«Афганец»: оставшийся в прошлом

Первое знакомство

Семен вернулся к себе в кабинет и тяжело опустился в кресло. Голова, набитая мыслями, требовала вдоха никотина. Он курил одну или две сигареты в день. По таким случаям у него была про запас пачка сигарет, откуда он отточенными движениями двух пальцев выхватывал одну сигарету, вставлял в зубы и спичками прикуривал, причем эта процедура проходила под пристальным вниманием мозга, который начинал расслабляться, даже еще не вдохнув табачного дыма в легкие.

Он приоткрыл окно и выдохнул первый клуб дыма, равнодушно глядя на большое окно противоположного здания, где размылся образ чужой женщины-призрака, и он вновь зажил своим прошлым.

Семен сидел в зале ожидания Киевского железнодорожного вокзала в форме курсанта военного училища. Он читал газету «Комсомольская правда», где был размещен репортаж с БАМа – стройки века, когда мимо его скамейки прошла молодая девушка, цокая каблуками и села на краешек скамейки рядом с ним. Он повернулся и увидел молодую блондинку в ветровке и потертых на коленках джинсовых брюках. Красивая, как модель. Семен свернул газету и поднял взгляд на табло – оставалось еще двадцать минут до отправки поезда Киев – Москва. Ему стало, интересно, на какой поезд она собирается сесть. Прошла минута. Семена так и подмывало, поболтать с ней и познакомиться. Молчание томило его. Он посмотрел по сторонам, перевел дух и повернулся к ней.

– Извините, я могу назвать ваше имя! – спросил Семен голосом, в котором доминировали саркастические нотки.

Девушка повернулась к нему – серо-дымчатые глаза заулыбались, и она расслабилась.

– Что вы говорите!

– Я на полном серьезе. Я даже могу сказать, где вы учитесь.

Девушка хмыкнула и, смутившись, отвела взгляд.

– Вы учитесь в пединституте и профессионально занимаетесь спортом.

– Я испугалась, что вы экстрасенс, – съязвила незнакомка, – а вы, оказывается, простой курсант военного училища. Неправильно ни то, ни другое – я учусь в мединституте, а занимаюсь балетом.

– Выходит, одно я отгадал – на счет спорта.

– Нет. Спорт – это спорт, а балет это – искусство.

– Очень убедительно, – сказал Семен с удовлетворением от того, что сумел преодолеть психологический барьер, чтобы поболтать с незнакомой девушкой. – Должен сказать, что тренер у вас по балету – классный учитель.

– Почему? – она прищурила глаза и склонила голову набок, ее естественного цвета светлые волосы веером обрамляли овальное лицо. У нее нет необходимости красить их, чтобы выглядеть лучше – полная гармония.

– Да потому что у вас движения, как у Майи Плисецкой.

– Неужели?! – ей это понравилось, и она стала ярче улыбаться. – Вы любите балет?

– Да, конечно. Кто не любит парящихся в воздухе женщин, которые могут передавать чувства изгибами тела?

Незнакомка громко рассмеялась.

– Без музыки тело молчит, – вставила девушка, посерьезнев.

– Это не касается тех, кто разбирается в музыке.

– Хотите сказать, что вы еще музыкант? – спросила она, поглаживая прическу слабым касанием руки. Голову она наклонила набок, и их взгляды встретились на новой волне взаимного расположения.

– Я неплохо играю на гитаре, – Семен перевел решительный взгляд на далеко сидящего от них худощавого парня, у которого на вещмешке перед ним лежала гитара. – Могу доказать.

– Нет, нет, не надо. Я верю, – быстро среагировала девушка, чтобы не попасть в неудобную ситуацию.

«Переборщил, – подумал Семен. – Не надо было повышать тон и демонстрировать мальчишескую решительность».

– Извините, я пошутил, – произнес Семен, выравнивая волну диалога. Чуть не то – и разговор может оборваться в любую секунду, и прощай, любовь, которая еще не зажглась.

– Да нет, ничего, – произнесла она, – неплохое сочетание: танкист-гитарист.

– Что поделать, иногда мы выбираем вещи, которые не сочетаются, и в этом виновата судьба. Вы не изучали «Судьбу человека» Шолохова?

– В школе, – сказала девушка. – Я любила Есенина, да и сейчас тоже, – ответила она романтическим голосом.

«Глаза большие и выразительные – признак глубокой эмоциональности, – подумал Семен. – Как нас учили на военной психологии: такие люди, влюбившись один раз, сохраняют преданность до конца жизни».

– Хотите я зачитаю?

– Конечно, хочу, – ответил Семен, все больше обретая уверенность в том, что сможет покорить ее. Он хотел владеть ее мыслями, задеть струнку ее души, чтобы она смогла бы почувствовать истинное наслаждение от общения с незнакомым человеком. – Я слушаю вас.

И вдруг Семен стал свидетелем мягкого, нежного всепоглощающего голоса, растворяющегося в вокзальной суете:

– Неплохо, – с восторгом произнес Семен. – Такое звучание! Знал бы Есенин, кто восхищается им! – пауза, – Значит, вы едете на каникулы домой к своей старушке?

– Точно. Я из Макеевки, – подтвердила она. – Это не все, – она, увлеченная стихотворением, продолжила вполголоса:

Семена тронули последние слова. Он жадно смотрел в ее глаза – бездонные озерки, где ему вдруг захотелось утонуть. Улыбка озарила его лицо и он усмехнулся.

– Здорово. Это как будто про… – он запнулся и опомнился: чуть не сказал: «про нас». – Я тоже его люблю, но больше – Маяковского. Можно, я тоже зачитаю?

– Попробуйте! – подбодрила девушка.

Семен с секунду включал свою память, затем приглушенным голосом зачитал:

Девушка зааплодировала:

– Просто великолепно! Я не думала, что он писал про любовь.

– Я уверен, что вы его знаете только по стихотворению про паспорт:

– Это правда. Мы это изучали в школе, – согласно кивнула незнакомка.

– Я сейчас только что читал статью про БАМ – гордость пробирает, – Семен глянул на девушку, мысленно копаясь в понятии: «любовь с первого взгляда». – Я бы хотел туда, в тайгу, за туманом и забрать вас с собой. Вы не возражаете?

– Смелое решение, – произнесла девушка и стала стирать с лица вежливость, граничащую с наивностью. Она испугалась, что чрезмерная открытость вызовет плохую оценку о характере. Она стерла с лица улыбку. Семен поторопился, пока теплилась надежда, и, набравшись смелости, потянул ей руку:

– Меня зовут Семен. Курсант танкового училища.

Она засмеялась вновь и замешкалась, глядя на протянутую руку незнакомца – жилистое запястье с длинными пальцами.

– Я же правильно отгадала, что вы танкист, – она отпустила сумку и протянула руку Семену. – Меня зовут Светлана Резниченко.

Семен прикоснулся к ее теплой, нежной руке, и это залегло в его память на всю оставшуюся жизнь: белозубая улыбка и притягивающие глаза с длинными ресницами.

– А почему вы подчеркнули свою фамилию? – спросил очарованный Семен.

– Чтобы подчеркнуть, что я… Что я – хохлушка, – Света засмеялась.

Через пятнадцать минут они встали и вместе зашагали на посадку в один и тот же поезд, держа между собой приличную дистанцию. Со стороны могло показаться, что они связаны друг с другом много лет.

Брежнев: последня капля

Кортеж Брежнева выехал из Завидово по обычному маршруту в направлении Кремля. Он, занятый своими мыслями, на заднем откидном сиденье прислушивался к рокоту скользящих шин тяжелого «ЗИЛа», напоминающему треск тысяч лопающих мелких пузырьков. Сегодня он проснулся раньше, чем донесся шум шторок, которые раздвигал Медведев – его охранник – с особым усердием, чтобы разбудить его.

Впереди – охрана, следящая за дорогой: гололедом, упавшими деревьями, другими дорожными сюрпризами, сзади – машины с выездной охраной.

Продолжая думать о работе, Брежнев подсознательно осматривался по сторонам, где мелькали деревья, обдуваемые зимней изморозью; он всматривался в лица зыркающих в их сторону людей с размытыми в дымке чертами и думал, что и он один из них, частичка советского народа. Столько ответственности за каждого из них: сыты ли, одеты ли, есть ли тепло в их домах? Он должен гарантировать им мирное небо: разрядка с одной стороны и программа «Энергия-Буран» с другой.

За многие годы работы он научился интуитивно чувствовать время и политическую ситуацию. Сейчас с самого утра его голова была забита думами о стройке века – БАМе, но ничто не волновало так глубоко, как Афганистан. Бескорыстная помощь на протяжении трех лет тихо шаг за шагом оборачивалась настоящей бедой. Он дышал тяжело – пилюли, которыми его пичкал Чазов, не помогали, зато тихо толкали в могилу. А челюсть? Он несколько раз хотел избавиться от этого врача, зная, что он все больше становился орудием в руках Андропова, но не хватало решительности: слишком много он знал о работе Политбюро и принимал активное участие в интригах в борьбе за власть. Чего стоит его кляузы на Подгорного!

Въезжая на Красную площадь, он каждый раз старался поймать величественный марш часовых поста номер один на Мавзолее Ленина – символа современности.

Каждый раз, въезжая в Боровицкие ворота, он вспоминал тот трагический случай, когда террорист высадил обоймы двух пистолетов Макарова в машину, где сидели космонавты. Целью убийцы был генсек. Брежнев был убежден, что злоумышленник не мог в одиночку облапошить охрану и в упор расстрелять бронированную машину. Результат следствия – ноль. И это при всевидящем КГБ. «Одному богу известно, что меня толкнуло въехать в другие ворота, – думал Брежнев. – Шестое чувство?»

Между тем машина подъехала ко второму подъезду первого корпуса Кремля.

В десять утра он проходил по коридору мимо кабинетов работников Международного отдела ЦК, в середине коридора одна дверь была приоткрыта, и оттуда доносились разговоры на высоких тонах. Брежнев толкнул дверь и просунул голову:

– Здравствуйте, что случилось?

Все пятеро поздоровались и замолкли, как будто воды в рот набрали. Он зашагал дальше и, пошатываясь, втиснулся в двухстворчатые двери своего кабинета, где царило обычное убранство и пахло свежестью. Он сделал движение рукой, что означало «открыть окно» – ему в закрытом помещении не хватало воздуха. Еще за несколько шагов Брежнев заметил на глянцевом столе папку «КГБ». Он погрузился в кресло, придвинул папку, раскрыл ее, зачитал и онемел.

Он развернулся, чувствуя тяжесть всего тела, и нажал на белую квадратную кнопку председателя КГБ – щелчок.

– Зайди ко мне! – ни «привет», ни «до свидания» – резко, проигнорировав элементарную вежливость, выпалил генсек.

Высокая, статная фигура Юрия Владимировича, сделав несколько, шагов внутрь, остановилась. Черное обрамление верха очков шло параллельно под черной линией бровей. Он редко видел такую ярость на лице генсека и вздрогнул: иногда он мог предпринять личные меры, не соответствующие расчетам.

– Что это, Юра? – Брежнев оттолкнул от себя документ. – Объясни!

Андропов молчал, продолжая думать и подбирая слова, чтобы найти случившемуся правдоподобное объяснение.

– Леонид Ильич, – начал он – в отличие от других членов Политбюро, он никогда не переходил на «ты». В отличие от других, он был скрытен. Его всевидящие глаза и всеслышащие уши наводили страх на людей: его боялся Громыко, он умело манипулировал Устиновым. – Леонид Ильич, вчера Амин задушил Тараки подушкой.

– Нет, ты мне скажи, почему это случилось? Ты куда смотрел?

– Ну, я… – Андропов осекся.

– Тараки сидел вот здесь, – не дал Андропову договорить Брежнев и, повысив голос, продолжил: – и я, генеральный секретарь, обещал ему личную безопасность. А ты сидел и кивал головой. Что случилось? Кто теперь, зная, что Брежнев не сдержал свое слово, будет считаться со мной? – он потянулся к стакану воды и обратил внимание на белую таблетку, которую рекомендовал ему Чазов в моменты надвигающегося стресса.

– Амин оказался агентом ЦРУ, – виновато проговорил Андропов. – Мы сомневались какое-то время, но теперь это уже точно. Нужно его убрать и ввести войска.

Брежнев выпил таблетку и с треском вернул пустой стакан на стол.

– Юра, ты с ума сошел? Какие войска? Ты хочешь окончательно подорвать разрядку? Ты хочешь настроить все мировое сообщество против СССР? А арабский мир? И что твои войска будут делать там – воевать против афганского народа, который, напротив, нуждается в помощи? Я давно от тебя не слышу ничего хорошего, и у меня накапливается к тебе много вопросов, Юра. Это была последняя капля, ты не оставляешь мне выбора.

Андропов машинально глаза перевел на чемоданчик, который все время держал при себе Брежнев, – это единственная вещь в огромной стране, куда ему был закрыт доступ. Брежнев признавался своему помощнику о том, что сожалеет, что вывел КГБ из подчинения Совета министров. «Это было плохим сигналом того, что он доверяет мне все меньше и меньше», – думал Андропов. Он все больше удивлялся, как генсек, несмотря на болезнь, сохранял здравомыслие и логическое мышление и как он, выходец из простой рабочей семьи, стал человеком, который вершил судьбы стран и народов.

Заседание Политбюо

В длинном зале заседаний Политбюро – полная тишина. У всех нервы на пределе, потому что каждый понимает и отдает себе отчет в том, что будет решаться вопрос мира и войны с далеко идущими последствиями. Председательствующий Брежнев больше молчит и успокаивает нервы тем, что вертит очки в руках. В другом случае он бы уже выдал какой-нибудь анекдот или рассказ, чтобы стереть с лиц коллег старческую отрешенность.

– Все пришли? – спросил Брежнев, глядя на Черненко, которого избрали секретарем заседания.

– Нет Косыгина, – ответил Черненко.

Брежнев задумался. Он знал, что Косыгин категорически против этой затеи. Как он сказал Тараки? «Хочу еще раз подчеркнуть, что вопрос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучали все аспекты этой акции и пришли к выводу о том, что если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а наоборот, осложнится». Это мнение человека, без которого не могло быть такого ускорения в экономике. Сегодня Союз занимает первое место в Европе по объемам промышленности. Если сравнивать темпы роста с США, то цифры поражают: за десяток лет опережение составляет почти сорок процентов, а в социальном плане доходы людей выросли в полтора раза, двенадцать миллионов человек получили бесплатное жилье с квартплатой не более трех процентов от семейного бюджета. Успехи в медицине, науке и образовании беспрецедентны. А если продолжить в таком же темпе, то лидерство страны в мире через три–четыре года гарантировано.

– Косыгин заболел и отпросился, – заявил Брежнев, – слово предоставляю Андропову.

– Я тоже вначале был против отправки войск, – начал председатель КГБ Андропов, – но мы не можем игнорировать опасности, которые нас могут ожидать, если не предпримем решительные меры. По данным агентуры, США вынашивает планы по размещению в Афганистане ракет типа «Першинг», что, без сомнения, поставит под угрозу многие жизненно важные объекты в Средней Азии, включая космодром Байконур – там у нас нет надежного ПВО, – он бросил взгляд на Устинова, тот одобрительно кивнул. – По данным нашего резидента в Анкаре Запад предпринимает усилия по созданию новой Османской империи с включением туда наших республик Средней Азии…

– Есть заключение наших ведомств по оценке ситуации в Афганистане? – спросил Брежнев.

– Есть, Леонид Ильич.

– А почему здесь только одна подпись представителя КГБ? Почему нет подписи представителей МВД и МИДа, как мы договаривались?

– Потому что, Леонид Ильич, представитель МВД генерал Папутин не вник в суть дела и отказался подписать…

Генсек удивился.

– Замешан в неблаговидных делах и пьянстве, – продолжил Андропов.

Многие переглянулись – их по-настоящему беспокоили интриги и череда смертей в высших эшелонах власти.

Устинов:

– Введем туда танковые подразделения – и афганская оппозиция сразу сложит оружие…

«Эх, Дмитрий Федорович, ты – трудоголик, хозяйственник, подумал генсек, – наводнил всю Европу танками, и американцы до сих пор не могут оправиться от шока. Да, твое дело – танки, ракеты, а политика и военное дело – не твое. Прислушивался бы ты к словам своего начальника Генштаба Огаркова, Ахромеева…»

Суслов:

– …раз мы подписали договор о дружбе и сотрудничестве, мы вправе удовлетворить просьбу руководства Афганистана о вводе войск. Я думаю, мы достигнем там мира и стабильности. Таким образом мы сделаем идеалы социализма близкими и понятными для просвещения афганского народа. Конечно, в таких вопросах нужно опираться на классиков…

– Конечно, Михаил Андреевич, – иронизируя. вставил Брежнев, – вам же хорошо известно, что писал Энгельс: «Афганцы – это храбрый, энергичный и свободолюбивый народ. Война для них является развлечением и отдыхом», – Брежнев сделал эффектную паузу, продемонстрировав коллегам знание классиков. – А Ленин, хорошо знавший Энгельса, ровно шестьдесят лет назад, чтобы просветить афганский народ, послал туда не многотысячную армию, а одного хорошо известного матроса по имени Федор Раскольников. Он вместе со путницей жизни Ларисой Райснер, которая являла собой прекрасное олицетворение эмансипации, как посланники Советской России явились главными аргументами в борьбе за права женщин и права человека в Афганистане.

Суслов, высунув голову с растрепанными на лбу седыми волосами, с большим интересом продолжал слушать Брежнева.

– Не смотри на меня так, Михаил Андреевич, и не думай, что я такой начитанный.

На лицах членов Политбюро появились улыбки.

– Это мне мой помощник Андрей Агентов вчера рассказал. Мнение, конечно, заслуживает внимания. А Ганди применительно к войне и миру сказал: «Нет пути к миру, путь и есть мир». Теперь думайте, какой путь мы выбираем.

Начальник штаба маршал Огарков, талантливый военачальник, который придумал оригинальную систему управления войсками от рядового до генерала, два часа просидевший в приемной генсека в волнующем ожидании приглашения, встал, когда члены Политбюро стали выходить из зала. Он стал всматриваться в их лица, чтобы определить итог заседания, который сильно его беспокоил. Вот и сам довольный Устинов с плечом к плечу с Андроповым. «Все пошло к чертям», – успел подумать Огарков, прежде чем Устинов произнес:

– Все, Николай Васильевич, решение принято, поехали в Генштаб отдавать команды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.