– Но теперь у меня совсем не будет времени на прогулки! – ответила она, пряча язвительную насмешку, – Ведь я должна буду всё это перечитать!
1734 год
Граница России с Пруссией
Скрыть инкогнито продвижения фельдмаршала Миниха к польскому городу Данцигу удалось лишь до Мемеля, так как на прусской границе возникли непредвиденные осложнения. Выяснилось, что король Фридрих-Вильгельм строго-настрого запретил прохождение чьих-либо войск через прусские владения. Двигаться же с артиллерийскими орудиями в обход через Вильно – означало потерять не менее трёх месяцев.
Миних, в силу горячего нрава, не мог стерпеть такого вредительского отношения со стороны союзника, и принялся скандалить! Он затребовал к себе прусского коменданта пограничной заставы, отчитал его, как мальчишку. В гневе требовал встречи с главнокомандующим и грозился от имени императрицы Анны Иоанновны строго взыскать с него все издержки, что потерпит русская армия, от продвижения в обход! И в запале даже составил собственноручно письмо королю Фридриху-Вильгельму с требованием пропустить русскую артиллерию через прусскую территорию!
Разумеется, уже спустя пару часов весь Мемель знал, что у погранзаставы стоит русское войско под командованием никого иного, как самого генерала-фельдмаршала Миниха.
Пока командующие обеих сторон выясняли отношения в горячем споре, который никак не мог разрешиться в скором порядке, Миних отдал приказ своему тринадцатитысячному войску – разбить лагерь и расположиться на постой, прямо вдоль границы.
Учитывая, что стоял январь, и людям требовались тепло и провиант, солдаты всюду запалили костры, нещадно вырубая деревья в округе, и занялись охотой, проникая в немецкие владения.
Микуров, наравне с солдатами, трудился в обеспечении провианта. Вызвавшись с отрядом стрелков на охоту за дичью, он проявил себя метким стрелком, убив четырёх куропаток. И, распознав по следам дикого кабана, увлёк отчаянных охотников попытать удачу в поимке крупного зверя. В итоге кабан был успешно затравлен и триумфально зажарен на вертеле. По наспех сооружённому лагерю потянулись соблазнительные ароматы жареного мяса.
Стемнело. Собравшись у большого костра за ужином, офицеры-охотники, чувствовавшие себя героями, весело пересказывали приятелям о том, как выслеживали дикого зверя и, как тот чуть было не запорол их огромными клыками.
Солдаты смеялись, уплетали горячие мясные куски и приплясывали от холода. Некоторые подходили к Василию, дружески хлопали по плечу, хвалили за проявленную на охоте смекалку. Кто-то сзади ткнул его в спину:
– Эй, приятель!! Достань и мне кусочек!
Василий обернулся, радушно протягивая кусок мясных кабаних рёбер, истекающих ароматным жиром. И вдруг вытаращил глаза:
– Лопух?!! ….Чёрт! Ты… Как здесь?!!
– Тихо ты!! Не ори! – шикнул на него Ванька, вонзая зубы в горячее мясо, – Дай поесть. М-м-м… Неделю ничего не ел горячего!
Василий, заслоняя друга от любопытных глаз, тихонько отвёл его в сторону:
– Вот здорово!! Так значит, Миних всё-таки, взял тебя?!
– Ага, держи карман шире.
– Как?! – ужаснулся Микуров, – Так ты, что? Сбежал из Академии?!!
– Угу, – буркнул он, с аппетитом обсасывая кость.
– Вот ты смелый тетерев!!!
– А ты думал, я отпущу тебя одного на войну? – парировал он, – Нарушить дружескую клятву? Ни за что!! Решено вместе, так вместе!!
Микуров обнял его, крепко хлопнув по спине:
– Хоть ты и болван, Лопух, но я чертовски рад тебе, дружище!!
– Чего это я болван?
– Да ты представляешь, что тебе будет за побег?!
– Отчислят, – уверенно ответил Ванька, – Ну, и пусть! А вдруг я лично Лещинского в плен возьму?! Ведь тогда не посмеют отчислить, верно? Победителей же не судят!!
– Дурында ты! – Василий стиснул приятеля обеими руками, – Слушай! Ты же, наверное, замёрз?
– Не то слово! Окоченел!!! – признался Иван, – Шутка ли? Вторую неделю за вами бегу!
– Где же ты спал?
– Мир не без добрых людей, – сообщил он, – Пока на пути города да деревушки были, я не пропадал. Постучу вечером в какую-нибудь избу – меня переночевать пустят и покормят.
– Молодец!
– А вот последнюю пару дней, когда по лесу шли, туго пришлось. Думал – замёрзну! – посетовал Ванька.
– Чудак ты! Чего раньше-то не объявился?
– Ага! Если б меня Миних раньше прусской границы обнаружил, то непременно бы домой отослал!! А так – что с меня взять? Уже чужая территория! Не прогонишь!!
Микуров расхохотался и сбил ему шапку на нос:
– Ну, ты и рассудил! Мудрый удот! В точности, как сеструха твоя, Настасья! Помнишь, когда цветок папоротника искали?
Лопухин не обиделся:
– А то! Сообразительность – это у нас семейное!!
Василий накрыл его полой своего овчинного тулупа:
– Ладно. Идём к костру. Надо подумать, как сказать про тебя Миниху. Я пока ума не приложу!
– На досуге вместе покумекаем.
– Слушай! В Академии-то, небось, тебя хватились! В розыск объявили! – всполошился Василий, – Воображаю, какая там шумиха!!
– Не бойся. Всё ладом, – отмахнулся Лопухин, – Я им записку оставил.
Рыцарская Академия
В день отъезда Микурова кадеты после отбоя обнаружили на кровати Лопухина записку.
– «Друзья, сообщите Шашкову, что меня, вместе с Микурой, фельдмаршал зачислил волонтёром в полк к Беренсу. Отбываю незамедлительно. Увидимся. Лопух», – прочёл вслух Голицын и присвистнул, – Ну, дела!! И Лопуха в полк определили!
– И тоже к Беренсу?
– Ага!
– Да кто такой, этот Беренс?! – повторил Бергер, хмуря лоб.
Граница России с Пруссией
В ответ на требование Миниха пропустить русскую артиллерию к Данцигу через прусские земли король Фридрих-Вильгельм прислал весьма уклончивый ответ, что в дележе польской короны между саксонским курфюрстом и французским ставленником он склонен соблюдать нейтралитет. Так как ни один из кандидатов не счёл сделать ему, прусскому королю, никаких выгодных предложений, то и он, в свою очередь, не видит причин ни помогать Августу, ни препятствовать Лещинскому.
Русский посланник в Берлине Ягужинский активно отстаивал интересы Миниха. И, в желании склонить Фридриха-Вильгельма к содействию саксонскому курфюрсту, дипломатично просил короля задаться вопросом: не навредит ли этот отказ его убеждению – оставаться в дружбе с Россиею? Тот не отказывался от дружеских отношений с Россией, но оказывать помощь саксонцу не желал.
Попытки Ягужинского с Минихом намекнуть кайзеру о том, что, противясь пропустить русские войска к Польше через Пруссию, король, таким образом, нарушает обещания, скреплённые союзом «трёх чёрных орлов», тоже не принесли успеха. На их уверения в том, что императрица Анна Иоанновна может посчитать себя обманутой королём, Фридрих-Вильгельм ответил, что он тоже считает себя обманутым русской царицей в невыполнении некоторых пунктов договора. И посему они могут быть квиты.
Кроме того, примкнув к интересам Саксонии, король опасался вовлечь себя в открытую войну с Францией, чего он, уж конечно, не хотел! Ягужинский выбился из сил, уговаривая упрямца пойти на уступки, пуская в ход различные дипломатические уловки. Всё без толку! Кайзер упрямо предпочитал ничего не делать.
Миних тем временем, с не меньшим упрямством, дымил кострами под Мемелем, рубил леса и истреблял дичь. Он сам ежедневно в сопровождении офицеров выезжал поохотиться в немецкие угодья. Входя в азарт, порой превращал охоту в турнир по стрельбе, и всегда возвращался с полными санями добычи.
Чтоб не тратить понапрасну боевых запасов, Миних велел офицерам для охоты вооружиться арбалетами и луками.
Сегодня, гуляя по снежным лесным пригоркам, он заметил взмывшего вверх беркута и взял его на прицел. Выстрелил несколько раз, но тщетно – высота полёта птицы значительно превосходила пусковые возможности стрелы.
После выстрелов фельдмаршала было позволено стрелять офицерам. Сотни стрел со свистом вырвались ввысь, но также напрасно. Миних махнул рукой:
– Поздно! Слишком высоко! – и осадил всех, – Отставить!! Не переводить стрелы!!!
Все послушно опустили арбалеты. И вдруг в создавшейся тишине, ослушавшись приказа, просвистел чей-то выстрел. Миних, возмущённый такой наглостью, грозно ткнул пальцем в строй:
– Кто осмелился?! Я же сказал, не стрелять!!!
Офицеры притихли, в недоумении переглядываясь. И тут с высоты в снег бухнулся беркут с торчащей в боку стрелой. Прямо под ноги фельдмаршалу.
Миних опешил. Полковник Олонецкий поднял тушку:
– Отличный выстрел, Ваше высокоблагородие.
– Кто стрелял?! – повторил фельдмаршал, но в голосе его уже не чувствовалась угроза, – Ну, признавайтесь, черти полосатые! За такой выстрел обещаю помиловать!!
Из-за спин офицеров протиснулся вперёд молодой парнишка, в овечьем полушубке. Офицеры загудели, не понимая, как он оказался среди них.
– Кто таков? – спросил Миних, удивлённо приглядываясь, и вдруг лицо его вытянулось, – Кадет Лопухин???
– Так точно, Ваше высокоблагородие.
– Вот так новость! Это что такое?? Какого чёрта ты здесь делаешь?!!
Ванька понуро опустил голову. У фельдмаршала начали раздуваться щёки от гнева. И он обратился к офицерам:
– Господа!! Это возмутительно!! Вы только посмотрите, какова дисциплина у наших будущих офицеров! – и ткнул пальцем в Ивана, – Я запретил этому кадету участвовать в походе, а он тут как тут! Пожалуйста!! Сбежал из Академии!!
– Во даёт! – присвистнул кто-то из толпы.
– Отчаянный парень.
Но фельдмаршал не разделил их восторга:
– А что полагается за бегство? А, Лопухин?! Отвечай!!
– Отчисление, – тихо пробормотал Ванька, пряча глаза.
– Ну, так вот – ты отчислен!! – беспощадно констатировал Миних, – Сегодня же! Сию минуту! Вон!! Чтоб духу твоего не было! Ни здесь, ни в Академии!! Позор!!!
Полковник Олонецкий неожиданно вступился за мальчишку:
– Ваше высокоблагородие, осмелюсь заметить, что позором для бойца считается бегство с поля битвы, а не наоборот.
– Вы что же, намерены его защищать?! – побагровел тот.
Олонецкий пожал плечами:
– Но… каков выстрел! А?! Таким учеником Вы, Христофор Антонович, можете только гордиться! Ведь превзошёл самого учителя.
Миних бросил взгляд на подстреленного беркута:
– Это да…, – нехотя согласился он, – Стреляет он отменно.
– Ваше высокоблагородие, – подал голос Ванька, – Вы же при всех обещали признавшегося в выстреле помиловать. А слово командира нерушимо!
В строю офицеров пронёсся весёлый гомон. Олонецкий не сдержался и рассмеялся басом:
– А он и соображает неплохо!!
Следом рассмеялся и сам Миних:
– Ну, стервец!! А? Гляди-ка, подловил меня на слове!
– Оставьте его, Ваше высокоблагородие, – подсказал Олонецкий.
Остальные офицеры поддержали:
– Оставьте! Христофор Антонович!
– Бедовый парнишка!
Миних погрозил Лопухину пальцем:
– Так и быть, остаёшься. Но до первого предупреждения!!
– Ура-а-а!!! – возликовал Ванька, – Христофор Антонович, я не подведу!!
И помчался со всех ног к лагерю сообщить радостную новость Василию.
Очень скоро прусские вельможи Мемеля и близлежащих угодий, терпя невероятные убытки от истребления дичи в их лесах и уничтожения деревьев, пошли к Миниху на поклон, упрашивая встать лагерем подальше от прусской границы, но он остался глух к их стенаниям.
Тогда ущемлённая аристократия обратилась с письмом к Фридриху-Вильгельму, умоляя короля защитить их от «неприятного соседства» с русским войском. И под давлением собственных подданных, кайзеру пришлось пойти на уступки: он дал добро на проход людям и повозкам с поклажей, но оставил запрет на провоз пушек.
Миних, прочтя это уведомление, в гневе выругался крепким словцом. Но делать нечего. Пришлось отправлять артиллерию в обход, а самому двигаться к Данцигу налегке.
императорский дворец
Бюрен сидел в кабинете, задумчиво уставившись в одну точку. Ноги его были вытянуты, руки безвольно свисали с подлокотников кресла. Во всём его облике читалась чудовищная усталость.
День за днём, год за годом неотлучно находиться «при особе её императорского величества» и при этом не надоесть, не вызвать раздражения – работа нелегкая; рутинные будничные проблемы и бесконечные церемонии. Переезды, прислуживание за столом, надзор за подчиненными и слугами. Не холодно ли в спальне; не заменить ли лакея, чья неловкость была замечена во время обеда; каких лошадей и карету подать завтра на выезд; кого из придворных взять с собой на лето в Петергоф; каковы причины отсутствия одной из фрейлин; кого из желающих сегодня стоит допустить к государыне, а кого придержать под благовидным предлогом.
И за этими повседневными хлопотами нужно всегда выглядеть свежим и быть одетым к месту, вовремя замечать перемены настроения государыни, развлекать её приятными сюрпризами. И, несмотря на эти успехи, всё время ощущать себя под прицелом придворного общества, постоянно чувствовать дыхание в затылок соперников. И конкурентов нужно вовремя выявлять и устранять, но отправлять их не на плаху, а на почетные посты вдали от двора. И делать это столь изящно, чтоб не навлечь гнева государыни.
Когда-то в Митаве он блестяще устранил со своего пути старика Бестужева и на какое-то время стал единственным повелителем сердца будущей императрицы.
Впрочем, в первый же год царствования Анны, его напористо стал теснить Ягужинский. Этот человек обладал невероятной мощью! И как тонко Бюрен смог от него избавиться. Потребовалось всего-то напоить новоявленного графа и подзадорить слегка, чтоб тот обругал прилюдно Остермана. Канцлер не стерпел обиды и уговорил Анну выслать сквернослова в Берлин.
Казалось бы, путь расчищен! Но, тут нарисовалась фигура нового соперника – Миниха, который так преуспел, что чуть не вытеснил фаворита из спальных покоев государыни. Забросал Анну дорогими подарками, вскружил голову всевозможными талантами. И вновь он, Бюрен, хитро избавился от конкурента, спровадив за орденами на войну.
Свобода?! Не тут-то было! Воюя с авангардом; ярким, смелым, рвущимся в бой, он проглядел того, кто всё это время оставался в тени и даже не раз выступал союзником в борьбе с соперниками. Он был незаметен в их блеске, не виден за их широкими спинами, не слышим в их шумном гомоне. А теперь, на расчищенном поле, вдруг обозначился во всей красе.
Остерман!!
Об эту фигуру можно сломать хребет. Его не выпроводишь за границу; он надёжно прикрыт болезнью, имеющей привычку к обострению в ответственный момент. Его не отправишь на повышение; он и так негласно правит всем! Его не подведёшь под ссылку; он слишком хитёр. Не вынудишь к скандалу; он безупречно владеет собой. Он просто монстр!!
С ним лучше дружить. Но о какой дружбе может идти речь, если у обоих на кону одна и та же ставка – безграничная власть.
Два года назад, в преддверии дележа польского наследства, Левенвольд-старший, по указке Остермана, привлекая Пруссию и Австрию в союзники, раздавал авансы от русской императрицы; цезарю Карлу была обещана в снохи племянница государыни Анна Леопольдовна. А кайзеру Фридриху-Вильгельму в случае успешного исхода дела позволялось выдвинуть младшего сына на вакантный пост герцога Курляндского.
Но по ходу дел положение переменилось. России не хотелось терять влияние в Курляндии. И когда прусский король выразил недовольство кандидатурой саксонского курфюрста на польскую корону, Бюрен уговорил Анну отказаться от обещаний, данных кайзеру.
Он лично поехал в Дрезден и от лица императрицы провёл переговоры с курфюрстом. Результатом стала договорённость, что Россия военной мощью помогает курфюрсту получить польскую корону, а тот, став королём Польши, обещает сохранить автономию Курляндии под контролем России. И, кроме того, выхлопотал у курфюрста (небывалым красноречием и большими деньгами), чтоб именно его, Бюрена, в дальнейшем бы выбрали герцогом Курляндским.
Но, как известно, шила в мешке не утаишь! Новость просочилась за пределы границ и достигла ушей прусского короля. Тот посчитал себя оскорблённым, и заявил, раз союзники нарушают условия прежнего договора, то и он вправе менять свои решения. И, коли он не поддерживает саксонского курфюрста, то и содействовать армии, стремящейся возвести его на польский престол, не обязан. А посему объявил нейтралитет и запрет на прохождение войск через прусские владения.
Миниху в ходе переговоров у стен Мемеля удалось, с помощью Ягужинского, прояснить истинные причины уклонения Фридриха-Вильгельма от «союза чёрных орлов», и он не замедлил сообщить государыне Анне Иоанновне о том, что кайзер обижен, и ЧТО именно является поводом для этой обиды.
Разумеется, письмо, прежде всего, попало к Остерману. И тот, понимая, что лишённые поддержки Пруссии, русские войска могут затянуть осаду Данцига и, таким образом, дадут возможность Лещинскому подтянуть французский флот, а так же привлечь на свою сторону Швецию, Англию и даже Турцию. И тогда провал будет неминуем.
А, кроме того, канцлер уловил в сложившейся ситуации возможность пощекотать нервы Бюрену, который, наверняка, уже мысленно примерял на себя титул герцога Курляндского.
Остерман, поразмыслив, стал склонять императрицу к тому, чтоб уговорить саксонского курфюрста пойти на некоторые уступки, в том числе пообещать кайзеру титул герцога Курляндского, дабы вернуть Пруссию в союзники.
Остерман был, как всегда, красноречив и убедителен. И Анна Иоанновна, слушая его доводы, не могла не согласиться. Не откладывая дела в долгий ящик, она велела Левенвольду-старшему отправляться в Берлин и уладить с королём это недоразумение.
Бюрен переполошился. Он решительно не желал терять обещанный ему титул герцога и потраченные на это деньги! Одним словом, интересы фаворита и канцлера столкнулись, что называется, лоб в лоб.
Бюрен искусал все ногти, размышляя, как ему обойти Остермана и сохранить за собой обещанную Курляндию? Подкупить Левенвольда? Но известно, что Левенвольд – человек Остермана. На кого же ему опереться?!
В Берлине сейчас находится Ягужинский. А что, если он? Это идея. Предложить Ягужинскому денег, чтоб тот помешал действиям Левенвольда-старшего в переговорах с кайзером. А взамен пообещать ему возвращение в Петербург. Верно! Ягужинский – единственный человек, кого боится Остерман. И только его присутствие при дворе сможет приструнить канцлера. И, хотя пару лет назад Бюрен сам способствовал удалению Ягужинского из столицы, но сам-то Ягужинский думает, что виновник его опалы – Остерман. И это вдвойне хорошо!
Поспособствовав возвращению Ягужинского к русскому двору, Бюрен найдёт в графе доброго друга и соратника. И вдвоём они составят достойный противовес обнаглевшему Остерману.
Бюрен удовлетворённо потёр ладони и взялся за письмо Ягужинскому. Главное, склонить его на свою сторону. А уговорить Анну вернуть опального графа фавориту не составит труда; уж кому, как ни ему ведомы все пути к её доброму сердцу.
квартира М. К. Линара в доходном доме
Мориц Карл Линар в конце января получил письмо, в котором курфюрст, в ответ на его вопрос, разъяснял, что вниманием, оказываемым ему племянницей русской императрицы, ни в коем случае не стоит пренебрегать!
«Учитывая, как стал популярен фаворитизм в России последние годы, место фаворита царской особы – это самое влиятельное место, на какое только может рассчитывать дворянин. А, если вспомнить, что девочка Анна Леопольдовна в будущем станет матерью наследника престола, и, возможно, регентшей при малолетнем императоре, то за право стать её фаворитом будут соперничать многие особы. Поэтому очень хорошо, если бы Вы, Линар, в данном вопросе обошли соперников ещё до того, как они у Вас появятся», – писал Август.
Иными словами, курфюрст ясно давал понять посланнику, что упустить такую возможность он не должен ни при каких обстоятельствах! И отныне угождать принцессе Анне – его первая обязанность пребывания при русском императорского дворе.
Линар, чьё дипломатическое поприще, не было особенно блестящим, усмотрел в этом задании возможность отличиться. К тому же личные обстоятельства его не стесняли (его супруга четыре года назад скончалась от чахотки), и беспокоиться о собственной репутации ему не приходилось. Поэтому он с рвением взялся за выполнение ответственного задания!
На следующий же день в послеобеденное время Мориц Линар явился прогуляться в Летний сад. Но, к своему разочарованию, принцессы там не встретил. Он не огорчился и пришёл назавтра снова. Но ни на другой, ни на третий день свидания не состоялись.
Линар решил, что девочка могла приболеть, и не отчаялся, рассчитывая, что непременно увидит её на ближайшем балу.
императорский дворец
На масленицу на берегу Невы было весёлое гуляние. А вечером императрица давала бал во дворце.
– Я два месяца его не видела! Как думаешь, он придёт?! – переживала Аня, пристально вглядываясь в прибывающих гостей.
– Конечно, придёт, – спокойно ответила Юлия и добавила в сторону, – Попробовал бы он не прийти!! Для иностранных дипломатов императорские балы – это главные события в службе!
Аня увидела Линара ещё издалека; его кафтан из белого шёлка с золотой вышивкой, светлые кюлоты и туфли из белой кожи с золочёными пряжками. Весь в белоснежных одеждах и кружевах, он был похож на воздушный зефир. Встретившись взглядом с принцессой, Мориц просиял приветливой улыбкой, чем буквально пролил живительный бальзам на сердце девушки.
Анна, дабы соблюсти приличия, безропотно позволила дважды пригласить себя на танец Антону-Ульриху. И даже приветливо поболтала с ним о каких-то пустяках. Затем потанцевала с австрийским посланником Антонио Ботта. И, возвратившись, замерла в нетерпении, ожидая приглашения Морица.
Тот не заставил себя ждать, и, едва зазвучали первые ноты следующего танца, направился через зал к царевне.
– Ах, Юлия! Он идёт!! – дрожа от счастья, прошептала она, хватая подругу за рукав.
– Держи себя в руках! – напутствовала её та.
– Это будет не просто! – выдохнула Аня.
– Я рад видеть Вас, Ваше высочество. Позвольте спросить, благополучны ли Вы? – осведомился Линар, когда они оказались среди танцующих пар.
– Да, вполне, – кивнула она.
– После нашей приятной прогулки я несколько раз наведывался в Летний сад в надежде увидеть Вас снова, но мои попытки не увенчались успехом. Признаться, я был обеспокоен.
Она опустила голову, чтоб скрыть радость.
– В какой-то момент я подумал, может, Вам нездоровится, – продолжал он, – Но нанести визит без позволения Вашего высочества не осмелился, опасаясь, что Вы сочтёте это за дерзость.
Аня с трудом подавляла приступы счастья, которые охватывали её от того, что он говорит, как он на неё смотрит, и оттого, что руки её, при переходе от одной танцевальной фигуры к другой, то и дело оказывались в его горячих ладонях.
– В зимнее время днём клонит в сон, – проговорила она за ранее придуманную отговорку, – Поэтому мы решили перенести прогулки на более позднее время.
– Ах, вот как! Я не знал.
– Но сейчас, с наступлением весны, полагаю, мы возобновим привычку гулять после обеда. Так что не исключено, что мы вновь сможем как-нибудь встретиться.
– Я буду с нетерпением ждать этой возможности! – сообщил Линар и, подумав, добавил, – Если Ваше высочество позволит, то я мог бы прислать Вам цветы, если наша встреча в очередной раз не состоится. Как Вы к этому отнесётесь?
Она улыбнулась:
– Это будет очень мило.
Мориц, соблюдая фигуры танца, отпустил руку принцессы. Проследил взглядом как Анна, прошла к другому партнёру, покружилась и вернулась обратно. Он подхватил её под локоть и пылко прошептал:
– Простите, Ваше высочество. Я забыл сказать главное!
– Что?
– То, как Вы прекрасны сегодня!! Свежий цвет лица, блеск глаз… Я был глупцом, спрашивая Вас о здоровье!
Анна почувствовала, как начинают пылать щёки:
– Вы смущаете меня, – робко пресекла она его поток комплиментов.
– Простите, – спешно ретировался он, – Я лишь сказал то, что вижу. И ничуть не приукрасил.
Она, потупив взгляд, подарила ему благосклонную улыбку.
По окончании танца, вернувшись к своему месту, Анна шепнула Юлии:
– Выйди со мной ненадолго! – и устремилась к двери в соседнюю комнату.
Фрейлина послушно последовала за ней. Прикрыв плотно двери, и, убедившись, что их никто не подслушивает, Аня оглушительно взвизгнула, подпрыгнула и, схватив за руки подругу, закружилась в стремительном вихре.
– Юля-а-а!! Я ему нравлюсь!!!
– Он тебе сказал?! – удивилась она.
– Напрямую – нет! Но это бесспорно!! – она обняла фрейлину и расцеловала её в обе щёки, – Юленька! Ты – умница! Ты всё правильно рассчитала! Вообрази, он всё это время приходил в сад и искал встречи со мной!! …. Мой бедный Мориц! Он так огорчался всякий раз, когда не находил меня среди гуляющих. Он решил, что я заболела. И даже хотел навестить меня, представляешь?! Но не знал, как я расценю его поступок и не решился прийти без моего высочайшего позволения!