Когда заканчиваются сказки

– Я не хочу тебе приказы…

– Да мы оба знаем, что любое твоё слово – приказ! – выпалил Кирши. – Просто скажи, что тебе нужно. Убить кого-то? Провести со мной ночь? Я всё сделаю. Только давай без… этого.

– Чего «этого»? – спросил Атли, и Кирши чуть не завыл от жалости, тоски, нежности, ненависти и гнева. Кто-то словно перевернул корзину с клубками и нити размотались, спутались, а Кирши, в попытке вернуть их на место, угодил в эту разноцветную паутину. И чем больше он пытался из неё выпутаться, тем туже она связывала его по рукам и ногам.

Чувство щенячьего восторга от близости к хозяину сменялось волнами жгучей ненависти. Желание трепетно и самозабвенно выполнять каждую его прихоть боролось с желанием голыми руками вышибить из него дух, отыграться за все годы унижений и рабства, которые Атли лицемерно величал дружбой.

Кирши сжал кулаки, зная, что его тело безвольно рухнет на пол ещё до того, как удар достигнет цели. Поэтому всё, что ему было доступно, – полный ненависти взгляд.

– Так чего «этого»? – повторил вопрос Атли.

Кирши выдохнул, беря себя в руки. Он медленно провёл рукой по лицу, будто стягивая с него паутину. Ничего, если у него получится задуманное, скоро всё закончится.

– Ничего. Прости. Я, наверное, устал. Так что ты хотел? – В голос его вернулись привычные спокойствие и скука, хотя в груди всё ещё пульсировал, стягиваясь, клубок перемешанных ниток.

– Я хочу назначить Аньяну главнокомандующей. Твоя помощь пригодилась бы мне на церемонии. После этого сможешь выбрать себе новое задание. Есть уже что-то на примете?

Кирши кивнул. Его интересовало только одно задание.

– Отлично, детали обсудим завтра, – кивнул Атли и расстегнул верхнюю пуговицу на вороте кафтана.

Клубок сжался и обжёг рёбра. Кирши снова схватился за столешницу.

– Ты, – хрипло сказал он, – хочешь остаться сегодня?

Атли перевёл взгляд на свои пальцы, что держались за следующую пуговицу на кафтане, и, покачав головой, спрятал руку в карман.

– Не сегодня. Ты же устал. – Он улыбнулся и, кивнув Кирши, направился к выходу.

Едва дверь за ним закрылась, Кирши, облегчённо выдохнув, сполз на пол. Облегчение смешивалось с болезненным разочарованием и жгучим чувством вины, и Кирши отчаянно надеялся, что они исчезнут, как только Атли покинет этаж.

Наутро Кирши проснулся совершенно разбитым, наскоро умылся и оделся, решив не откладывать разговор с Атли в долгий ящик. Ему хотелось как можно скорее убраться из гарнизона и, возможно, уже не возвращаться назад.

Кирши вышел в коридор и направился к кабинету Атли.

Воздух завертелся чёрным дымом, на пол шлёпнулся Тирг. Он задрал хвост и поспешил вслед за Кирши. Толстые бока покачивались в такт бегу – энергия Тёмного быстро превратила домового в упитанный шерстяной шар.

– Думаешь, он не догадается? – спросил Тирг, обегая вокруг ног Кирши.

– Если ты не будешь орать на весь гарнизон.

– Нет, ну серьёзно. – Тирг понизил голос до скрипучего шёпота. – Дельце-то рискованное.

– Тебя что-то не устраивает?

Тирг призадумался и вильнул хвостом.

– Да нет. Ты как прознал об этой шкатулке, перестал пытаться убить себя на каждом задании. А я, как ты понимаешь, морда заинтересованная в сохранении твоей жизни. Но выглядишь ты, конечно, всё равно, как дерьмо кикиморы.

Кирши усмехнулся.

– Зато ты, Тирг, выглядишь прекрасно.

Довольный домовой распушил усы, запрокинул голову и продемонстрировал мелкие белые клыки. Хвост стоял трубой, а его кончик мелко подёргивался.

– Но мы сейчас не обо мне, – с ноткой сожаления в голосе сказал он. – Мы сейчас о том, что в погоне за шкатулкой ты уже схлопотал болт в плечо и чуть не помер, так что Аньяне пришлось тебя практически с того света вытаскивать. Уверен, что дело того стоит?

– Помяни лихо, и оно уже на тебе сидит, – вместо ответа сказал Кирши.

В конце коридора он заметил Аньяну и отметил про себя, что белый кафтан ей очень к лицу, круглому и вечно румяному, щёки – как два наливных яблочка. Завидев Кирши, Аньяна раскраснелась ещё больше, одним мимолётным движением перекинула косу со спины на грудь и по-детски широко улыбнулась. Да уж, главнокомандующая из неё выйдет… занимательная. Впрочем, Аргорад тоже не был образцом показной серьёзности, но с Гвардией управлялся неплохо.

– Здравствуй! Рада, что ты вернулся! – Аньяна расправила складки на кафтане и приблизилась к Кирши. – Как твоё плечо? Не беспокоит?

– Не беспокоит, капитан. – Кирши коротко кивнул. – Спасибо, что подлатала.

– Брось эти ужасные обращения. – Она махнула рукой, хмурясь. – Для тебя я просто Аньяна.

– Если хочешь заработать уважение, привыкай сама и от остальных требуй. Особенно раз решила убедить Совет в том, что можешь возглавить Гвардию.

– Кирши, уважение не складывается из выполнения требований и обращений по званию.

– Это отличное начало, если уважать больше не за что, – заметил Кирши без задней мысли.

Аньяна вспыхнула. Румянец расползся пятнами по всему лицу, брови сошлись на переносице, рот скривился, а рука взметнулась в воздух. Но вместо того чтобы закричать и отвесить Кирши пощёчину, она засмеялась и хлопнула его по плечу.

– Кирши, ты совершенно прав, – смех вышел натянутым и неправдоподобным, но Аньяна словно не замечала этого. – Но я рада, что такие прекрасные друзья, как Атли и ты, поддерживают меня.

– Мы не друзья, – бросил Кирши и повернул в направлении красной двери в кабинет Атли.

– Боги, ну ты и засранец, – прошептал наблюдавший за происходящим Тирг, оглядываясь на Аньяну, которая плелась следом. – Девчонке и так сейчас тяжело, зачем надо было её добивать? И что Василиса в тебе нашла?

Кирши вздрогнул. Любовное зелье – вот что она в нём нашла. Как и он в ней. Ведь, по сути, что между ними было? Пара объятий и поцелуев, странный обмен воспоминаниями на заплёванном полу кровницы, когда он позволил Василисе черпнуть своих сил.

Они не успели не то что узнать друг друга – сблизиться достаточно, чтобы хотя бы краешком глаза заглянуть под маски. Кирши не о чем было сожалеть, не по кому было скорбеть. Его чувства к ней ничего не значили. Если они вообще были.

Василиса казалась очень лёгкой, практически невесомой. Тяжёлой она стала потом, когда пришло время укладывать её на краду. И он продолжал ощущать эту тяжесть на своих руках даже тогда, когда языки пламени спеленали её тело.

Кирши тряхнул головой – он старался не вспоминать. Но ночницы – проклятые твари – выбили его из колеи. Едва только Василиса перестала приходить к нему во снах, садиться на краешек кровати и, заправляя за ухо отчего-то такие непривычно тёмные волосы, просить прийти за ней. В другие ночи она тянула к нему руки, будто хотела обнять, но чем быстрее Кирши шёл к ней навстречу, тем больше она отдалялась, пока не исчезала вовсе. Иногда она просто плакала, беззвучно так, свернувшись в клубок посреди темноты, будто боялась, что её кто-то может услышать. И каждый раз сжимала в руках сияющий красный клубок.

Кирши принял это за знак – Василиса звала его в Поля Нави. Но чего она хотела? Чтобы он вернул её или чтобы разделил с ней смерть? Но сколько бы он ни спрашивал, Василиса не давала ответа. А после и вовсе перестала приходить.

Кирши терялся в догадках – с Хару такого не было. То ли потому, что он упокоился в своей смерти, то ли потому, что верил в других богов. А может быть, на то были совсем другие причины.

И вот сегодня ночью Василиса пришла снова. На этот раз она улыбалась и сказала, что скоро обязательно вернётся. И эти несбыточные обещания привели Кирши в отчаяние, напомнив ему обо всех смелых, глупых и так и не сбывшихся надеждах, в которые он – всего на краткий миг знакомства с Василисой – позволил себе поверить.

«Это всё не имело значения. И она не имела значения», – повторил он себе в сотый раз, словно заклинание, молитву равнодушным богам.

– Есть у тебя отвар, чтобы не видеть снов? – спросил он Аньяну.

– Кошмары?

– Вроде того.

– Занесу вечером.

– Спасибо.

Когда Кирши зашёл в комнату, сердце Атли непроизвольно подпрыгнуло, но не от радости, а от страха снова увидеть тлеющую злобу в его глазах. Вчера Кирши был похож на затравленного пса, готового не то что укусить – по локоть отгрызть руку тому, кто вздумает его коснуться.

Атли не мог смотреть на него такого, но и не знал, как помочь. Он искренне не понимал, почему Кирши так зол на него, почему не подпускает к себе, а когда всё же подпускает, когда позволяет прикасаться, то всё равно ловит каждое движение Атли, смотрит зверем или не смотрит вовсе. И после Атли каждый раз мучается чувством вины оттого, что снова переступил черту. Черту, которая – как иногда ему казалось – никогда между ними не исчезнет.

Но сегодня Кирши казался спокойным. Усталым, сосредоточенным и абсолютно равнодушным. Вслед за ним в кабинет вошли Аньяна и чёрный кот.

Атли не мог взять в толк, на кой чёрт Кирши сдался этот бесполезный домовой дух, который только и делал, что везде таскался следом и как пиявка поглощал его силы. Толку от него было никакого: бездомный домовой – не более чем паразит. А когда Атли, заботясь о самочувствии и силах Кирши, предложил избавиться от Тирга, Кирши ничего не ответил – только усмехнулся и покачал головой. Больше они к этой теме не возвращались.

– Я назначил церемонию через два дня, – начал Атли, когда вошедшие расселись в кресла. Тирг остался сидеть в углу у двери. Атли он явно недолюбливал; впрочем, это было взаимно. – Аньяна, ты подумала о том, кого назначишь вместо себя капитаном Журавлей?

Аньяна кивнула.

– У Белавы был ещё один приближённый ученик до меня – Лель. Лучший. Я отправила к нему ворона с письмом. Он уехал на юг, латает заезжих Воронов и помогает простому люду.

– Думаешь, он согласится? Доверяешь ему?

– Я не знаю Журавля, более преданного своему предназначению, чем он. Лель ни за что не предаст Гвардию. Я готова за него поручиться.

– Хорошо. – Атли записал имя на листе пергамента. – С Соколами решим, когда они вернутся в гарнизон. Насколько я помню, у Миры было несколько близких учеников?

– Все погибли, – ответил Кирши и выразительно посмотрел на Аньяну. – Осталась одна, но она, кажется, отошла от дел?

– Мама не вернётся. Я говорила с ней об этом, и она наотрез отказалась. Нужно заботиться о сестре, да и сложно будет вести дела независимо, когда твой муж царский воевода. Споров со мной ему и так хватает.

– Значит, будем решать на месте, – сказал Атли. – Возможно, они сами захотят кого-то выдвинуть. Кирши, от тебя мне на церемонии требуется охрана Аньяны.

– Думаешь, кто-то может… – Аньяна прижала руку к губам.

– Сомневаюсь, но лишняя осторожность не помешает. Совет будет в бешенстве, когда узнает. И Драган особенно. Так что на всякий случай ночуй пока в гарнизоне, не ходи домой.

Аньяна закивала и стала белее снега за окном. Бойцом она никогда не была, неудивительно, что перепугалась. Атли ободряюще улыбнулся ей. Что ж, ей многому предстоит научиться, и если Аньяна хотя бы вполовину так же хороша, как была Белава, у неё всё получится.

– Ты хотел взять какое-то задание? – обратился он к Кирши.

Тот запустил руку в карман кафтана и протянул сложенный в несколько раз пергамент.

– Хочу его.

Атли развернул пергамент. Поиск и арест Финиста Вереса, Сокола-изменника, убийцы и вора.

Атли поднял взгляд на Кирши, тот выглядел отстранённым. Синие глаза были холодны и непроницаемы.

– С чего вдруг? Ты обычно брезгуешь охотой на людей.

В глазах Кирши что-то промелькнуло. Атли догадался, что задел его. Как догадывался и о том, почему Кирши предпочитал заказы исключительно на нечисть. Люди охотились за ним, словно за зверем, когда он был ребёнком, травили собаками. Возможно, Кирши не хотел опускаться до их уровня, а возможно, не хотел, чтобы кто-то из людей чувствовал себя так же, как и он когда-то. Так или иначе, Атли понял, что теперь что-то переменилось. Что так заинтересовало Кирши в этом Соколе? Возможно ли, что они были знакомы? Их что-то связывает?

– Так ты даёшь мне это задание или нет? – Кирши предпочёл не отвечать.

Не хочет говорить? Вот как. Но и лгать в лицо не хочет. Боится, что Атли прикажет сказать правду? Атли мог. Всего одно слово, и Кирши выложит всё как на духу. Он с ума сходил от мысли, что у Кирши от него появился ещё один секрет. Но он не хотел приказывать. Он был выше этого. Отчаянно хотел доказать Кирши, что он на его стороне.

– Можешь ехать сразу после церемонии, – ответил Атли. На мгновение ему показалось, что в глазах Кирши промелькнула тень благодарности, и на душе у Атли стало тепло.

6. По следам печалей

Дина сняла на выходные комнату в небольшом домике неподалёку от озера. Деревянный сруб, который на мгновение напомнил Василисе о доме. Две деревянные кровати, стол, шкаф – комната походила на их первое с Кирши задание в Старой Марге, обернувшееся сражением с целой стаей волколаков. Сердце сжалось от тоски и бессильного стремления вернуться. Лучше уж ещё одна стая волколаков, чем здесь, чем так, совершенно одной.

– Ты не одна. – Дина села на кровать напротив Василисы и заглянула в глаза. – Я хочу, чтобы ты это понимала. Я всегда буду с тобой, пройду с тобой через всё. Ты это понимаешь?

– Ты не понимаешь. И я не уверена, что смогу тебе объяснить. Или что ты сможешь это принять.

– Ты считаешь себя чародейкой Василисой. Это я уже поняла. – Дина говорила вкрадчиво и осторожно.

– «Считаю», – повторила Василиса, прокатывая слово по языку и размышляя, сколько времени должно пройти, прежде чем Василиса действительно в это поверит. Сможет ли она отказаться от прошлой себя? Настоящей себя. Надеть маску Светланы и продолжить размеренную жизнь с Диной или без Дины в этом новом мире. Что тут делают люди?

Чужая память подкинула аудиторию университета, офис в стеклянном здании, экран компьютера со строчками текста. Картинки казались бессмысленными и странными, но были частью её прошлой – или будущей? – жизни. Сможет ли она с ней смириться? Сможет ли стать частью этого мира и навсегда забыть о Вольском Царстве, Гвардии, Кирши, Атли, сражениях. Навсегда оставить свой дом?

– Я не могу, – пробормотала Василиса. – Я не могу. Не смогу. С тобой или без тебя, я не могу здесь остаться. Не могу. Не могу.

Она встала с кровати и схватила куртку с крючка, ноги впрыгнули в кроссовки.

– Света… – Дина постаралась её удержать. – Давай поговорим.

Василиса дрожащей рукой отвела её руку и покачала головой.

– Мне надо пройтись. Подумать. Здесь так тесно и душно, мне нужно проветрить голову. Пожалуйста. – Она умоляюще посмотрела на Дину.

Та, помешкав, отступила на шаг и обхватила себя за плечи.

– Пожалуйста, не задерживайся и не ходи далеко. Уже темно.

Василиса рассеянно кивнула и вышла из комнаты.

Снег хрустел под ногами, Василиса почти ничего не видела в темноте, но упорно шла вперёд. Мимо плыли голые берёзы. Даже если ей придётся залезть в это чёртово озеро, даже если придётся утопиться…

Озеро лежало на снегу чёрной бездной. Оно поглотило весь жалкий свет безлунной ночи и манило Василису неизведанными глубинами. Людей в этот час уже не было, как и рыбаков. Василиса стояла на берегу совершенно одна и смотрела, как вода подбирается к носкам кроссовок и отступает, будто не решаясь к ней прикоснуться. Василиса тоже боялась коснуться воды. Ей безумно хотелось верить, что это прикосновение принесёт ответы, перенесёт её домой или позволит ощутить отголоски магии, но ещё больше она боялась, что ничего не произойдёт, что вода – это просто вода.

Собравшись с духом, Василиса присела на корточки и протянула руку к водной глади. Замешкалась на мгновение, а потом пальцы обожгло холодом. Она выдохнула, закрыла глаза и приложила ладонь к глазам. Вода. Это просто вода. Василиса всхлипнула.

– Ну, – протянул скрипучий голос. – И чего ты тут устраиваешь, чужачка?

Василиса вскочила и обернулась. Она видела эту женщину утром. Рыбачка. Высокая блондинка с острыми чертами лица: прямой нос, широкая нижняя челюсть, высокие скулы. Короткие волосы небрежно взлохмачены, а брови такие белые, что практически исчезли с лица, уголки тонких красных губ опущены, маленькие серые глаза, щедро накрашенные сурьмой, смотрят с любопытством, но при этом снисходительно, сверху вниз. Сколько ей было лет, Василиса угадать не могла – что-то между тридцатью и пятьюдесятью.

– Простите?

Рыбачка поправила длинный чёрный плащ, и красный шарф соскользнул с плеча, открыв жилистую шею, на которой темнела татуировка руны «мир».

– Морена говорила, что ты объявишься.

У Василисы чуть не подкосились ноги от услышанного. Неужели!

– Морена? – прошептала она, боясь, что ослышалась.

– Даже в этом мире остались те, кто помнит истинных богов. – Женщина подняла руку, вода в озере за её спиной заволновалась.

– Но в этом мире нет магии… – Василиса ошеломлённо наблюдала за тем, как капли скачут по водной глади, будто озорные рыбки.

– Верно. – Рыбачка сжала руку в кулак, и вода тут же успокоилась. – Они забрали её и ушли, когда люди перестали верить.

– Они?

– Боги. Истинные боги.

– А ты…

– Ягиня, вечный страж Источника Светлояра. Меня оставила Макошь, на случай если боги захотят вернуться. Вот уже тысячу лет я храню покой этого озера.

Василиса обомлела.

Ягини – названые дочери Макоши, хранительницы её земель. Безымянные женщины, посвятившие себя служению богине, оберегающие секреты множеств миров и ведающие тайнами богов. Они старались не вмешиваться в жизнь людей, обитали в заповедных землях и общались лишь с теми, кого привела нить судьбы. По крайней мере, так о них писали в книгах, которые читала Василиса.

– Была ею когда-то.

– А Источники – что-то вроде дверей между мирами?

– Да, однако проходить сквозь них могут только боги. Но для тебя Морена попросила сделать исключение.

Ягиня развернулась и быстрым шагом направилась вдоль берега. Василиса заторопилась следом. Полы плаща Ягини подбрасывал ветер, а концы длинного шарфа то и дело пытались отхлестать Василису по лицу.

– Ягини держат двери закрытыми для людей. Ни один смертный не может по своему желанию их отворить, – продолжала Ягиня, не оглядываясь. Ветер уносил её слова к воде, и Василисе приходилось изо всех сил вслушиваться, чтобы ничего не упустить. – Если люди вздумают путешествовать между мирами, это нарушит и без того хрупкое равновесие и может привести к катастрофическим последствиям. И поэтому тебя, чужачка, надо как можно скорее вернуть на место.

Ягиня поднялась на причал. Тяжёлые ботинки на толстой подошве загромыхали по дереву.

– Я не знаю, сколько миров тебе предстоит пройти. И сколько их вообще существует, я не знаю. Как не знаю, доберёшься ли ты в итоге до своего мира. – Ягиня развернулась, и Василиса чуть не врезалась лицом ей в грудь. – Но за каждую переправу тебе придётся заплатить свою цену.

– Но у меня ничего нет. – Василиса похлопала себя по карманам и достала подаренный Мореной клубок. – Кроме этого. Это путеводный клубок, но в этом мире он бесполезен.

– Сам по себе – да, – кивнула Ягиня и взяла клубок в руки. – Но вместе с уплаченной ценой он сослужит верную службу. Чтобы пройти в другой мир, ты должна что-то потерять, но именно эта потеря станет твоим проводником и поведёт тебя вперёд. И когда цена будет полностью уплачена, ты достигнешь дома.

Василиса ничего не поняла. Она терпеть не могла загадочные фразы и двойные смыслы и поэтому раздражённо хмыкнула.

– Что всё это значит? Как потеря может меня куда-то отвести?

– Давай узнаем. – Ягиня загадочно улыбнулась, сверкнув глазами. – Моя цена – твои слёзы.

Слёзы? Василиса нахмурилась. Что это вообще за цена такая? Ягиня вздохнула, запрокинув голову и продемонстрировав Василисе белые, ровные зубы с удивительно ярко выраженными клыками. Серые глаза её глядели насмешливо. Наверное, для неё – тысячелетней – Василиса была не более чем неразумным ребёнком.

– Я заберу твои слёзы, и они отведут тебя туда, куда так рвётся твоя душа. Но для этого тебе придётся заново пережить прошлую боль, самые страшные твои воспоминания. Ты готова уплатить такую цену?

– Пережить? – удивлённо повторила Василиса. – Вроде как воспоминания?

– Воспоминания, – кивнула Ягиня. – Но будут они такими яркими, будто ты заново переживаешь прошлое. Все чувства, вся боль и страх будут реальны. Ты готова уплатить такую цену?

– Конечно! Грошовая цена за возвращение домой! – Василиса не могла скрыть радости; воспоминания, пусть и страшные, её не пугали. Пережила раз, переживёт снова.

И прежде чем Василиса успела среагировать, Ягиня двумя пальцами коснулась её лба, и Василису окутал золотой свет.

Солнечное летнее утро согревало просторную горницу. Мать сидела на лавке у окна и вышивала рубашки для деревенской ярмарки, а тринадцатилетняя Василиса у её ног дразнила рыжего кота клубком ниток.

– Можно я хотя бы в этом году пойду с тобой на ярмарку? – осторожно спросила она.

– Там опасно.

– Дуня рассказывала, что там музыка, танцы и угощения. Очень опасно!

– Дуне надо меньше болтать и больше тебя пороть, – усмехнулась мать.

– Дуня, в отличие от тебя, меня любит! – обиженно сказала Василиса.

Мать вздрогнула, чёрные, запавшие глаза кольнули Василису, длинные худые пальцы сжали ткань рубашки.

– Никто не любит тебя так, как я, – с расстановкой сказала она. – Я ради тебя…

– «…Пожертвовала всем», я помню. Но я уже большая, я могу сходить на ярмарку и постоять за себя, если что! – Василиса старалась звучать убедительно, но сердце зашлось от страха. Мать могла вспыхнуть в любой момент, но Василиса решила, что в этом году обязана попасть на ярмарку.

– Исключено, – твёрдо заявила мать. – Только я могу тебя защитить.

Василиса разозлилась, и клубок, повинуясь этой злости, в её руках вспыхнул. Кот зашипел и юркнул под лавку. Запахло палёной шерстью.

– Я сама могу себя защитить! – Василиса гордо продемонстрировала горящий клубок. Пламя, подчиняясь её воле, совсем не жгло ладони.

Пинок повалил её на землю. Клубок выскочил из рук и покатился по полу, догорая. Мать схватила резную прялку с лавки и хорошенько приложила Василису по спине. Василиса закричала, съёжилась и закрылась руками. А мать всё продолжала и продолжала колотить её прялкой, выплёвывая на каждый свой удар:

– Чтобы! Я больше! Такого! Не видела! Неблагодарная ты тварь!

Кости, кажется, трещали, хоть и выдерживали, но боль и без того была такой, что у Василисы потемнело в глазах, а крик очень быстро превратился в сдавленные стоны. Мать была жестокой, очень жестокой, но Василиса никак не могла усвоить эти уроки, снова и снова испытывала её терпение, пыталась что-то доказать и как-то изменить. Но ничего не менялось. И, наверное, никогда бы и не изменилось, но тогда, тринадцатилетняя, она ещё не могла этого понять, а потом раз за разом терпела боль и извинялась перед матерью за её же рукоприкладство.

Когда мать выдохлась, прялка полетела на пол и стукнулась о доски рядом с головой Василисы. Мать обессиленно рухнула на лавку.

– Проси прощения, – сказала она, стараясь отдышаться.

– Прости меня, мамочка, – всхлипнула Василиса.

– За что ты извиняешься? – Голос матери не стал мягче.

Василиса продолжала лежать на полу, плакать, закрывая руками голову, словно боялась, что избиение начнётся снова.

– За то, что ослушалась тебя.

– Конкретнее!

– За то, – Василиса глотала слёзы, – что призвала чары, хотя мне того нельзя делать.

– Ещё.

– Что я неблагодарная дочь.

– Ещё.

Василиса не знала, что ещё.

– Ещё! – повторила мать громче.

– Я… я не знаю, – Василиса испуганно сжалась.

– За то, что разозлила меня! И заставила быть с тобой жестокой! – рявкнула мать, поднимаясь на ноги. – Боги! Боги, лучше бы я тебя не рожала! Слышишь? Лучше бы ты умерла!

Мать, пнув прялку, вышла из горницы. А Василиса ещё долго лежала на полу, захлёбываясь слезами и не в состоянии пошевелиться от боли. В тот день она поняла, что больше не может оставаться в этом доме.

Одно воспоминание сменилось следующим, и вот уже Василиса стояла посреди горящей избы, в руках у неё – зыбкое тельце Тирга, а перед глазами – окровавленное тело Беремира. Дым наполнял лёгкие и скручивал их болью, жар грозил поглотить её всю, и только тонкий магический щит стоял между ней и смертью. Ужас, боль, страх, запах дыма и крови, вспоротое горло наставника. Василиса кашляя повалилась на землю, понимая, что вот-вот потеряет сознание и огонь сожрёт её, чтобы насытиться.

Но тогда огонь её не тронул. Отчего? Миколка сумел её спасти, но как? В углу избы, за печью мелькнула тень. Белые волосы поймали отсвет пламени, и тень исчезла.