Что такое свобода. Сборник КИФ-7

– Я правда собирался уйти, но закрыв дверь, ты будто зацепила мою подтяжку, и я не мог двигаться. Пришлось устроиться на площадке и ждать, когда ты выйдешь и резинка ослабнет.

– А потом?

– Все, как я и рассказывал. Мне правда приснилась мама, я взял связку ключей и без надежды на успех вставил в замок. Поругал тебя за беспечность.

Я прижалась к нему. Мой спаситель. И ведь правда спаситель.

– Ты разве не замечала, что розетка разболталась? Утюг оставила, искра пробежалась бы и все. Я ходил по квартире и не мог уйти.

– Ага, кран починил, вешалку прикрутил. Я заметила. Спасибо.

За разговорами мы дошли до дома, заказали на дом продукты и вместе готовили. Ну как вместе, я старалась не мешать, а он властвовал на моей кухне. И продолжал рассказывать: про школу, про первые вечеринки и как он с девчонками на кухне тусовался, нарезая салаты, пока пацаны заливались алкоголем, думая, что выглядят так взрослее. Про первую драку, нож в боку, переломы. И про решение уехать и стать частью другой жизни. Про то, как мама уговаривала остаться, про местечко в столовой при заводе. Но он все решил и уехал. Никому ничего не сказав. Даже матери записки не оставил, а позвонил спустя несколько дней и сообщил, что хочет свободы, что не готов гробить жизнь в захолустье.

– А мама ждала. Упоминала тебя каждый раз, когда приходила. Мы иногда чай с конфетами пили, и она просила, если буду ремонт делать, оставить… – Я подковырнула обоину в проеме двери и показала метки, как рос Коля.

Он провел рукавом по глазам. Лук? Или мужчины все-таки плачут?

Уже в сумерках мы сидели в комнате, тихо играл телевизор, горели свечи, я с бокалом белого сухого, он с грейпфрутовым свежевыжатым. Коля кормил меня нежнейшей рыбой, запеченной по-гречески.

Он медленно промокнул пальцем сок, потекший по моему подбородку. И я замерла. Но и в этот раз момент был испорчен. Колей.

– Тебе разве не хочется, чтобы так было всегда? – прошептал он.

– Коль… – я отодвинулась и обиженно уткнулась в бокал.

– Ириш, ну чего ты боишься?

– Мы знакомы второй день и то, если первый можно считать. Я почти ничего не знаю о тебе.

– Ну, смотри. – Коля снова принялся загибать пальцы. – Я готовлю как бог. И ты в этом убедилась. Я умею делать массаж.

Он помассировал мне плечи, я зажмурилась, а он задал дурацкий вопрос, вместо того, чтобы продолжить.

– Как тебе? Еще я немного пою. Не только в душе, – Коля подмигнул.

Я улыбнулась, значит, про гитару угадала? И представила его вечером на лавочке в компании подростков, его пальцы легко перебирали струны. Девчонки подпевали и спорили, кто сядет с ним рядом. Я вздохнула, снова сказка…

– Нет. Слишком все медовое получается, где же ложка дегтя? Раскрой, что в тебе не так?

– Резонно. Ну, смотри. Я рано встаю.

– Это не считается.

– Ладно, я ничего не понимаю в финансах, меня в магазинах постоянно обсчитывают, обвешивают. Знаешь, сколько раз от мамы влетало? Она одна тянула меня и дорожила каждой копеечкой.

– Это не недостатки, Коль.

– Ну если я такой, таким меня воспитали. – Он переместился на пол, встал на колени, взял мои руки в свои. – Я не пью – насмотрелся на то, что делает с людьми алкоголь. Я не курю – люблю чувствовать другие запахи.

– Тогда почему ты до сих пор холостой?

– Я ждал тебя.

Ну почему это звучит так банально? И так хочется верить…

– Но ты не знаешь меня. Совсем. Может, я плохая хозяйка, а еще трудоголик и к семейному быту вообще не приспособлена.

– И пусть.

Я смотрела на его ямочки и уже не представляла, как жила в этой квартире одна. Да, заполняла ее персонажами книг и сюжетами из ромфанта. Разговаривала с кактусом, поливая его по выходным, меняла имена у мягких игрушек, здороваясь с ними по вечерам и желая нескучного дня утром.

А сейчас передо мной Коленька – живой, настоящий. И наконец-то он меня поцеловал. Я боялась пошевелиться, хотела убедиться, что это не сон, нас не отвлечет шмель или мяч, или еще какая мелочь. Но он все же рядом, у него мягкие губы, слегка шершавые, теплые, уносящие дальше, чем самые смелые мечты героинь, описанные автором всего лишь словами. Нет, словами не передать, какие нежные руки у моего рыцаря с поварским колпаком, слегка колючая щетина, а ведь еще в четверг вечером он был гладко выбрит. Как же давно у меня не было мужчины, я и забыла, какие мурашки его прикосновения могут вызывать.

Коленька неторопливый, осторожный, реагирующий на каждый мой вздох. Мне хотелось кричать, и я кричала, мне хотелось кусать, и я кусала, он откликался, подстраивался под мой ритм. Я хотела, чтобы наши тела не разъединялись. Он слышал, отдыхал мгновение, показывая мастерство массажа. Моя кожа реагировала, и я стонала, теряя момент, когда наш кольцевой поезд наслаждений выходил на новый виток.

Подряд третья бессонная ночь, но в этот раз я не хотела, чтобы она заканчивалась. Если он завтра попросит снова выйти за него: я скажу «да» и пусть будет, что будет. Ведь лучше жалеть о том, что сделала, чем сожалеть об упущенном.

Утром я потянулась, коснулась подушки, где спал он. Но та оказалась пустой и даже холодной. Я вспомнила, что Коленька говорил про ранний подъем и принюхалась: чем сегодня угостит мой повар на завтрак? Но пахло только рыбой, со вчерашнего вечера лежащей на столике, и кислятиной от вина.

– Коль? – крикнула я, а в ответ – тишина.

Его не было. Ни на кухне, ни в ванной. Его не было совсем. Даже рюкзака.

Я чистила зубы и ревела. Вот знала же, что чудес не бывает. Увлеклась с сухим белым и от одиночества придумала жениха. И не абы какого: оживила персонажа из книг. Надо к психологу сходить. Нет! Сразу к психиатру!

В дверь позвонили, я побежала, опережая рвущееся за порог сердце. Но там меня ждал не Коленька с пакетом продуктов, цветами или после пробежки, весь потный и извиняющийся, что забыл взять ключи. Нет, на меня смотрел уставший мужчина в полицейской форме.

– Вам знаком Николай Александрович Зубрищев? – сказал он лениво.

Хорошо не зевнул. А я отшатнулась, прикрываясь дверью, ведь распахнула-то ее, не подумав, в чем выскочила из ванны, а полотенце, как назло, попыталось сбежать, захватив с собой самообладание.

– К-кто? – выдавила я, не понимая, что за Зубрищев и почему о нем спрашивают у меня.

Полицейский вздохнул. Словно каждое воскресное утро приходил к девушкам и сразу определял, как они провели вечер. По внешнему виду? По запаху? Я почувствовала, что краснею. Но попыталась собраться и понять, что же этот человек от меня хотел, а тот медленно повторил вопрос:

– Николай Александрович Зубрищев – вы знаете этого человека?

Я зажмурилась и помотала головой, в кино после таких вопросов следовала неприятная весть, а я не хочу. Не хочу, чтобы сказка превратилась в драму, пусть это останется вымыслом, ну, пожалуйста. Пожалуйста. Вопрос вылетел сам собой:

– Что случилось?

– Он в аварию попал, нужна… эмм… помощь… Мы не смогли связаться с его матерью, выяснили только, что она не в России, нашли вот адрес, где Зубрищев проживал ранее. Так вы знакомы с ним.

Я кивнула, а в голове поднялись хлопушки, как в снежном шаре.

– Хорошо. Тогда пройдемте, нужно, в общем, его опознать.

– Что значит опознать? – я с трудом выдавила эти слова.

Полицейский пожал плечами. Он что-то объяснял, но я не слышала. Туман ворвался в квартиру и закружил меня: подсказывал, как одеться, обуться, взять сумку, проверить паспорт, положить телефон. Я действовала как марионетка. Да потому что все это сон. А если это сон, значит, я скоро проснусь, очень надеюсь, что не одна, а пока, так и быть, сяду в машину с мигалкой.

Сон, увы, не прекращался, погрузил в атмосферу больницы, окутал запахами лекарств, страхами, горем потерь, напомнил, как мы выхаживали бабушку, потом деда, но…

Полицейский открыл передо мной дверь, и я застыла. На кровати лежал мужчина. Весь в бинтах. Аппараты попискивали, словно жаловались на его состояние. Я топталась у входа, но полицейский взял меня за локоть и подвел ближе к больному, так чтобы я рассмотрела лицо.

Как? Как такое возможно? Эти ямочки… Или мне показалось, что, увидев меня, он улыбнулся? Такие, ставшие родными, темные волосы и щетина… Приборы, бинты, трубочки обнимали того, кого обнимать хотела я. Что за… Я посмотрела на полицейского, тот равнодушно ждал в стороне, но мне так захотелось ударить его. С трудом сдержалась: еще загребут за нападение на представителя власти… Выдохнула и насколько это возможно спокойно сказала:

Примечания