Собиратель Сухоруков

Глава 7. Господин Советник

– Ну, здравствуй, Сын Обезьяны!

Передо мной на дереве висел не абы кто, а господин советник! Уважаемый, можно сказать, человек… с физиономией нашкодившего ребенка.

Совет я в Излучном учредил вскоре после переезда Капибар. Но здесь сразу решил, что он не препоны мне ставить будет, как в Крыле, а помогать в управлении. Поэтому в этот Совет включал тех, кого хотел. Или без кого было никак. Поэтому, помимо трех родовых вождей, сюда вошли Ннака-казначей, два моих «генерала» и еще пара человек, что приехали из старой столицы. Но вскоре я понял, что необходимо пополнить этот орган власти еще одним человеком.

Дело в том, что в Излучном очень много безродов – сотни три точно. Как говорится: большая река чего только к берегу не прибивает. И, в отличие от Крыла, живут они тут достаточно компактно, дружно и не так плохо, как в старой столице. Рыбачат, промыслами занимаются, у кого-то даже есть небольшие огороды, отвоеванные у мангры. В общем, сила они тут, с которой как-то нужно считаться. Я бы и сам подыскал в Совет нужного представителя этой компании, но искать не пришлось. Был среди безродов человек, которого все они безоговорочно уважали.

Да, этот самый мужик, висевший сейчас передо мной на ветке. Я, кстати, не знаю: Сын Обезьяны – это настоящее имя или прозвище. В родах-то у четлан всё строго, если не помер до полового созревания – ступай к духу-покровителю, проходи инициацию, получай имя. А безроды на то и безроды, что родовых духов у них нет. Так что, в основном, их знают по прозвищам. Думаю, и здесь тот же случай. Ведь в самую первую нашу встречу новоиспеченный советник просто поверг меня в ступор, заявив, что люди – потомки обезьян.

Представляете?! Какой там Дарвин! Дикарь, висящий на дереве, решил, что похожесть людей и обезьян неслучайна.

«Ты видел пальчики на их маленьких ручках? – спрашивал он меня. – Словно дети в шерсти. Я думаю, это первые люди. Какими их сделали духи».

Я тогда так охренел, что сел рядом и стал заваливать вопросами странного безрода. Увы… Тот оказался не стихийным эволюционистом, а, скорее, наоборот. Раз, делая людей, духи сделали сначала обезьян, то они и были настоящими людьми. Лучшими. Правильными. А мы – научившиеся говорить, облысевшие, взявшие палки в руки – неправильные люди. Не развившиеся, а испорченные. Сын Обезьяны настолько был убежден в своей теории, что даже посвятил свою жизнь «исправлению» себя лично. Во-первых, подражая обезьянам, он стал веганом. Странным, правда. С одной стороны, мог позволить себе похавать червячков или личинок, с другой, не любил есть пищу с полей: маис, томаты, перец и прочее. Предпочитал лесную еду.

Он много времени проводил в лесу. У него даже дома своего в Излучном не было. Подражал обезьянам во всем. И, конечно, новоиспеченный Советник, обожал лазать по деревьям! Делал он это мастерски, вызывая восторги детворы и недоумение взрослых. Говорят, этот человек мог передвигаться на большие расстояния, вообще не спускаясь на землю.

Так что Сын Обезьяны – это, скорее всего, прозвище. И сам безрод носил его с гордостью.

Помню, как после знакомства с этим странным типом, я сразу вызвал к себе Мацихатлу и начал допрос: что это за человек, да с чем его едят?

– Он безрод, хоть, и родился в Излучном, – ответил мой отзывчивый осведомитель. – Рассказывают, что его отец был говорящий с духами.

– Жрец, что ли?

– Нет, обычный охотник. Тоже торчал в лесу постоянно. Молчаливый был. А, если заговаривал, то непонятное нёс. Сын Обезьяны всё время за ним хвостиком волочился. Пока тот не помер. Мальчишке тогда и десяти лет не было.

– А мать? – осторожно спросил я, ожидая какую-нибудь трагедию из категории «умерла при родах».

– Мать его до сих пор жива. Она с тем охотником приблудила ребенка. А когда родила – бросила сразу. Обоих их видеть не желала. Говорящий с духами сам Сына Обезьяны воспитал.

– Надо же какой отец заботливый!

– Там, говорят, по-разному было. То забудет его в селении на два дня – маленького совсем, то с рук не спускает по нескольку дней. Петь ему любил. Что-то свое, непонятное. А учить ничему не учил. Даже не бил ни разу. Но меня тогда здесь не было, я лишь с чужих слов знаю, владыка.

– А сейчас? Почему безроды его слушаются?

Я, действительно, не понимал, в чем корень авторитета Сына Обезьяны. Он был беден, за ним не стояла физическая сила, у него не было большой родни, не было и традиционной опоры власти. Но я уже от многих безродов слышал: надо спросить у Сына Обезьяны, а что скажет Сын Обезьяны…

– Многие верят, что его защищают странные духи отца, – пожал плечами Мацихатла. – Вроде бы, как тот перед смертью поручил сына их заботе. И слушают его. Сын Обезьяны иногда судит людей в спорах. Но не во всех, а лишь, когда его зовут сами спорщики. Считается, что он мудро судит. Хоть порой и не по четланскому обычаю. Доверяют ему: говорят, что он ничьих тайн не выдает и не врет.

– А это правда?

– Да уж, не знаю… Может, просто скрывает умело.

Я обратил внимание, что Мацихатла, говоря об отношении безродов к Сыну Обезьяны, сам этого отношения не разделяет. Непроизвольно держит себя особнячком от общей массы – это прослеживалось в речи.

– А ты-то, Мацихатла, как считаешь: защищают его духи? – прямо спросил я.

Мой осведомитель поежился.

– Кажется, да. Не знаю, что это за духи, но защита у него сильная. Кого другого за шутки глупые, за жизнь беспутную, за нарушение обычаев уже давно покарали бы. Не люди, так боги.

Недолюбливал Мацихатла Сына Обезьяны, хоть, старался это скрыть. И почему-то это мне понравилось.

– Если этот человек отдаст приказ безродам – они послушаются? – задал я краеугольный вопрос.

– Не знаю, – задумался Мацихатла. – Может быть, они его потому и слушаются, что он не отдает никаких приказов. Я знаю точно: ни один безрод в Излучном ни за что на охоте не убьет обезьяну. Но Сын Обезьяны никогда этого не запрещал.

Я долго размышлял над услышанным, сопоставлял с другими «показаниями». И, в конце концов, пришел к выводу, что передо мной уникальный случай социально-свободного человека. С каким-то своим индивидуальным Супер-Эго. Судя по описаниям отца-охотника, тот страдал каким-то психическим расстройством развития, возможно, первазивным. Аутизм, синдром Аспергера или вообще олигофрения или синдром Дауна. Потому и выживал в одиночку, как дикий охотник, мало с людьми общался. И женщина с ним жить не захотела. Он явно сам не понимал многих нюансов четланского общежития и сыну их не передал. Заботиться о мальчике толком не умел, зато любил, похоже, по-настоящему. Вот и вырос Сын Обезьяны в особой атмосфере: без запретов, без табу, без вечных подзатыльников, которые требуют безусловного подчинения правилам жизни. Конечно, жизнь заставила потом всё это изучить… Но главное – все эти правила и обычаи не въелись в его плоть и кровь! Он смотрел на четланский образ жизни, имея совершенно уникальный Высший Закон в голове. Свои идеалы и принципы. Мог сравнивать, оценивать, принимать совершенно неожиданные решения, отвергать глупое и так далее.

В нем не было четланской социальной программы, он был свободен. Потому и чудил, чем постоянно удивлял местных. Потому и ориентировался больше на обезьян, чем на людей. А любовь отца сделала его добрым и отзывчивым. Может быть, поэтому парень, в свое время, и не стал изгоем. Отверженным… И байка про духов, конечно, помогла! Хотя: кто знает, что здесь причина, а что следствие? Возможно, легенда про духов появилась уже после того, как Сын Обезьяны получил поддержку и любовь безродов. И придумали ее какие-то мацихатлы, не понимавшие, в чем сила этого странного человека.

Я с радостью ввел его в Совет, радуясь, что получил два в одном. Сын Обезьяны не только безродов будет представлять, но и сможет поставлять мне оригинальные идеи. Которых я не дождусь от прочих четлан. Что греха таить: трудно было найти даже тех, кто мог воспринимать мои идеи. А уж генерировать свои… Такие пока не попадались.

Пару раз мы беседовали. Конечно, разные мы люди. Почти маниакальное стремление Сына Обезьяны стать ближе к природе, отказаться от всех благ цивилизации – было мне совершенно не близко. Я наоборот ежедневно страдал от острой нехватки этих благ! Ужасно страдал и все силы тратил на их увеличение. Кроме того, безродом было невозможно управлять. Объявишь ему: завтра Совет, приходи, будем важные вопросы решать. И уже на совещании узнаешь, что Сыну Обезьяны вздумалось побродить по лесу – и тот загулял дня на три, забив на жизнь «империи» свой обезьяний болт.

Но зато с ним всегда было интересно! Пользы большой я не поимел, но удовольствия было много. Потому что необычно. Вот, например, он упорно не называл меня владыкой. Вместо этого говорил «большой человек». Я поначалу проявлял недовольство, поправлял… Но во-первых, это оказалось бесполезным, а во-вторых, говорил он все-таки с искренним уважением. Хотя, для него даже очень большой человек безгранично ниже обезьяны. И ее сына.

… – Так что насчет прогулки, Большой Человек? – господин советник висел передо мной на толстой ветке, почесывая бок свободной рукой, и улыбался.

– А куда это я, по-твоему, собрался прогуляться, Сын Обезьяны? – с прищуром спросил я.

Ну, не мог же он знать, на самом деле! Никто еще не знает.

– Не ведаю, Большой Человек. Тем интереснее! Пойти туда, куда не знаешь.

– Тогда, может быть, я никуда и не собираюсь идти гулять? А тебе пригрезилось это. А?

– Пригрезилось? Пригрезилось, что я пообещал принести дубильной коры Голому Дереву? Пригрезилось, что спросил у Голого Дерева, с чего этого он стал дубить кожу, ведь все знают, что тот всегда резал кость и рог? Пригрезилось, что Голое Дерево раскраснелся, как девушка на вечерних посиделках, и рассказал мне, что делает особое одеяние для самогО Большого Человека?

Сын Обезьяны посмотрел в небеса, прикрытые листвой.

– Нет, вы слышали, сколько мне всего пригрезилось!

– А ты видел то «особое одеяние»? – нахмурился я.

– О нет! Голое Дерево шлепал себя по губам и настрого велел Сыну Обезьяны даже забыть о том, чтобы посмотреть. Хотя, я очень просил. Но смотреть ведь необязательно, да! Раз уж Большой Человек захотел себе особое одеяние, значит, собрался он пойти в гости. В особые гости!

Сын Обезьяны, наконец, спрыгнул с ветки и встал передо мной – легкий, гибкий и улыбающийся.

– Возьми меня с собой!

Да уж. Не ожидал я, что таким неожиданным путем вскроются мои планы. Ведь никому ни словечка! Тянул до последнего, чтобы сплетни не расползлись. А тут волосатый «гринписовец» хакнул мои планы, поболтав с каким-то безродом.

Я действительно собирался в гости. К Ицкагани, хозяину Черного Урочища.

Глава 8. Пыль в глаза

Так уж вышло, что между Излучным и Черным Урочищем расстояния – тьфу да маленько. Река Великая возле моей новой столицы резко изгибается и начинает течь на юго-запад (от того и Излучное). Садишься на лодку – и за четыре-пять часов доплываешь до владений Ицкагани. Обратно немного подольше, все-таки вверх по течению. Но всё равно: слишком близко мы находились друг от друга. Пугающе близко.

Каждый день, приступая к работе, я с тревогой оглядывался на юго-запад: не ползет ли оттуда какая-то опасность? Неведение и постоянный нервоз угнетали меня со страшной силой. Я знал, что Ицкагани – некоронованный король всех четлан, что поселились на Великой. У него не было прав провозглашать себя владыкой, но власть его (до недавних пор) была более тверда, чем моя. Ворвавшись в Излучное, а затем осев там, я каждый день одним своим присутствием разрушаю эту власть.

Увы, разрубить гордиев узел одним ударом я не мог – некий «торговец» Шоануапе намекнул мне на это прозрачно, но весьма однозначно. Приходилось терпеть. Только вот и Ицкагани тоже приходится терпеть. И мое присутствие тяготит его, наверное, сильнее, чем меня – его.

Вдруг не вытерпит?

Я же ничего не знаю о нем. Ни как о человеке, ни как о правителе. Никто толком о нем не рассказывает. Местные старательно ругают, чтобы владыка не прогневался, мои люди из Крыла «не в материале». Даже Мацихатла, обычно такой словоохотливый, тут стушевался, сказал, что в Урочище особо не задерживался и сказать ему нечего.

Нужны разведданные. О силах Ицкагани, о настрое, о планах. Чтобы понимать, к чему готовиться. И чем дольше я об этом думал, тем яснее понимал: доверить это дело некому. Не так много людей, кому я смогу довериться, а среди них нет тех, кто бы обладал нужными навыками. Если честно, я даже подумывал именно о Сыне Обезьяны с его нестандартным мышлением, но поступки этого парня предсказать было трудно – что он там выкинет? Я так рисковать не мог.

Поэтому в «логово зверя» должен был идти я сам.

И сказать, что от этой мысли мне было не по себе – значило ничего не сказать! Даже хотелось, чтобы меня отговорили, но разведывательные планы требуют тишины. Так что единственное существо, которому я решился озвучить свои планы, был Желтый Червяк. Который не то, чтобы не стал меня отговаривать – он оказался в восторге от идеи!

Ну, и какое ты после этого подсознание!

– Сухоруков, это же гениально! Я не знаю насчет разведданных, но ты сможешь провести просто гениальное мероприятие по дезинформации!

– В смысле?

– Устроить шоу. Вспомни, с чего ты начал здесь, в этом мире?

– Язык учил?

– Нет. Ты прикинулся покорным дебилом! Едва только понял, за кого тебя во дворце держат: лапки по-беличьи сложил, бровки домиком возвел, со всеми соглашался. Терпила первостатейная вышла! И что в итоге? – хрипло вопросил Золотой Змей Земли и сам же ответил. – А в итоге они все расслабили булки и дали тебе время. Чем ты, при моей незаменимой помощи, и воспользовался. Теперь у нас новые враги. Значит, что надо делать?

– Прикинуться дебилом? – хмыкнул я.

– Не надо иронизировать! Не надо! – закатил невидимые глаза Червяк. – А то я подумаю, что ты не притворяешься дебилом, а оно самое и есть. Два раза в одну реку не войдешь. Нам нужно сделать так, чтобы, увидев тебя, Ицкагани и все остальные решили: блин, да чего нам этого парня бояться! Да ему же просто повезло!

Я задумался. Идея хорошая. Даже очень. Мне действительно не мешает расслабить булки у новых врагов. Чтобы выиграть время и упрочить свое положение. Значит, что они должны увидеть? Не хитрого интригана, не сурового бойца. Я должен стать Иванушкой-дурачком – поверхностным, недалеким, которому повезло ухватить перо жар-птицы. Эдакий Хлестаков без трусов, да с пером в… волосах.

– И как им это показать?

– Ну дак это ты у нас психолог. Давай – рисуй!

– Хорошо… – я начал набрасывать портрет. – Понятно, что это не особо умный человек. Неспособный критически мыслить. Особенно, по отношению к себе. А потому хвастун, любит себя хвалить, не любит критику в свой адрес. Раз с Излучным ему повезло – это вообще парню снесло башню. Считает себя победителем всех на свете, глядит свысока, а потому по-барски добродушен, щедр. Мир для него прост и черно-бел: то, что ему не нравится – плохое, а что нравится – хорошее. Постоянно старается привлекать к себе внимание: и поведением и внешними признаками. Чтоб, значит, сразу все видели, какой он герой. Бестактен, неосторожен…

– Только вот тебе надо быть очень осторожным, – осадил мои фантазии Червяк. – Главное, не переборщить. А так всё верно – работай!

И я начал работать. Не столько над образом, сколько над тем, как засунуть пасть в голову ягуара и вытащить ее оттуда целой. Для начала мне нужен надежный тыл. Я даже не хотел думать о том, чтобы ехать в Черное Урочище, пока у меня не появятся сильное войско и надежная крепость. Во многом, ради этого учения и проводились. Что ж, убедился: войско есть. Да и крепость в общих чертах готова.

«Но надо еще подождать! – скулил ссыкун в моей голове. – Войско до двух сотен не довел, стену не достроил».

Я бы его послушался. Но… Но каждое утро я просыпался и с тревогой смотрел на юго-запад… Неведение было еще страшнее. И только нарастало. Надо ехать!

Я собрал совет и огорошил всех новым указом: обоим воинствам следует поплыть вниз по реке Великой. На вопросы «Куда? Зачем?» ответил по-военному: от забора и до обеда. В смысле сказал, что плыть будем до заката, после чего переночуем на берегу и поплывем обратно. Объяснил, что это еще одни учения. На самом же деле, цель была иная: устрашить Черное Урочище. К самому Ицкагани я пойду с небольшой группой, чтобы не принял это за вторжение и не поубивал нас с перепуга. Но перед этим я покажу ему всю свою мощь, чтобы дикарь не вздумал напасть на мой маленький отряд. Мол, ты видел армаду недавно? Вот она у тебя всё сровняет, если чо.

В поход пошли все. Я велел оставить в Излучном по пятерке черных и золотых, зато обязал все три рода выставить по двадцать человек, пусть даже безоружных. Более двух сотен людей расселись в почти полсотни лодок – и мы поплыли. «Император» в моем лице сам сел за весло. И поверьте, это не от безумной храбрости: просто среди войска было безопаснее, нежели в опустевшем селении.

По правому берегу несколько часов шла почти безлесая крутая гора, которая резко осела, и перед нашим взором возникло Черное Урочище: метров пятьсот чистого, ровного берега. Черное Урочище – это долина маленькой речушки, которая она уходит глубоко в горы. Мы же видели только малую часть.

Весь берег был чистым, без зарослей, утыканный лодочками, хижинами, какими-то вешалами. Люди заметили нас, закричали, засуетились…

– Помашите им руками, – скомандовал я ближайшим соседям.

Приказ пошел дальше по лодкам, мои воины принялись махать руками, маками, копьями, кто-то даже заулюлюкал… Вряд ли это успокоило местных. Но мы прошли мимо, так что, надеюсь, до инфаркта ребят не довели. Остальной путь завершился благополучно. До ночи мы встретили еще одно – совсем махонькое – сельцо (вот те точно обделались от ужаса), переночевали на чистом берегу и вернулись домой.

А я собрал новый Совет.

– К Ицкагани поеду! – огорошил всех сходу. – Будем отношения выстраивать с соседями.

– Я с тобой! – прозвучало хором, потому что Черный Хвост и Глыба встали практически одновременно.

– Нет, – осадил я обоих. – Я возьму совсем немного людей. Чтобы Ицкагани не испугался. А, если тебя, Прекрасная Слеза, даже одного взять – нам побоятся двери открыть – так ты грозен. Черный Хвост, ты тоже должен остаться в Излучном – мне здесь нужен надежный тыл, и войско, готовое прийти на помощь. Каждый из вас пусть подберет мне лучших бойцов: пятерых золотых и троих черных.

– Почему троих? – вскинулся Хвост.

– В доспехах черных пойдут Вапачиро, чтобы не бросался в глаза, и Сын Обезьяны.

Безрод услышал свое имя, вскинул на меня глаза и радостно запел, что-то бессвязное, без слов (от отца что ли успел перенять?).

– Славный владыка, умоляю, возьми и меня с собой! – вдруг подскочил ко мне Мацихатла.

Он в Совет не входил, но иногда приходил со мной, как свита. Как тень.

Я с удивлением посмотрел на столь неожиданное рвение.

– Взять тебя? А зачем?

– Буду тебе полезен, – как-то неуверенно пояснил свое желание мой осведомитель.

– Не знаю… Ты ведь сам говорил, что толком не бывал в Черном Урочище. Чем ты сможешь помочь? – Мацихатла молчал. – Нет, оставайся здесь. Будешь помогать Ннаке, следить за работами в Аграбе.

– Пожалуй, я с тобой поеду.

А это уже Шитайа. Чего это они все сегодня? Хотя, делегация с вождем будет выглядеть более представительно. А, если с нами что-нибудь случится, то и Капибары заимеют зуб на Ицкагани.

– Хорошо, поедем вместе. Значит, три лодки понадобятся. Возьми пару гребцов, они заодно дары понесут. Ннака, кстати, подбери подарков! Так, чтобы была видна моя щедрость, но не казалось, будто я подлизываюсь.

– Перьев напихать? – понимающе уточнил оцколи (он уже хорошо знал о моем пренебрежении к украшениям из перьев, которые так ценились у индейцев).

– Ага, и бижутерии, – это я имел в виду украшения из поделочных камней. – Только медь не трогай!

…Три лодки в Черном Урочище встретили намного спокойнее. Мы вышли на сухую гальку, отряхнулись, а к нам даже никто особо не спешил. Куда идти-то? Вапачиро выхватил какого-то зеваку и озвучил мой вопрос. Четланин ошалело глянул на меня, потом на мою калечную руку – узнал и напрочь потерял дар речи. Только рукой замахал куда-то вглубь Урочища. Пока я недоуменно озирался, выяснилось, что пропал Сын Обезьяны.

«А может, ну его? – возбудился ссыкун в моей голове. – Поехали домой! Не нравится мне здесь!».

Пока я запихивал этот голос в самое подходящее ему место, из-за хижин появился пропавший безрод. В сопровождении целого отряда с копьями и топорами. Мои люди невольно ухватились за свое оружие.

– Вот, Большой Человек! – улыбнулся Сын Обезьяны. – Они проводят нас.

И нас повели.

Оказывается, я не понимал, что такое Черное Урочище. Думал: название селения. Ан нет. Это была широкая долина среди темных скал глубиной в несколько километров. И вся она была заселена! Четлане здесь не жили компактно. То тут, то там стояли группы строений, всё это перемежалось огородами, полями, птичниками, сараями – не видно было границы между поселениями, они плавно перетекали друг в друга; лишь кое-где еще сохранялись маленькие рощицы. Полноводные ручьи наполняли долину влагой, здесь всё бурно росло и цвело.

По словам провожатых, дом Ицкагани располагался на северной окраине урочища, там, где сливались воедино два самых полноводных ручья. Мы шли около часа, и я понял, что в Черном Урочище живет гораздо больше народу, чем в Излучном. И даже больше, чем в Крыле. Теперь мне стало более понятно, почему именно местные имачаты заполучили себе столько авторитета на Великой. Это была богатая земля. Способная прокормить тысяч пять-шесть – еще и на экспорт продукты останутся. Отдельные общины селились тут так тесно, что вскоре «слиплись» под руководством одного правителя. А поскольку рука владыки сюда не дотягивалась – то стали имачаты Черного Урочища расширять свою власть по реке Великой. Мы шли на север, а мною овладевала робость. На тот ли кусок я рот зазеваю? Не лопнет ли пасть?

– Воон дом имачаты Ицкагани! – гордо махнул рукой старший из провожатых.

На небольшой возвышенности, в треугольнике двух сливающихся ручьев стоял целый комплекс. Не меньше десятка разнокалиберных строений, окруженных крепким глинобитным забором (примерно таким же, как вокруг дома Носача). Всюду сновали люди, которые непрерывно делали какую-то свою обыденную работу. Там не было столь монументального здания, как мой дворец, но само хозяйство казалось просто огромным.