Сокровище волхвов. Роман-фэнтези
Едва властители заняли свои места на троне, придворные, торопясь, толкая друг друга, ринулись выражать свою неподдельную радость лично королеве. Поднялся такой шум и гвалт, что королева поморщилась, и король, чутко уловив ее настроение, поднял руку, призывая к тишине.
– Господа, – произнес он громко, – все мы несказанно рады выздоровлению нашей августейшей государыни. Но прошу вас не шуметь. Ее Величество еще слаба после болезни и быстро утомляется.
Спустя несколько минут толпа притихла. И король продолжил, обратившись в сторону чужестранцев:
– Дамы и господа, я прошу всех присоединиться к выражению нашей искренней благодарности господам Творимиру и Братонегу из Страны Озер, благодаря непревзойденному мастерству врачевания которых наша королева сейчас с нами!
Все взоры обратились к чужестранцам в белых одеждах, а усыпанные драгоценными перстнями и кольцами руки устроили настоящую овацию. Волхвы скромно склонили свои светлокудрые головы.
– Да здравствуют волхвы!
– Слава лесным волшебникам! – неслось со всех сторон сквозь гром аплодисментов.
Но тут королева подняла изящную руку, и сразу воцарилась тишина.
– Я хочу лично отблагодарить своих спасителей, – сказала она тихим, еще слабым голосом и кивнула кому-то из слуг.
Тут же двое дюжих гвардейцев в синих с золотом мундирах внесли на вытянутых руках увесистые ларцы, из-под открытых крышек которых сверкали драгоценные камни, струились длинными нитями жемчуга, тускло мерцало в свете свечей золото и серебро. Гвардейцы остановились в шаге от чужестранцев и синхронно развернулись к ним лицом.
– Прошу принять в знак моей благодарности эти скромные дары! – произнесла королева, благосклонно кивнув волхвам.
Но, к удивлению присутствующих, волхвы не спешили принять подарки, а стали о чем-то перешептываться друг с другом. Король с королевой ничего не понимали и тоже обменивались взглядами. Наконец один из чужестранцев, кажется Творимир, с поклоном обратился к правителям:
– Ваши Величества, мы с братом искренне благодарны вам за столь щедрые дары, но покорно просим вас вместо золота и драгоценных камней в награду о маленькой услуге.
– Услуге? – удивился король, и брови его поднялись на лоб. – Какой именно услуге?
Оба брата-волхва подошли ближе к трону и тихо что-то стали говорить королю и королеве. А придворные, чьих ушей не достигали их слова, с изумлением наблюдали, как выражение удивления на лицах государей сменилось растерянностью и даже разочарованием.
– Ну что ж, господа врачеватели, ваша воля, если именно этого вы хотите в качестве вознаграждения… – произнесла королева и поманила слугу.
Слуга, склонившись в три погибели, выслушал указание и быстро удалился выполнять волю монархов. А заинтригованные и удивленные придворные остались ждать, когда все прояснится само собой.
Мэй отказывалась от еды уже три дня. И это стало тревожить господина Беренгара. Вот ведь упертая девчонка! Не хватало, что бы она сама заболела и слегла. Но идти на уступки он не собирался.
Старый лекарь ходил из угла в угол по своему роскошному кабинету, заложив руки за спину и обдумывая сложившееся положение, когда из прихожей донесся звонок колокольчика, а спустя минуту раздался голос служанки:
– Господин Беренгар, господин Беренгар, вас во дворец вызывают!
Лекарь бросился бежать вниз по лестнице с громко бьющимся сердцем. Его вызывают во дворец? Неужели король? О нем не забыли? В нем нуждаются?..
У входной двери стоял высоченный гвардеец в синем мундире с каменным лицом.
– Господин Беренгар, вам велено тотчас явиться к Его Величеству в сопровождении своей помощницы.
– Что?.. Да. Да, да. Уже бегу. Мэй! Мэй, быстро собирайся, нас вызывают к самому королю!
Спеша по улице следом за королевским гвардейцем, господин Беренгар недовольно посматривал на молчаливую бледную помощницу. Ни тебе радости на лице, ни благодарности… Ну что за упрямая девица! Всыпать бы ей как следует, чтобы знала свое место и умела быть благодарной!
К удивлению лекаря, сопровождающий провел их не в королевские покои, а прямо в тронный зал! Оказавшись в толпе разодетых придворных, Беренгар почувствовал себя неловко в скромном каждодневном платье. А сверкание свечей и роскошное убранство парадного зала произвели на него угнетающее впечатление. Он почувствовал себя маленькой, ничего не значащей букашкой.
Суровый гвардеец бесцеремонно подтолкнул их к ногам повелителей, и лекарь со своей помощницей преклонили колени в почтительном поклоне.
– Это именно та особа, о которой вы говорили? – задала вопрос королева, с интересом рассматривая Мэй. Но не Беренгару, а двум чужестранцам в белых одеждах, что стояли прямо возле трона.
– Да, государыня, это она, – кивнул один из светловолосых волхвов. – Она наша соотечественница, и мы просим вашего высочайшего соизволения забрать ее с собой в Страну Озер.
– Вместо золота и драгоценных камней вы хотите получить в награду эту девушку, почти девочку?
– Именно так, Ваше Величество! – ответил второй из двух братьев.
– Но зачем она вам?
– Здесь у нее никого нет, она совершенно одинокая сирота. А там, на родине, ждет ее семья. И мы рады будем доставить ее домой.
– Ну что ж… Забирайте ее с собой, господа врачеватели. – Король щедрым жестом указал волхвам на замершую от неожиданности девушку. Та боялась не то что голос подать, боялась поднять глаза на августейших супругов. И никак не могла поверить в свое счастье.
А несчастный Беренгар, бледный, растерянный, переводил глаза с волхвов на королевскую чету и обратно. «Все кончено!» – пронеслось у него в голове. Возразить королю он не мог, не посмел бы, вырвать девчонку из крепких рук чужестранцев тоже вряд ли удастся. Да и тот самый гвардеец с каменным лицом стоял совсем близко. Так что оставалось только смириться со своей незавидной участью.
Из-за несправедливости происходящего к глазам старого лекаря подступили слезы. Вся его налаженная жизнь рушилась. Все, с таким трудом установленные, связи рвались, как нити паутины под порывом ветра. Еще месяц, пара месяцев – и широкий поток золота в его карман станет редеть, усыхать, пока не иссякнет совсем. И ему придется распрощаться с той жизнью, к которой он уже привык. Принес же черт этих волхвов в королевство!..
Растерянная и совершенно счастливая Мэй в окружении своих близких родственников вежливо и благодарно поклонилась королю и королеве и покинула тронный зал, даже не взглянув в сторону своего бывшего хозяина. «Этого не может быть!» – стучало в ее голове, пока они поднимались в покои, предоставленные королем заморским врачевателям, за вещами двух братьев. «Это же просто невозможно!» – радостно повторяла она про себя, пока карета, дребезжа и подпрыгивая по булыжникам мостовой, везла их в гавань, где покачивался на легких волнах ожидающий их корабль. «Неужели я свободна?!» – кричало ее сердце, когда корабль отчалил от пристани и она с палубы смотрела, как широкое белое полотнище паруса наполняется ветром.
Свежий ветер нес легкий корабль по темным волнам, устремившись туда, куда вела его серебристая лунная дорожка. Мэй стояла на палубе, вцепившись руками в борт корабля и не чувствуя ночной сырости и прохлады. В глубине ее души жарким огнем, согревающим ее, горела надежда на встречу с родной семьей.
– Ты простудишься, моя маленькая племянница, – прозвучал за спиной голос дяди Братонега, и добрая рука укрыла ее плечи легким и теплым плащом.
– Я не чувствую холода, дядя! – воскликнула Мэй. – Я так счастлива, что кажется, будь у меня крылья, сама бы полетела быстрей корабля домой.
– Ничего, дитя мое, всего пара недель в пути, и ты окажешься в любящих объятиях родных. Потерпи немного.
– Дядя, расскажи мне о моей семье. Кто моя бабушка? А как зовут моих братьев? А кроме отца, бабушки и братьев, кто еще есть в нашей семье?.. – тысяча вопросов теснилась в груди девушки.
– Отец твой Благодар, царь и правитель Страны Озер. Бабушка Добродея старшая предсказательница и глава всей нашей большой семьи. Братья Добровит и Доброслав наследники твоего отца, царевичи, но в общем обычные молодые парни, которые больше о девушках думают, чем об учебе и тем более об управлении государством. Есть у тебя еще две тети, Сбыслава и Милята, наши с Творимиром родные сестры. А уж от одного перечисления двоюродных и троюродных братьев и сестер язык устанет! И каждый во всем нашем обширном, многочисленном роду наделен Даром волхвов, Даром ясновидения и целительства. Приедешь, и со всем сама познакомишься. – Братонег с умилением смотрел на юную племянницу и улыбался ее любопытству и нетерпению. Как же она все-таки похожа на Усладу, свою мать. От мыслей о погибшей сестре в сердце рождалась печаль.
– Дядя, вот все удивятся, когда меня увидят! Ведь они же даже не предполагают, что я живу на свете, – воскликнула Мэй, посмотрев на дядю.
– Да все они уже давно знают, душа моя.
– Откуда? – девушка удивленно округлила зеленые глаза.
– Я же говорю, бабушка твоя главная предсказательница. Есть у нее волшебная книга, в которой расписано все будущее и все прошлое. Заглянула она в эту книгу и увидела там тебя. И сейчас, думаю, все готовятся к твоему приезду и радуются.
– Вот бы увидеть их поскорее! – мечтательно протянула Мэй, подставляя разгоряченное переживаниями лицо морскому ветру.
– Да запросто! Иди-ка ты, голубушка, в свою каюту и ложись спать. А во сне увидишь всю свою родню.
Девушка недоверчиво покосилась на волхва.
– Ты шутишь?
– Какие уж тут шутки? С нами, волхвами, шутить опасно. Мы не шутим, мы исполняем мечты. И тебе придется к этому привыкнуть.
Настойчиво подталкивая племянницу с палубы, чтобы поскорее уложить спать, Братонег продолжал рассказывать сказки и небылицы, с улыбкой наблюдая, как горят любопытством глаза девушки.
– У тебя, душа моя, еще целая жизнь впереди в родной стране среди родных и близких, – сказал он, открывая дверь каюты, в которой Мэй предстояло прожить еще две недели долгого плавания.
А корабль летел, торопясь, по волнам, разрезая узким носом водную гладь, подгоняемый к родным берегам теплым ветром, весело и упруго наполняющим белый, сверкающий в лунном свете парус. Он летел туда, где в Великое море впадает большая, полноводная Голубая река, по которой проляжет их путь в край озер и лесов, болот и лесных рек. В край, где ждут не дождутся маленькую Мэй родные люди.
Часть 2. Берни
Глава первая, в которой маленький Берни встречается с отцом
Теплый осенний день скатился рыжим солнечным диском со склона горы и задержался на подворье старого Эгиля. Ветра не было, и поздние желтокрылые бабочки собирали последний нектар на увядающих соцветиях медвянки. Листья на деревьях и трава уже утрачивали летнюю изумрудную зелень, сдаваясь во власть желтого и оранжевого.
Аста с умилением наблюдала за игрой четырехлетнего сына. Мальчик, смеясь во все горло, носился за щенком Ульви по двору, а тот, высунув от возбуждения язык и радостно виляя хвостом, уворачивался от маленьких, неловких рук Берни. Щенок явно понимал смысл игры и получал от нее не меньшее удовольствие, чем его маленький хозяин. На синеглазом личике малыша ярким румянцем горели круглые щечки, от беготни растрепались и торчали в разные стороны темно-русые вихры. Не зря, ох, не зря приклеилось к ее сыну прозвище Берни – медвежонок. Этот добродушный, немного неуклюжий увалень действительно напоминал медвежонка. «Вот вырастет, – с любовью и нежностью думала Аста, – и станет большим и сильным, как медведь – хозяин горных лесов».
Берни на бегу зацепился ногой за какую-то палку и с размаху полетел на землю, беспомощно всплеснув руками. Мать тут же бросилась к нему и подняла, бережно отряхнув одежду.
– Торбьёрн, мальчик мой, не ушибся? – Она поцеловала его и прижала к своей груди, утешая и забирая всю боль себе.
Большие синие глаза наполнились слезами, но ни одна слезинка не пролилась на румяные щеки. Потому что когда рядом была мама, ласковая, добрая, любимая, родная мама, боль быстро исчезала, пугаясь материнской любви. И спустя минуту малыш уже снова рвался поиграть, побегать со своим четвероногим другом, забыв про неудачное падение.
Так бы и сидела Аста, сложив руки на коленях, пригревшись на солнышке и наблюдая за игрой сына, но в ворота, тяжело припадая на больную ногу, ввалился старый Эгиль, отец Асты. Длинные седые волосы развевались вокруг испещренного сетью глубоких морщин лица, а светлые голубые глаза тревожно мерцали.
– Аста, Аста! – закричал он, задыхаясь от непривычного для старика быстрого шага. – Я видел на склоне горы черных всадников! Они скачут в нашу сторону.
Сердце в груди Асты громко бухнулось о ребра и затрепетало, как крылья испуганной птицы. Она вскочила, подбежала к сыну и подхватила его на руки. Мальчик вырывался и брыкался, как норовистый жеребенок, не желая прерывать игру. Ульви задрал голову и растерянно уставился на хозяина, который вдруг взмыл высоко в небо и оказался на руках большой хозяйки. Почему больше не играем? Разве уже пора обедать?..
Женщина бросилась к дверям большого бревенчатого дома, надеясь укрыться от беды за его прочными стенами. А в том, что скачущие черные всадники несли за собой беду, она не сомневалась. Она усадила сына на кровать и, сунув ему игрушки, бросилась к окну. В распахнутые настежь ворота уже въезжали раскрасневшиеся, возбужденные от быстрой скачки, всадники в черных одеждах. И впереди всех – Тормунд – Черный Князь.
Окинув холодными, и такими же синими, как у Берни, глазами двор, Тормунд спешился и, не глядя, бросил поводья в руки старика Эгиля, точно тот был слугой, а не хозяином богатой усадьбы. Впрочем, для князя Горной Страны все ее жители, богатые и бедные, знатные и никому не известные, были слугами. Эгиль покорно склонился перед господином.
– Где Аста? – бросил Тормунд, внимательно и немного презрительно осматривая хозяйственный двор с конюшней и коровником, крепкий, ухоженный дом, привязанных к изгороди рабочих лошадей, снующих под ногами откормленных кур и гусей, вялившуюся на солнышке на веревке рыбу. Он по достоинству оценил хозяйство Эгиля. Видать, тот оказался не только славным воином, каким он был во времена отца Тормунда, но и неплохо управлялся с большим хозяйством, оправившись после тяжелого ранения в ногу. – Где моя жена, старик?
Повторил свой вопрос князь, не дождавшись ответа. Эгиль молча кивнул в сторону дома, хотя сердце его тревожно сжималось от страха за дочь и внука. Из всех дверей и окон дома робко выглядывала челядь. Но что толку молчать, если вокруг дюжина вооруженных до зубов головорезов князя, готовых по первому же сигналу хозяина выхватить из ножен мечи и изрубить на куски всех и вся.
Откинув с плеча черный, шитый серебром плащ, Тормунд направился к дому. В сенях из-под ног его прыснули в испуге слуги и собаки. Князь молча усмехнулся: его боялись не только люди, но и животные! В теплом сумраке внутренних помещений он видел прячущихся по углам людей, но Асты среди них не было. Это начинало раздражать.
– Аста! – крикнул он вглубь комнат так, что на кухне зазвенела посуда. Ну сколько можно прятаться?
Войдя в самую дальнюю от входа спальню, Тормунд наконец увидел бледную от страха жену. Женщина жалась к стене, закрывая собой ребенка.
– Ну-ка, покажи мне его! – приказал князь, резким движением оттолкнув женщину в сторону. Она чуть не упала. – Как ты вырос, сынок, за этот год!
Огромный черный человек склонился над Берни, сверкая белыми зубами в улыбке, отчего-то напоминающей волчий оскал. Его руки в черных кожаных перчатках потянулись к мальчику и схватили его жестко, словно были железными. Берни стало очень страшно, так страшно, что захотелось плакать и спрятаться от этого чужого человека за маминой юбкой. Он потянулся ручонками к матери и жалобно всхлипнул. Черный человек оторвал его от пола и поднял в вытянутых руках, рассматривая как забавную игрушку.
– Похож, похож, поганец! В нашу породу пошел! А ну, пойдем, покажу тебя нашим воякам. Вот вырастешь, будешь сам ими командовать.
И, словно не замечая цепляющуюся за него испуганную женщину, пошел с хнычущим ребенком в руках к выходу. Солнце ударило в глаза Берни, как только вышли на крыльцо. И он зажмурился, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. Увидев своего господина с сынишкой на руках, дюжина головорезов радостно заорала, одобрительно кивая и воздевая к небу пудовые кулачищи с зажатыми в них страшными, вспыхивающими молниями в солнечном свете, мечами.
– Да здравствует Торбьёрн – наследник князя!
– Да здравствует князь! – прокатился многоголосый возглас по двору дома Эгиля.
От этого крика, от прикосновения железных пальцев черного человека, от того, что он висел в этих руках где-то между небом и землей, а мамы рядом не было, маленький Берни еще раз всхлипнул и заревел в голос. Отец удивленно уставился на него.
– Ты чего ревешь, герой? Разве ты не знаешь, что мужчины не плачут? – И улыбка-оскал стерлась с жесткого, словно выточенного из камня лица с синими, пронзительными глазами.
– Мама-а-а! – кричал мальчишка, пытаясь вывернуться из жестких, сильных рук в черных перчатках.
– Отпусти его, Тормунд! – крикнула Аста, хватаясь за сына, стараясь вырвать его из рук отца.
Тормунд недовольно нахмурился, но ребенка отпустил. Голоса его свиты стихли в ожидании развития событий.
– Эй, Эгиль, старый вояка, что ж ты не приглашаешь гостей к столу? – Князь повернулся к хозяину дома. – Мы устали с дороги, проголодались. Давай, давай, скликай прислугу, пока я не рассердился!
Эгиль и его слуги забегали, засуетились, готовя стол для гостей. Эгиль, припадая на больную ногу, отправился в погреб за брагой, прикидывая в уме, что останется от припасов после этого набега? Ну да ладно! Лишь бы эти головорезы не напились до скотского состояния.
Но, видимо, князь и не собирался задерживаться в гостеприимном доме Эгиля, потому что попойки не получилось. Воины князя расселись за столом и с жадностью накинулись на угощение, но кружки с брагой отставили в сторону. Тормунд усадил Асту рядом с собой и велел взять сына на руки. Мальчик с опаской поглядывал на страшного человека, который называл себя его отцом. Он видел, как тот белыми крепкими зубами отрывает куски мяса от окорока, а самому казалось, что это волк, страшный лесной охотник, разрывает мощными клыками плоть убитой жертвы. Отец смеялся, что-то рассказывал своим воинам, бросая косые взгляды синих пронзительных глаз на маму. А та сидела ни жива ни мертва и молча прижимала к себе сына.
– А ты чего не ешь? – спросил отец у Берни и протянул к нему руку с куском мяса, с которого стекал и капал на стол янтарный жир.
Мальчик испуганно отшатнулся и, обняв мать за шею, спрятал лицо в ее пышных светлых волосах.
– Ну-у-у, так не пойдет! – произнес Тормунд и бросил кусок мяса обратно на блюдо. – Заберу-ка я сына к себе, Аста. А то ты плохо его воспитываешь. Капризный, избалованный растет.
– Нет, нет, я его не отдам! – замотала головой мать, еще сильнее прижимая сына к груди, точно хотела растворить его в себе, чтобы уж точно никто не мог его отобрать.
– А разве кто-то ждет твоего согласия? – усмехнулся Тормунд. – Ты мне хоть и законная жена, но знаешь, что мне от тебя был нужен только сын, наследник. А сама ты мне ни к чему. Так что молчи, женщина, и делай то, что тебе велят. Собирай его вещи!
– Тормунд, не забирай его, он еще маленький, прошу тебя! – жалобно запричитала мать дрожащим от слез голосом.
– Мужчину надо воспитывать с пеленок! А ты из него растишь слабака и неженку. Властителем Горной Страны должен быть сильный и бесстрашный воин, а не маменькин сынок.
– Но ему еще нет даже пяти! – в отчаянии воскликнула мать.
– Ему уже почти пять, Аста! Надо было забрать его еще год назад, ну да ладно, наверстаем пробелы в воспитании.
– Прошу тебя, Тормунд, не забирай его! – она смотрела на него умоляющими, полными слез глазами.
Тормунд поморщился. Она всегда была слишком мягкой, слишком слабой, плаксивой, а он этого не любил. Разве может такая женщина воспитать настоящего воина? Нет. Пора брать воспитание сына в свои руки.
Он отодвинул стул и встал из-за стола. Вся княжеская свита, дожевывая на ходу угощение, вытирая рукавами мокрые усы, стряхивая с бород крошки пищи, повскакивала со своих мест следом за господином. Тормунд выхватил Берни из рук матери и прикрикнул на нее:
– Хватит выть! Быстро собирай его вещи!
Берни не понимал, куда его несет по двору на руках черный страшный человек? И почему следом, цепляясь за его плащ, плача и причитая, бежит мама? И от ее растрепавшихся на ветру волос, от отчаянных слез мальчику стало так страшно, что он закричал и стал вырываться, извиваясь всем телом и молотя ногами. Но руки в черных перчатках сжимали его как тиски так, что было трудно дышать.
– Фрейвар, возьми мальчишку! – крикнул князь одному из своих головорезов. Тот, уже сидя верхом на мощном мохноногом жеребце, согласно кивнул кудлатой головой.
Ульви, видя, как уносят его маленького хозяина, как рыдает и тянет за ним слабые руки большая хозяйка, понял, что происходит что-то ужасное и несправедливое, и бросился с громким лаем на чужака, от которого исходил острый запах опасности и беды. Тормунд, скосив глаза на маленького защитника дома, походя отпихнул его ногой. А тот подлетел в воздухе от пинка и с размаха ударился о стену конюшни со странным сухим звуком, будто что-то треснуло или лопнуло… Секунду спустя маленькое тело щенка медленно сползло по стене и распласталось безвольно на земле, напоминая снятую шкурку лесной зверушки. И только быстро стекленеющие глаза не мигая смотрели, как черный человек передает маленького хозяина в руки бородатого воина, усаживая его перед седлом, как падает на колени и бьется в истерике большая хозяйка, а черный чужак, не обращая на нее никакого внимания, вскакивает в седло.
– Будь ты проклят, Тормунд! У тебя нет сердца! – кричала вслед скрывающимся за воротами всадникам Аста.
– Мама! Мама! – еще долго несся отчаянный детский крик над тихой долиной, поднимая с насиженных мест встревоженные стаи птиц, будя долгое горное эхо.
Глава вторая, в которой появляется одноглазый Атли
Всю дорогу Берни сидел верхом на лошади того бородатого великана, что звался Фрейвар. Обессилев от слез и крика, на которые никто из всадников не обращал внимания, будто они были глухими, мальчик притих, привалившись к твердой, как железо, груди воина и вдыхая запах дубленой кожи и пота.
– Ничего, княжич, – прошептал ему на ухо Фрейвар, – пообвыкнешься, осмотришься на новом месте – и тебе понравится. Ты ж мужик! Пора привыкать к жизни настоящего мужчины и воина. А всякие мамки-няньки… Ну их!
Берни трясло и подкидывало при каждом шаге лошади, но усталость и сильные переживания сделали свое дело, мальчик незаметно уснул. Он бы свалился с лошади, если бы не руки Фрейвара, державшие поводья.
Проснулся он, когда подъезжали к княжескому замку. Закатное солнце огненными языками вылизывало небо. Дорога вела к подножию горы. Берни вырос в долине, окруженной со всех сторон горами, но таких гор он еще не видел. На фоне полыхающего огнем неба огромный черный пик тянулся в высь, а на почти отвесной стене слева проступали контуры замка Арнгрей, такого же черного, как и сама гора. Казалось, замок вырастает из мрачных глубин горы, как почка из ствола дерева. Мощная зубчатая стена огораживала высокие, островерхие башни, так же упрямо, как и материнская твердыня, стремящиеся ввысь.
Его новое жилище было совсем не похоже на родной, любимый дом деда, с его теплыми, пропитанными солнцем бревенчатыми стенами, с уютным запахом сухого дерева и только что испеченного хлеба. Всадники друг за другом въехали в кованные ворота, и те, что-то ворчливо проскрежетав железными цепями, наглухо закрылись за их спинами. Копыта лошадей звонко цокали по булыжникам. Дворы, дороги, дома, башни в замке – все было из блестящего черного камня. И над всем этим заунывно пел свою песню холодный северный ветер. Берни понял, что попал в царство мрака.
Всадники остановились в большом квадратном дворе, со всех сторон окруженном черными стенами, и спешились. С высокого крыльца большого мрачного дома высыпали слуги встречать хозяина. Берни подхватили на руки и стали передавать от одного слуги другому, пока он не оказался внутри дома.
– Позови Атли! – крикнул Тормунд, снимая перчатки и бросая их слугам. Он двигался стремительно и быстро, точно не было долгой, утомительной дороги, точно усталость не давила на плечи поверх черного, шитого серебром плаща.
Когда появился Атли, мальчик вздрогнул от ужаса. Старик был огромного роста, сед и одноглаз, как верховный бог, а вместо кисти правой руки у него торчала культя, обмотанная белой тряпицей.
– Атли, вот мой сын, – сказал Тормунд, вместо приветствия похлопав старика по плечу. – Поручаю тебе заботу о нем. Будешь ему вместо матери и деда, вместо нянек и мамок. Подготовь его к школе воинов.