Бифуркатор
– Тварь! Он даже ещё не знает, что такое смерть!!!
Мои красные глаза бурят потолок, за окном – рассвет. Я думаю, в смерти детей есть некоторая несправедливость. Они умирают, даже не зная, что с ними происходит.
*****
Двенадцатого августа состоялись девять дней после смерти тёти Марины.
Стёпка написал десятого. За коротенькое слово: привет, я ухватился как утопающий за спасательный круг, и провёл длительный диалог.
Как ты?
Не знаю. Устал.
Чем занимался?
Устал грустить. Пусто в доме.
Я тебя понимаю. Без опарыша тоже пусто.
Приходите послезавтра на девять дней.
Я обязательно буду.
Мать с отцом перестали спорить о похоронах Андрюшки, но никакого действия не намечалось, из чего я делаю вывод: победила-таки мама. Однако родители почти не разговаривали. После ужина отец почти всегда выходил на крыльцо и проводил там время до поздней ночи, иногда стеклянными глазами читая Спорт-Экспресс, иногда смотря в пустоту. Десятого за ужином я предложил им сходить на девять дней тёти Марины. Отец, сворачивая газету, собираясь улизнуть на крыльцо, проворчал:
– Вот ещё.
Мама же пожала плечами и сказала:
– Мы сейчас в таком положении, что впору самим зазывать на поминки. На чужих похоронах мне только хуже станет.
– Тогда я схожу, – говорю, клюя макароны с сыром.
Шаркающие шаги отца на секунду замерли у двери, а потом щёлкнула ручка, и папа вышел в ночь.
– Тебе действительно нужно развеяться, встретиться со старым другом, – безучастно сказала мама и направилась наверх. С таким же успехом меня могло не быть, она бы не заметила.
Двенадцатого утром я надевая школьную форму. Оказывается, за лето, мои гормоны прибавили мне почти дециметр. Костюм стал меньше, но зато теперь он сидит приталено, даже стильно. Прицепляю галстук с незамысловатым розовым рисунком, и держу курс в дом давнего друга.
У ворот толпилась вереница машин, во дворе шептались незнакомые мне люди, облачённые в чёрные одежды. Мужчина в строгом костюме и две девушку, лицо одной из которых прикрывала вуаль, переговаривались почти у самых ворот. Девушки кротко смеялись, приложив руки к губам. Им наплевать на поминки, здесь просто раздавали бесплатную еду, и если бы не скорбная обстановка, они заржали бы во весь голос. А вот пожилая пара на крыльце выглядит печальной.
Прохожу мимо родственников и открываю дверь в прихожую Герундовых. В гостиной брожу мимо шепчущихся тел в поисках Стёпки, как возле стола меня окликает голос Серёги:
– Артём.
На Сером чёрный костюм, бордовый галстук осторожно прячется на белой рубашке. На лице парня не замечаю следов грусти, даже наоборот. Его рука обвивает талию молодой девушки, кажется Наташи. Я замечал пару раз её в обществе Сергея. Если её, но вроде всё те же прилизанные длинные золотистый волосы. Наташа кротко улыбается.
– Ты к Стёпке?
– Ну могу и к тебе, – пожимаю плечами и ворую со стола виноградинку.
– Я немного занят, извини, – Серёга косит глаза в сторону Наташи, как будто я не понимаю о чём он. Серому, похоже, вообще казалось, что его окружают тупорылые идиоты, которым надо объяснять каждый шаг. Он из тех людей, кто расскажет анекдот, а потом объяснит смысл до того, как вы посмеётесь.
– Тогда я всё же найду Стёпку, – коротко улыбаюсь я и срываю ещё одну виноградину.
На кухню я не вхожу, но слышу оттуда тихий плач. Отец Стёпки. За кадром доносится успокоительный шёпот другого мужчины. Я незаметно проскальзываю к лестнице и несусь наверх в комнату друга.
Стёпка лежит на кровати, животом вниз. Полы пиджака распластались по покрывалу, галстук уныло свисает с края. Взгляд направлен сквозь очки куда-то в дверь кладовки.
Услышав шум открываемой двери, друг смотрит на меня, но на лице не появляется ни одной эмоций. Замечаю левую руку, что безвольно свисает с кровати, а пальцы медленно гладят коврик.
– Как хорошо, что ты пришёл, – зомбированным голосом говорит Стёпка.
– Я и сам рад. У нас дома творится что-то невероятное.
– Как видишь, у нас то же, – ноет голос друга.
Я устало бросаю тело в красное круглое кресло у шкафа.
– Мы должны привыкнуть к новой жизни, – тихо произношу. – Понимаешь? Рано или поздно всё равно оно придёт. Я решил, что уж лучше рано, чем поздно. Я стараюсь сейчас думать о себе. Понимаешь?
– Да что тебе? – вздыхает Стёпка и снова смотрит на кладовку. Подушка мнёт лицо друга, смешно оттопыривая губы и превращая лицо в гримасу.– Учитывая то, как ты относился к Андрюхе, я вообще удивлён, что ты заметил его исчезновение.
Вдруг слова Стёпки вызывают во мне эхо обиды.
– Я любил брата, – туплю взгляд в пол и задумываюсь о мальчике, который ещё три недели назад жил со мной в комнате.
– И поэтому называл его опарышем… – язвительно усмехается Стёпка.
– Ну а что? – пожимаю плечами. – Неужели вы с Серым даже ни разу не обозвали друг друга???
– Неа, – отвечает Стёпка. – И даже не подрались.
У меня мозги кипят. Десятилетний опыт жизни с младшим братом подсказывал, что Стёпкин вариант просто НЕВОЗМОЖЕН.
– Мне кажется, всё из-за характера зависит, – вдруг говорит мой гениальный товарищ. – Мы с Серым не конфликтные люди. Не эмоциональные. Слабостей у нас нет. А ты очень эксцентричный, любишь доказывать свою точку зрения, любишь подвижный образ жизни. Вот поэтому ты и конфликтовал с Андрюхой.
Из монолога Стёпки я понял только одно, на что тут же указал:
– Не скажу, что ты не эмоциональный. Ты сентиментальный. И принимаешь всё близко к сердцу.
Стёпка переворачивается на спину, кладёт руки на лоб и смотрит в потолок.
– Я меланхолик, – произносит он. – Поэтому всё принимаю близко к сердцу. И Серый это знает. Он охраняет меня от всех внешних опасностей. Может, он и ведёт себя чересчур заботливо, но зато это единственный человек, которому я могу довериться. Даже больше чем матери и отцу, а что мог Андрюха сказать про тебя? – Стёпка смотрит в мою сторону, а я хмурюсь. Разговор мне не нравится.
– При чём тут это, – выдавливаю я.
– Нет, ну я про то, что, вот умирал твой брат где-то, а перед смертью кого звал? Артёма? Не, его бы он позвал в самую последнюю очередь. Он звал маму, папу, но не верил, что ты его спасёшь. Он даже вряд ли бы подумал, позови тебя, примчишься ли ты? Я всю жизнь знаю. Если меня какая тварь обижает, если мне нужна сильная поддержка, я иду к Серёге. И прошу его помочь. И он никогда не отказывает. Ни один козёл из школы меня не тронет. А Андрюха всё терпел. Мы ж водной школе учимся. Я знаю, что он справлялся с трудностями в одиночку. Он часто просил тебя помочь?
Мои губы дрожат, и мир расплывается от слёз. Я немного отворачиваюсь от Стёпки. Я помню лишь два раза, когда пришлось вмешаться в личную жизнь брата и навалять младшеклассникам-хулиганам, что доставали мелкого, и то, когда побои стали заметно на лице. Но Андрюшка ни разу не просил меня о помощи.
– Извини, – слышу я грустный голос Стёпки. – Извини, Артём, я не хотел. Просто… сам сейчас не в равновесии.
– Неужели, я и правда был таким лохом? – говорю.
– Забудь, всё это в прошл… – Стёпка сбился, а по моей щеке скользнула слеза. Я спешно вытираю её рукавом и говорю:
– Теперь это будет преследовать меня всю жизнь. Я буду винить себя каждый раз, как буду вспоминать об Андрюшке.
Стёпка хмурится и глядит в потолок.
– Мы потеряли двух близких людей. Мы теперь сами как братья, – говорит он. – Если хочешь, можем остаться здесь и поплакать вместе…
Я молчал, но мы и правда остались. И правда оба плакали, только не расскажем об этом никогда и никому, а вышли наружу только когда с лиц сошла краснота и глаза перестали быть влажными.
Весь день мы предавались светской беседе с родственниками Стёпки, снова возвращали свою дружбу, а со стороны камина с портрета, украшенном пушистыми венчиками, на нас смотрела тётя Марина.
******
Я просыпаюсь утром от телефонного звонка. Заснул одетым, в руках опять зажат телефон. Вспоминаю, что болтал со Стёпкой по аське, да так и заснул.
Сквозь едва разлепившиеся веки смотрю на экранчик. Звонит Стёпка. Чёрт, как легко становится на душе, я будто в полёте, будто вернул свою нормальную жизнь. Сейчас этот чёртов гений пожелает мне доброго утра, позовёт гулять или предложит поиграть по сетке.
Включаю связь и слышу слова, которые меняют мою жизнь:
– Артём, гоу ко мне. Я знаю, где искать Андрюшку.
ДОКТОР ВЕЧНОСТЬ
Ночью всегда в установленный срок
Тьму разрезает колючий звонок.
Не подходи, это меня…
Кроатон
Инсайдер
*
Я сидел на кухне у Стёпки уже через пятнадцать минут. Да нет, меньше. Спал одетым, плеснул в лицо пару раз водой из-под крана, прошёлся по зубам щёткой без пасты, шмыгнул по лестнице, на кухне автоматически взял яблоко, проскользнул мимо спящей мамы, по дороге успел пару раз откусить фрукт, но потом подошёл к Стёпкиному дому и выбросил яблоко в канаву. Так что на всё ушло минут двенадцать.
– Что ты там за фигню говорил? – сходу бросаю я, плюхаясь на стул напротив Стёпки. Пальцы обеих рук друга переплетены вокруг бокала с дымящимся чаем. Взгляд будто немного уставший.
– Как-то ты быстро прикатил.
– Да я сразу выскочил. Просто… блин, если это шутка, то…
– Ты завтракал? – спрашивает Стёпка.
– Какой там завтрак, сдурел? Говори, что придумал!
Стёпка хмурится.
– Так. Твой брат никуда не убежит. Всё равно мы уже вряд ли его спасём, поэтому ты должен поесть.
Я оглядел кухню, нащупал взглядом корзинку с бананами и говорю:
– Дай банан.
– А дома ты тоже бананом завтракаешь?
– Нет, конечно.
– Кстати, а что ты ешь на завтрак обычно?
Я хмурюсь и думаю, каким бы ни был лучший друг, всё равно он не всё знает о тебе знает, а вот Андрюшка знал мой завтрак наизусть.
– Вообще, не знаю вредно это или нет, но я каждое утро ем яичницу, бутер с маслом, соком её запиваю.
– Ну вот видишь, – Стёпка встаёт и достаёт сковороду.
– Да брось, ты чего яйца будешь мне жарить? – смеюсь я.
– О твоём брате. – Стёпка не обращает на меня внимания. Ставит сковороду на огонь и капает на неё подсолнечного масла. – Вообще, я подумал о нём десятого даже, но вчера вдруг в комнате, Когда мы говорили с тобой, меня осенило. Помидорку порезать?
Стёпка достаёт из другой корзины томат и протягивает мне.
– Блин, идиот, делай что хочешь, – машу рукой я, напрягший внимание на Андрюшке.
Дольки помидора зашлёпали по сковородке, а Стёпка продолжил:
– Ты говоришь, что в тот день, двадцать третьего июля, Андрюха и правда предсказывал твои шаги? И это не шутки?
– Ну… – я задумываюсь. Как давно это было, вечность назад. – Помню, что про пасту он сказал. Перечислил продукты, которые мама купит, да и всё. Но он и ошибся.
Стёпка хмурится и на долю секунды перестаёт резать помидор. Задумчивый взгляд косится в мою сторону.
– Он сказал, что утром, когда я буду делать яичницу, мне попадёт тухлое яйцо, но так не оказалось.
Дольки томата снова зашлёпали на сковородку.
– Ты задумался? – спрашивает Стёпка.
– Задумался о чём?
– Когда начал делать яичницу, ты подумал, о том, какие яйца взять?
Я теряюсь.
– Да не помню как-то. Может, и задумывался.
Отбросив половинку томата на полку, Стёпка достал из холодильника два яйца. Внимательно посмотрел на них и прищурился:
– Надеюсь, они не протухшие.
– Слушай, ты и правда мне яичницу делаешь?! – едва сдерживая смех, восклицаю я.
Стёпка смотрит на меня по-взрослому, до жути серьёзно.
– А что, не похоже? – хмурится он, а потом разбивает яйцо на сковородку. – Предпочитаешь глазунью или болтанку?
– Глазунью, – всё ещё усмехаюсь я, но шутки исчезли, и в сердце тлело лишь умиление. Не, ну правда, Стёпка поразил меня заботой и домовитостью.
– Ночью Андрюха сказал, что мы все проживаем двадцать третье июля уже в двадцать третий раз, но мы ничего не помним, просыпаясь каждое новое утро, а он помнит, так?
– Ну… вероятно. Я уже плохо помню.
Стёпка заводит глаза.
– Даже я помню почти наизусть каждое твоё слово.
– Да ну тебя. Я тогда думал, что мелкий просто стебётся.
– Кстати, зря, – опять хмурится Стёпка.
– Где он, тогда? – жму плечами я. – Инопланетяне? Правительственные организации выкрали?
В воздухе сверкает тарелка, Стёпка ловко ставит её на стол передо мной и снимает сковороду с плиты. Яичница легко соскальзывает в тарелку с тефлоновой сковороды.
– Ешь, – кидает Стёпка и заливает сковороду водой.
– А ты?
– Я только что поел.
Я достаю из ящика стола нож и вилку, аромат жареных яиц переполняет возбуждённый мозг счастьем. А ещё, Стёпка теперь мой друг. Навеки!
– Спасибо тебе большое. Не ел яичницу как раз с двадцать третьего июля. Мать перестала готовить, а я боюсь теперь даже спускаться.
Я приступаю к еде, а Стёпка тем временем тщательно вытирает руки о полотенце.
– Что, так всё плохо? – хмурится он.
– Ещё как, – киваю. – Вчера из холодильника выкинул приличный кусок колбасы. Такой замшелый, что опарыши бы отравились. Лежит там, похоже, с двадцать третьего.
Стёпка вздыхает, достаёт из холодильника коробку грушевого сока и ставит передо мной, а потом добавляет пустой стакан.
– Ну ты прямо как моя мама, – усмехаюсь, а друг садится напротив и снова обнимает бокал чая. – Так что же с Андрюхой? Ты точно знаешь, где он? – спрашиваю я, наливая сок в стакан.
– Ага, – кивает Стёпка. – Он застрял в двадцать третьем июле.
**
Я замираю. В одной руке – сок, в другой – крышка от него.
– То есть, как застрял? – растерянно гляжу на друга.
– Ну как в тех самых фильмах, которые ты ему в пример приводил, – отвечает Стёпка. – Только… представь, что главный герой не застрявший, а те, кто ушёл по времени дальше.
Крышку я закручиваю словно во сне. Стёпка выглядит слишком серьёзным, чтобы шутить.
– Подожди, то есть как? Что он там сейчас делает?
– Не может вырваться, – пожимает плечами Стёпка и отхлёбывает чай. – Понимаешь, он дал сбой в системе. Мы проходили двадцать третьей по кругу и ничего не замечали, а он вот такой особенный. Думаю, на двадцать четвёртый раз мы вырвались и начали жить дальше, а Андрюха остался. Может даже то, что он тебе признался, и стало толчком к нашему выходу.
Я продолжаю есть яичницу, но уже медленно. Взгляд Стёпки каменный и какой-то испытывающий. Будто он вот-вот сейчас рассмеётся и воскликнет: И ты в это веришь???
Но Стёпка молчал. Поэтому этот вопрос задал я:
– И ты в это веришь?
– Когда все теории отброшены и остаётся одна, она и будет верной. Шерлок Холмс, – ответил Стёпка.
– Не знаю, – говорю я с набитым ртом. – В то, что Андрюшка утонул в Заводи мне верится больше.
– Если бы, – кивает Стёпка. – Но как тогда объяснить его странное поведение двадцать третьего?
– Ну… блин…
– С ним раньше такое было?
– Вообще-то нет, – хмурюсь я. – В тот день он будто с цепи сорвался. Как будто сразу шизофренией заболел.
– Вот видишь, – пожимает плечами Стёпка. – Такое не бывает, чтобы нормальный пацан десяти лет просыпался утром ни с того ни с сего психом. Да, люди сходят с ума и в более раннем возрасте, но процесс-то это длительный. Нужны мотивы, внутренние конфликты, а насколько я помню, двадцать второго Андрюха был самым обычным мелким пацаном. Бесился, игрался, как и всегда.
Я поражаюсь, как невероятная теория может стать истиной, если её подкрепить логикой, но чёрт! Такого ж не бывает!
– И что Андрюшка сейчас делает в двадцать третьем? – спрашиваю. – Если мы все здесь!
– Я думаю, он там застрял как в кино, – отвечает Стёпка. – Существует много теорий времени. В частности, к нашей ситуации подходит теория гласящая, что мы прописываем будущее, а прошлое остаётся кинолентой. По сути, если бы мы с тобой сейчас изобрели очки, Путешественника во времени, мы могли бы пройти назад и снова промотать двадцать третье июля. Только там уже живём не мы, а как бы… наши персонажи просто. Ну понимаешь.
– Понимаю, но… как же бредово это звучит.
– Привыкай. В последние дни наши жизни рушатся со скоростью Чернобыльской АЭС.
– Хорошо, и откуда же эта аномалия? – пожимаю плечами я, добивая второе яйцо. Несмотря на тихий шок, творящийся в кухне, отмечаю про себя особый вкус яичницы при наличии томатов. – И можно ли как-то вытащить Андрюху оттуда?
– Мне кажется, практически невозможно, – качает головой Стёпка. – Не каждый человек может по желанию встать и пойти путешествовать по времени.
– Но! – Я вскидываю вилку. – Ты говоришь, что практически невозможно. Значит, какой-то шанс ты оставляешь.
– Да, – кивает Стёпка.
– Так а что это за шанс? Он реален?
– Он реален, – кивает Стёпка. – Ты спросил сейчас, откуда эта аномалия…
Отодвинув пустую тарелку, я придвигаюсь к Стёпке поближе. Сердце бултыхается в груди как рыба в ведре.
– Мне кажется, есть некто ответственный за происходящее. И если мы его найдём, то можем проникнуть за грани реальности, – голос Стёпки падает почти до шёпота.
– Мне страшно, – честно говорю я. – Но продолжай.
– Вспомни, тем днём к вам пришли из кабельного телевидения. И что на это сказал Андрюшка?
– Эммм… что он сказал? – признаюсь я в своём беспамятстве.
– Ты мне рассказывал, что он стоял у окна и говорил, что так не должно быть. Я очень хорошо запомнил эту фразу.
– Ты уже тогда начал обдумывать эту невероятную теорию, – хмурюсь.
– Ну… что-то в голове шевелилось, – кивает Стёпка. – То есть, твой брат проживает двадцать третий раз двадцать третье июля, мы все делаем всё по сценарию. Но вдруг приезжает откуда-то кабельная компания.
– Может… он проходит в разные миры каждый июль? – предполагаю я.
Стёпка на секунду задумывается, потом качает головой.
– Исключено. Он может менять прошлое сам, судя по всему. Например, та ситуация с яйцами. Сказать, почему в яичнице не оказалось тухлого яйца?
– Почему?
– Потому что он заставил тебя задуматься. Если бы Андрюха ничего не сказал, ты бы обязательно разбил тухлое. Но он сбил тебя, заставил задуматься, и ты выбрал хорошее яйцо. Но события меняются если только на них влияет он. На приезд кабельщика он никак не мог повлиять.
По спине побежали мурашки.
– Ещё пару фактов, – продолжает Стёпка. – Пока ты там прихорашивался для Вероники, я ждал тебя на крыльце. Вышла твоя мама, оценила кабельщика и сказала, что у соседей накрылось кабельное. Вот он и проверяет сеть. Потом она ушла, а когда ты вышел, помнишь, фургона уже не было.
Я задумываюсь.
– Да, это я помню, – киваю.
– Так вот, фургон отъехал, но он не затормозил у соседнего дома. Он просто уехал. Я видел, как хвост ГАЗели мелькнул за поворотом. Почему же они не стали проверять другие дома? Он копался только в твоей будке.
Мой разум всё больше и больше теряется в сюрреальности.
– Чёрт, Стёпка, да ты гений, – хмурюсь я, и друг довольно откидывается на спинку стула. – Чёрт, как жаль, что мы не запомнили название фирмы.
– Ты не запомнил, – лукаво улыбается Стёпка. – И в этом есть ещё одна фишка. Пойдём со мной.
Друг повёл меня наверх в свою комнату. Пока поднимались по узкой мрачной лестнице, в коричневой тьме которой на стенах спрятались старые фотографии, Стёпка продолжает говорить:
– Компания называется Сомерсет. Я выяснил у родителей, ни к какому Сомерсету наш район не подключен. Нас обслуживает совсем другая кабельная компания. Сечёшь?
– Твари, – сжимаю кулаки я и вхожу за Стёпкой в его комнату. Только вчера мы плакали здесь, скорбя о смерти близких. Сегодня, стоило войти в дом, ты окунался в постпраздничную атмосферу: лёгкий беспорядок. И лишь фотография тёти Марины на камине напоминает: вчера проходил далеко не праздник.
Стёпка садится за компьютер и двигает мышью. Ушедший ранее в сон монитор просыпается и являет моему взору сайт компании Сомерсет. Коричневый фон, жёлтенькие буквы, слева мерцает знакомый логотип: трёхлистный клевер. Под витиеватой надписью кричал гордый лозунг: Если у вас сломалось, мы починим!
– Вот они. Я побывал на их сайте. Знаешь… По-моему, это маска.
– В смысле, – хмурюсь я, оглядывая заглавную страницу.
– Тут нет никакого контента. Ни отзывов клиентов, ни адреса, ни гостевой книги, ни форума. В Контакте о них ни слова.
– Блин, но для чего-то они создали этот сайт.
– Вот и я подумал, – Стёпка поглядел на меня и хитро прищурился. – И догадался. Они сделали его как средство связи. Смотри, внизу страницы есть мыло, куда можно высылать письма.
В комнате зависла тишина, только системник жужжит. Мы со Стёпкой переглядываемся и понимаем друг друга без слов. Он уже открывает свой ящик и спрашивает:
– Что писать?
Внутри меня закипает волна отчаянья и вроде ярости.
– Можешь открытым текстом написать: твари, сволочи, гады, верните брата! – говорю.
– Нет, погоди, – Стёпка усмехается. – Это могут быть нормальные ребята.
– То есть, ты ещё сам до сих пор не веришь в свою теорию.
– Тебе она кажется безбашенной? – друг косится на меня.
– Она мне кажется невероятно невероятной. Сказкой. Фантастикой. Ну и все другие слова на эту тему.
Внезапно взгляд Стёпки становится мягким и потешным, наверное, с таким я смотрел на опарыша, когда тот спрашивал о дате смерти от проглоченной бусинки.
– Вот и мне тоже она такой кажется, – кивает Стёпка. – Она единственная, которая объясняет происходящее, но всё же, давай держаться осторожно и не выпендриваться. Письмо должно быть вежливым.
Строгий взгляд возвращается к Стёпке, И он смотрит на экран. Господи, спасибо, что подарил мне самого лучшего друга.
– Тогда пиши, что мы всё знаем, и наше всевидящее око следит за ними, – с преувеличенной воинственностью скандирую я.
– Так. Ладно. Смотри, я пишу, а ты потом корректируешь, – Стёпка хрустнул пальцами и завис над клавиатурой. Через секунду клавиши защёлкали, а по экрану побежали буквы. – 23-е июля. Андрей Бреус. Может быть объясните, почему десятилетний мальчик застрял в одном дне?
Стёпка задумался.
– Добавь фразу мы всё знаем! – строго приказал я.
– Хорошо. – Стёпка допечатал положенные слова и оценил взглядом.
– Нужно придумать подпись, – я чешу подбородок.
Комнату опять сковывает тишина, и потом друг произносит:
– Только что-то не палевное. Что-то лёгкое, что-то такое отрешённое.
Я улыбаюсь.
– Пиши: Альберт Вескер.
– Это кто? – хмурится Стёпка.
– Погугли потом. Тебе понравится.
– Ладно. Пишу: Альберт Вескер и Ко.
Стёпка приляпывает надпись и зависает над мышкой. Монитор отражается в стёклах очков, а друг так и не нажимает кнопку.
– Страшно? – хмурюсь я.
– Да, – признаётся тот.
– Боишься, что твоя теория окажется неверной?
Стёпка задумчиво усмехается.
– Боюсь, что моя теория окажется верной. Ты даже не представляешь, что будет читать наше письмо. Какие грани прячутся по ту сторону адреса.
После таких пафосных слов и мне становится страшно.
– Ну не отправляй, если боишься. По сути, мы же…
Я не успеваю договорить, как Стёпка кликает кнопкой мыши, и письмо уходит.
– Что сделано, то сделано, – говорит он.
После совершения немного пугающего обряда, Стёпка должен был взяться за уборку дома. Отец работал, Серый куда-то уехал. По словам друга, старший справляется с потерей матери как может, он тоже сейчас пребывает в периоде строительства новой жизни, и теперь старается больше времени проводить с друзьями.
Я поначалу вызвался помочь Стёпке, но тот качает головой и ведёт меня домой.
– Сначала ты кое-что проверишь, а потом, если хочешь, можешь зайти и помочь, я не против.
Возле столба с будкой у моего дома Стёпка останавливается и смотрит наверх. Мне чуточку страшно, я слышу как жужжат провода, за этим жутким звуком прячется смерть.
– Я даже не представляю, – задумчиво хмурится Стёпка. – Есть ли здесь какие-то кабельные провода? Думаю, тут только высоковольтные.
– Ты собираешься туда лезть? – шепчу я. – Ты с ума сошёл. Нас же испепелит до того, как мы дотронемся.
– Да не. Я не хочу туда лезть. Просто мыслишки, – Стёпка молчит. – К тому же, что бы он туда не впаял, оно уже не здесь.
– Они его вытащили?
– Вряд ли. Скорее, оно осталось в двадцать третьем июле, – Стёпка вздыхает и будто выходит из гипноза. Смотрит на мой дом. – Короче, если ты и правда в последний раз ел яичницу двадцать третьего числа, то проверь яйца из холодильника. Одно должно оказаться протухшим.