ну, что ж, все в сборе, – глава комиссии Вишневецкий Василий Андреевич сложил пальцы домиком. – Прошу, господа, располагайтесь. Разговор будет долгим и трудным, но мы должны прийти к консенсусу.

Мы молча заняли откидные кресла.

Такое начало настораживало. Я почувствовала, как под ложечкой засосало – верный признак предстоящего геморроя.

– Вам всем выпала большая честь стать участниками беспрецедентной экспедиции на поверхность Земли.

– Что?! – я подпрыгнула в кресле, но мой возглас потонул в общем шуме возмущенных голосов.

– Тише, господа. Все давно обдумано, согласовано с правительством и утверждено. От вас требуется только одно: пройти медицинский осмотр и проверку на выносливость. Как вы понимаете, экспедиция нешуточная, так что все должно пройти без эксцессов. Здесь мы собрали лучших из лучших, весь цвет ученых-практиков Славянской республики.

Я невольно огляделась. Меня не покидало ощущение, что кого-то не хватает.

– Василий Андреевич, – подал голос заместитель, кивая на планшет, лежащий перед ним на столе.

– Ах, да. У нас тут возникла проблема. Наш лучший радиобиолог, к сожалению, не сможет принять участие в экспедиции по состоянию здоровья. Сейчас мы должны решить, кем его заменить.

Мы с отцом удивленно переглянулись. Натан Божени был не только отличным специалистом, но еще и нашим коллегой. Он курировал реакторный отсек, и сейчас как раз была его смена.

– Можно узнать, что с ним случилось? – я подняла руку, привлекая к себе внимание.

– Это конфиденциальная информация, которую может знать только его лечащий врач.

– Это что-то серьезное? – заволновались остальные. – Не заразно?

– Нет, волноваться не о чем.

– Ну, так давайте подождем, пока его вылечат, – предложила я, невинно глядя в побагровевшие глаза главы комиссии.

– Карина Алексеевна! – уже рыча, продолжил Василий Андреевич. – Будете говорить, когда вам дадут слово, или отец не учил вас манерам? На кону стоит будущее человеческой цивилизации!

Я сжала кулаки, пытаясь сдержать свой характер.

– Божени болен, а откладывать экспедицию мы не имеем права. Если вы заметили, то в последнее время у нас участились перебои с электроснабжением. В лабораториях и технических боксах стоят автономные генераторы, а вот жилые и администрационные отсеки страдают больше всего.

Словно в подтверждение его слов в воздухе послышался тихий гул, а пол под ногами завибрировал. Свет на секунду погас, но тут же снова включился.

– Что это было? Что происходит? – люди в зале заволновались.

– Именно к этому я веду, – глава успокаивающим жестом остановил поток вопросов. – Наш реактор начал давать сбои.

– Но как? Он же рассчитан на сто пятьдесят лет! – изумленно проронил мой отец.

– Как видите, в расчетах произошла ошибка. Человеческий фактор – от него никто не застрахован. Никто не верил, что астероид действительно может столкнуться с Землей. Ваши коллеги ученые убеждали, что это только один шанс из шестидесяти тысяч, то есть практически равный нулю. И вот результат. Мы слишком поздно поняли всю серьезность угрожающей опасности, и поэтому реактор собирался в спешке, часть оборудования даже не прошла тщательной проверки. Но он дал нам возможность выжить, а теперь мы должны искать другой путь. Путь на Землю.

Люди в зале молча переглянулись. Только сейчас я заметила, что была здесь единственной девушкой.

– Господа, – продолжил заместитель, приблизив планшет к близоруким глазам, – здесь у меня список лиц, утвержденных Координационным Комитетом в состав экспедиции. Каждый из вас специалист в своей области, и вам выпала великая честь открыть нашу планету заново… Так, а на место радиобиолога у нас две кандидатуры. Полонский Алексей Егорович и Полонская Карина Алексеевна. Эм-м… мы как-то не рассчитывали на участие девушки. Алексей Егорович? – заместитель вскинул глаза на моего отца. – Вам придется заменить Божени.

– Нет! – я успела вскочить с кресла раньше, чем мой отец смог издать хоть звук. – Это безумие! Мой отец не выдержит этой экспедиции.

– А это уже будет устанавливать медицинский осмотр. Сядьте, Карина Алексеевна, – Вишневецкий пригвоздил меня взглядом к месту, – или я прикажу вывести вас из зала.

– Нет, пожалуйста. У него слабое сердце, одышка и… и…

Я лихорадочно пыталась придумать болезнь для своего абсолютно здорового отца. Какая экспедиция?! Не пущу!! Это же верная гибель! Что за дурак придумал отправить горстку ученых в это радиоактивное пекло?

– Следуя нашей теории, поверхность Земли представляет собой сплошную пустыню с температурой воздуха ниже сорока градусов Цельсия – и это в дневное время! – начала быстро тараторить я, боясь, что меня остановят. – После падения астероида в атмосферу поднялись тучи дыма и пепла. Температура на планете снизилась до арктической за счет отражения солнечных лучей. Началась радиоактивная зима, которая, по нашим данным, может длиться несколько десятков лет. Это просто безумие посылать людей в такой ад!

– Безумие, это не дать людям шанс на выживание. Наш реактор скоро остановится. Все, что у нас есть, это несколько месяцев. И за это время мы должны найти новый дом. Или вы хотите взять на себя ответственность за гибель ста тысяч населения?

Я прикусила губу. Немного же осталось от Восточного альянса, который когда-то охватывал большую часть Европы, почти всю Азию и Дальний Восток.

– Если все так безнадежно, – до боли сжала пальцы, – то позвольте мне принять участие в экспедиции вместо отца.

– Девочка моя, – родитель попытался что-то сказать, но я мягко закрыла ему рот.

– Нет, папа. Если реактор заглохнет – нам всем конец. И какая разница, внесла я свой вклад в демографию или нет? Но сначала я хочу узнать, что случилось с Божени.

– Карина Алексеевна, – глава комиссии кивнул, поднимаясь из-за стола, – пройдемте. Я готов обсудить с вами этот вопрос.

***

В маленькой комнате для тайных совещаний Вишневецкий налил мне воды в стакан и предложил выпить.

– Так что с Натаном? – спросила я, отпив пару глотков. – Вы же его намеревались отправить в эту экспедицию?

– Божени заболел, и очень серьезно. У него лучевая болезнь, наш врач не может сделать точные прогнозы, но сказал чуда не ждать. Думаю, дальнейшие объяснения тут не нужны.

– Как он заработал эту болезнь, когда? – нахмурилась я. – Он же практически все свободное время проводил у постели своей жены, а когда работал, был предельно осторожен.

Василий Андреевич забарабанил пальцами по столу:

– Два дня назад он должен был проверить работоспособность реактора, тогда и заболел.

– Два дня назад? – я едва не задохнулась от возмущения. – Кто придумал такое? Вы что, не люди? У него ведь жена за день до этого умерла. Сразу после похорон – и проверять реактор? Какие же вы…

Я не выдержала и с громким стуком опустила стакан на стол. Вода расплескалась.

– Карина Алексеевна, попрошу не выражаться в моем присутствии. Вы не понимаете всей серьезности сложившейся ситуации. Реактор выходит из строя, его нужно проверять каждый день, независимо от каких-либо причин. Кроме Божени у нас больше нет специалистов подобного уровня, а соседние корпуса очень неохотно предоставляют своих. У него была пара учеников, но они получили только базовую теорию, их нельзя допускать к работе с оборудованием. К тому же в том, что он заболел, Божени виноват сам.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожилась я.

– А то, Карина Алексеевна, что он уснул возле реактора. Когда его нашли, рядом с ним была бутылка с остатками этилового спирта. Это вопиющее нарушение техники безопасности!

– Его можно понять!

– Можно, разве? Своими действиями он мог угробить нас всех!

Глава комиссии треснул кулаком по столу, да так, что я невольно подпрыгнула и уставилась на него ошарашенным взглядом. Чего-чего, а такой реакции от всегда спокойного Вишневецкого я не ожидала. Значит, дело, действительно, очень серьезное.

– Когда Божени входил к реактору, – продолжил глава, – камеры видеонаблюдения запечатлели, что он уверенно держится на ногах, то есть абсолютно вменяем и трезв. Вывод напрашивается только один. Он тайком пронес бутылку со спиртом на территорию реактора, именно там основательно напился и уснул. Костюмы, конечно, дают защиту, но лишь на непродолжительное время. Благо он только уснул, а если бы на пьяную голову нарушил работу и так уже нестабильного реактора? Что тогда, Карина Алексеевна? Вы все еще намерены его защищать?

– Намерена! – я решила защитить честь Натана. Мой друг потерял жену, а теперь и сам умирает. В нашем разлагающемся обществе их семья была предметом для зависти и подражания, ведь в договорных партнерствах о любви мечтать не приходилось, была бы симпатия. – Он любил свою жену, ему нужна была всего лишь пара выходных, чтобы хоть немного смириться с ее потерей. А вы ему эти выходные не дали!

– Кажется, вы пошли не на ту работу, – Вишневецкий устало потер побагровевшую шею и расстегнул пуговицу на плотном воротничке рубашки. – Вам нужно было стать адвокатом. Странно, что вы его вообще защищаете…

– Почему это?

– Ну, учитывая какое вам дали прозвище в Муравейнике.

– И какое же мне дали прозвище, не раскроете секрет? – прошипела я, не скрывая злости. Казалось, что из меня вот-вот повалит дым. Все мысли о субординации канули в лету, и мне уже было плевать, что я говорю и кому говорю.

– А то вы не слышали, – хмыкнул он, – или до вас не доходят слухи?

– Я, в отличие от некоторых, слухи не собираю! Так какое?

– Синий чулок.

– Даже так? – я на мгновение растерялась. Василий Андреевич смотрел на меня с явным интересом, и интерес этот был вовсе не дружеского характера. – А я-то надеялась, что хоть тут, среди ученого цвета нации, остался кто-то из нормальных мужчин. Оказывается, нет, – я не сдержала издевки.

– Не кипятитесь, Карина Алексеевна. У нас как-то резко меняются темы. На данный момент мы, вообще-то, ведем разговор о Натане.

– Да? Вы еще не во всех грехах его обвинили?

– Вы правы, не во всех. Если бы он вовремя обучил человека для своей подмены, ничего бы этого не произошло!

На это я лишь зарычала. Натан был единственным мужчиной в этом Муравейнике, к которому я испытывала дружескую симпатию.

– Прекратите рычать, Карина Алексеевна. В конце концов, вы не животное, а мы не в зоопарке. Тему Натана закрываем, продолжим разговор, от которого ушли. На чем мы остановились? Ах да, на том, что вы решили заменить отца. Похвальное решение, достойное любящей дочери.

– У меня нет иного выхода, мой отец стар и не выдержит нагрузок.

– Не прибедняйтесь, он довольно крепкий мужчина. Сколько ему? Пятьдесят? В его возрасте еще детей заводят. Но вы правы, ваша кандидатура намного лучше, хотя бы в том, что вы умеете постоять за себя. Ну и специфика вашей работы. Вы практик, ваш отец теоретик.

– Вообще-то, я специалист очень узкого профиля. Я специализируюсь на адаптивной радиации, а также радиации инородного происхождения.

– Да, я это знаю. Ваша лаборатория изучает осколок астероида, но, тем не менее, общий курс по радиации вы проходили. Думаю, на поверхности вы сможете оценить обстановку как никто другой. Но если сомневаетесь в своих силах, мы назначим вашего отца, как и было задумано.

– Отца не нужно, – я пошла на попятный. – Но, извините, мои способности вы явно переоцениваете. А самое главное, я не смогу сделать анализ воздуха.

– С этим вам помогут парни из радиологического контроля Сергей Пилатов и Ник Радищев, они сегодня были в зале заседания. Отличные специалисты.

Вот так подфартило, отличные специалисты! Он что, издевается надо мной? Они, конечно, в своей отрасли гении, но оба по месяцу ходили у меня в женихах и вряд ли горят желанием сотрудничать после того, что я им устроила.

– Этот вопрос, Карина Алексеевна, не обсуждается. У вас есть время до понедельника.

– До понедельника? – я поперхнулась. – Я думала, экспедиция будет, по меньшей мере, через месяц! Мы не успеем подготовиться.

– Успеете. Все оборудование, оружие и припасы уже готово. Осталось только укомплектовать личный состав, а для этого вам нужно пройти медосмотр.

– Чудесно, значит, у меня нет выбора?

– Нет! – резко ответил Вишневецкий. – Завтра будьте готовы к семи утра. Не опаздывайте, иначе я сочту это за попытку срыва экспедиции.

Я открыла рот, чтобы уточнить кое-что еще, но мне не дали:

– Карина Алексеевна, разве вам не нужно собираться?

Гады! Я чувствовала, что будет очередной геморрой, но даже не представляла, насколько.

***

Возвращаясь в лабораторию, я перебирала в памяти события, которые тридцать лет назад заставили мировое правительство в лихорадочной спешке создавать подземные ковчеги.

Двенадцатого октября 2013 года астрономы Крымской обсерватории обнаружили на снимках звездного неба неизвестную малую планету, получившую индекс TV135. Их открытие подтвердили в Италии, Британии и Испании, но это было не все.

Сделав предварительные расчеты траектории, ученые успокоились: по их подсчетам, это небесное тело почти не имело шансов столкнуться с Землей. Но спустя десять лет ситуация изменилась. Астероид начал менять траекторию, постепенно отклоняясь в сторону Земли. Вот тогда-то все и началось.

В центре ЮАР, на базе самых глубоких шахт мира "Тау-Тона" и "Витватерсранд" Восточный альянс, Евросоюз и Северная Америка десять лет в строжайшей тайне строили убежища, способные дать остаткам человечества приют на несколько десятилетий.